Хозяин кафе, сродник Освальда, обслужил полицейских в мгновение ока – по месту и почет.
– Матиас через три часа сядет в поезд на вокзале Сен-Лазар, – сказал Адамберг. – В 14.34 будет в Эвре.
– Нам до его приезда надо получить разрешение на эксгумацию, – сказал Вейренк. – Но мы не можем его просить без санкции окружного комиссара. А Брезийон забирает у вас дело. Не любит он вас, да?
– Брезийон никого не любит, он любит орать. Вот с типами вроде Мортье у него чудесные отношения.
– Без его согласия разрешения нам не дадут. Так что Матиасу незачем приезжать.
– Мы хотя бы узнаем, открывали ли могилу.
– Но через несколько часов мы уже ничего не сможем сделать, разве что тайком. А тайком мы не можем, потому что за нами следит уголовный розыск Эвре. Стоит нам копнуть, они будут тут как тут.
– Верное замечание, Вейренк.
Лейтенант уронил в кофе кусочек сахара и широко улыбнулся, вздернув губу к правой щеке.
– Можно кое-что попробовать. Гадость одну сделать.
– А именно?
– Пригрозить Брезийону, что если он не снимет осаду, я расскажу о подвигах его сынка четырнадцатилетней давности. Я один знаю правду.
– Гадость какая.
– Да.
– И как вы себе это представляете?
– Мы же не будем приводить угрозу в исполнение. Я сохранил замечательные отношения с Ги, это его сын, и я совершенно не собираюсь вредить ему, вытащив один раз из дерьма. Он тогда еще был совсем мальчишкой.
– Можно попытаться, – сказал Адамберг, подперев щеку рукой. – Брезийон сломается сразу. Как у большинства крутых парней, у него весь пар уходит только в свист. Принцип грецкого ореха. Надави – и он треснет. Попробуй вот мед сломай.
– А что, интересная мысль, – вдруг сказал Вейренк.
Лейтенант заказал у стойки хлеб с медом и вернулся к столу.
– Есть еще один способ, – сказал он. – Я позвоню прямо Ги. Опишу ситуацию и попрошу его умолить отца не ставить нам палки в колеса.
– Надеешься, сработает?
– Думаю, да.
Уверен, что тогда отцу сынок внушит
Простую мысль, чтоб тот умерил аппетит.
– А сын – ваш должник, если я правильно понимаю.
– Если бы не я, он бы не закончил Высшую школу администрации.
– Но услугу-то он окажет мне, а не вам.
– Я скажу, что следствие веду я. Что мне предоставляется случай показать, на что я способен, и получить повышение. Ги мне поможет.
Как счастлив человек, когда он так толков,
Что может сбросить с плеч изрядный груз долгов.
– Я не то имел в виду. Вы оказываете услугу мне, а не себе.
Вейренк макнул намазанный медом хлеб в кофе, на удивление удачно с этим справившись. У лейтенанта были безупречной формы руки, как на картинах старых мастеров, и это придавало им легкий оттенок анахроничности.
– Мы с Ретанкур должны вас охранять, разве не так?
– Одно к другому не имеет отношения.
– В чем-то имеет. Если в этом деле замешан ангел смерти, мы не можем отдать его Мортье.
– Кроме следа от укола, у нас пока нет ни одного убедительного доказательства.
– Вы меня вчера выручили. С Верхним лугом.
– Память к вам вернулась?
– Нет, наоборот, туман сгустился. Но в любом случае, если декорации и поменяются, пятеро парней никуда из них не денутся. Не так ли?
– Да, парни те же.
Вейренк кивнул и доел хлеб с медом.
– Ну что, я звоню Ги? – спросил он.
– Звоните.
Через пять часов в центре участка, который Адамберг временно отметил колышками, натянув между ними веревку, одолженную хозяином бара, царил Матиас. Голый по пояс, он кружил вокруг могилы, словно медведь, вытащенный из спячки, чтобы помочь двум мальцам загнать жертву. С той только разницей, что белокурый гигант был на двадцать лет моложе обоих полицейских. Последние послушно ждали приговора специалиста по песням земли. Брезийон, не пикнув, снял осаду. Кладбище в Оппортюн, а также Диала, Пайка и Монруж, были отданы им в безраздельное владение. Одним звонком Вейренк молниеносно освободил от врага огромные территории. Адамберг тут же попросил Данглара послать им подкрепление, инструменты для рытья и сбора образцов, а также чистую одежду и туалетные принадлежности. В Конторе всегда стояли наготове сумки с неприкосновенным аварийным запасом на случай внезапного отъезда. Практичное начинание, не предполагавшее, правда, свободы выбора.
Данглар должен был бы радоваться поражению Брезийона, но не радовался. Рост авторитета Вейренка в глазах комиссара вызывал у майора вспышки яростной ревности. Он сам считал это непростительным вкусовым просчетом, самоуверенно полагая, что ум возвышает его над первобытными рефлексами. Но в данный момент счет оказался не в его пользу, и он был зол и раздражен. Привыкнув к положению приближенного, Данглар и мысли не допускал, что его роль и место могут измениться, ведь упорные арки в соборах возводятся на веки вечные. Появление Новичка сотрясало устои его мира. На взбаламученной траектории жизни Данглара было два неколебимых ориентира, два водопоя, две палочки-выручалочки: пятеро его детей и уважение Адамберга. Уже не говоря о том, что спокойствие комиссара, передаваясь ему капиллярным путем, влияло и на его собственное существование. Данглар не собирался терять свои привилегии и встревожился, углядев козыри в колоде Новичка. Своим мелодичным голосом и проницательным, тонким умом, которым светились его гармоничная рожа и кривая улыбка, он вполне мог завлечь Адамберга в свои сети. Кроме всего прочего, этот тип только что обезвредил Брезийона. Накануне умудренный опытом Данглар решил хранить в секрете новость, полученную двумя днями раньше. Сегодня же, едва оправившись от нанесенного ему удара, он извлек ее, словно стрелу из колчана.
– Данглар, – попросил Адамберг, – отправьте поскорее нам людей, мне не хотелось бы задерживать нашего первобытника. У него очаг горит.
– Историка первобытного общества, – поправил Данглар.
– Позвоните Ариане, но не раньше двенадцати. Она нужна будет тут, как только мы дойдем до гроба, часа через два с половиной.
– Я возьму Ламара и Эсталера. Через час сорок мы будем в Оппортюн.
– Оставайтесь в Конторе, капитан. Мы будем открывать очередную могилу, и в пятидесяти метрах от места действия вы вряд ли нам пригодитесь. Мне нужны только землекопы и переносчики ведер.
– Я поеду с ними, – сказал Данглар, не вдаваясь в подробности. – Вы просили меня навести справки о тех четырех парнях.
– Это не срочно, капитан.
– Майор.
Адамберг вздохнул. Данглар всегда любил тянуть кота за хвост, но иногда, во власти душевных мук, перебарщивал, и Адамберга это утомляло.
– Мне надо подготовить участок, – быстро проговорил он, – поставить колышки и протянуть веревки. Отложим парней на потом.
Адамберг отключился и крутанул телефон на столике.
– Зачем, спрашивается, – проговорил он, обращаясь больше к себе, чем к Вейренку, – я взвалил на себя двадцать семь человек, хотя мне было бы ничуть не хуже и даже в тысячу раз лучше, если бы я сидел в горах, один, верхом на валуне, и болтал ногами в воде.
– И копошение существ, и душ изгибы –
Всё в бесконечности сливается, дрожа,
Но может их судить лишь Вседержитель, ибо
Жизнь глубже плоти и просторней, чем душа.
– Знаю, Вейренк. Мне просто не хочется постоянно задыхаться от этой суеты. Двадцать семь душевных мук сталкиваются и сигналят друг другу, как корабли в перегруженном порту. Надо найти способ проскользнуть над пеной.
– Увы, мой господин,
Живущий в стороне смириться должен с тем,
Что обернется жизнь его небытием.
– Посмотрим, куда укажет антенна мобильника. – Адамберг снова крутанул его. – На людей или в пустоту, – сказал он, кивнув сначала на дверь, ведущую на улицу, потом на окно, за которым виднелся деревенский пейзаж.
– На людей, – сказал Вейренк, хотя телефон еще крутился.
– На людей, – подтвердил Адамберг, посмотрев на аппарат, замерший антенной к двери.
– В любом случае деревенский пейзаж пустым не назовешь – на лугу пасутся шесть коров, а рядом в поле – бык. Вот и путаница начинается, да?
Как и в Монруже, Матиас встал рядом с могилой, водя крупными ладонями по земле. Его пальцы то замирали, то снова следовали по шрамам, отпечатавшимся в почве. Через двадцать минут он обвел мастерком контуры ямы диаметром 1,6 метра в изголовье могилы. Став в круг, Адамберг, Вейренк и Данглар следили за его действиями, а Ламар и Эсталер тем временем укрепляли желтую пластиковую растяжку, ограничивая доступ к могиле.
– Все то же самое, – сказал Матиас Адамбергу, вставая. – Я пошел. Что делать дальше, ты знаешь.
– Только ты сможешь сказать, рыли ли здесь те же ребята. Мы рискуем повредить края ямы, вынимая землю.
– Не исключено, – признал Матиас, – особенно там, где глинистая почва. Земля прилипнет к бортикам.
К половине шестого, когда начало уже смеркаться, Матиас закончил вынимать землю. Он считал, что, судя по отпечаткам лопат, тут сменяли друг друга два человека, наверняка те же, что и в Монруже.
– Первый высоко заносит лопату и вонзает ее практически прямо, у второго замах слабее и надрез мельче.
– Был мельче, – сказала Ариана, двадцать минут назад присоединившаяся к полицейским.
– Судя по уплотненности насыпи и высоте травы, раскопки имели место приблизительно месяц назад, – продолжал Матиас.
– Незадолго до Монружа, скорее всего.
– Когда похоронили эту женщину?
– Четыре месяца прошло, – сказал Адамберг.
– Ну все, с меня хватит, – поморщился Матиас.
– А гроб как? – спросил Жюстен.
– Крышка разбита. Дальше я не заглядывал.
Любопытный контраст, подумал Адамберг, смотря, как высокий блондин возвращается к машине, чтобы ехать в Эвре, а Ариана, натягивая комбинезон, заступает на вахту, не выказывая ни малейших признаков страха. Лестницу забыли, и Ламар с Эсталером спустили патологиню на руках. Деревянная обшивка фоба треснула в нескольких местах, и полицейские отступили под накатившей на них волной зловония.
– Я же велел вам надеть респираторы, – сказал Адамберг.
– Зажги прожектора, Жан-Батист, – распорядилась Ариана, – и спусти мне сюда фонарь. На первый взгляд тут все на месте, как и в случае с Элизабет Шатель. Такое впечатление, что гробы открывали из простого любопытства.
– Может быть, это поклонник Мопассана, – прошептал Данглар: прижав к лицу респиратор, он изо всех сил старался не отходить слишком далеко.
– То есть, капитан? – спросил Адамберг.
– Мопассан описал человека, который неотвязно думает об умершей возлюбленной и сходит с ума оттого, что никогда уже не увидит милые сердцу черты. Решив посмотреть на них в последний раз, он, разрыв ее могилу, добирается до любимого лица. Но она уже не похожа на ту, что так восхищала его. И все же он сжимает в объятиях гниющий труп, и с тех пор его преследует не аромат воспоминаний, а запах ее смерти.
– Здорово, – сказал Адамберг. – Чудная история.
– Это Мопассан.
– И тем не менее. А выдуманные истории пишутся для того, чтобы помешать им произойти наяву.
– Как знать.
– Жан-Батист, – позвала его Ариана, – ты не знаешь, отчего она умерла?
– Пока нет.
– А я знаю: ей размозжили основание черепа. То ли ее зверски ударили, то ли на нее упало что-то тяжелое.
Адамберг, задумавшись, отошел в сторону. Элизабет, потом эта девушка – несчастный случай или убийство? У комиссара путались мысли. Убивать женщин, чтобы спустя три месяца залезть к ним в гроб, – все это не лезло ни в какие ворота. Сидя в мокрой траве, он ждал, когда Ариана закончит осмотр.
– Ничего больше нет, – сказала она, высунувшись из ямы. – Ее не тронули. Мне кажется, их интересовала верхняя часть головы. Возможно, гробокопатели хотели забрать прядь волос. Или глаз, – добавила она спокойно. – Но сейчас у нее уже…
– Понятно, – прервал ее Адамберг. – У нее уже нет глаз.
Данглар, еле сдерживая рвоту, бросился в сторону церкви. Укрывшись между двумя контрфорсами, он заставил себя углубиться в изучение характерной кладки черно-рыжими шашечками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
– Матиас через три часа сядет в поезд на вокзале Сен-Лазар, – сказал Адамберг. – В 14.34 будет в Эвре.
– Нам до его приезда надо получить разрешение на эксгумацию, – сказал Вейренк. – Но мы не можем его просить без санкции окружного комиссара. А Брезийон забирает у вас дело. Не любит он вас, да?
– Брезийон никого не любит, он любит орать. Вот с типами вроде Мортье у него чудесные отношения.
– Без его согласия разрешения нам не дадут. Так что Матиасу незачем приезжать.
– Мы хотя бы узнаем, открывали ли могилу.
– Но через несколько часов мы уже ничего не сможем сделать, разве что тайком. А тайком мы не можем, потому что за нами следит уголовный розыск Эвре. Стоит нам копнуть, они будут тут как тут.
– Верное замечание, Вейренк.
Лейтенант уронил в кофе кусочек сахара и широко улыбнулся, вздернув губу к правой щеке.
– Можно кое-что попробовать. Гадость одну сделать.
– А именно?
– Пригрозить Брезийону, что если он не снимет осаду, я расскажу о подвигах его сынка четырнадцатилетней давности. Я один знаю правду.
– Гадость какая.
– Да.
– И как вы себе это представляете?
– Мы же не будем приводить угрозу в исполнение. Я сохранил замечательные отношения с Ги, это его сын, и я совершенно не собираюсь вредить ему, вытащив один раз из дерьма. Он тогда еще был совсем мальчишкой.
– Можно попытаться, – сказал Адамберг, подперев щеку рукой. – Брезийон сломается сразу. Как у большинства крутых парней, у него весь пар уходит только в свист. Принцип грецкого ореха. Надави – и он треснет. Попробуй вот мед сломай.
– А что, интересная мысль, – вдруг сказал Вейренк.
Лейтенант заказал у стойки хлеб с медом и вернулся к столу.
– Есть еще один способ, – сказал он. – Я позвоню прямо Ги. Опишу ситуацию и попрошу его умолить отца не ставить нам палки в колеса.
– Надеешься, сработает?
– Думаю, да.
Уверен, что тогда отцу сынок внушит
Простую мысль, чтоб тот умерил аппетит.
– А сын – ваш должник, если я правильно понимаю.
– Если бы не я, он бы не закончил Высшую школу администрации.
– Но услугу-то он окажет мне, а не вам.
– Я скажу, что следствие веду я. Что мне предоставляется случай показать, на что я способен, и получить повышение. Ги мне поможет.
Как счастлив человек, когда он так толков,
Что может сбросить с плеч изрядный груз долгов.
– Я не то имел в виду. Вы оказываете услугу мне, а не себе.
Вейренк макнул намазанный медом хлеб в кофе, на удивление удачно с этим справившись. У лейтенанта были безупречной формы руки, как на картинах старых мастеров, и это придавало им легкий оттенок анахроничности.
– Мы с Ретанкур должны вас охранять, разве не так?
– Одно к другому не имеет отношения.
– В чем-то имеет. Если в этом деле замешан ангел смерти, мы не можем отдать его Мортье.
– Кроме следа от укола, у нас пока нет ни одного убедительного доказательства.
– Вы меня вчера выручили. С Верхним лугом.
– Память к вам вернулась?
– Нет, наоборот, туман сгустился. Но в любом случае, если декорации и поменяются, пятеро парней никуда из них не денутся. Не так ли?
– Да, парни те же.
Вейренк кивнул и доел хлеб с медом.
– Ну что, я звоню Ги? – спросил он.
– Звоните.
Через пять часов в центре участка, который Адамберг временно отметил колышками, натянув между ними веревку, одолженную хозяином бара, царил Матиас. Голый по пояс, он кружил вокруг могилы, словно медведь, вытащенный из спячки, чтобы помочь двум мальцам загнать жертву. С той только разницей, что белокурый гигант был на двадцать лет моложе обоих полицейских. Последние послушно ждали приговора специалиста по песням земли. Брезийон, не пикнув, снял осаду. Кладбище в Оппортюн, а также Диала, Пайка и Монруж, были отданы им в безраздельное владение. Одним звонком Вейренк молниеносно освободил от врага огромные территории. Адамберг тут же попросил Данглара послать им подкрепление, инструменты для рытья и сбора образцов, а также чистую одежду и туалетные принадлежности. В Конторе всегда стояли наготове сумки с неприкосновенным аварийным запасом на случай внезапного отъезда. Практичное начинание, не предполагавшее, правда, свободы выбора.
Данглар должен был бы радоваться поражению Брезийона, но не радовался. Рост авторитета Вейренка в глазах комиссара вызывал у майора вспышки яростной ревности. Он сам считал это непростительным вкусовым просчетом, самоуверенно полагая, что ум возвышает его над первобытными рефлексами. Но в данный момент счет оказался не в его пользу, и он был зол и раздражен. Привыкнув к положению приближенного, Данглар и мысли не допускал, что его роль и место могут измениться, ведь упорные арки в соборах возводятся на веки вечные. Появление Новичка сотрясало устои его мира. На взбаламученной траектории жизни Данглара было два неколебимых ориентира, два водопоя, две палочки-выручалочки: пятеро его детей и уважение Адамберга. Уже не говоря о том, что спокойствие комиссара, передаваясь ему капиллярным путем, влияло и на его собственное существование. Данглар не собирался терять свои привилегии и встревожился, углядев козыри в колоде Новичка. Своим мелодичным голосом и проницательным, тонким умом, которым светились его гармоничная рожа и кривая улыбка, он вполне мог завлечь Адамберга в свои сети. Кроме всего прочего, этот тип только что обезвредил Брезийона. Накануне умудренный опытом Данглар решил хранить в секрете новость, полученную двумя днями раньше. Сегодня же, едва оправившись от нанесенного ему удара, он извлек ее, словно стрелу из колчана.
– Данглар, – попросил Адамберг, – отправьте поскорее нам людей, мне не хотелось бы задерживать нашего первобытника. У него очаг горит.
– Историка первобытного общества, – поправил Данглар.
– Позвоните Ариане, но не раньше двенадцати. Она нужна будет тут, как только мы дойдем до гроба, часа через два с половиной.
– Я возьму Ламара и Эсталера. Через час сорок мы будем в Оппортюн.
– Оставайтесь в Конторе, капитан. Мы будем открывать очередную могилу, и в пятидесяти метрах от места действия вы вряд ли нам пригодитесь. Мне нужны только землекопы и переносчики ведер.
– Я поеду с ними, – сказал Данглар, не вдаваясь в подробности. – Вы просили меня навести справки о тех четырех парнях.
– Это не срочно, капитан.
– Майор.
Адамберг вздохнул. Данглар всегда любил тянуть кота за хвост, но иногда, во власти душевных мук, перебарщивал, и Адамберга это утомляло.
– Мне надо подготовить участок, – быстро проговорил он, – поставить колышки и протянуть веревки. Отложим парней на потом.
Адамберг отключился и крутанул телефон на столике.
– Зачем, спрашивается, – проговорил он, обращаясь больше к себе, чем к Вейренку, – я взвалил на себя двадцать семь человек, хотя мне было бы ничуть не хуже и даже в тысячу раз лучше, если бы я сидел в горах, один, верхом на валуне, и болтал ногами в воде.
– И копошение существ, и душ изгибы –
Всё в бесконечности сливается, дрожа,
Но может их судить лишь Вседержитель, ибо
Жизнь глубже плоти и просторней, чем душа.
– Знаю, Вейренк. Мне просто не хочется постоянно задыхаться от этой суеты. Двадцать семь душевных мук сталкиваются и сигналят друг другу, как корабли в перегруженном порту. Надо найти способ проскользнуть над пеной.
– Увы, мой господин,
Живущий в стороне смириться должен с тем,
Что обернется жизнь его небытием.
– Посмотрим, куда укажет антенна мобильника. – Адамберг снова крутанул его. – На людей или в пустоту, – сказал он, кивнув сначала на дверь, ведущую на улицу, потом на окно, за которым виднелся деревенский пейзаж.
– На людей, – сказал Вейренк, хотя телефон еще крутился.
– На людей, – подтвердил Адамберг, посмотрев на аппарат, замерший антенной к двери.
– В любом случае деревенский пейзаж пустым не назовешь – на лугу пасутся шесть коров, а рядом в поле – бык. Вот и путаница начинается, да?
Как и в Монруже, Матиас встал рядом с могилой, водя крупными ладонями по земле. Его пальцы то замирали, то снова следовали по шрамам, отпечатавшимся в почве. Через двадцать минут он обвел мастерком контуры ямы диаметром 1,6 метра в изголовье могилы. Став в круг, Адамберг, Вейренк и Данглар следили за его действиями, а Ламар и Эсталер тем временем укрепляли желтую пластиковую растяжку, ограничивая доступ к могиле.
– Все то же самое, – сказал Матиас Адамбергу, вставая. – Я пошел. Что делать дальше, ты знаешь.
– Только ты сможешь сказать, рыли ли здесь те же ребята. Мы рискуем повредить края ямы, вынимая землю.
– Не исключено, – признал Матиас, – особенно там, где глинистая почва. Земля прилипнет к бортикам.
К половине шестого, когда начало уже смеркаться, Матиас закончил вынимать землю. Он считал, что, судя по отпечаткам лопат, тут сменяли друг друга два человека, наверняка те же, что и в Монруже.
– Первый высоко заносит лопату и вонзает ее практически прямо, у второго замах слабее и надрез мельче.
– Был мельче, – сказала Ариана, двадцать минут назад присоединившаяся к полицейским.
– Судя по уплотненности насыпи и высоте травы, раскопки имели место приблизительно месяц назад, – продолжал Матиас.
– Незадолго до Монружа, скорее всего.
– Когда похоронили эту женщину?
– Четыре месяца прошло, – сказал Адамберг.
– Ну все, с меня хватит, – поморщился Матиас.
– А гроб как? – спросил Жюстен.
– Крышка разбита. Дальше я не заглядывал.
Любопытный контраст, подумал Адамберг, смотря, как высокий блондин возвращается к машине, чтобы ехать в Эвре, а Ариана, натягивая комбинезон, заступает на вахту, не выказывая ни малейших признаков страха. Лестницу забыли, и Ламар с Эсталером спустили патологиню на руках. Деревянная обшивка фоба треснула в нескольких местах, и полицейские отступили под накатившей на них волной зловония.
– Я же велел вам надеть респираторы, – сказал Адамберг.
– Зажги прожектора, Жан-Батист, – распорядилась Ариана, – и спусти мне сюда фонарь. На первый взгляд тут все на месте, как и в случае с Элизабет Шатель. Такое впечатление, что гробы открывали из простого любопытства.
– Может быть, это поклонник Мопассана, – прошептал Данглар: прижав к лицу респиратор, он изо всех сил старался не отходить слишком далеко.
– То есть, капитан? – спросил Адамберг.
– Мопассан описал человека, который неотвязно думает об умершей возлюбленной и сходит с ума оттого, что никогда уже не увидит милые сердцу черты. Решив посмотреть на них в последний раз, он, разрыв ее могилу, добирается до любимого лица. Но она уже не похожа на ту, что так восхищала его. И все же он сжимает в объятиях гниющий труп, и с тех пор его преследует не аромат воспоминаний, а запах ее смерти.
– Здорово, – сказал Адамберг. – Чудная история.
– Это Мопассан.
– И тем не менее. А выдуманные истории пишутся для того, чтобы помешать им произойти наяву.
– Как знать.
– Жан-Батист, – позвала его Ариана, – ты не знаешь, отчего она умерла?
– Пока нет.
– А я знаю: ей размозжили основание черепа. То ли ее зверски ударили, то ли на нее упало что-то тяжелое.
Адамберг, задумавшись, отошел в сторону. Элизабет, потом эта девушка – несчастный случай или убийство? У комиссара путались мысли. Убивать женщин, чтобы спустя три месяца залезть к ним в гроб, – все это не лезло ни в какие ворота. Сидя в мокрой траве, он ждал, когда Ариана закончит осмотр.
– Ничего больше нет, – сказала она, высунувшись из ямы. – Ее не тронули. Мне кажется, их интересовала верхняя часть головы. Возможно, гробокопатели хотели забрать прядь волос. Или глаз, – добавила она спокойно. – Но сейчас у нее уже…
– Понятно, – прервал ее Адамберг. – У нее уже нет глаз.
Данглар, еле сдерживая рвоту, бросился в сторону церкви. Укрывшись между двумя контрфорсами, он заставил себя углубиться в изучение характерной кладки черно-рыжими шашечками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48