– И как же ее найти, Клементина?
– А как гриб. Вороша листья в темных уголках. Иногда на это уходит уйма времени.
Впервые в жизни Адамберг проснулся в полдень. Клементина снова разожгла камин и бесшумно навела на кухне порядок.
– Мне нужно нанести важный визит, Клементина, – сообщил Адамберг за кофе. – Подправите мне грим? Я могу побрить голову, но не знаю, как вернуть рукам белый цвет.
Адамберг принял душ, и его кожа снова стала смуглой, а лицо осталось бледным.
– Я не умею, – призналась Клементина. – Лучше поручить это Жозетте, у нее есть все причиндалы. Она каждый день красится по часу.
Жозетта мгновенно засуетилась: осветлила тон на руках комиссара, подмазала шею и лицо и пристроила на живот подушку, чтобы он выглядел поупитанней.
– Почему вы проводите так много времени за компьютером, Жозетта? – спросил Адамберг, пока старушка трудилась над его волосами.
– Перевожу, компенсирую, перераспределяю.
Адамберг не стал уточнять, что именно она переводит и распределяет. При других обстоятельствах он наверняка заинтересовался бы деятельностью Жозетты, но не в этой экстремальной ситуации. Он поддерживал беседу не только из вежливости, но и потому, что упреки Ретанкур на него подействовали. Дрожащий голос Жозетты звучал очень мелодично, и Адамберг мгновенно распознал неистребимый акцент человека, родившегося и выросшего в богатстве.
– Вы всегда работали в информатике?
– Начала в шестьдесят пять.
– Наверное, непросто было.
– У меня получается, – сообщила старушка ломким голосом.
Окружной комиссар Брезийон жил в роскошном доме на авеню Бретей и не возвращался домой раньше шести-семи вечера. Из достоверных источников было известно, что его жена проводит каждую осень в дождливой Англии. Если во Франции и есть место, где полицейские не будут искать беглеца, так это здесь.
В половине шестого Адамберг спокойно проник в квартиру с помощью отмычки. Он устроился в шикарной гостиной, стены которой были заставлены стеллажами с книгами. Право, власть, полиция и поэзия. Четыре направления на разных этажерках. Шесть полок со стихотворными сборниками – выбор побогаче, чем у сельского кюре. Стараясь не оставить следов жидкой пудры на дорогих обложках, комиссар перелистал тома Гюго в поисках серпа, брошенного на звездной ниве. Он знал, что эта нива находится над Детройтом, но серп был пока недосягаем. Адамберг проговаривал про себя речь, приготовленную для окружного комиссара. Сам он в эту версию почти или даже совсем не верил, но только она могла убедить его шефа. Он шепотом повторял целые фразы, пытаясь замаскировать словами свои сомнения и найти искреннюю интонацию.
Не прошло и часа, как в замке повернулся ключ. Адамберг положил книгу на колени. Брезийон подскочил на месте и едва не закричал, увидев в своей гостиной неизвестного ему Жан-Пьера Эмиля Роже Фейе. Адамберг приложил палец к губам, подошел, мягко взял Брезийона за руку и подвел к креслу, стоявшему напротив того, в котором сидел сам. Окружной комиссар был скорее изумлен, чем напуган, вероятно, потому, что внешне Жан-Пьер Эмиль выглядел вполне мирно. Кроме того, эффект неожиданности на короткое время лишил его дара речи.
– Тихо, господин окружной комиссар. Не стоит шуметь. Крик вам не поможет.
– Адамберг, – произнес Брезийон, отреагировав на голос.
– Собственной персоной. Приехал издалека ради удовольствия побеседовать с вами.
– Комиссар, просто так вам это не сойдет, – сказал Брезийон, успевший взять себя в руки. – Видите этот звонок? Я позвоню, и через две минуты здесь будет полно полицейских.
– Дайте мне две минуты, а потом жмите на здоровье. Вы юрист и должны выслушать свидетельства обеих сторон.
– Две минуты с убийцей? Вы много хотите, Адамберг.
– Я не убивал эту девушку.
– «Они все так говорят», правда?
– Но не у всех в команде есть шпион. За два дня до вашего визита кто-то навестил мою квартиру, открыв дверь дубликатом ключа, который хранится в отделе. Кто-то просмотрел досье на судью, а заинтересовался им еще до моей первой поездки.
Адамберг начал скороговоркой излагать свою версию, понимая, что много времени Брезийон ему не даст и он должен как можно быстрее заронить в него сомнения. Он не привык говорить в таком темпе и спотыкался о слова, как бегун при спурте запинается о камни.
– Кто-то знал, что я хожу по перевалочной тропе. Знал, что у меня там есть подружка. Кто-то убил ее, как убивал судья, и оставил на ремне мои отпечатки пальцев. Положил эту улику на землю, а не бросил в ледяную воду. Много доказательств, господин окружной комиссар. Досье слишком полное и слишком неопровержимое. Вы когда-нибудь видели что-нибудь подобное?
– Возможно, такова печальная правда. Это была ваша подружка, следы ваших рук, ваше пьянство. Тропа, по которой вы шли, и ваша одержимость судьей.
– Это не одержимость, а полицейское расследование.
– Такова ваша версия. А что, если вы все-таки больны, Адамберг? Хотите, чтобы я напомнил вам дело Фавра? Но хуже всего – и это свидетельствует о полном вашем безумии, – что вечер убийства полностью стерся из вашей памяти.
– А как они об этом узнали? – спросил Адамберг, наклонившись к Брезийону. – В курсе был только Данглар, но он молчал. Как они узнали?
Брезийон наморщил лоб и ослабил узел галстука.
– Только один человек мог знать, что я потерял память, – продолжал Адамберг, повторив фразу своего заместителя. – Тот, кто заставил меня ее потерять. Значит, в деле замешан кто-то еще и на тропе я был не один.
Брезийон тяжело поднялся, взял с полки пачку сигарет и вернулся в кресло. Его зацепили слова комиссара, и он забыл о «всполошном» звонке.
– Мой брат тоже потерял память, как и все те, кого задерживали после преступлений судьи. Вы ведь читали дела?
Окружной комиссар кивнул и закурил толстую сигарету без фильтра – такие же курила Клементина.
– Доказательства?
– Никаких.
– Все, что у вас есть для защиты, это судья, умерший шестнадцать лет назад.
– Судья или его ученик.
– Фантазии.
– Фантазии, как и поэзия, заслуживают внимания, – рискнул Адамберг.
Подобраться к человеку через его другую ипостась. Разве поэт нажмет, не раздумывая, на звонок?
Брезийон откинулся на спинку кресла, выдохнул дым и поморщился.
– ККЖ, – задумчиво произнес он. – Мне не нравятся их методы, Адамберг. Вас позвали на помощь, и я в это поверил. Не люблю, когда мне врут и подстраивают ловушку одному из моих людей. Это абсолютно недопустимо. Легалите обманул меня, выдвинув ложные основания. Арест с нарушением процедуры и манипулирование законом.
Профессиональная гордость и честность Брезийона были оскорблены ловушкой, подстроенной суперинтендантом. Адамберг упустил из виду благоприятное для себя обстоятельство.
– Естественно, Легалите уверил меня, что обнаружил основные доказательства позже.
– Вранье. Дело было уже испечено.
– Непорядочно, – кивнул Брезийон с брезгливым выражением лица. – Но вы скрылись от правосудия, а я не ожидал подобного поведения от одного из моих сотрудников.
– Я не скрывался, потому что расследование не было начато, Мне не предъявили обвинения. Я все еще был свободен.
– С юридической точки зрения вы правы.
– В этих обстоятельствах я имел все основания никому не доверять, потому и скрылся.
– Загримировавшись и с фальшивыми документами, комиссар.
– Назовем это вынужденным экспериментом, – сымпровизировал Адамберг. – Игрой.
– Вы часто играете с Ретанкур?
Адамберг промолчал, смутившись при воспоминании о «ближнем бое».
– Она просто выполняла свое задание – защищать. Она четко выполнила ваши указания.
Брезийон пальцем загасил окурок. Отец-водопроводчик и мать-прачка, подумал Адамберг, как у Данглара. Корни, которые человек не прячет под бархатом кресел, а выставляет напоказ, храня верность марке сигарет и привычным жестам.
– Чего вы от меня ждете, Адамберг? – продолжил Брезийон, потирая палец. – Чтобы я поверил вам на слово? Против вас слишком много улик. Визит в квартиру – это очко в вашу пользу. Как и то, что Легалите знал о вашей амнезии. Два очка, и оба притянуты за уши.
– Если вы меня сдадите, доверие к вашему отделу будет уничтожено вместе со мной. Скандала можно избежать, но у меня должны быть развязаны руки.
– Хотите, чтобы я начал войну с министерством и канадцами?
– Нет. Я прошу только убрать полицейское наблюдение.
– Только и всего? У меня есть определенные обязательства, представьте себе.
– В вашей власти обойти их. Скажите, что я нахожусь на иностранной территории. Разумеется, я буду прятаться.
– Место надежное?
– Да.
– Что еще?
– Оружие. Новое удостоверение на другое имя. Деньги, чтобы выжить. Восстановление Ретанкур в отделе.
– Что вы читали? – спросил Брезийон, кивнув на томик в кожаном переплете.
– Искал «Спящего Вооза».
– Зачем?
– Ради двух строчек.
– Каких?
– «…какой небесный жнец // Работал здесь, устал и бросил под конец // Блестящий этот серп на этой звездной ниве?»
– И кто этот блестящий серп?
– Мой брат.
– Или вы сами – в сложившихся обстоятельствах. Серп это ведь не только молодая луна. Серп – орудие жнеца. Им можно отрезать голову, вспороть живот, он бывает нежным и жестоким. Один вопрос, Адамберг. Вы сами себя не подозреваете?
По тому, как Брезийон наклонился вперед, Адамберг понял, что этот простой вопрос решает все. От ответа зависело, выдадут его или предоставят свободу действий. Он медлил. По логике вещей, Брезийону нужна твердая уверенность, которая обезопасит его. Но Адамберг догадывался, что начальник ждет от него других слов.
– Каждую секунду, – наконец ответил он.
– Только это и гарантирует человеку успех в его борьбе, – сухо прокомментировал Брезийон, снова откинувшись на спинку кресла. – С сегодняшнего вечера вы свободны, вооружены и невидимы. Но не навсегда. На шесть недель. По истечении этого срока вы вернетесь сюда, в эту комнату и в это кресло. И позвоните в дверь, прежде чем войти.
Напоследок Жан-Пьер Эмиль Роже Фейе приобрел новый сотовый телефон, после чего Адамберг встал под душ в квартире Клементины и с облегчением избавился от этой личины. С облегчением, но и с сожалением. Он не то чтобы привязался к этому зажатому существу, но с его стороны было чуточку бесцеремонно смыть водой Жана-Пьера Эмиля, оказавшего ему неоценимые услуги. Он мысленно произнес короткое благодарственное слово и вновь обрел собственный цвет волос, свою фигуру и природный цвет лица. Оставалась тонзура, но тут он был бессилен – придется ее маскировать, пока не отрастут волосы.
Шесть недель отсрочки – огромное пространство свободы, подаренное ему Брезийоном, было явно мизерным для гонки за дьяволом или за своим личным демоном.
Выкурить его из древних укрытий – так сказал Мордан, – очистить чердаки, перекрыть входы-выходы, взять под охрану старые чемоданы и скрипучие шкафы, где обитает привидение. Он должен заполнить пробел от смерти судьи до убийства в Шильтигеме. Нового убежища судьи он не найдет, но, кто знает, возможно, тот время от времени посещает старые чердаки?
Он заговорил об этом, ужиная перед камином с Клементиной и Жозеттой. Адамберг не ждал от Клементины конкретных советов, но слушала она внимательно, давая ему возможность сбросить напряжение. Он даже обрел некоторую веру в свои силы.
– Это важно? – спросила тоненьким голоском Жозетта. – Эти места обитания? Его прошлые убежища?
– Думаю, да, – ответила за Адамберга Клементина. – Он должен выяснить все адреса этого монстра. Грибные места всегда остаются грибными.
– Но это действительно важно? – переспросила Жозетта. – Для комиссара?
– Он больше не комиссар, – отрезала Клементина. – Потому-то и сидит здесь. Это он и пытается объяснить.
– Вопрос жизни и смерти. – Адамберг улыбнулся хрупкой старушке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47