Подпись «Скотус» могла ассоциироваться и с удивительным теологом, специалистом по грамматике и диалектике Иоханнесом Скотусом Эригеной, жившим в IX веке.
Уолтер Сикерт не мог представить себе Уистлера влюбленным и наслаждающимся сексуальными отношениями с женщиной. Подобные мысли могли стать катализатором процесса, который превратил Сикерта в одного из самых опасных и ужасных убийц всех времен и народов. Он начал воплощать то, что изображал всю жизнь, не только в мыслях, но и на бумаге. Еще в детстве он рисовал похищенных, связанных и зарезанных женщин.
Психология жестокого, безжалостного убийцы определяется вовсе не ближайшими к убийству событиями. Нет доходчивых объяснений или неопровержимых доказательств причинно-следственной связи. Но компас человеческой природы может указать определенный путь. Чувства Сикерта могли быть пробуждены женитьбой Уистлера на вдове архитектора и археолога Эдварда Годвина, человека, который жил с актрисой Эллен Терри и усыновил ее детей.
Чувственная красавица Эллен Терри была одной из самых знаменитых актрис викторианской эпохи, и Сикерт с ума сходил по ней. В подростковом возрасте он выслеживал ее и ее партнера по сцене, Генри Ирвинга. Теперь Уистлер оказался связанным не с одним, но с двумя объектами мании Сикерта, и эти три звезды во вселенной Сикерта образовали созвездие, в котором ему самому не осталось места. Звезды не оставили ему ничего. Он стал настоящим господином Немо. Господином Никто.
Но в конце лета 1888 года он придумал себе новое сценическое имя, которое никогда не связывали с ним в течение всей его жизни. Это имя вскоре стало гораздо более известным, чем имена Уистлера, Ирвинга и Терри.
Реализация диких фантазий Джека Потрошителя началась в праздничный день 6 августа 1888 года, когда он расправил крылья и впервые выступил в роли, которой было суждено превратить его в самого знаменитого убийцу в истории человечества. Было бы заблуждением считать, что его безумная жестокость прекратилась так же внезапно, как и возникла, что он появился из ниоткуда и погряз в неизвестности.
Прошло десять лет, затем пятьдесят, потом сто. Сейчас кровавые сексуальные преступления Джека Потрошителя кажутся неумелыми и беспомощными. Они стали предметом домыслов, загадки, игры, экскурсий по местам преступлений, которые заканчиваются кружкой пива в ближайшем пабе. Дерзкий Джек, как иногда называл себя Потрошитель, стал героем фильмов ужасов. Его роль исполняют известные актеры, а режиссеры придумывают потрясающие спецэффекты и покрывают Джека тем, чего он жаждал больше всего, — кровью, кровью, кровью. Его преступления больше не вызывают страха, ярости. Люди перестали даже испытывать жалость к его жертвам, тела которых давно истлели в могилах, порой даже в безымянных.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ЭКСКУРСИЯ
Незадолго до Рождества 2001 года я шла по Нью-Йорку, направляясь в свою квартиру в Ист-Сайде. Несмотря на все мои попытки успокоиться и развеселиться, я чувствовала себя подавленной и тревожной.
Я мало что помню о том вечере, не помню даже названия ресторана, где мы с друзьями ужинали. Я припоминаю только, что Лесли Шталь рассказала мне ужасную историю о своем последнем расследовании для программы «60 минут». Все остальные говорили о политике и экономике. Я сама завела речь о книге одного писателя, потому что мне не хотелось говорить о себе и о работе, которая, как мне казалось, может разрушить всю мою жизнь. Мое сердце сжалось, словно в предчувствии огромного горя.
Мой литературный агент Эстер Ньюберг предложила проводить меня. Мы молча шли по темным улицам среди бесконечного потока разговаривающих по сотовым телефонам людей и владельцев собак, выгуливающих своих питомцев перед сном. Я не обращала внимания даже на желтые такси. Я начала воображать, как какой-нибудь воришка попытается украсть наши сумочки или нападет на нас. Я бы могла погнаться за ним, сделать подсечку и повалить его на землю. Во мне пять футов пять дюймов (165 см), и вешу я 120 фунтов (54 кг), но я быстро бегаю и могу задать перцу любому… Я продолжала фантазировать о том, что бы я сделала, если бы какой-то психопат внезапно появился из темноты и вдруг…
— Как это происходит? — спросила Эстер.
— Честно говоря… — начала я, потому что редко разговаривала с Эстер честно.
Я не привыкла признаваться своему агенту или издателю в том, что меня пугает собственная работа. Обе женщины значат для меня очень много в профессиональном смысле. Они всегда верили в мои силы. Если бы я сказала, что расследую дело Джека Потрошителя и знаю, кем он был, они бы не сомневались в моих словах ни минуты.
— Мне плохо, — призналась я Эстер. Мне действительно было так плохо, что я чувствовала, что могу вот-вот расплакаться прямо на улице.
— Тебе? — поразилась Эстер. — Тебе плохо? Правда? Почему?
— Я ненавижу эту книгу, Эстер. Я не знаю, какого черта принялась за нее… Я просто смотрела на его картины, изучала его жизнь, и одно потянуло за собой другое…
Эстер не произнесла ни слова.
Мне всегда гораздо проще разозлиться и вспылить, чем показать свой страх или горечь утраты. Я потеряла привычное течение жизни вместе с Уолтером Ричардом Сикертом. Он просто забрал мою жизнь себе.
— Я хочу писать свои романы, — пробормотала я. — Я не хочу писать о нем. В этом нет ничего приятного. Абсолютно ничего!
— Тебе виднее, — очень спокойно отреагировала Эстер. — Если не хочешь, не пиши о нем. Я все устрою.
Да, она могла все устроить, но мне уже было не выбраться из этой пропасти. Я знала, кто убийца, и не могла просто так отойти в сторону.
— Я оказалась судьей, — выдавила из себя я. — Это неважно, что он умер. Даже сейчас тихий внутренний голос шепчет мне на ухо: «А что, если ты ошибаешься?» Я никогда не прощу себя за то, что обвинила человека в подобном преступлении, а затем обнаружила, что ошибалась.
— Но тебе же не кажется, что ты ошибаешься…
— Нет. Потому что я не ошибаюсь.
Все началось вполне невинно. Это все равно что отправиться на мирную прогулку за город и внезапно попасть под цементовоз. В мае 2001 года я была в Лондоне, рекламируя археологические раскопки в Джеймстауне. Моя подруга Линда Фарштейн, возглавляющая отдел преступлений на сексуальной почве при офисе Генерального прокурора округа Нью-Йорк, тоже оказалась в Лондоне и попросила меня устроить ей экскурсию по Скотланд-Ярду.
— Не сейчас, — отказалась я.
Но как только эти слова слетели с моего языка, я представила, как перестанут уважать меня мои читатели, если узнают, что иногда мне не хочется бродить по полицейскому департаменту, криминалистическим лабораториям, моргам, тирам, кладбищам, тюрьмам, местам преступлений, адвокатским конторам и анатомическим музеям.
Путешествуя, особенно за границей, я всегда посещаю печальные места, связанные с преступлениями. В Буэнос-Айресе я немедленно отправилась в городской уголовный музей и увидела комнату, в которой выставлены отрубленные головы, помещенные в стеклянные банки с формалином. Только самые знаменитые преступники удостоились чести быть выставленными в этой чудовищной галерее. Гуляя под взглядами их обесцвеченных глаз, я думала, что они заслужили то, что с ними произошло. В городе Салта на северо-западе Аргентины мне показали детские мумии. Инки хоронили детей живыми, чтобы угодить своим жестоким богам. Несколько лет назад в Лондоне меня провели в чумную яму, где нельзя было сделать шагу, чтобы не наступить на человеческие останки.
Я шесть лет работала в офисе главного судебного эксперта в Ричмонде, штат Виргиния, создавая компьютерные программы, обрабатывая статистические данные, помогая при вскрытиях. Я описывала результаты вскрытия, взвешивала органы, записывала траектории движения пуль и размеры повреждений, выписывала лекарства людям, пытавшимся совершить самоубийство и не имеющим возможности принять антидепрессанты, помогала раздевать окоченевшие трупы, отслеживала лабораторные анализы, брала кровь на анализ. Я смотрела, касалась, обоняла и даже пробовала смерть на вкус, поэтому этот запах до сих пор стоит у меня в горле.
Не могу забыть лица и тела убитых людей. Я видела много трупов. Не могу точно подсчитать, сколько трупов я видела. Я мечтала оказаться рядом с ними до того, как это случилось, уговорить их запирать двери или поставить сигнализацию. Пусть бы они хотя бы завели собаку! Только бы не ходили по темным улицам в одиночку и не принимали наркотики! Мне было больно видеть в кармане подростка аэрозольный баллон. Этот мальчишка остановился за тяжелым грузовиком, чтобы словить кайф, но не заметил, что тот сдал назад. Я до сих пор не понимаю той случайности, которая насылает молнию на человека, держащего в руке зонт с металлической ручкой. Ведь он только что благополучно сошел с самолета!
Мой интерес к жестокости превратился в чисто клинический. Это помогало мне справляться с работой, но порой мне бывало очень нелегко. Казалось, что трупы вытягивают из меня энергию, пытаясь восполнить то, что осталось на окровавленном тротуаре или металлическом столе. Мертвые оставались мертвыми, а сил у меня уже не было. Убийство — это не загадка, и я борюсь с ним в меру своих сил.
Отказав подруге, я предала саму себя и оскорбила Скотланд-Ярд. Поэтому я постаралась сделать все, что было в моих силах, и организовать экскурсию.
— В Скотланд-Ярде очень интересно, — сказала я Линде. — Я сама там никогда не была.
На следующее утро я встретилась с Джоном Гривом, самым уважаемым следователем Великобритании и, как оказалось впоследствии, главным специалистом по делу Джека Потрошителя. Знаменитый убийца викторианской эпохи меня почти не заинтересовал. Я никогда прежде не читала о нем, ничего не знала о его преступлениях, не знала, что его жертвами были проститутки, не знала, как они умерли. Я задала несколько вопросов. Я подумала, что можно было бы использовать Скотланд-Ярд в моем следующем романе о Кэй Скарпетте. Но для этого мне нужно было выяснить все детали преступлений Потрошителя. Может быть, Скарпетта сможет высказать свою версию этих событий.
Джон Грив предложил мне прогуляться по местам преступлений Джека Потрошителя и увидеть то, что от них осталось за 113 лет. Я отказалась от поездки в Ирландию, чтобы вместе с мистером Гривом и инспектором Говардом Кослингом холодным дождливым утром пройтись по Уайтчепелу и Спиталфилдзу к Митр-сквер и Миллерз-корт, где была убита Мэри Келли.
— Кто-нибудь пытался расследовать эти преступления с помощью современных методов? — спросила я.
— Нет, — ответил Джон Грив и перечислил мне всех подозреваемых. — Есть одна интересная версия, и вы можете ею заняться. Художник по имени Уолтер Сикерт. Он изобразил несколько сцен убийства. На одной из них, в частности, полностью одетый мужчина сидит на краю постели, где лежит обнаженная проститутка, которую он только что убил. Картина называется «Убийство в Кэмден-тауне». Этот человек меня всегда интриговал.
Имя Сикерта не впервые связывали с преступлениями Джека Потрошителя. Однако большинство людей считали подобную версию просто смехотворной.
Я начала интересоваться Сикертом, когда мне в руки попалась книга о его творчестве. На первой же репродукции была изображена картина 1887 года. Это был портрет известной певицы викторианской эпохи Ады Лундберг во время ее выступления в концертном зале «Мэрилебон Мьюзик Холл». Она поет, но создается впечатление, что женщина отчаянно кричит под взглядами ухмыляющихся мужчин. Уверена, что искусствоведы могут дать объяснение любой из картин Сикерта. Но, когда я смотрела на них, меня поражала их мертвенность, жестокость и ненависть к женщине. Продолжая знакомиться с жизнью Сикерта и изучая дело Потрошителя, я начала видеть удивительные параллели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58