Чтобы меня подбодрить, она болтает о пустяках, хотя осознает, что происходит что-то странное. Сегодня волосы у нее арбузного цвета и заплетены в причудливые тугие косички.
– Вчера ночью звонила мама, она была вне себя. Дерек написал поэму и собирается зачитывать ее на церемонии в субботу. Он наваял три страницы! – весело щебечет Карла. – Распечатал и разослал всем гостям – эй, Черный Джек? Проснись! Я для тебя стараюсь, друг.
– Извини, продолжай.
– Угадай, как она называется, свадебная поэма Дерека.
– Должно быть, ода какая-нибудь, – рассеянно отзываюсь я. – Ода принцессе. Ода деве…
Карла ликует, хлопая руками по рулю:
– А ты молодец! «Ода кареглазой Богине»! Клянусь богом, если он станет ее читать, через две минуты все от такого пафоса блеванут.
– Эй, твоя мать счастлива. Это единственное, что имеет значение.
– Не пытайся меня разжалобить, ты, старый упрямый осел.
– Карла, сделай мне одолжение.
– А что я всегда делаю?
– Если со мной что-нибудь случится, – я открываю блокнот и пытаюсь нацарапать имя и номер телефона Рика Таркингтона, – если со мной что-то случится, позвони ему. Скажи ему, что я сегодня вечером пошел на встречу с веселой вдовой в «Туда-Сюда».
– Эй! Я пойду с тобой, и мы будем бесстыдно флиртовать.
– Черта с два. – Я вырываю страничку и запихиваю ее в сумку Карлы. – И еще скажи ему, что похищена женщина. Ее зовут Эмма Коул. Она работает в нашей газете. Ей всего двадцать семь.
– О господи, Джек. Что ты натворил?
– Перехитрил сам себя. Далеко еще?
Турма и ее создания обитают в двойном трейлере, обнесенном металлической сеткой. На почтовом ящике стоит имя Бернис Мэкл. У сосны перед трейлером раздраженно мечется койот. Хорошо хоть на цепи.
Турма усвистала куда-то по делам, но на входной двери нас ждет записка: «Клетка № 7. Медленно и аккуратно».
Карла выкапывает ключ от двери из цветочного горшка, и мы осторожно входим. Я не понимаю, где Турма ест и спит, потому что трейлер забит стеклянными террариумами до отказа. В каждом – по нескольку жутких рептилий. Турма предусмотрительно сняла замок с крышки номера 7, где обитает самый огромный восточный гремучник, какого я когда-либо видел. У него голова размером с мой кулак. Змея свернулась на камне, напоминающем наковальню. Рядом с камнем стоит блюдце с водой, а рядом с блюдцем лежит знакомая черная коробочка, некогда тайная гордость Джеймса Брэдли Стомарти.
– Я просила ее спрятать диск в надежном месте, – говорит Карла.
Змея не обращает на нас внимания и, кажется, спит; это состояние объясняется утолщением – размером примерно с кролика – в одном из ее колец.
– И что теперь? – спрашиваю я Карлу.
Она показывает на пару щипцов для барбекю:
– Не забудь: медленно и аккуратно.
– Скажи, я тебе хоть чуть-чуть дорог?
– Не настолько, Джек.
– Нет, честно. Мои рефлексы уже не те.
– Давай действуй. Змея почти что в коме, – подбадривает меня Карла.
Я осторожно поднимаю пластиковую крышку террариума.
– Если хочешь, я постараюсь ее отвлечь. – Карла прижимается носом к стеклу, но тут гремучник лениво высовывает язык, и Карла отпрыгивает. – Плохая была идея, – говорит она.
Я нацеливаюсь щипцами на диск. Дважды я поддаюсь панике и убираю руку прежде, чем успеваю хорошо его захватить. На третий раз подцепляю диск и ташу, но тут вижу, как по змеиной шкуре проходит рябь и зверюга поворачивает ко мне голову. А затем начинает трещать погремушкой – другого такого звука нет в природе. Я доблестно выдергиваю руку из террариума за секунду до того, как монстр атакует, и змеиные клыки ударяются о стекло, не причинив мне вреда. Карла вскрикивает, щипцы и жесткий диск падают на пол.
Джимми Стома, где бы он ни был, наверняка со смеху покатывается.
Если бы я проверял свою голосовую почту, как нормальный журналист, я бы знал, что Дженет Траш не убита и не похищена своей золовкой. Она оставила мне три сообщения, начинающиеся со слов: «Привет, Джек. Это Дженет. Случилось кое-что дико странное, и мне пришлось на время смотаться. Я остановилась у подружек в Броварде. Позвони мне при первой же возможности. Номер… э-э-э… 954-555-6609». Позвонив по этому номеру, я нарвался на службу доставки голосовых сообщений; я велел передать миссис Траш, чтобы она связалась со мной как можно скорее.
Но когда я вернулся от Домми, на моем автоответчике было пусто. Поэтому я сижу здесь, в старом кресле, на котором мы с Эммой занимались любовью, жду звонка и продумываю операцию спасения. Мой план-максимум: спасти Эмму, отправить Клио в тюрьму, рассказать всему миру историю Джимми Стомы и завоевать себе место на первой полосе «Юнион-Реджистер» впервые за 987 дней.
Но я удовольствуюсь и одним только спасением Эммы. Точка.
Ничего важного в клубе не произойдет, в этом я уверен. Они захотят произвести обмен в каком-нибудь другом месте, тихом и удаленном. Они даже могут отказаться совершать его сегодня. Я стараюсь убедить себя, что Клио нужна только песня Джимми и, как только я ее отдам, она отпустит Эмму. Только проблема теперь в самой Эмме: она может подать на Клио – или хотя бы на Джерри – в суд за похищение и сопутствующие преступные деяния. И я могу сделать то же самое. Поэтому вдове имеет смысл пришить нас обоих. Это, бесспорно, идиотизм, но тюрьмы Флориды не набиты членами «Менсы».
И еще кое-что: когда я сказал Карле, что у меня намечается серьезная встреча с неприятными типами, она предложила мне свой пистолет.
И я его взял. Я боюсь оружия до трясучки, но смерти я боюсь еще сильнее. Поэтому теперь на моем кухонном столе лежит заряженный дамский кольт 38-го калибра, который теоретически более компактен и менее заметен в сумочке, чем модель для мачо. Мне это вполне подходит: люблю изящные вещицы. А еще на столе два жестких диска: мастер-диск Джимми и его идентичная копия, сделанная сегодня приятелем Хуана, юным вундеркиндом Домми, в обмен на несколько бейсбольных карточек Высшей лиги общей стоимостью двадцать баксов.
Хуан – вот с кем необходимо проконсультироваться, но сейчас он в Тампе, на игре «Дэвил Рэйз». Он единственный из моих знакомых, кто имел дело с первобытным импульсом; он мог бы мне рассказать, как принять такое решение и как потом с этим жить. Я не планирую никого убивать, но уверен, что ради Эммы способен на это, равно как и на многое другое. Эта мысль наполняет меня бодростью и жаждой деятельности. Эмма жива, и я сделаю все, чтобы ее вернуть. Другого выхода нет – что толку сейчас дергаться?
Когда я спросил Карлу Кандиллу, зачем ей пистолет, она ответила:
– Проснись, Джек! Я – молодая красотка, живу одна. Дошло?
– А твоя мать знает?
– Она мне сама его купила.
– Быть того не может, – говорю я.
– Серьезно. У нее тоже есть пистолет.
– У Анны есть пушка? У нашей Анны? На что Карла ответила:
– Она никогда тебе не рассказывала, потому что не хотела пугать. Ничего особенного.
Сколь многого я не знаю.
Я приезжаю в клуб в четверть одиннадцатого. Клио Рио подозревает, что на мне микрофон, и далее следует сцена, достойная пера Дерека Гренобля: Джерри отводит меня в мужской туалет и грубо ощупывает с головы до ног. К счастью, я оставил дамский кольт под передним сиденьем «мустанга».
В уютной обстановке туалетной кабинки я отпускаю Джерри комплимент по поводу стильной бархатной повязки на глазу:
– А одеколон вот не очень. Напоминает, знаешь ли, перебродившую поросячью мочу. Зачем она заставляет тебя им поливаться?
– Заткни хлебало, – рявкает он и заряжает мне кулаком по ребрам.
Как только я прихожу в себя, мы возвращаемся за наш столик. Оказывается, к нам успел присоединиться Лореаль и его сверкающая волосня. Да, вот уж компашка подобралась. На Клио белые кожаные штаны и такая же куртка на голое тело. Сегодня ее «паж» цвета фуксии, а веки и губы кобальтовые. Паршиво, кстати, смотрится с этим ее мегазагаром.
Приносят напитки, и происходит светская беседа – беседует в основном Лореаль. Он намедни слушал «Ноу Даут», вдохновился и хочет для альбома Клио «замутить одну понто-вую фишку». Она равнодушно кивает и закуривает очередную сигарету. Сегодня вдовушке не до «отверток» – она пьет черный кофе. Мы с Лореалем предпочитаем «Будвайзер», а одноглазый Джерри попивает диетическую колу. Ну как же, трезвость – оружие головореза.
Как только диджей, скандинавский растафарианец, делает перерыв, я прошу Лореаля заткнуться, потому что собираюсь поговорить с Клио о деле. Вдову, похоже, забавляет моя грубость по отношению к ее приятелю – нет сомнений, она бросит этого шута, как только выйдет ее альбом. Наверняка она уже не столь активно ротиком работает.
– Дело обстоит так, миссис Стомарти, – начинаю я. – Вам нужна песня Джимми. А мне – моя девушка.
– Эту песню Джимми написал не один. Мы вместе ее делали.
– Приберегите эту милую ложь для других журналистов. Я собственными ушами слышал песню. Ваш муж написал ее много лет назад, скорее всего, для другой женщины.
Клио глубоко затягивается. Но ее рука не дрожит. Она смотрит мне в глаза и говорит:
– Таггер, тебе что – жить надоело?
Я чувствую, как у меня на затылке волосы встают дыбом.
– Это хорошая песня, – говорю я, – кто бы ее ни написал.
– Чертовски хорошая песня, – с усмешкой соглашается Клио.
– И мы сделаем ее еще лучше, – вставляет Лореаль. – Когда мы ее обработаем, это будет совсем другая песня, не такая, как у Джимми.
Мы с вдовой игнорируем его реплику. Я говорю:
– Когда вы вернете мне Эмму, вы получите то, что хотите.
– И все диски, что ты с него записал.
– Их тоже. Можете не сомневаться.
Джерри, потягивающий свою колу, презрительно фыркает. Я не могу удержаться и поворачиваюсь к нему:
– Знаешь, чем я врезал тебе тогда ночью в моей квартире? Замороженным вараном.
Джерри инстинктивно дотрагивается до своей повязки.
– Именно так, крутышка. Глаз тебе выбил стосемидеся-тисемифунтовый слабак, вооруженный только мертвой рептилией. Тебе будет о чем рассказать внукам, когда они спросят, что случилось с твоим глазом.
– Ты, мешок с говном, закрой рот, – огрызается Джерри.
– Это не смешно, приятель, – снова встревает Лореаль.
– Клио, мне очень жаль, что вас там не было, – говорю я. – Ваш боец увидел море крови на полу, решил, что я умер, и сбежал. Но я-то был жив.
– К сожалению, – замечает она. – Но у тебя еще все впереди, Таггер.
Ее слова звучат достаточно убедительно, но я смеюсь ей в лицо:
– Это что, угроза? Ради бога, вам же всего двадцать три!
– Двадцать четыре, и мой кофе совсем остыл, – говорит она. – Ну, как будем меняться?
Пожалуй, пришло мое время для небольшого предостережения:
– Если вы причините зло Эмме или мне, приготовьтесь держать оборону. Потому что многим людям известно, над чем я работаю, и они станут задавать вопросы. И будут возвращаться снова, и снова, и снова.
Тут я прибегаю к тяжелой артиллерии и озвучиваю имена детективов Хилла и Голдмана и, разумеется, прокурора Таркингтона.
– И прошу заметить, – говорю я Клио, – он был большим поклонником вашего мужа.
Моя речь не производит видимого впечатления.
– Как я могу быть уверенной, что ты станешь держать рот на замке? – спрашивает она. – Не растреплешь про песню, я имею в виду.
– Нет, вы имеете в виду «не растреплешь про всю эту историю». – Вот тут начинается самая опасная часть беседы. – Послушайте, я знаю, что вы убили Джимми, но мне никогда этого не доказать, потому что вскрытия не было, а теперь тело уже кремировано. Джей Бернс не рыпался, потому что вы обещали, что возьмете его играть для «Сердца на мели», а кто откажется участвовать в хитовом проекте? Но затем на яхту наведался я, Джей задергался, и вы, ребята, решили, что не такой уж он хороший клавишник, в конце-то концов. Копы считают, будто он напился и заснул под грузовиком. Я сильно в этом сомневаюсь, но, опять же, где доказательства?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53