- Остыл… Что я тебе скажу? Надо полагать, причем, учти, это сугубо мое личное мнение, он не побежит ни в КГБ, ни к милицейским операм. Будет встреча компаньонов - и долгий базар… Кстати, среди них у тебя нет своего человечка?
- Они соберутся узким кругом, - отмахнулся Сергей Владимирович, - мой человек туда не сможет попасть. Но идея мне нравится: я подумаю, как прикормить кого-нибудь из основных компаньонов Мишки.
- Это на будущее, - раскуривая новую сигару, кивнул гость.
- А сейчас, надо полагать, они захотят выждать, про
верить силу противника. Ты слегка нажми, но не грубо: зачем обострять отношения и запугивать раньше времени? Никаких жертв и насилий, будем бить рублем. Объявить открытую войну всегда успеется, но тогда - прощай деньги!..
Все вроде бы входило в привычную колею - отношения с женой, работа. Тревога, порожденная разговором с Куровым, таяла, как мартовский снег под порывами теплого ветра. И еще одна радость - звонила Татьяна, дочка поправляется. Надо бы летом отправиться отдыхать, взять дочурку, побыть вместе у теплого моря: ребенку это пойдет на пользу.
Мысли об отпуске невольно напомнили о Лидии - черт возьми, помирился, забыв о будущем: теперь опять придется выворачиваться и лгать.
А Куров - что Куров? От него ни слуху ни духу, ушел в подполье, не напоминает о себе, не звонит, не торопит, а сам Котенев старается с ним не встречаться. Шевелятся, конечно, сомнения в душе, но так уж устроен человек: ему свойственно сомневаться. Лушин и Рафаил по ноздри в делах, молчат и ждут, надеясь, что все разрешится само собой. Шут с ними, пусть куют копейку.
Михаил Павлович вынул записную книжку, размышляя, кому позвонить насчет родственничка, отбывающего срок. Так, это телефончик нужного человека в автосервисе, это мебель, это насчет стройматериалов, а вот этот, пожалуй, сможет помочь.
Михаил Павлович протянул руку к аппарату, намереваясь снять трубку, но резкий звонок телефона заставил его вздрогнуть от неожиданности. На секунду им овладел суеверный страх - уж не Сергей ли Владимирович звонит?
- Да, - мысленно обругав себя, Котенев все же снял трубку.
- Михаил Павлович? - Голос совершенно не знаком.
- Я. Кто это?
- Приветик от родни привез, - хихикнули на том конце провода.
- От какой родни? - не сразу понял Котенев.
- Разговор есть, - сообщил незнакомец, - а приветик тебе от Виталика Манакова, если он еще родня.
Михаил Павлович вытер ладонью покрывшийся испариной лоб - неужто происки проклятого Курова? Провоцирует, подослал какую-то шавку звонить по телефону, надеется еще больше грязи нарыть и измазать по уши? Хотя зачем ему размениваться на мелочи? Но тогда кто это, неужели пришелец оттуда?
- Откуда вы взялись? - спросил Михаил Павлович.
- Откинулся недавно, сейчас колодки проколол, и все по закону, а звоню из Сокольников. Так чего?
Котенев невольно поморщился, слушая жаргонную речь, - ну и приятели завелись там у Виталия, почти невозможно понять, что говорит, хотя вроде и на русском языке. Впрочем, чего удивляться, не из-за границы человек приехал, а совсем из другого мира.
«Сколько же у нас на самом деле миров, в нашей родной стране? - невесело усмехнулся он, свободной рукой вытягивая из лежавшей на столе пачки сигарету. - Трудно сосчитать, и, зачастую, один мир совершенно не приемлет другой, хотя они сосуществуют в одном времени, на одной территории, да и представители их внешне почти ничем не отличаются друг от друга».
- Где хотите встретиться и когда? - прикуривая, поинтересовался Михаил Павлович. - У меня мало свободного времени. И что вы мне до этого сказали? Я не совсем понял.
- Освободился, говорю, - с расстановкой, как недоумку, начал пояснять мужчина, - паспорт получил, прописался. Подъезжай сюда, в Сокольники, я тебя у метро встречу.
- Приеду на машине через час, - пообещал Котенев. - Вы один? Хорошо. Как зовут? Григорий? Ладно, запомните номер машины, я остановлюсь у магазина «Зенит».
Дорогой он раздумывал над неожиданным звонком - что там приключилось с Виталием, почему он дал его телефон неизвестно кому и что этот уголовник хочет передать? Припарковавшись около магазина, Михаил Павлович положил руки на баранку и огляделся - где посланец из ада?
По стеклу задней дверцы машины постучали. Котенев оглянулся - около его «жигуленка» стоял среднего роста парень с наглым взглядом, скривив в улыбку губы. Ничего особенного, только под глазами желтеют не до конца сошедшее синяки.
- Ту Михаил? - сплюнув в сторону, спросил парень.
- Я. Вы звонили? Что нужно?
- Есть хочется, - усмехнулся Григорий.
- Хорошо, пошли, - выругавшись про себя, Котенев направился ко входу в парк. Посланец Манакова поспешил следом.
Молча дошли до шашлычной. Котенев дал Григорию денег, велел взять шашлыков и сухого вина, а сам сел за столик - не выступать же ему в роли официанта?
Анашкин быстро принес салаты, вилки, граненые стаканы, пять порций шашлыка и две бутылки портвейна. Разлил, не дожидаясь Котенева, выпил и начал жадно поглощать мясо.
- Чего не пьешь? - поднял он на Михаила Павловича глаза.
- Я за рулем, - коротко объяснил тот. - В чем дело, объясните мне, наконец!
- Родственник твой, - принимаясь за вторую порцию шашлыка, начал Григорий, - обещал, что ты мне заплатишь за услугу.
- Какую услугу?
- За то, что передам, как велено.
- Сколько? - Котенев сунул руку в карман. Интересно, насколько развита фантазия у этого голодного и пьющего животного? Сколько он запросит и за какую информацию?
- Hа первый случай меня устроит тысяча, нет, полторы, - быстро поправился Григорий и протянул через стол руку.
Михаил Павлович покорно вложил в нее радужные бумажки:
- Говори!
- Виталик просил напомнить, что он никого не взял с собой, - тихо сказал посланец. - Ты должен его вытащить оттуда или перевести. Велел рассказать, каков там санаторий, однако, стоит ли? Это и так любой знает, что не курорт, а вот насчет его молчания подумай, Михаил Палыч.
- Так, значит? - Настроение у Котенева резко испортилось: сидит за проволокой, щенок, и лает на луну, брешет, кому ни попадя о делах родни, да еще требует помощи, угрожает. Соображал бы, подлец, что язык головы лишать может.
- Спасибо за сообщение, - Михаил Павлович застегнул пиджак, собираясь уйти. - За все уплачено, доедайте и допивайте.
- Это как? - удивился Григорий. - Погоди, еще не все. У меня тоже просьба есть. Приткнуться надо на приличное место, чтобы с деньгой и не горбатиться лишнего. Но с моей биографией не очень-то жалуют в отделах кадров.
- К сожалению, я не располагаю такими возможностями, - встал Котенев. - Всего доброго.
- Постой, - поднялся Григорий. - Тогда ссуди деньжат.
- Сколько?
- Двадцать тысчонок дашь - и разбежимся, - нагло улыбнулся Ворона.
- Обкакаешься от жадности, - почти ласково сказал ему Котенев. - Держи еще за хлопоты - и гуляй!
Он сунул в нагрудный карман рубашки Григория купюру, но тот ловко прихватил его руку:
- Дешевку нашел?
- Послушайте, милейший, - вырвал руку Михаил Павлович.
- Здесь не место и не время. Люди оглядываются. Пошли на улицу.
Григорий с сомнением поглядел на Котенева - чего это вдруг тому приспичило разговоры заводить на улице, уходя от стола с недопитым вином? Или это для него так, мелкие брызги? Привыкли шиковать тут, но сейчас не на такого нарвался! Анашкин своего шанса не упустит - жирный карась бьется на крючке, и не наколоть такого фраера, еще не нюхавшего, почем фунт лиха, все равно что себя не любить.
- Зачем на улице? - набычился Ворона.
- Я же сказал, люди на нас оглядываются, - понизив голос, миролюбиво ответил Михаил Павлович. - Излишнее внимание ни к чему. Пошли, пошли, - и он потянул Григория за собой к выходу.
На крыльце шашлычной Котенев огляделся и, быстро сориентировавшись, завел Ворону за здание харчевни.
- Так, за что я должен платить? - спросил Михаил Павлович.
- Родня твоя за валютку сел? - Анашкин облизнул языком пересохшие губы: жалко оставленной на столе недопитой бутылки портвейна, но выигрыш от разговора мог стать неизмеримо больше.
- Короче, ближе к делу.
- Ты тоже человек, как я вижу, не бедненький… Не боишься, что Виталик разматываться начнет? Помоги ему и помоги мне, чтобы и я язык за зубами держал крепко…
Договорить он не успел - Котенев резко двинул его в солнечное сплетение, а когда согнутый его ударом Ворона сломался пополам, добавил сверху по затылку.
Анашкин рухнул, захлебываясь блевотиной, корчась от жуткой боли и кривя рот в беззвучном крике.
- Забудь навечно мой телефон, - наклонившись к его лицу, прошипел Михаил Павлович. - Еще раз объявишься, прибью!
Выпрямившись, он с размаху пнул ногой еще не до конца оправившегося Григория и, не оглядываясь, пошел прочь…
На остановках автобусов все также толпился народ, взблескивали стеклами двери магазина «Зенит», впуская и выпуская покупателей, бойко торговала мороженица в обшарпанном киоске, клонилось к закату усталое солнце…
Слегка подрагивавшей рукой Котенев отпер дверь машины и тяжело плюхнулся на сиденье - экое несуразное получилось свиданьице. Угрожает еще, вымогатель, шантажист несчастный! И Виталий хорош, нашел, с кем передать приветик, отыскал гнусную блатную рожу, дал телефон, совершенно не соображая, кому и что он доверяет. Настроение было поганым, и всякое желание хоть чем-то помочь бедному Виталику Манакову пропало…
Вопреки надеждам и ожиданиям Манакова, Ворона позвонил Михаилу Павловичу далеко не сразу по возвращении в Москву. До их встречи в Сокольниках, столь неожиданно закончившейся на задворках шашлычной, произошло еще множество событий.
В Москве из родни у Гришки осталась только тетка - немолодая, прижимистая и пьющая. Она приняла неласково - поджала губы провалившегося беззубого рта и уставилась на племянника сухими маленькими глазками. Поздоровавшись, Григорий выставил на стол купленную по бешеной цене бутылку и, скинув куртку, уселся. Тетка молча собрала закусить, подала стаканчики, вилки, нарезала хлеба. Выпили.
- Жить-то у меня полагаешь? - сложив руки на животе, поинтересовалась женщина.
- Где же еще? - изумился Гришка. - У меня тут площадь.
- А тебя пропишут?
- Пропишут, если ты поперек не станешь. Да и тебе чего одной мыкаться. Небось, персональной пенсии не заслужила?
- Кормилец, - презрительно фыркнула тетка, - живу, как видишь, с голоду не померла. Но ты на мои деньги не зарься, я тебя кормить не собираюсь.
- Ладно тебе, - миролюбиво сказал Анашкин.
Ссориться с теткой раньше времени в его планы не входило: сначала надо прописаться, осмотреться. Да и настроение было шоколадное - воля, Москва, с детства знакомая квартира, в которой, похоже, так ничего и не изменилось за годы его отсутствия. Да и чего бы тут произойти изменениям? Пенсия у тетки пятьдесят восемь рублей, ходит в старье, а надо за квартиру платить, есть, пить, одеваться, обуваться, да и на лекарства, небось, тоже деньги идут.
- Вот пропишусь, на работу устроюсь, - мечтательно протянул племянник.
- Знаю я твои работы, - хмыкнула тетка, наливая себе еще, - опять загремишь в тюрягу.
- Не, больше туда ни ногой, - покрутил начавшей тяжелеть головой Гришка. - Хватит, нахлебался. Картошка в доме есть? Пожарила бы, а то жрать охота…
Вечером, лежа на старом диване, Ворона меланхолично глядел на темнеющее небо за окном и, покуривая, раздумывал над дальнейшим житьем-бытием. Нет сомнений, что милиция знает о его приезде, - из колонии послали сообщение, а бабки-общественницы, видевшие его у подъезда, обязательно сегодня же настучат участковому. Если не явиться к ментам самому, то непременно приползут сюда и начнут нервы мотать - когда приехали. Почему сразу к нам не пришли, не подали заявление на прописочку? Придется пойти и гнуться перед ними. Иначе в столице не пропишешься. И защитить тебя, сироту, некому. Кто захочет заниматься его трудоустройством и пропиской?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48