- Время вроде еще не вышло.
- Какая разница? - буркнул Олег. - Полчасом раньше или позже? Не до утра же нам здесь торчать? Контролеров нету…
Ужинали, как всегда, на кухне. Тихо бормотал телевизор, мелькали на экране картинки далекой, чужой жизни. Помешивая ложечкой в чашке, Михаил Павлович лениво следил глазами за кадрами телехроники и скептически усмехался. Лида убрала посуду, поставив ее в мойку, села напротив, откинув волосы со лба.
- Виталик письмо прислал…
- Что? - повернулся к ней Михаил Павлович.
- Я говорю, Виталик прислал письмо, - упрямо повторила Лида.
- А-а-а… Письмо… - Он сдержанно зевнул, показывая, что сегодня не намерен обсуждать надоевшую тему. - Ну и что пишет твой братец?
- Михаил, неужели ты не можешь ему помочь? - Губы у Лиды задрожали. - Я столько раз тебя просила, умоляла…
Сунув руки в карманы домашней куртки, Михаил Павлович уставился за окно - судя по всему, неприятного разговора не избежать, а спать еще рано. Если бы Лида знала, как надоел ему ее братец, какие фортели он откалывает, передавая приветы из-за колючей проволоки с непотребными мужичками.
- Ты прекрасно знаешь, что он не виноват, - снова всхлипнула Лида.
- Ну, милая моя… - Котенев нервно хрустнул пальцами. - Есть, в конце концов, всему предел. Торговать из-под полы валютой, когда это запрещено законом? Практически украсть, а потом перепродать такому же жулику!
- Не смей так говорить о моем брате, - вскинула голову Лида. - Он не преступник.
- Да? А кто же? - издевательски переспросил Михаил Павлович.
- Он несчастный человек.
- Вот как? Бедненький, несчастненький. Ничего себе!
Михаил Павлович хотел разразиться новой обличительной тирадой, а потом уйти в спальню и, закрыв за собой дверь, воспрепятствовать продолжению разговора. Но раздался мелодичный голос дверного звонка. Котенев вышел в прихожую.
Лида вытерла ладонью слезы на щеках и, встав, открыла настенный шкафчик. Достав валокордин и рюмку, напряженно шевеля губами, начала отсчитывать капли…
В прихожей гулко хлопнула входная дверь, на кухне появился взбешенный Михаил Павлович.
- Черт знает что! Представляешь, приперся слесарь. Я ему говорю, что не вызывали, а он мне талдычит, что ему диспетчер сказала о протечке в нашей квартире. Когда действительно течет, их днем с огнем не сыщешь!
Он расхаживал по кухне, шаркая тапочками и бережно массируя левую сторону груди. Все один к одному - дурацкий разговор, слезы жены, идиот-слесарь. Надо заканчивать тягостные объяснения и подаваться в спальню.
- Пойми, Лида, - продолжая держаться за сердце, сказал Михаил Павлович, - я не могу поставить себя в ложное положение, не имею права. В конце концов, я занимаю весьма ответственную должность. Нельзя рисковать сейчас, когда постоянно сливают, разукомплектовывают и никак не могут успокоиться. Подожди, пройдет некоторое время - и все как-то утрясется.
- Миша, но я же… - начала Лида, однако муж, в протестующем жесте вытянув вперед руку, неожиданно визгливым голосом закричал:
- Я запрещаю тебе говорить об этом! Запрещаю!
Лицо у него побагровело, глаза бешено выпучились.
Охнув, он снова схватился за сердце и, сделав неверный шаг, тяжело опустился на кухонную табуретку.
Лида вскочила, помогла мужу опереться спиной о стену, судорожно расстегивая пуговицы на пижамной куртке, испуганно приговаривала:
- Мишенька, ну что ты… Сейчас, потерпи маленько…
Полуприкрыв глаза, Котенев наблюдал за ней - нужный эффект достигнут, она уже испугана, больше не будет приставать, а он окажется в положении любимого, избалованного ребенка, которого нельзя тревожить, а только угождать.
Вспомнив о рюмке с валокордином, Лида метнулась, к столу, схватила ее, сунула в руку мужа:
- Выпей, Миша, это лекарство…
- Потом… - Он слабым жестом поставил рюмочку на стол.
В прихожей снова раздался призывный звонок. Коте-нев приоткрыл один глаз:
- Опять этот идиот? Не открывай, - удержал он жену.
Минуту-другую было тихо, потом опять настойчиво позвонили.
- Я открою? - запахивая полы длинного халата, тихо спросила Лида. - А ты выпей валокордин. Слышишь?
- Слышу, - страдальчески откликнулся Михаил Павлович.
Лида побежала открывать. Котенев привстал, взял со стола рюмку с валокордином и, брезгливо сморщившись, выплеснул лекарство в мойку.
Споласкивая рюмочку, он слышал, как жена возится в прихожей с замками и о чем-то переговаривается со стоявшим по ту сторону двери слесарем. В том, что это именно он, Михаил Павлович нисколько не сомневался. Открыв дверцы бара, Котенев достал початую бутылку коньяка, налил полную рюмку. Услышав тяжелые шаги, он недоуменно оглянулся.
- Что такое?
На пороге кухни, прижав руки к горлу, словно ей никак не протолкнуть в себя ни глотка воздуха, стояла бледная Лида. Из-за ее плеча выглядывал совершенно незнакомый человек.
- Что такое? - сердито переспросил Михаил Павлович.
- К нам с обыском пришли, - непослушными губами едва вымолвила Лида…
Встретились в кабинетике одного из кооперативных кафе - уютный, маленький зал, тихая музыка.
Когда Михаил Павлович вошел, Лушин уже был там - перед ним стояла откупоренная бутылка коньяка, закуски. Лицо Александра Петровича лоснилось от пота, галстук он положил на свободный стул и расстегнул рубаху на груди. Приветственно помахав рукой Котеневу, он указал ему на кресло рядом:
- Садись. Я тут пока предаюсь чревоугодию. Выпьешь?
- Лишнее, - чуть поморщился Котенев. - Где Рафаил?
- Сейчас будет, - подцепляя вилкой розовый ломтик семги, меланхолично откликнулся Лушин.
Помолчали. Михаил Павлович закурил и сосредоточенно рассматривал ногти на руках, а Лушин усердно ел, тяжело ворочая челюстями.
- У меня это с детства, - с набитым ртом пояснил он, - как нервничаю, так обязательно жрать тянет. А вот и Рафик!
Хомчик запер за собой дверь и поздоровался за руку сначала с Котеневым, а потом с Лушиным.
- Не опоздал?
- Задерживаешься, Рафаил, - наливая ему в рюмку коньяк, буркнул Александр Петрович.
- Нет, я не стану пить, - отказался Хомчик, - тороплюсь.
- Успеешь, дело важнее, - веско сказал Котенев. - Садись, потолкуем. Мы вынуждены собраться по весьма неприятному поводу…
- Ты прямо как городничий у Гоголя, - потирая руки, заметил Александр Петрович.
- Веселиться нечего, - глядя ему в глаза, ответил Котенев. - Ко мне вчера приходили с обыском.
Прикуривавший Лушин уронил горящую спичку на ковер. Хомчик слегка вздрогнул и задеревенел.
- Что за дурацкие шутки? - тяжело отдуваясь, наконец смог выдавить из себя Лушин.
- Какие шутки, Саша? - У Котенева скорбно опустились уголки губ. - Я вполне серьезно. Что молчишь, Рафаил? Хоть бы поинтересовался, кто у меня был, что взяли.
Хомчик медленно повернул к Михаилу Петровичу бледное до синевы лицо и дернул плечом:
- Бог мой! Какое теперь имеет значение, кто был и что взяли? Какое, если они уже были!
Михаил Павлович откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на подельников. Хомчик не боец, это давно ясно - жаден, хитер, изворотлив, ко может спасовать в сложной ситуации. Лушин? Бегемот он и есть бегемот - туповат, агрессивен, готов идти напролом, не считаясь с потерями. Деловая хватка у него есть, имеется опыт подпольной коммерции, лихо может договориться и втянуть в свои дела директора какого-нибудь государственного предприятия, за хорошую взятку заставив того списать, к примеру, дефицитные трубы, а на самом деле продать их за «живые» деньги. Потом Лушин поменяет трубы на джинсовую ткань, ткань на персональный компьютер, компьютер на кирпич и в итоге получит крайне необходимое их фирме, так и не приложив рук ни к трубам, ни к ткани, ни к кирпичу.
Все это хорошо, когда все хорошо, а вот как будет сейчас, когда случилась неприятность? Заглотивший их со всеми потрохами любезный Куров - просто джентльмен. Хотя… Куров - это мысль!
- Что делать? - переспросил Котенев после паузы. - Наложим в штаны и поедем домой стирать бельишко.
- Не дури, Михаил. - Глаза у Лушина покраснели и недобро сузились. - Может, ты нас с потрохами им уже выдал или на хвосте за собой приволок, а? - Его толстые, похожие на сосиски пальцы, шевельнулись, сминая клетчатую скатерть, покрывавшую стол. - Отвечай, чего молчишь?
- Перестань, - взвизгнул Хомчик. - Все слишком серьезно! Хотите передраться?
- Вот именно, - желчно усмехнулся Котенев, - это было бы, как нельзя кстати. Хочу вам еще сообщить, что были не милиционеры.
- Госбезопасность? - охнул Рафаил.
Лушин набычился еще больше и приподнялся из-за стола.
- Сиди, Саша, - небрежно махнул ему рукой Михаил Павлович. - Приходили какие-то уголовники с подделанным ордером на обыск и фальшивыми красными удостоверениями.
Александр Петрович вытер ладонью выступивший на лбу обильный пот и обмяк в кресле.
- Но позволь, откуда же у них удостоверения? - беспокойно завозился Хомчик, прикуривая сигарету. Глубоко затянувшись, он продолжил: - И еще ордер? Они были в форме или в штатском?
- Что ты вцепился в эти удостоверения, - обозлился Лушин. - Сейчас в любой вшивой конторе выдают красные книжечки.
- Черт знает что! - не мог успокоиться Рафаил. - Куда только смотрит настоящая милиция?
- Помолчи, - оборвал его Александр Петрович. - Ты пробовал возмутиться, Михаил?
- Зачем? - скучно спросил Котенев. - Чтобы мне проломили голову в собственной квартире или предъявили калибр?
- У них было оружие? - насторожился Хомчик.
- Я не видел, но мало ли?
- Да, но все-таки, - заторопился Рафаил, - объясни толком, откуда у тебя такая уверенность, что это не оперы?
Лушин и Хомчик напряженно уставились на Котене-ва, ожидая ответа. Тот объяснил:
- Во-первых, они так спешили, что забыли про понятых. А это, как известно, обязательное условие любого обыска. Они нервничали, дергались, явно торопились, опасались, как бы им что-нибудь не помешало. Во-вторых, я знаю, каковы настоящие милицейские удостоверения. А в-третьих, один из них был в милицейской форме и в то же время не в форме.
- Как это? - не понял Александр Петрович.
- Ну, ботинки не форменные, брюки без кантов, рубашка не такая. Я допускаю, что обувь у них жутко плохая, - усмехнулся Михаил Павлович, - поэтому многие носят свою, но брюки и рубашку никто из них не меняет.
- Т-а-а-к, - протянул Хомчик, барабаня пальцами по столу. - А если, все же?..
- Я тебя умоляю, Рафаил! - засмеялся Котенев. - Не торопись, как голый в бане. Я еще не сказал самого главного. Пока они шарили по квартире, я подошел к окну. Внизу стояла машина. Водитель вышел из нее… Представьте себе, я узнал в нем знакомого уголовничка, некоторое время назад обращавшегося ко мне за деньгами.
- Интересные дела! - бросив сигарету, изумленно поднял брови Рафаил.
- Вот-вот, - закивал Лушин, - у тебя появились близкие приятели среди уголовничков? Откуда?!
- Не паясничайте, - оборвал их Котенев. - Помните, как засадили братца моей супруги? Так вот, этот хмырь мне привозил приветик из колонии от драгоценного родственничка.
- Ты не мог обознаться? - нервно хрустя пальцами, спросил Хомчик. - Давно он у тебя был последний раз?
- Он у меня всего один раз и был, да и то не у меня, виделись в Сокольниках. - Вспомнив встречу с Анашкиным, Михаил Павлович брезгливо скривился. - Обознаться я не мог!
- Может быть, стоит заявить куда следует? - предложил Лушин. - Много они взяли?
- Я не дурной, чтобы дома все держать, - отмахнулся Котенев. - Так, пощипали по мелочам: побрякушки жены, облигации, немного наличными. Ну, а я, вроде бы с сердечным приступом. Сначала прикинулся, а потом и в самом деле сердце схватило. Заявлять, думаю, не стоит. К чему привлекать к себе внимание?
- Господи, зачем я с вами связался? - сморщившись, как от зубной боли, простонал Рафаил. - Уеду, к черту!
- Куда это ты собрался? - покосил на него воспаленным глазом Лушин. - Деньги-то любишь получать, а как что, так в кусты? Нет, дружок, давай уж вместе!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
- Какая разница? - буркнул Олег. - Полчасом раньше или позже? Не до утра же нам здесь торчать? Контролеров нету…
Ужинали, как всегда, на кухне. Тихо бормотал телевизор, мелькали на экране картинки далекой, чужой жизни. Помешивая ложечкой в чашке, Михаил Павлович лениво следил глазами за кадрами телехроники и скептически усмехался. Лида убрала посуду, поставив ее в мойку, села напротив, откинув волосы со лба.
- Виталик письмо прислал…
- Что? - повернулся к ней Михаил Павлович.
- Я говорю, Виталик прислал письмо, - упрямо повторила Лида.
- А-а-а… Письмо… - Он сдержанно зевнул, показывая, что сегодня не намерен обсуждать надоевшую тему. - Ну и что пишет твой братец?
- Михаил, неужели ты не можешь ему помочь? - Губы у Лиды задрожали. - Я столько раз тебя просила, умоляла…
Сунув руки в карманы домашней куртки, Михаил Павлович уставился за окно - судя по всему, неприятного разговора не избежать, а спать еще рано. Если бы Лида знала, как надоел ему ее братец, какие фортели он откалывает, передавая приветы из-за колючей проволоки с непотребными мужичками.
- Ты прекрасно знаешь, что он не виноват, - снова всхлипнула Лида.
- Ну, милая моя… - Котенев нервно хрустнул пальцами. - Есть, в конце концов, всему предел. Торговать из-под полы валютой, когда это запрещено законом? Практически украсть, а потом перепродать такому же жулику!
- Не смей так говорить о моем брате, - вскинула голову Лида. - Он не преступник.
- Да? А кто же? - издевательски переспросил Михаил Павлович.
- Он несчастный человек.
- Вот как? Бедненький, несчастненький. Ничего себе!
Михаил Павлович хотел разразиться новой обличительной тирадой, а потом уйти в спальню и, закрыв за собой дверь, воспрепятствовать продолжению разговора. Но раздался мелодичный голос дверного звонка. Котенев вышел в прихожую.
Лида вытерла ладонью слезы на щеках и, встав, открыла настенный шкафчик. Достав валокордин и рюмку, напряженно шевеля губами, начала отсчитывать капли…
В прихожей гулко хлопнула входная дверь, на кухне появился взбешенный Михаил Павлович.
- Черт знает что! Представляешь, приперся слесарь. Я ему говорю, что не вызывали, а он мне талдычит, что ему диспетчер сказала о протечке в нашей квартире. Когда действительно течет, их днем с огнем не сыщешь!
Он расхаживал по кухне, шаркая тапочками и бережно массируя левую сторону груди. Все один к одному - дурацкий разговор, слезы жены, идиот-слесарь. Надо заканчивать тягостные объяснения и подаваться в спальню.
- Пойми, Лида, - продолжая держаться за сердце, сказал Михаил Павлович, - я не могу поставить себя в ложное положение, не имею права. В конце концов, я занимаю весьма ответственную должность. Нельзя рисковать сейчас, когда постоянно сливают, разукомплектовывают и никак не могут успокоиться. Подожди, пройдет некоторое время - и все как-то утрясется.
- Миша, но я же… - начала Лида, однако муж, в протестующем жесте вытянув вперед руку, неожиданно визгливым голосом закричал:
- Я запрещаю тебе говорить об этом! Запрещаю!
Лицо у него побагровело, глаза бешено выпучились.
Охнув, он снова схватился за сердце и, сделав неверный шаг, тяжело опустился на кухонную табуретку.
Лида вскочила, помогла мужу опереться спиной о стену, судорожно расстегивая пуговицы на пижамной куртке, испуганно приговаривала:
- Мишенька, ну что ты… Сейчас, потерпи маленько…
Полуприкрыв глаза, Котенев наблюдал за ней - нужный эффект достигнут, она уже испугана, больше не будет приставать, а он окажется в положении любимого, избалованного ребенка, которого нельзя тревожить, а только угождать.
Вспомнив о рюмке с валокордином, Лида метнулась, к столу, схватила ее, сунула в руку мужа:
- Выпей, Миша, это лекарство…
- Потом… - Он слабым жестом поставил рюмочку на стол.
В прихожей снова раздался призывный звонок. Коте-нев приоткрыл один глаз:
- Опять этот идиот? Не открывай, - удержал он жену.
Минуту-другую было тихо, потом опять настойчиво позвонили.
- Я открою? - запахивая полы длинного халата, тихо спросила Лида. - А ты выпей валокордин. Слышишь?
- Слышу, - страдальчески откликнулся Михаил Павлович.
Лида побежала открывать. Котенев привстал, взял со стола рюмку с валокордином и, брезгливо сморщившись, выплеснул лекарство в мойку.
Споласкивая рюмочку, он слышал, как жена возится в прихожей с замками и о чем-то переговаривается со стоявшим по ту сторону двери слесарем. В том, что это именно он, Михаил Павлович нисколько не сомневался. Открыв дверцы бара, Котенев достал початую бутылку коньяка, налил полную рюмку. Услышав тяжелые шаги, он недоуменно оглянулся.
- Что такое?
На пороге кухни, прижав руки к горлу, словно ей никак не протолкнуть в себя ни глотка воздуха, стояла бледная Лида. Из-за ее плеча выглядывал совершенно незнакомый человек.
- Что такое? - сердито переспросил Михаил Павлович.
- К нам с обыском пришли, - непослушными губами едва вымолвила Лида…
Встретились в кабинетике одного из кооперативных кафе - уютный, маленький зал, тихая музыка.
Когда Михаил Павлович вошел, Лушин уже был там - перед ним стояла откупоренная бутылка коньяка, закуски. Лицо Александра Петровича лоснилось от пота, галстук он положил на свободный стул и расстегнул рубаху на груди. Приветственно помахав рукой Котеневу, он указал ему на кресло рядом:
- Садись. Я тут пока предаюсь чревоугодию. Выпьешь?
- Лишнее, - чуть поморщился Котенев. - Где Рафаил?
- Сейчас будет, - подцепляя вилкой розовый ломтик семги, меланхолично откликнулся Лушин.
Помолчали. Михаил Павлович закурил и сосредоточенно рассматривал ногти на руках, а Лушин усердно ел, тяжело ворочая челюстями.
- У меня это с детства, - с набитым ртом пояснил он, - как нервничаю, так обязательно жрать тянет. А вот и Рафик!
Хомчик запер за собой дверь и поздоровался за руку сначала с Котеневым, а потом с Лушиным.
- Не опоздал?
- Задерживаешься, Рафаил, - наливая ему в рюмку коньяк, буркнул Александр Петрович.
- Нет, я не стану пить, - отказался Хомчик, - тороплюсь.
- Успеешь, дело важнее, - веско сказал Котенев. - Садись, потолкуем. Мы вынуждены собраться по весьма неприятному поводу…
- Ты прямо как городничий у Гоголя, - потирая руки, заметил Александр Петрович.
- Веселиться нечего, - глядя ему в глаза, ответил Котенев. - Ко мне вчера приходили с обыском.
Прикуривавший Лушин уронил горящую спичку на ковер. Хомчик слегка вздрогнул и задеревенел.
- Что за дурацкие шутки? - тяжело отдуваясь, наконец смог выдавить из себя Лушин.
- Какие шутки, Саша? - У Котенева скорбно опустились уголки губ. - Я вполне серьезно. Что молчишь, Рафаил? Хоть бы поинтересовался, кто у меня был, что взяли.
Хомчик медленно повернул к Михаилу Петровичу бледное до синевы лицо и дернул плечом:
- Бог мой! Какое теперь имеет значение, кто был и что взяли? Какое, если они уже были!
Михаил Павлович откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на подельников. Хомчик не боец, это давно ясно - жаден, хитер, изворотлив, ко может спасовать в сложной ситуации. Лушин? Бегемот он и есть бегемот - туповат, агрессивен, готов идти напролом, не считаясь с потерями. Деловая хватка у него есть, имеется опыт подпольной коммерции, лихо может договориться и втянуть в свои дела директора какого-нибудь государственного предприятия, за хорошую взятку заставив того списать, к примеру, дефицитные трубы, а на самом деле продать их за «живые» деньги. Потом Лушин поменяет трубы на джинсовую ткань, ткань на персональный компьютер, компьютер на кирпич и в итоге получит крайне необходимое их фирме, так и не приложив рук ни к трубам, ни к ткани, ни к кирпичу.
Все это хорошо, когда все хорошо, а вот как будет сейчас, когда случилась неприятность? Заглотивший их со всеми потрохами любезный Куров - просто джентльмен. Хотя… Куров - это мысль!
- Что делать? - переспросил Котенев после паузы. - Наложим в штаны и поедем домой стирать бельишко.
- Не дури, Михаил. - Глаза у Лушина покраснели и недобро сузились. - Может, ты нас с потрохами им уже выдал или на хвосте за собой приволок, а? - Его толстые, похожие на сосиски пальцы, шевельнулись, сминая клетчатую скатерть, покрывавшую стол. - Отвечай, чего молчишь?
- Перестань, - взвизгнул Хомчик. - Все слишком серьезно! Хотите передраться?
- Вот именно, - желчно усмехнулся Котенев, - это было бы, как нельзя кстати. Хочу вам еще сообщить, что были не милиционеры.
- Госбезопасность? - охнул Рафаил.
Лушин набычился еще больше и приподнялся из-за стола.
- Сиди, Саша, - небрежно махнул ему рукой Михаил Павлович. - Приходили какие-то уголовники с подделанным ордером на обыск и фальшивыми красными удостоверениями.
Александр Петрович вытер ладонью выступивший на лбу обильный пот и обмяк в кресле.
- Но позволь, откуда же у них удостоверения? - беспокойно завозился Хомчик, прикуривая сигарету. Глубоко затянувшись, он продолжил: - И еще ордер? Они были в форме или в штатском?
- Что ты вцепился в эти удостоверения, - обозлился Лушин. - Сейчас в любой вшивой конторе выдают красные книжечки.
- Черт знает что! - не мог успокоиться Рафаил. - Куда только смотрит настоящая милиция?
- Помолчи, - оборвал его Александр Петрович. - Ты пробовал возмутиться, Михаил?
- Зачем? - скучно спросил Котенев. - Чтобы мне проломили голову в собственной квартире или предъявили калибр?
- У них было оружие? - насторожился Хомчик.
- Я не видел, но мало ли?
- Да, но все-таки, - заторопился Рафаил, - объясни толком, откуда у тебя такая уверенность, что это не оперы?
Лушин и Хомчик напряженно уставились на Котене-ва, ожидая ответа. Тот объяснил:
- Во-первых, они так спешили, что забыли про понятых. А это, как известно, обязательное условие любого обыска. Они нервничали, дергались, явно торопились, опасались, как бы им что-нибудь не помешало. Во-вторых, я знаю, каковы настоящие милицейские удостоверения. А в-третьих, один из них был в милицейской форме и в то же время не в форме.
- Как это? - не понял Александр Петрович.
- Ну, ботинки не форменные, брюки без кантов, рубашка не такая. Я допускаю, что обувь у них жутко плохая, - усмехнулся Михаил Павлович, - поэтому многие носят свою, но брюки и рубашку никто из них не меняет.
- Т-а-а-к, - протянул Хомчик, барабаня пальцами по столу. - А если, все же?..
- Я тебя умоляю, Рафаил! - засмеялся Котенев. - Не торопись, как голый в бане. Я еще не сказал самого главного. Пока они шарили по квартире, я подошел к окну. Внизу стояла машина. Водитель вышел из нее… Представьте себе, я узнал в нем знакомого уголовничка, некоторое время назад обращавшегося ко мне за деньгами.
- Интересные дела! - бросив сигарету, изумленно поднял брови Рафаил.
- Вот-вот, - закивал Лушин, - у тебя появились близкие приятели среди уголовничков? Откуда?!
- Не паясничайте, - оборвал их Котенев. - Помните, как засадили братца моей супруги? Так вот, этот хмырь мне привозил приветик из колонии от драгоценного родственничка.
- Ты не мог обознаться? - нервно хрустя пальцами, спросил Хомчик. - Давно он у тебя был последний раз?
- Он у меня всего один раз и был, да и то не у меня, виделись в Сокольниках. - Вспомнив встречу с Анашкиным, Михаил Павлович брезгливо скривился. - Обознаться я не мог!
- Может быть, стоит заявить куда следует? - предложил Лушин. - Много они взяли?
- Я не дурной, чтобы дома все держать, - отмахнулся Котенев. - Так, пощипали по мелочам: побрякушки жены, облигации, немного наличными. Ну, а я, вроде бы с сердечным приступом. Сначала прикинулся, а потом и в самом деле сердце схватило. Заявлять, думаю, не стоит. К чему привлекать к себе внимание?
- Господи, зачем я с вами связался? - сморщившись, как от зубной боли, простонал Рафаил. - Уеду, к черту!
- Куда это ты собрался? - покосил на него воспаленным глазом Лушин. - Деньги-то любишь получать, а как что, так в кусты? Нет, дружок, давай уж вместе!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48