— хмелея от девичьей сладкой близости, бормотал Витя. — Я же завтра в Афган лечу… Ну давай, ну?
Стук в дверь занятая диванной борьбой парочка поначалу не расслышала.
— Кто там? — досадливо крикнул капитан, убирая свои клешни, а Катя, слизывая с губ нечаянные слезы, тем временем пыталась застегнуть кофточку. У нее ничего не получалось — пуговицы были с мясом вырваны страстным поклонником.
— Шампанское из ресторана, как заказывали, — проговорил приветливый голос, а потом добавил уже менее приветливо:
— Открывайте!
Но капитан Витя отчего-то открывать не стал, а, наоборот, стал шарить руками по дивану в поисках кобуры.
Выбитая дверь с сухим треском рухнула на пол, и в номер ввалились люди с оружием наготове. Катя завизжала, закрыв глаза от ужаса. Через пять секунд, когда пыль рассеялась и грохот стих, капитан Витя оказался лежащим лицом вниз на полу с заломленными за спину руками.
В номер, аккуратно перешагнув через выбитую дверь, вошел невысокий человек в штатском. Он опустился на корточки возле капитана, приподнял его голову за волосы и широко осклабился.
— А, Корень! — довольно усмехнулся он. — Привет" Корень. Что ж на этот раз ты так далеко забрался, а?
Капитан молча выплюнул на пол обломок переднего зуба. А потом, кряхтя, пробормотал:
— Скажи своим, чтобы руки мне развязали, начальник.
— Ты ж начнешь ими махать, доказывать…
— Не начну. Сукой буду! Век воли не видать. Вскоре Корня подняли и повели куда-то, предварительно обыскав, а Катя все еще сидела на диване, испуганно стягивая на груди разорванную блузку.
— А вы что здесь делаете, девушка? — осведомился невысокий в штатском, как будто ему было непонятно, что здесь делает девушка в полуобнаженном виде.
Катя умела разговаривать с мужчинами… Она знала, какие приемчики на них действуют безотказно. Расширенные глаза испуганно захлопали, пухлые накусанные губки жалобно задрожали.
— Он… Он затащил меня сюда, я не хотела… Говорил, что он капитан Советской армии, едет в Афганистан. Обещал жениться, а потом начал приставать…
— А вы кто такая?
— Я? Я студентка института культуры, первый курс… Я не знала ничего!
— Вроде на шалаву не похожа, интеллигентная, — обратился к милиционеру в форме невысокий. — Что, отпустим ее?
— А зачем она нам?
На всякий случай милиционеры изучили ее студенческий билет, записали координаты общежития и посоветовали больше не знакомиться с мужчинами в такси и тем более не навещать их в гостинице. Капитан Советской армии Витя оказался рецидивистом со стажем, недавно бежавшим из мест заключения. По дороге с Колымы он выпустил кишки одному подпольному скупщику золота, который принимал у старателей нелегальный товар. У скупщика он взял сорок тысяч, а потом пырнул ножом настоящего капитана Советской армии и снял с убитого форму.
Катя вспомнила прорезь на шинели, которую демонстрировал Витя, и обмерла. Только теперь она поняла, как ей повезло. Ее приключение могло кончиться куда более печально.
Ее даже любезно подбросили до общежития на канареечного цвета «уазике» с ультрамариновыми полосами.
Только очутившись в своей комнате в безопасности, Катя вспомнила про две тысячи в сумочке. Это был подарок судьбы, неожиданно свалившийся с неба, награда за мучения сегодняшнего вечера. Одно смущало девушку: это были деньги, обагренные кровью подпольного скупщика золота. Правда, деньги, как утверждал еще император Веспасиан, не пахнут. Кому ж тогда верить, как не императору?
Следующим утром девушка отправилась на почту и с широкого плеча отправила родителям четыреста рублей. Потом приобрела себе у знакомой фарцовщицы красивую юбку с разрезом, лак для ногтей и импортные колготки.
У нее еще оставалось тысяча пятьсот сорок рублей. Это была гигантская сумма, но девушка знала, как ей распорядиться.
Творческий вечер актрисы Тарабриной во Владивостоке близился к завершению. Тесный клуб судостроительного завода был набит до отказа, люди стояли даже в проходах, жадно впитывая каждое слово, исходящее от женщины на сцене. А она, откинув за спину тяжелые льющиеся косы, рассказывала затаившим дыхание работягам о своем великом, безвременно погибшем супруге.
В конце вечера, прижимая к груди пышный букет цветов, за кулисы пыталась прорваться черноволосая, живоглазая, хорошо одетая девушка с уверенными манерами. Администратор вечера, маленький лысый еврей с одесским выговором, не пускал ее. Девушка настаивала.
— Я дочь Тарабриной! — От злости она чуть не топнула ногой. — Мне нужно срочно ее видеть!
Администратор усмехнулся. Он наизусть знал уловки, к которым прибегают экзальтированные поклонницы, чтобы проникнуть к своему кумиру.
— Ну и как вас зовут?
— Катя… Екатерина Сорокина…
Администратор сморщил кожу на выпуклом желтоватом лбу, что-то припоминая, с любопытством оглядел настырную девицу:
— А, ну да… Сейчас, одну минуту!
Мать появилась из-за кулис усталая и вместе с тем несколько испуганная, настороженная. Она натянуто улыбалась и даже с мнимой радостью попыталась обнять дочь. Однако волна отчуждения, исходящая от нее, показалась Кате почти вещественной.
— Что ты здесь делаешь? — спросила мать, с привычной небрежностью принимая букет цветов, на который Катя истратила свои последние сбережения.
— Отдыхаю с друзьями. Вот, была на Камчатке, слетала на Курилы. Теперь тут, во Владике, торчу, рейс на Новосибирск откладывается, нелетная погода.
Знаешь, я ведь учусь там в институте культуры на режиссерском.
— А, — понимающе кивнула мать и замолчала.
Больше им не о чем было говорить. Катя засуетилась, доставая из кармана заранее отложенную купюру:
— Я тут брала у тебя деньги два года назад… Теперь, думаю, надо отдать, раз такой случай представился.
— Ах да. — Мать не глядя сунула сотенную купюру в карман и отвела взгляд. — Ну, привет передай отцу… Я пойду, меня автобус ждет в гостиницу.
Катя вышла из Дома культуры, до боли сжав челюсти, чтобы не расплакаться. Опять… Опять она вела себя совершенно не правильно! Маска уверенной в себе удачливой девицы, без пяти минут режиссера, не удалась. Опять она превратилась в маленькую робкую девочку, жадно ловящую каждое слово матери.
Как это противно! Ну когда она уже выйдет из-под ее влияния, когда станет разговаривать с ней на равных?
Катя зло пнула ногой валявшийся на дороге камешек. Камешек отлетел, закружился юзом. Вот и ее опять пнули, как этот камень, а она сделала вид, что так и нужно! Но ничего, вот станет она кинорежиссером, тогда мать заговорит с ней по-другому!
Настроение было испорчено. И что за дурацкий порыв обуял ее, когда она увидела фамилию матери на афише? И зачем ей понадобилось тратить деньги на цветы, отдавать сто рублей вместо пятидесяти? Что за широкие жесты?
Надо же! Мать даже не посмотрела, сколько дочь вернула ей. Для нее это пустяки, а для Кати, между прочим, последние деньги! Последние деньги из тех, что свалились на нее с неба при посредничестве щедрого капитана Вити.
За два месяца летних каникул ей удалось наконец окончательно потратить всю сумму, что оставалась от дуриком полученных двух тысяч. За полгода беззаботной денежной жизни она уже привыкла не унижать себя мелочной экономией.
Сорок рублей стипендии разлетались в два дня, точно от порыва ветра. Еще пятьдесят ежемесячно присылал отец, их тоже хватало лишь «на шпильки». Кате нравилось хорошо одеваться, не думать о том, что она будет сегодня есть. И вот деньги закончились…
Последние семь сотен она потратила на путешествия. Ей так хотелось повидать мир! Она договорилась с друзьями, что приедет к ним в стройотряд на Камчатку, но на пути в самолете познакомилась с одним ужасно интересным человеком, океанологом. Он так ярко расписал ей Курилы, что ей немедленно захотелось их увидеть. После острова Итуруп неделю она провела в Петропавловске-Камчатском, ожидая друзей. Не дождалась и рванула от скуки во Владивосток.
Она торчала во Владике, пока не увидела афишу со знакомой фамилией. Вся взбудоражилась, стала на что-то надеяться, о чем-то мечтать… Вот дурочка!
Лучше бы не унижалась. Разве можно удивить букетом революционных гвоздик избалованную актрису?
В Новосибирск Катя вернулась злая и раздраженная. Ее угнетало безденежье, ее угнетала однообразная, никчемушная жизнь. Она позвонила отцу сообщить, что не сможет приехать домой — нет денег. О встрече с матерью благоразумно умолчала. Начнутся вопросы, как она попала во Владивосток, почему да зачем.
— А у нас все хорошо, — с улыбкой рассказывал отец по телефону. — Славик ходит на секцию самбо, у него уже разряд… Поет в школьном ВИА. Танечке наконец пальто купили. Ну, то самое, помнишь?
— Купили? — эхом отозвалась Катя.
— Купили! — засмеялся в трубку отец. — Ходит в нем, вся прямо изнутри светится… Когда ты к нам приедешь?
— Не знаю… — туманно ответила Катя и положила трубку.
Она расстроилась еще пуще. Ну надо же, дочка скоро начнет пухнуть с голоду в далекой холодной Сибири, а они там жируют, польты покупают. И зачем это пальто такой шмакодявке, как Танька? Ни фигуры, ни рожи, да и старая она.
То ли дело Катя… Мужики с ума сходят, когда видят на пляже ее тоненькую фигурку с высокой грудью и ртутные живые глаза.
Тот океанолог просто рехнулся от любви к ней, обещал жену бросить и сына, пусть только она даст ему надежду. Обещал зимой, после окончания сезона, приехать в Новосибирск, подарить ей песца на воротник. А Катя над ним лишь посмеялась и была такова. Разве ей нужно это? В любовь она уже давно не верит, а просто иметь отношения — зачем? Не хватало еще раз нарваться на неприятности вроде тех, московских, когда она чуть не погибла…
Нет уж, если она и влюбится в мужчину, то это будет только такой человек, как Высоцкий. Чтобы аж продирало по коже от его взгляда, чтобы хотелось пойти за ним на край света. Только где его такого найдешь? Вон говорят, что даже самой Марине Влади не удалось до конца привязать Высоцкого к себе, они вот-вот разойдутся. Может быть, тогда он вспомнит о ней, Кате, вспомнит тот вечер и их едва начавшийся, но так и не завершившийся роман?
Еще один год в Новосибирске Катя продержалась с трудом. Это было невыносимо! Морозы, жуткий холод, постоянно хочется есть, а еще дурацкая учеба… Тупые преподаватели талдычат о вечном искусстве, им вторят, раскрыв рты, студенты-энтузиасты с бараньими глазами. Скукота!
Теперь Катя реально оценивала, что ей светит после вуза. А светило ей всего-навсего распределение в поселковый Дом культуры, руководить театральным кружком — и все! Боже, это так тоскливо! И вообще, в последнее время она поняла, что режиссура, театр, условность искусства — это все не для нее. Ну, не может она притворяться, что престарелая актриса — это действительно Джульетта, как бы замечательно та ни играла. И сама она тоже не любит притворяться…
Весной Катя не выдержала. Едва в Новосибирске застучала весенняя капель, она бросила в сумку вещи и, ни с кем не попрощавшись, поспешила на поезд. Слова из письма о том, что на Крещатике уже зацветают каштаны и в воздухе разлита теплынь, разбередили ей душу.
В поезде Катя познакомилась с попутчицей, которая ехала из Барнаула в Киев навестить родителей. Девушку звали Полиной, она только что оставила годовалого ребенка и мужа и еще не надышалась пряным воздухом свободы.
— Не могу я жить в Сибири, — жаловалась она, — лето два месяца в году, фруктов мало. То ли дело на Украине! Ночь на поезде — и ты у моря. А здесь тащишься сутками — и только леса, леса, леса…
Полина была несказанно счастлива тем, что вырвалась на свободу от мужа, ребенка и придирчивой свекрови и теперь может поступать как заблагорассудится.
Кате хотелось точно того же. «Поедем на море!» — договорились подруги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Стук в дверь занятая диванной борьбой парочка поначалу не расслышала.
— Кто там? — досадливо крикнул капитан, убирая свои клешни, а Катя, слизывая с губ нечаянные слезы, тем временем пыталась застегнуть кофточку. У нее ничего не получалось — пуговицы были с мясом вырваны страстным поклонником.
— Шампанское из ресторана, как заказывали, — проговорил приветливый голос, а потом добавил уже менее приветливо:
— Открывайте!
Но капитан Витя отчего-то открывать не стал, а, наоборот, стал шарить руками по дивану в поисках кобуры.
Выбитая дверь с сухим треском рухнула на пол, и в номер ввалились люди с оружием наготове. Катя завизжала, закрыв глаза от ужаса. Через пять секунд, когда пыль рассеялась и грохот стих, капитан Витя оказался лежащим лицом вниз на полу с заломленными за спину руками.
В номер, аккуратно перешагнув через выбитую дверь, вошел невысокий человек в штатском. Он опустился на корточки возле капитана, приподнял его голову за волосы и широко осклабился.
— А, Корень! — довольно усмехнулся он. — Привет" Корень. Что ж на этот раз ты так далеко забрался, а?
Капитан молча выплюнул на пол обломок переднего зуба. А потом, кряхтя, пробормотал:
— Скажи своим, чтобы руки мне развязали, начальник.
— Ты ж начнешь ими махать, доказывать…
— Не начну. Сукой буду! Век воли не видать. Вскоре Корня подняли и повели куда-то, предварительно обыскав, а Катя все еще сидела на диване, испуганно стягивая на груди разорванную блузку.
— А вы что здесь делаете, девушка? — осведомился невысокий в штатском, как будто ему было непонятно, что здесь делает девушка в полуобнаженном виде.
Катя умела разговаривать с мужчинами… Она знала, какие приемчики на них действуют безотказно. Расширенные глаза испуганно захлопали, пухлые накусанные губки жалобно задрожали.
— Он… Он затащил меня сюда, я не хотела… Говорил, что он капитан Советской армии, едет в Афганистан. Обещал жениться, а потом начал приставать…
— А вы кто такая?
— Я? Я студентка института культуры, первый курс… Я не знала ничего!
— Вроде на шалаву не похожа, интеллигентная, — обратился к милиционеру в форме невысокий. — Что, отпустим ее?
— А зачем она нам?
На всякий случай милиционеры изучили ее студенческий билет, записали координаты общежития и посоветовали больше не знакомиться с мужчинами в такси и тем более не навещать их в гостинице. Капитан Советской армии Витя оказался рецидивистом со стажем, недавно бежавшим из мест заключения. По дороге с Колымы он выпустил кишки одному подпольному скупщику золота, который принимал у старателей нелегальный товар. У скупщика он взял сорок тысяч, а потом пырнул ножом настоящего капитана Советской армии и снял с убитого форму.
Катя вспомнила прорезь на шинели, которую демонстрировал Витя, и обмерла. Только теперь она поняла, как ей повезло. Ее приключение могло кончиться куда более печально.
Ее даже любезно подбросили до общежития на канареечного цвета «уазике» с ультрамариновыми полосами.
Только очутившись в своей комнате в безопасности, Катя вспомнила про две тысячи в сумочке. Это был подарок судьбы, неожиданно свалившийся с неба, награда за мучения сегодняшнего вечера. Одно смущало девушку: это были деньги, обагренные кровью подпольного скупщика золота. Правда, деньги, как утверждал еще император Веспасиан, не пахнут. Кому ж тогда верить, как не императору?
Следующим утром девушка отправилась на почту и с широкого плеча отправила родителям четыреста рублей. Потом приобрела себе у знакомой фарцовщицы красивую юбку с разрезом, лак для ногтей и импортные колготки.
У нее еще оставалось тысяча пятьсот сорок рублей. Это была гигантская сумма, но девушка знала, как ей распорядиться.
Творческий вечер актрисы Тарабриной во Владивостоке близился к завершению. Тесный клуб судостроительного завода был набит до отказа, люди стояли даже в проходах, жадно впитывая каждое слово, исходящее от женщины на сцене. А она, откинув за спину тяжелые льющиеся косы, рассказывала затаившим дыхание работягам о своем великом, безвременно погибшем супруге.
В конце вечера, прижимая к груди пышный букет цветов, за кулисы пыталась прорваться черноволосая, живоглазая, хорошо одетая девушка с уверенными манерами. Администратор вечера, маленький лысый еврей с одесским выговором, не пускал ее. Девушка настаивала.
— Я дочь Тарабриной! — От злости она чуть не топнула ногой. — Мне нужно срочно ее видеть!
Администратор усмехнулся. Он наизусть знал уловки, к которым прибегают экзальтированные поклонницы, чтобы проникнуть к своему кумиру.
— Ну и как вас зовут?
— Катя… Екатерина Сорокина…
Администратор сморщил кожу на выпуклом желтоватом лбу, что-то припоминая, с любопытством оглядел настырную девицу:
— А, ну да… Сейчас, одну минуту!
Мать появилась из-за кулис усталая и вместе с тем несколько испуганная, настороженная. Она натянуто улыбалась и даже с мнимой радостью попыталась обнять дочь. Однако волна отчуждения, исходящая от нее, показалась Кате почти вещественной.
— Что ты здесь делаешь? — спросила мать, с привычной небрежностью принимая букет цветов, на который Катя истратила свои последние сбережения.
— Отдыхаю с друзьями. Вот, была на Камчатке, слетала на Курилы. Теперь тут, во Владике, торчу, рейс на Новосибирск откладывается, нелетная погода.
Знаешь, я ведь учусь там в институте культуры на режиссерском.
— А, — понимающе кивнула мать и замолчала.
Больше им не о чем было говорить. Катя засуетилась, доставая из кармана заранее отложенную купюру:
— Я тут брала у тебя деньги два года назад… Теперь, думаю, надо отдать, раз такой случай представился.
— Ах да. — Мать не глядя сунула сотенную купюру в карман и отвела взгляд. — Ну, привет передай отцу… Я пойду, меня автобус ждет в гостиницу.
Катя вышла из Дома культуры, до боли сжав челюсти, чтобы не расплакаться. Опять… Опять она вела себя совершенно не правильно! Маска уверенной в себе удачливой девицы, без пяти минут режиссера, не удалась. Опять она превратилась в маленькую робкую девочку, жадно ловящую каждое слово матери.
Как это противно! Ну когда она уже выйдет из-под ее влияния, когда станет разговаривать с ней на равных?
Катя зло пнула ногой валявшийся на дороге камешек. Камешек отлетел, закружился юзом. Вот и ее опять пнули, как этот камень, а она сделала вид, что так и нужно! Но ничего, вот станет она кинорежиссером, тогда мать заговорит с ней по-другому!
Настроение было испорчено. И что за дурацкий порыв обуял ее, когда она увидела фамилию матери на афише? И зачем ей понадобилось тратить деньги на цветы, отдавать сто рублей вместо пятидесяти? Что за широкие жесты?
Надо же! Мать даже не посмотрела, сколько дочь вернула ей. Для нее это пустяки, а для Кати, между прочим, последние деньги! Последние деньги из тех, что свалились на нее с неба при посредничестве щедрого капитана Вити.
За два месяца летних каникул ей удалось наконец окончательно потратить всю сумму, что оставалась от дуриком полученных двух тысяч. За полгода беззаботной денежной жизни она уже привыкла не унижать себя мелочной экономией.
Сорок рублей стипендии разлетались в два дня, точно от порыва ветра. Еще пятьдесят ежемесячно присылал отец, их тоже хватало лишь «на шпильки». Кате нравилось хорошо одеваться, не думать о том, что она будет сегодня есть. И вот деньги закончились…
Последние семь сотен она потратила на путешествия. Ей так хотелось повидать мир! Она договорилась с друзьями, что приедет к ним в стройотряд на Камчатку, но на пути в самолете познакомилась с одним ужасно интересным человеком, океанологом. Он так ярко расписал ей Курилы, что ей немедленно захотелось их увидеть. После острова Итуруп неделю она провела в Петропавловске-Камчатском, ожидая друзей. Не дождалась и рванула от скуки во Владивосток.
Она торчала во Владике, пока не увидела афишу со знакомой фамилией. Вся взбудоражилась, стала на что-то надеяться, о чем-то мечтать… Вот дурочка!
Лучше бы не унижалась. Разве можно удивить букетом революционных гвоздик избалованную актрису?
В Новосибирск Катя вернулась злая и раздраженная. Ее угнетало безденежье, ее угнетала однообразная, никчемушная жизнь. Она позвонила отцу сообщить, что не сможет приехать домой — нет денег. О встрече с матерью благоразумно умолчала. Начнутся вопросы, как она попала во Владивосток, почему да зачем.
— А у нас все хорошо, — с улыбкой рассказывал отец по телефону. — Славик ходит на секцию самбо, у него уже разряд… Поет в школьном ВИА. Танечке наконец пальто купили. Ну, то самое, помнишь?
— Купили? — эхом отозвалась Катя.
— Купили! — засмеялся в трубку отец. — Ходит в нем, вся прямо изнутри светится… Когда ты к нам приедешь?
— Не знаю… — туманно ответила Катя и положила трубку.
Она расстроилась еще пуще. Ну надо же, дочка скоро начнет пухнуть с голоду в далекой холодной Сибири, а они там жируют, польты покупают. И зачем это пальто такой шмакодявке, как Танька? Ни фигуры, ни рожи, да и старая она.
То ли дело Катя… Мужики с ума сходят, когда видят на пляже ее тоненькую фигурку с высокой грудью и ртутные живые глаза.
Тот океанолог просто рехнулся от любви к ней, обещал жену бросить и сына, пусть только она даст ему надежду. Обещал зимой, после окончания сезона, приехать в Новосибирск, подарить ей песца на воротник. А Катя над ним лишь посмеялась и была такова. Разве ей нужно это? В любовь она уже давно не верит, а просто иметь отношения — зачем? Не хватало еще раз нарваться на неприятности вроде тех, московских, когда она чуть не погибла…
Нет уж, если она и влюбится в мужчину, то это будет только такой человек, как Высоцкий. Чтобы аж продирало по коже от его взгляда, чтобы хотелось пойти за ним на край света. Только где его такого найдешь? Вон говорят, что даже самой Марине Влади не удалось до конца привязать Высоцкого к себе, они вот-вот разойдутся. Может быть, тогда он вспомнит о ней, Кате, вспомнит тот вечер и их едва начавшийся, но так и не завершившийся роман?
Еще один год в Новосибирске Катя продержалась с трудом. Это было невыносимо! Морозы, жуткий холод, постоянно хочется есть, а еще дурацкая учеба… Тупые преподаватели талдычат о вечном искусстве, им вторят, раскрыв рты, студенты-энтузиасты с бараньими глазами. Скукота!
Теперь Катя реально оценивала, что ей светит после вуза. А светило ей всего-навсего распределение в поселковый Дом культуры, руководить театральным кружком — и все! Боже, это так тоскливо! И вообще, в последнее время она поняла, что режиссура, театр, условность искусства — это все не для нее. Ну, не может она притворяться, что престарелая актриса — это действительно Джульетта, как бы замечательно та ни играла. И сама она тоже не любит притворяться…
Весной Катя не выдержала. Едва в Новосибирске застучала весенняя капель, она бросила в сумку вещи и, ни с кем не попрощавшись, поспешила на поезд. Слова из письма о том, что на Крещатике уже зацветают каштаны и в воздухе разлита теплынь, разбередили ей душу.
В поезде Катя познакомилась с попутчицей, которая ехала из Барнаула в Киев навестить родителей. Девушку звали Полиной, она только что оставила годовалого ребенка и мужа и еще не надышалась пряным воздухом свободы.
— Не могу я жить в Сибири, — жаловалась она, — лето два месяца в году, фруктов мало. То ли дело на Украине! Ночь на поезде — и ты у моря. А здесь тащишься сутками — и только леса, леса, леса…
Полина была несказанно счастлива тем, что вырвалась на свободу от мужа, ребенка и придирчивой свекрови и теперь может поступать как заблагорассудится.
Кате хотелось точно того же. «Поедем на море!» — договорились подруги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67