— Конечно заплатим! — ответили «народовольцы» на его очень откровенный вопрос.
Заплатить-то они заплатят… Но дело в том, что эти волчары сначала заплатят, а потом громко раструбят о том, кому и сколько заплатили, да еще проделают это с гнуснейшими комментариями и мерзким похихикиванием в сторону Макса. А это Руденко не нужно. Он уже в годах, уважаемый артист. Зачем ему попадаться на мелком мошенничестве?
Поэтому Макс выбрал того, кто показался ему наиболее безобидным. Этот тип заплатит, сколько ему скажут. Да еще и будет благодарен Руденко по гроб жизни за его благодеяние. Как ни крути, эксклюзивный материал дорогого стоит!
Он напишет то, что ему скажут и как ему скажут. Уж он-то. Макс, ручается за это!
" — Каковы ваши творческие планы, Нина Николаевна? — Меня пригласил сниматься в своем фильме Роман Поланский, но я пока раздумываю. Та роль, которую он мне предлагает, не вписывается в мое привычное амплуа. Это роль старой уличной женщины, ушедшей на покой и внезапно обретшей веру. По ходу фильма она вспоминает случаи из своей жизни и начинает их оценивать по-новому, исходя из своего изменившегося внутреннего состояния.
— Наших читателей интересует история, которая произошла с вашей старшей дочерью. Я не имею в виду красавицу Дарью, ведущую новостей, перипетии ее личной жизни всем хорошо известны…
— Я поняла вас… Все мои близкие друзья, зная, как рвет мне сердце любое напоминание о ребенке, которого отняли у меня почти сорок лет назад, стараются не напоминать мне об этой истории. Они знают, что после разговора о Кате я опять не буду спать ночами, бесконечно терзаясь бесплодными воспоминаниями. Вот здесь, в груди, — так и щемит. Если бы ее не отняли у меня, может быть, она была бы совсем, совсем другой. Ведь я все еще люблю ту маленькую черненькую девочку, которую у меня отняли почти сорок лет назад, я плачу ночами, вспоминая о ней. Но отпетой уголовнице, торговке зельем в моем сердце места нет!
— Вашу дочь задержали на таможне с грузом наркотиков…
— Есть версия, что наркотики ей подсунули, чтобы замешать в это дело меня лично. Никто бы не обратил внимание на происшедшее, если бы здесь не прозвучало громкое имя, имя Тарабрина. Кому-то будет приятно, если имя великого режиссера и писателя будет втоптано в грязь. Тем, кто меня знает давно, известно, каким образом у меня отняли ребенка — путем подкупа, наговоров, интриг. И теперь всей стране видно, что сделали с этим ребенком. Две мои дочери, которых я вырастила одна, совсем не такие. Их любит вся страна, особенно Дарью, великолепную ведущую.
— Теперь и ваша старшая дочь известна на всю страну…
— Да, теперь и она… Знаете, она уже не маленькая девочка, и в ее поступках нет моей вины. Она сама себе такую жизнь построила и должна отвечать за нее. Теперь она расплачивается и за свои, и за чужие грехи, за грехи своего отца и бабки.
— Сколько раз вы встречались за всю вашу жизнь?
— Не знаю, не считала. Примерно раз в пять лет она сваливается мне как снег на голову и жалобно произносит в трубку: «Мама, у меня нет денег, помоги…» И я тут же мчусь ей на помощь…
— А что же ваша чернокожая внучка?
— Внучки у меня нет. Точнее… я никогда ее не видела. И вряд ли увижу!
Она сейчас, кажется, в Африке, у своего отца.
— Спасибо, Нина Николаевна. Желаем вам больших творческих успехов".
Кнопка диктофона нажата, Нина Николаевна расслабленно откинулась в кресле.
— Слава Богу, отмучилась, — утомленно улыбнулась она. — Хорошо, если бы эта история поскорее забылась. И чтобы мне больше не напоминали о ней.
Эта история через несколько лет вдруг сама напомнила ей о себе.
— Мама, они Алешу украли! — всхлипывая, пролепетала в трубку Даша.
— Как украли? Когда? Где? — схватилась за сердце Нина Николаевна.
— Игорь украл, — всхлипнула Даша на другом конце провода, — подъехал на машине, когда Марина Ивановна с Алешкой гуляли возле дома, посадил его в машину, оттолкнул няню и увез…
Нине Николаевне стало ясно, что это ее бывший зять, недовольный решением суда, оставившего ребенка матери, наконец отважился на крайний шаг и выкрал своего трехлетнего сына.
У нее слегка отлегло от сердца — все же ее внук не у чужого человека, родной отец не причинит ребенку вреда.
Голос ее сразу же стал решительным и твердым.
— В милицию заявила? Нет? Звони немедленно! И в прокуратуру! Поднимем общественность, прессу, в газеты дадим знать, на телевидение!.. Они нас думают своими деньгами задавить, а мы их с другого боку возьмем, публичным скандалом прижмем. Мы это дело так не оставим, слышишь? Я и до президента дойду! Я…
Война так война! Они хотят войны — они ее получат!..
— Макс! Нет, ты слышал? — закричала она, бросив трубку.
— Что, Ниночка свет Николаевна? — Продирая глаза, Руденко вышел из кабинета Ивана Сергеевича, где тихо почивал после обеда, наслаждаясь процессом пищеварения.
— Зови журналистов, репортеров, телевизионщиков! Всех зови! Я это дело так не оставлю! — Нина Николаевна, задыхаясь, рухнула в кресло. Сердце трепыхалось в груди, как пойманная пичужка.
— Ниночка Николаевна! Вот они, капельки, капельки ваши… Выпейте… И водички… Не оставим, да-да, не оставим, всех созовем, всех оповестим… Лена!
Кутькова! Да что ты там копаешься? Воду неси!
Прибежавшая с кухни Кутькова бросилась за водой и за тонометром, чтобы измерить давление Нине Николаевне — от переживаний оно у нее опасно зашкаливало.
Оставив задыхавшуюся благодетельницу. Макс снял телефонную трубку.
— Отарик, это ты? Есть новости! Что? Ах, ты об этом? Нет, об этом потом… Ну, как договоримся…
Через сутки все глянцевые журналы-сплетники, падкие до скандальных новостей из жизни истеблишмента, все бульварные листки и таблоиды разнесли весть о похищении ребенка.
Еще через сутки ощерившийся оружием ОМОН окружил со всех сторон трехэтажную дачу в престижной Жуковке.
Еще через два часа сонного ребенка вытащили из кроватки, кое-как одели и вручили матери.
Дарья схватила сына на руки и передала его нянечке Марине Ивановне, на попечении которой обычно находился мальчик.
Потом она приблизилась к мужу и насмешливо бросила ему в лицо:
— Ну что? Понял, что у тебя ничего не получится? Это мой ребенок, мой!
И ничей больше! А ты ему вообще чужой! Посмотри на него! Посмотри на него в последний раз, потому что больше ты его никогда не увидишь! Вот так! Я все-таки выиграла его у тебя!
Бывший муж стоял с опрокинутым лицом, его родители, бабушка и дедушка Алеши, молча глотали слезы. Мальчик сонно потирал кулачками глаза.
Макс Руденко на этой истории заработал кругленькую сумму. О, если бы такие истории у его друзей случались почаще, он бы уже, наверное, стал миллионером!
Серый клубящийся туман и холодная изморось в безветренном воздухе, аккуратные домики вдоль скоростной дороги, многоуровневые развилки, нескончаемый поток автомобилей, непривычно текущий по левой стороне дороги, — это Англия. Она так не похожа на Украину, Россию или Нголу… Все здесь такое чужое и чуждое, враждебное…
Колледж «Даунинг» — одно из самых престижных заведений Кембриджского университета. Он знаменит тем, что его заканчивали добрый десяток президентов и политических деятелей, три особы королевской крови, двенадцать премьер-министров и нескончаемое число всякой прочей мелочи — сенаторов, бизнесменов, членов парламента и просто глав международных корпораций. Обучение там дорогое и очень престижное. Выпускники колледжа остаются без работы только в том случае, если сами не желают трудиться.
Диплом Кембриджа — это визитная карточка, начало блистательной карьеры.
За выпускниками университета выстраивается очередь из самых престижных компаний мира. Зарплата окончивших Кембридж на порядок выше, чем у всех прочих людей.
Теперь в святая святых должна была вступить и Лара.
— Даунинг-колледж, пожалуйста, — произнесла девушка, садясь в такси.
Шофер уважительно покосился в ее сторону.
Кембридж казался тихим, вечно юным городом. По зеленым, идеально стриженным газонам расхаживали утки, с профессорской важностью переваливаясь с боку на бок, студенты рассекали лужи на велосипедах.
Сам колледж походил на средневековый замок. За каменной стеной располагался свой обособленный мир. Чужих сюда не пускали, посетители то и дело натыкались на таблички со строгой надписью «Private».
Чтобы поступить в университет, Ларе, как иностранной гражданке, сначала нужно было сдать экзамен английской средней школы «A-level». Достаточно было по трем основным предметам получить две пятерки и четверку и сдать тест на знание языка. После этого результаты экзаменов, заявка, финансовая декларация об оплате обучения и анкета высылались в приемную комиссию колледжа. Затем абитуриенту предстояло собеседование, где он должен был продемонстрировать свою разностороннюю развитость, обаяние и бьющий в глаза аристократизм — качества, обязательные для будущих студентов этого элитного заведения.
Когда прошел год обучения в школе для иностранцев и были успешно преодолены препятствия в виде экзаменов и собеседования, Лара поселилась в кампусе, общежитии колледжа. Там учились дети президентов из разных стран мира, отпрыски миллиардеров, чьи имена были на слуху. Но девяносто процентов студентов были англичанами.
Толстые двухметровые стены колледжа прятались в зарослях рододендронов, аккуратно подстриженные лужайки между деревьями ярко зеленели до поздней осени.
Вдали в низкое облачное небо упирался шпиль церкви Кинге Колледж Шапель.
Учиться было трудно, но так интересно! Преподаватели с мировым именем, чьи труды еще при жизни были признаны основополагающими… Поначалу она только восхищенно вслушивалась в их пространные речи, открыв рот.
Официально студентам можно было изучать всего один-два обязательных предмета и заниматься не более пяти часов в неделю. Воспитанникам с самого начала внушалась одна мысль: научить нельзя, нужно научиться. Поэтому в основном приходилось заниматься самостоятельно: корпеть над рефератами в библиотеке, ходить на лекции и консультироваться у научного руководителя, «тьютора».
До поздней ночи девушка сидела в библиотеке, по-средневековому холодной и темной, делала выписки из старинных книг, на титульных листах которых красовался герб Кембриджа с девизом: «Господи, просвети меня!»
Неподалеку от колледжа находился кабачок-паб, который с утра до вечера кишмя кишел студенческой братией. Веселье бурлило до поздней ночи. Фирменным напитком здесь считалось так называемое «Ревизорское пиво», «Audit ale», — когда-то в Кембридже пиво варили ко дню отчетности колледжа, чтобы ублажить строгих ревизоров.
Сначала Лара пыталась подружиться с кем-нибудь из России или Украины.
Все же приятно иной раз встретиться с соотечественниками — обсудить новости, поболтать по-русски. Но, в отличие от студентов других стран, русские в Кембридже предпочитали держаться обособленно, не слишком жалуя посторонних. Они вели себя по-разному: или прикидывались коренными англичанами, что у них получалось из рук вон плохо, или, наоборот, с презрением относились ко всему британскому, не слишком жалуя «инглишей». Как правило, это были дети высокопоставленных родителей — дипломатов, нефтяных королей, правительственных чиновников. Чем перед ними могла похвастаться Лара? Рассказать о своей матери, которая сидит в тюрьме?
В среде нгольских студентов Лара тоже оказалась чужой. Если для русских она была «черной», то у африканцев считалась «белой», русской.
Студенты часто навещали посольство, куда заходили выяснить насчет стипендии, оплаты обучения или писем с родины (почтовое ведомство функционировало из рук вон плохо, и письма предпочитали пересылать с дипломатической почтой).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67