— А то, что мои люди в это время следили за одной молодой личностью, интересовавшейся, слишком интересовавшейся членами советской делегации, особенно секретарями, переводчиками. Мы установили, что эта личность — агент ЦРУ, стали вести наблюдение и заметили, что агент встречается с вашим сыном в гостинице. Отношения были недолгие, но страстные.
Лицо профессора от гнева покрылось пятнами. Казалось, ему трудно выговаривать слова.
— Как вы осмелились? Как вы осмелились прийти сюда с этим и шантажировать меня, члена Академии наук и Верховного Совета. Я доложу об этом ЦК. Коммунисты разберутся что к чему. Хоть вы и генерал КГБ, но и на вас есть управа. Ну, переспал мой сын с иностранкой в Канаде. То, что она была американкой, кто это знал. Глупость, но не более того. Она что, его завербовала?
— Нет.
— Он выдал какие — то секреты?
— Нет.
— Ну, тогда у вас ничего против моего сына нет. Это обыкновенная юношеская глупость. Ему объявят выговор. Но выговор следует объявить и вашим людям. И построже. Парня следовало предостеречь. А что касается амурных дел, то чем мы, живущие в СССР, отличаемся от остального мира? Сильные молодые люди любили девушек испокон веков...
Карпов открыл свой «дипломат» и достал большую фотографию, одну из стопки, лежащей внутри дипломата. Он положил ее на стол. Профессор глянул на нее и, казалось, потерял дар речи. Краска отлила от его щек, его старое лицо в свете лампы стало совсем серым. Он покачал головой.
— Мне очень жаль, — мягко сказал Карпов, — слежка была установлена не за вашим сыном, а за американцем. Никто не думал, что это так.
— Я не верю, — прохрипел профессор.
— У меня тоже есть сыновья, — прошептал Карпов, — поверьте, я понимаю, или скорее пытаюсь понять, каково вам сейчас.
Академик жадно глотнул воздух, поднялся, пробормотал «извините меня» и вышел из комнаты. Карпов вздохнул и положил фотографию обратно. Из коридора снова донесся джаз, потом хлопнула дверь и музыка оборвалась. Он услышал голоса отца и сына. Яростная перебранка закончилась пощечиной. Через несколько секунд Крылов вернулся. Он сел с потухшими глазами, опущенными плечами.
— Что вы намерены делать? — еле слышно сказал он.
— Мои обязанности очень просты, — вздохнул Карпов. — Вы сами только что объяснили мне задачи партии. Я передам рапорт и фотографии в ЦК. Вы знаете правила, знаете закон о гомосексуалистах. Это пять лет строгого режима. Я боюсь, попав в лагерь, про него пойдет слух, и молодой человек, как это сказать, пойдет по рукам. Мальчику его круга выжить будет очень сложно.
— Но, — вставил профессор, намекая на иные возможности.
— Но можно все представить иначе. Ваш сын попал в ловушку, эту ловушку можно ведь и повернуть в обратную сторону: якобы Леонид — приманка для ЦРУ. Пока подержу дело в собственном сейфе. Ждать можно очень долго. У меня есть такое право ввиду оперативных обстоятельств.
— А цена?
— Вы знаете.
— Что вы хотите знать о плане «Аврора»?
— Все с самого начала.
* * *
Престон въехал в главные ворота Олдермастона, нашел свободное место на стоянке и поставил машину.
— Извини, Томми, тебе дальше нельзя. Подожди меня здесь. Я быстро.
В сумерках он прошел к дверям и представился дежурным на вахте. Они изучили его удостоверение и позвонили Уинн-Эвансу, который подтвердил, что вызвал его. Престон поднялся в кабинет на третий этаж. Уинн-Эванс жестом пригласил сесть у стола.
Ученый взглянул на гостя из-под очков.
— Могу ли я поинтересоваться, где вы достали этот экспонат? — спросил он, указывая на диск из тяжелого, похожего на свинец, металла, лежащий теперь в запаянной стеклянной емкости.
— Его нашли в Глазго в четверг рано утром. А что остальные диски?
— Те — просто алюминий. Ничего необычного в них нет. Они служили просто как прокладки для этого диска. Он-то меня и интересует.
— Вы знаете, что это за металл? Доктор Уинн-Эванс казалось был удивлен наивностью вопроса.
— Разумеется знаю. Моя работа знать. Чистый полоний.
Престон нахмурился. Он никогда не слышал о таком металле.
* * *
— Все началось в январе, когда Филби подал Генеральному секретарю два доклада. В них он сообщил, что левое крыло Британской Лейбористской партии за последнее время настолько окрепло, что вот-вот возьмет под контроль всю партию. Это совпадает и с моими наблюдениями.
— И с моими тоже, — вставил Карпов.
— Филби пошел дальше. Он утверждает, что внутри этого левого крыла организовалась группа убежденных марксистов-ленинцев, намеревающихся возглавить партию. Свое намерение они решили осуществить сразу после всеобщих выборов. Когда лейбористы во главе со своим лидером Нилом Кинноком придут к власти, Киннока переизберут.
Его преемник будет первым марксистским премьер — министром в Британии. Он будет проводить политику, полностью отвечающую нашим интересам прежде всего в области ядерного разоружения и вывода всех военных сил США из Европы.
— Возможно, — кивнул генерал Карпов, — комитет из четырех человек был создан для поиска путей достижения победы на выборах?
Профессор Крылов взглянул на него с удивлением.
— Да. В комитет вошли: Филби, Марченко, я и доктор Рогов.
— Великий гроссмейстер?
— ...и физик, — добавил Крылов. — Мы все согласились, что план «Аврора» будет мощным дестабилизирующим фактором, повлияет на британских избирателей и подтолкнет их к идее одностороннего разоружения. В основе плана идея Рогова. Он отчаянно отстаивал его. Марченко тоже одобрил план, правда, более сдержанно. А Филби? Никто не мог сказать, о чем именно думал Филби. Он улыбался и поддакивал, ждал, чтоб увидеть, куда дует ветер.
— Похоже на Филби, — согласился Карпов. — Потом, вы представили проект?
— Да, 12 марта. Но я был против плана. Генеральный секретарь согласился со мной. Он ругал его и приказал уничтожить даже записи и документы, касающиеся плана. Мы поклялись нигде, ни при каких обстоятельствах не упоминать о нем.
— А скажите мне, почему вы были против?
— Он показался мне безрассудным и опасным. К тому же он противоречит положениям Четвертого Протокола. Если эти положения будут нарушены, то только Богу известно к чему мы придем.
— Четвертый Протокол?
— Да. Приложение к международному договору «О нераспространении ядерного оружия». Вы помните?
— Всего не упомнить. Напомните мне, пожалуйста, — попросил Карпов.
* * *
— Никогда не слышал о полонии, — признался Престон.
— Допускаю, — сказал доктор Уинн-Эванс, — это очень редкий металл.
— И где же он применяется?
— Иногда, очень редко — в медицине. Этот человек из Глазго не направлялся, случаем, на какую-нибудь медицинскую конференцию или выставку?
— Нет, — убежденно ответил Престон. — На медицинскую конференцию он не мог направляться никоим образом.
— Хорошо. Тогда вычеркнем эти десять процентов из ста возможных. А раз он не направлялся на медицинскую конференцию, остается другая область, в которой используется девяносто процентов полония. Кроме этих двух областей полоний больше нигде не применяется на этой планете.
— А вторая область?
— Диск из полония такого размера сам по себе безопасен. Но при тесном соприкосновении с другим металлом — литием — они образуют инициирующий состав.
— Что? Но ради Бога, что это черт возьми, такое.
* * *
— 1 июля 1968 года, — продолжал профессор Крылов, — тремя ядерными державами мира — США, Великобританией и Советским Союзом — был подписан «Договор о нераспространении ядерного оружия». Этот договор обязывает ядерные державы не передавать неядерным странам технологию и документацию по производству ядерного оружия. Вы это помните?
— Да, — согласился Карпов, — это я помню.
— На церемониях его подписания в Москве, Вашингтоне и Лондоне присутствовала многочисленная публика. Подписание четырех секретных протоколов к этому договору проходило без лишних свидетелей. Каждый протокол оговаривал возможности предотвращения риска в связи с выполнением договора. Так некоторые идеи, технически не исполнимые во время подписания, в дальнейшем могли стать осуществимыми. Со временем первые три протокола устарели, их положения изжили себя и научно и технически, но сверхсекретный Четвертый Протокол стал настоящим кошмаром в начале восьмидесятых.
— О чем, конкретно, в нем говорится? — поинтересовался Карпов.
Профессор вздохнул.
— Здесь мы все положились на доктора Рогова. Как вы знаете, он занимается ядерной физикой. Четвертый Протокол оговаривал степень риска в области изменения технологии производства ядерного оружия в плане миниатюризации его и упрощения конструкции. Эти изменения произошли. С одной стороны, оружие стало намного более мощным, более сложным в производстве и большим по размерам. Однако есть и другое направление научных разработок. Бомба, которую в 45 — м году доставил огромный бомбардировщик, теперь может быть спрятана в обычный чемодан. А собрать ее можно из дюжины деталей, как в детском конструкторе.
— Это как раз и запрещает Четвертый Протокол? Профессор Крылов кивнул головой.
— Более того. Он запрещает любой стране, подписавшей его, тайно провозить на территорию других стран устройства и детали ядерных снарядов, чтобы исключить риск взрыва, скажем, в жилом доме или в квартире в центре города.
— Никакого четырехминутного предупреждения, — заключил Карпов, никакого радарного обнаружения летящей ракеты, никакого ответного удара, так как невозможно определить агрессора. Просто мегатонный взрыв в подвале.
— Все верно, — подтвердил профессор. — Вот почему я назвал план живым кошмаром. Открытое общество на Западе более уязвимо, но и никто из нас не застрахован от подобного. Если Четвертый Протокол будет нарушен, то все эти дежурные ракеты, электронные средства защиты, все вооружение, весь военно-промышленный комплекс — все это можно сдавать в утиль и ждать.
— Именно на это и делает ставку «Аврора»? Крылов кивнул.
— Но вы говорите, что план отменен и сдан в архив. Крылов, похоже, зацепился за слово.
— Да, вы правы. Это архивное дело.
— А как предполагалось осуществить его? — добивался Карпов.
— Предполагалось внедрить в Британию первоклассного агента, который бы снял дом в провинции. Он бы и стал главным исполнителем «Авроры». К нему курьеры доставили бы порознь детали бомбы мощностью в полторы килотонны.
— Такую маленькую? На Хиросиму сбросили десять килотонн.
— В план не входили большие разрушения. Предполагалось только повлиять на результаты всеобщих выборов, чтобы десять процентов колеблющихся избирателей проголосовали за одностороннее разоружение и за лейбористскую партию, призывающую к нему.
— Продолжайте, — мрачно сказал Карпов.
— Установка была бы взорвана за шесть дней до выборов. Очень важно было выбрать место. Мы выбрали военно-воздушную базу США Бентуотерс в Суффолке. Там базируются истребители F-5 с тактическими ядерными ракетами на борту, которые предусмотрены для использования против наших танковых дивизий, если таковые войдут в Западную Европу.
Карпов кивнул. Он знал базу в Бентуотерсе. Информация была верной.
— Исполнителю было бы приказано, — продолжал профессор Крылов, — поздно ночью доставить собранное взрывчатое устройство прямо к проволочному ограждению базы. Сама база находится в Рендельшемском лесу. Взрыв произошел бы перед рассветом, разрушив саму авиабазу, четыре небольших поселка и птичий заповедник. База находится недалеко от побережья, облако радиоактивной пыли западным ветром унесло бы к Северному морю. Ко времени, когда радиоактивное облако достигло бы Голландии, 95% радиоактивной пыли стало бы инертным или выпало в море. Предполагалось вызвать не экологическую катастрофу, а волну страха и ненависти к Америке.
— А если бы задержали агента-исполнителя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63