— Не спускайте с них глаз, особенно с женщины. Она способна на все.
Затем повернулся к Расселу:
— Считаю своим долгом сказать, что наше милое приключение подошло к концу. Я заранее, еще с борта самолета, сообщил своим людям о том, что мы прилетаем в Медельин.
— Вашим людям? Кто вы такой?
— Я друг Тори. Больше вам знать не нужно. Тори мрачно посмотрела на Эстило и сказала:
— Мне следовало бы это знать. Раньше. А теперь кончилась наша дружба.
— Ты уверена, шецхен? Ничего не изменилось, для нас двоих, во всяком случае.
Тори видела в глазах Эстило искреннюю любовь, но что-то подсказывало ей: не верь. Она заметила в глазах Эстило страх, и это было непонятно: раньше ее друг никогда ничего и никого не боялся. Она буквально чувствовала, как ее старый товарищ, с которым она пережила много приключений, отдаляется от нее, и что никогда больше их отношения не будут прежними.
— Такие вот дела, — вздохнул Эстило. — Знаешь, я не удивился, когда мы нашли кокаиновую ферму, да и с какой стати я должен был удивляться, ведь ферма-то принадлежит мне.
— Тебе? — с удивлением переспросила Тори. Слова Эстило прозвучали для нее как гром среди ясного неба.
— А ты подумай хорошенько. Тебе не кажется, что заправленный и готовый к полету самолет оказался на взлетном поле очень вовремя? Как в фильмах про Джеймса Бонда.
— Не могу поверить...
— А я верю, что его слова — чистая правда, — вмешался Рассел. — Как же я раньше не догадался? Мы удивительно легко спаслись тогда от погони.
— Я думаю, шецхен, — скова обратился Эстило к Тори, не обращая внимания на Рассела, — в глубине души ты всегда подозревала, что не все мои дела — законны.
— Но кокаин — другое дело.
— Бизнес есть бизнес, шецхен. Если бы эта грязная свинья Крус не сунул свое рыло куда не следует, ты никогда бы не узнала о том, кто владелец кокаиновой фермы. Но не мог же я позволить, чтобы ты погибла из-за какого-то гафния.
— Значит, вы продаете гафний...
— Вы на редкость догадливы, сеньор Слейд. Кокаин — это так, игрушки, а вот гафний именно тот товар, которым я торгую. Привожу гафний контрабандой сюда, упаковываю его в прозрачные цилиндрики и прячу их в мешках с кокаином. А японцы покупают этот кокаин у одного моего концерна в Западной Германии. Японские надсмотрщики работают у меня на ферме и тщательно следят за тем, чтобы в каждый мешок с наркотиком были вложены прозрачные цилиндрики.
— Эстило, разве ты не знаешь, что японцы изобрели какой-то суперкокаин, разрушающий человеческий организм за несколько месяцев? И делают они его из того кокаина, который покупают у тебя.
— Ну, дорогая, меня это не касается. Я всего лишь бизнесмен. Просто покупаю и продаю, остальное меня не волнует. Неужели ты так наивна, что никогда не подозревала чего-нибудь в этом роде?
«Да, подозревала. Больше того, знала, что Эстило замешан в незаконной деятельности, но это не помешало мне подружиться с ним. Значит, и я не без греха, как говорится», — думала про себя Тори.
Рассел спросил у Эстило:
— Я слышал, гафний как-то используется в ядерных реакторах?
— Дорогой сеньор Слейд! Я торгую, а не занимаюсь научными исследованиями.
— А кому ты продаешь гафний? Кому? Назови имена! — вмешалась Тори. — Скажи мне, черт побери, сукин ты сын!
— А мне бы хотелось узнать у вас кое-что другое, — заявил Рассел. — Не вы ли приказали убрать Ариеля Солареса?
— Ариель был моим другом, — жестко ответил Эстило, — и я до сих пор скорблю о его смерти.
Эстило выглядел потрясенным до глубины души.
— Но если не вы убили Солареса, то тогда кто? — продолжал стоять на своем Рассел.
— Вот что я вам скажу, дорогой сеньор. Мне следовало бы уничтожить вас обоих, и это, без сомнения, был бы самый умный мой поступок. Бизнесмен во мне требует, чтобы я сейчас же избавился от вас, пока вы еще не успели навредить мне. Мне и моему делу. — Эстило взглянул на Тори. — Но вот стоит рядом со мной моя шецхен, моя дорогая подруга, и ради нее я готов забыть о своих интересах. Будьте покойны, я не трону и волоса на вашей голове.
— Все равно, я не понимаю тебя, Эстило, — произнесла Тори, — как ты можешь заниматься торговлей, совершенно не думая о последствиях? Ты же не спичками торгуешь. Неужели для тебя самое главное прибыль?
— Уж прости негодяя.
— Ни за что.
— А я все готов простить тебе, шецхен. — Эстило с грустью посмотрел на Тори. — Вот в чем разница между нами: я принимаю тебя такой, какая ты есть, плохую и хорошую, любую. А ты — нет. Я настоящий друг. У тебя никогда не было и не будет такого преданного друга, как я, но ты, милая, не понимаешь этого. Может быть, когда-нибудь... со временем поймешь.
— В аэропорту этих людей ждет мой личный самолет, — обратился Эстило к одному из своих людей. — Проследите, чтобы они благополучно добрались до аэропорта и без осложнений прошли через иммиграционную службу и таможню. Проводите их. А ты, Тори, когда прилетишь в Японию, повидайся со своим старым приятелем Хитазурой.
— Что ты знаешь про Хитазуру? — вскинулась Тори.
— Вопрос поставлен неправильно. Тебе следовало бы спросить, что знает Хитазура?
Тори долго смотрела на Эстило, ошарашенная, растерянная, не в силах собраться с мыслями, разобраться в своих чувствах. Все так перемешалось! Кто прав, кто виноват? Так ли уж виноват Эстило? В конце концов, он спас ее и Рассела от охранников Круса и, в определенном смысле, помог выполнить часть поставленной перед ними задачи. Почему же не простить его за участие в контрабандной торговле наркотиками? Или ей неприятно, что он лгал ей о своих делах, да и вообще много от нее скрывал, как сейчас выяснилось? Отчего такая боль в сердце?
— Прощайте, сеньор Слейд, — сказал Расселу Эстило. — Ауфвидерзейн, шецхен. Пора. У меня еще много работы сегодня. Мне нужно проследить, чтобы Крус, грязная свинья, получил по заслугам, а также организовать для Сони достойные похороны. Прощай, Тори. Может быть, ты прочтешь молитву за упокой Сониной души.
— За Соню помолюсь, а за тебя — нет, — сказала ему на прощание Тори, и, круто развернувшись, отправилась догонять Рассела, который уже уходил в сопровождении людей Эстило.
* * *
— Хочешь побыть одна?
Тори устало посмотрела на склонившегося к ней Рассела.
— Да.
Они летели на высоте 35 тысяч футов в «Боинге-727», взявшем курс на Токио.
Только Рассел собрался уйти, как Тори его остановила:
— Останься, сядь рядом со мной.
Она откинулась назад, на удобную спинку кресла. Все-таки хорошо, что Рассел здесь. Хватит одиночества, решила Тори, молчавшая почти всю дорогу после того, как они расстались с Эстило.
— Итак, следующая наша остановка — в Токио. Надеюсь, нам не придется, как бедным аргонавтам, плыть между Сциллой и Харибдой.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Если все твои друзья такие же, как Эстило, то этот твой Хитазура, из гангстеров якудзы, может оказаться еще и похлеще, и спокойненько пристрелит нас, как только мы приземлимся.
— Если бы Эстило захотел, он сразу бы расправился с нами.
— А зачем ему это? Он прекрасно все понял с самого начала, еще когда ты звонила ему по телефону из главного здания. Вот только почему он позволил нам зайти так далеко, так много узнать, и почему сам принял участие в нашем походе в джунгли?
— У меня нет ответов на эти вопросы, Расс. Скажу тебе только, что Эстило не раз имел возможность убедиться в том, что если я за что-то возьмусь, то доведу дело до конца. У меня мертвая хватка, как у бульдога. Может быть, Эстило хотел защитить нас, лично проследить, чтобы с нами ничего не случилось. Он врет, конечно, что он просто бизнесмен и ничего более, Эстило прирожденный авантюрист, искатель приключений, Для людей с его характером наш мир тесен, они не могут жить так, как живут обычные люди, и постоянно ищут острых ощущений, обожают всякие авантюры, любят всех дурачить. Эстило отправился в джунгли вместе с нами, помог открыть тайну кокаиновой фермы. Зачем? Господи, я никогда не понимала своего друга до конца! Вот каким он оказался!
— Неправда. Ты прекрасно понимала и понимаешь его, потому что ты — такая же, как он. Из этой же породы. Еще одна авантюристка. Вы с ним два сапога пара. Родственные души.
Тори отвернулась к окну, уставилась в бесцветное небо. Внизу виднелась голубая полоса, выглядывавшая из сплошной пелены облаков. «Что видел Грег в космосе? — думала Тори. — Какой казалась ему родная Земля?»
— Есть еще один любопытный вопрос, — сказал Рассел, и Тори повернулась к нему, — зачем Эстило рассказал нам о гафнии? Его ведь за язык никто не тянул. Какую Дьявольскую игру ведет твой аргентинский приятель?
— Что я могу ответить, Расс? Мне кажется, он сообщил нам о том, что торгует гафнием, просто потому, что хотел, чтобы мы знали об этом.
— А вдруг он лжет? Вдруг металлические шарики сделаны из другого материала?
— Да нет, это не в духе Эстило. Он бы тогда ничего не сказал, промолчал бы. А уж если сказал, значит, металлические шарики — это гафний, могу поручиться.
Рассел показал Тори свою ладонь, на которой лежал темный матовый шарик, в маленьком пластиковом пакете.
— Можешь не ручаться. У меня имеется образец для проверки.
И, деловито спрятав «вещественное доказательство» в карман, Рассел нахмурился.
— Эстило мог приказать убить Солареса.
— Но ты же сам слышал: он сказал, что это не его рук дело.
— А ты вспомни. Он не дал прямого ответа, а лишь заявил, что Ариель был его другом и он до сих пор скорбит о его смерти.
— Ну и что? Для Эстило это дело чести. Ариель действительно был его другом, как он мог дать добро на его убийство?
Рассел не стал спорить с Тори.
— Ну хорошо, давай вернемся к Японии. Желательно, чтобы ты описала в нескольких словах этого Хитазуру.
— Хитазура — самый молодой в клане, я имею в виду, что он самый молодой босс якудзы. Он заслужил свое нынешнее положение тем, что в свое время помог одному из старших боссов выпутаться из грязной истории, избавив таким образом семью от скандала. Помогли ему его друзья, занимающие довольно высокие должности в правительстве. Старейшины семьи были так благодарны молодому отпрыску, что назначили его оябуном. С тех пор Хитазура немало потрудился, и благодаря ему влияние семьи значительно выросло. Главный соперник Хитазуры — оябун по прозвищу Большой Эзу, настоящий сукин сын.
— Так что? Вся эта шайка, все эти якудза — тоже сукины дети.
— Отчасти ты прав, конечно, — кивнула Тори. — Можешь думать так и дальше, но стоит тебе повнимательнее присмотреться к этим людям, ты обязательно придешь к выводу, что все эти сукины дети, как ты говоришь, удивительно интересные личности. Хитазура — необыкновенный человек. Кроме того, он у меня в долгу, так что можешь не волноваться. Он не подведет.
Рассел молчал, ожидая, что Тори станет рассказывать, как Хитазура оказался у нее в долгу, но Тори не произнесла больше ни слова. Тогда Рассел, видя, что она не собирается продолжать, спросил об этом сам:
— Тебя это никоим образом не касается, Расс. И не задавай такие вопросы. Это нетактично.
Рассел видел, что Тори уже начинает входить в образ и вести себя подобно японцам, что не раз приводило его в бешенство, когда он работал с ней.
— При чем здесь такт? У нас есть общее задание, и рискуем мы тоже оба. Разве в такой ситуации ты не можешь сказать мне?
— Нет, — отрезала Тори.
— Послушай, дорогая, неужели мне придется объяснять тебе с самого начала: если Хитазура каким-либо образом замешан, в деле с гафнием...
— Расс...
— Мне плевать, в долгу у тебя этот японец или нет, пойми, если приказ убить Ариеля отдал не Эстило, то тогда выходит, что это сделал Хитазура.
— Давай не будем гадать. Не опережай события, ладно? Тори разозлилась, но Рассел не имел морального права осуждать девушку. И Эстило, и Хитазура были ее друзьями. Один из них уже предал ее. Как скоро предаст другой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87