Потом раздался хлопок ружейного выстрела, и Майкл вскрикнул: «Элиан!»
Она исчезла за холмом, рухнула в долину, в темную зияющую пропасть.
Громовые раскаты эха сотрясали горы.
Пробудившись, Майкл осознал, что он звал по имени не Элиан, а Сейоко.
Его охватило глубокое уныние. В темноте послышались жалобные всхлипы. Оказалось, что это всхлипывал он сам. Майкл не сразу сообразил, где находится. Ах да, он в доме Элиан... Вероятно, он проспал целый день.
Майкл встал и побрел в ванную. Включил кран и принял холодный душ. Через три минуты вышел из-под душа и вытерся полотенцем. Майкл не стал выключать душ, а обмотал в темноте талию полотенцем и отправился на веранду-ланай, которая тянулась вдоль всего дома.
Ветер шелестел кронами пальм. Фонарики, освещавшие дорожку в саду, горели так ярко, что Майкл мог протянуть руку и дотронуться до каждого листика. За деревьями высились горы, вечные страхи тех мест. В ночи благоухало ананасами.
Вот и наступил новый день, подумал Майкл. Куда же скрылся Удэ?
Этого Майкл не знал, но понимал, где следует искать — в Токио. Токио был тем местом, где он найдет Одри и выяснит, кто убил его отца и почему.
«Сюдзи Сюрикэн».
Майкл сел, поджав под себя ноги, и, медленно дыша, забормотал нараспев:
"У". — Бытие.
«My». — Небытие.
«Суйгетсу». — Лунная дорожка на воде.
«Йо». — Внутренняя честность.
«Син». — Мудрец.
«Сен». — Мысль предваряет действие.
«Минмуокеан». — Куда вонзается меч.
«Зеро». — Там, где путь бессилен.
«Суйгетсу». Фраза «лунная дорожка на воде» обозначала обман.
"Все, что ты воспринимаешь, — говорил Тсуйо, — основано на обмане. В синтоизме ложь, становящаяся правдой, называется симпо, тайна. Считается, что люди верят в симпо просто потому, что оно окружено тайной. Путь воина называет симпо стратегией. Вот, к примеру, ты притворяешься, что ранен в правую руку, и тем самым отвлекаешь противника, заставляешь его изменить стратегию и в результате побеждаешь его. Разве в этом случае нельзя утверждать, что твоя ложь в итоге стала истиной?
Если тебе удается добиться того, что противник начинает видеть происходящее в нужном тебе свете, значит, ты овладел искусством стратегии".
Может быть, Элиан исповедует симпо? Она сознательно окутывала себя тайной или была действительно той, за кого себя выдает? Майкл снова вспомнил, как он заканчивал обучение у Тсуйо. Ему казалось тогда, что так легко постичь мотивы поступков сенсея. Но позднее отец сказал ему:
«Сперва ты должен распознать зло. Потом победить его. И наконец, следить за тем, чтобы самому не стать злым. Чем старше ты станешь, тем тяжелее будет это понять». Сонный дом по-прежнему не давал ему никакого ответа... Путь — это истина, подумал Майкл. Это тендо.
Он резко поднялся с пола с вошел в дом. Дойдя до кухни, снял телефонную трубку и набрал номер аэропорта в Кухулаи. Заказал билет, позвонил в международный аэропорт Гонолулу, а потом связался с Джоунасом.
Тот подошел к телефону после первого же звонка.
— Дядя Сэмми?
— Майкл? Как дела?
В последний раз Майкл созванивался с Джоунасом, когда они с Элиан перебрались из дома толстяка Итимады в ее коттедж. Это было вчера или раньше? Майкл рассказал Джоунасу обо всем, что с ним приключилось после прилета на Мауи.
— Об Одри что-нибудь известно? — спросил Майкл.
— Пока нет. Но мы не теряем надежды. Мы делаем все возможное, — успокоил Майкла Джоунас и, чтобы отвлечь его от мыслей о сестре, сказал: — Я встречался на Мауи с агентами федеральной службы. Договорился, что тебя не будут впутывать в расследование кровавого столкновения в доме толстяка Итимады.
— Ваши догадки, что искать концы надо в Японии, по-моему, подтверждаются, — в свою очередь сообщил ему Майкл. — Сегодня утром я первым же самолетом вылетаю в Токио.
— Поступай, как считаешь нужным, сынок, — откликнулся Джоунас. — У нас тут начался кризис, из которого я не вижу выхода. Япония год вела переговоры с Соединенными Штатами о соглашении по импорту и экспорту продукции, и тут вдруг резко изменила свою позицию. Японский премьер-министр вчера известил нашего президента о том, что все отдельные торговые соглашения между нами и Японией считаются недействительными и отменяются. Причем никаких объяснений не представил! И похоже, у нас нет ни малейшей надежды на возобновление переговоров.
Я вчера весь вечер провел на Капитолийском холме. Конгресс в отместку принял закон об экспортных тарифах, аналогичный закону Смита-Хоули, действовавшему несколько десятилетий назад. Ей-богу, сынок, десять лет назад Америка смогла бы вынести подобный удар. Но сейчас — нет. Однако никого, по-моему, не волнует, что принятие проктиционистского закона повлечет за собой страшную экономическую депрессию.
— Я смотрю, у вас дел невпроворот, — заметил Майкл.
— И вдобавок, в довершение всех бед, — пожаловался Джоунас, — вероятно, МЭТБ надолго останется не у дел.
Он рассказал Майклу о сводке, которую ему представила Лилиан, и объяснил, чем это чревато.
Когда Майкл повесил трубку, у него на душе было еще тревожнее, чем прежде. Он вернулся на веранду. Когда Майкл глядел оттуда на долину Яо, ему казалось, будто он стоит на главной башне грозного средневекового замка.
Услышав шорох, Майкл обернулся. Из-за стеклянных дверей, которые вели в спальню, появилась Элиан. Она смотрела на Майкла, стоявшего на залитой лунным светом веранде. На Элиан были джинсы и мужская рубашка с длинными рукавами.
— Я услышала, что ты здесь, — сказала Элиан.
— Извини, что разбудил.
— Да нет, я все равно уже проснулась. — Элиан повернула голову и посмотрела на долину. — Здесь такие чудесные ночи, — сказала она, сделав несколько шагов по веранде. — Ночью тут еще прекраснее, чем днем, хотя кажется, что и днем лучше не бывает.
— В полнолуние, — сказал Майкл, — вся долина видна как на ладони.
— Не вся, — Элиан покачала головой. — Тут есть места, где столетиями не ступала нога человека.
— Потому что тут такие густые заросли?
— Нет, — ответила Элиан. — Потому что никто не отважится зайти туда. Это священные места, существующие вне времени и пространства. В них до сих пор обитают древние божества. По крайней мере, гавайцы в это верят.
Майкл видел, что Элиан говорит совершенно серьезно. И воспринял ее слова без насмешки.
Тсуйо когда-то сказал ему: «Физики утверждают, что во вселенной главенствует гравитационный принцип: наличие или отсутствие тяготения. Но разумом правит вера. Как бы там ни было, на земле, бесспорно, есть места, где главное — это вера, а не физические законы. И ты со временем обнаружишь эти места, либо с моей помощью, либо самостоятельно».
— Ты покажешь мне одно из таких мест? — спросил Майкл Элиан. — Я хочу посмотреть, где живут гавайские боги.
По лицу девушки было видно, что она пытается понять, смеется он над ней или нет.
— Ладно, — после паузы произнесла она. — Но это высоко. Нам придется долго взбираться вверх.
Майкл заколебался, вспомнив свой сон и то, что произошло в Йосино, когда он проходил обучение у Тсуйо. В памяти всплыл образ Элиан, которая исчезла в пропасти, и раздался его собственный голос, выкликивавший имя Сейоко. От всего этого веяло жутью.
— Это не беда, — сказал он, но не очень-то искренне.
Однако Элиан, как и он, похоже, не находила себе места от волнения. До вылета в Гонолулу еще столько времени...
Неужели нам на роду написано отправиться туда? — подумал он. Неужели ей суждено погибнуть у меня на глазах точно так же, как и Сейоко? Но тут же оборвал сам себя: «Какой вздор!»
Элиан вошла вслед за ним в дом и подождала, пока он наденет джинсы и футболку. Звезды поблескивали на небе, словно миллиарды неисполнившихся желаний. Элиан расхаживала по комнате с таким видом, будто ей здесь было тесно.
— Вот, возьми, — она протянула ему мощный полевой бинокль. — В тех местах очень живописно даже по ночам.
Она вывела его из дома и пошла по извилистой тропинке, которая скрывалась в траве между склонами. Слышался звон цикад, неумолчно певших на разные голоса.
Элиан и Майкл пересекали долину. Элиан взяла с собой фонарик, но луна и звезды светили так ярко, что он оказался не нужен. Они принялись подниматься в горы, которые уже не одно тысячелетие высились здесь над морем.
Взобравшись на сто пятьдесят футов, путники присели отдохнуть. Майкл достал бинокль и оглядел окрестности. Мир, залитый лунным светом, казался окаменевшим, плоским, гранитно-твердым, но при этом сказочно прекрасным. К восхищению великолепием природы примешивалось изумление, которое постепенно охватывало человека при мысли о том, сколь краток людской век по сравнению с жизнью Земли.
Здесь, в этом плоском, бесцветном, необитаемом мире, думал Майкл, волей-неволей приходится смиренно признать величие вселенной.
— Ну, что ты там увидел? — поинтересовалась Элиан.
— Себя, — ответил Майкл.
— Ах, если бы зеркало могло поведать то, что нам необходимо знать о самих себе... — протянула Элиан.
Она долго, как-то странно, пристально глядела на Майкла.
«Словно пытаясь вобрать в себя его естество, — пронеслось в мозгу Майкла. — Поглотить его душу...»
Наконец Элиан заговорила.
— Когда я была маленькой, то каждый раз перед сном я читала одну и ту же молитву. Меня научил ей в раннем детстве друг моей матери. Он велел произносить эту молитву, только когда я буду одна, и никому не говорить, что я ее знаю. Даже маме. Вот какая она: «Да» — это желание. «Нет» — мечта. Я иду по жизни только с этим — с «нет» и «да». Господи, сделай так, чтобы я могла сохранить в тайне мои желания и мечты, а когда-нибудь стать сильной-сильной и вообще обойтись без них".
Лунный свет окутал ее серебристым покрывалом. Холодные голубоватые оттенки плясали на волевом лице. Оно вдруг стало бесцветным и одновременно как бы зарядилось энергией — так бывает при ярком монохроматическом освещении.
— Майкл! — сказала Элиан. — Я совершала ужасные поступки.
— Все мы делали в своей жизни что-нибудь постыдное, Элиан. — Майкл отложил бинокль.
— Такого ты не делал.
Майкл приблизился к ней.
— Но тогда зачем ты так поступала?
— Потому что боялась, — сказала Элиан. — Боялась, что если вообще ничего не сделать, меня захлестнет хаос. Помнишь тот черный холст? Я боялась остаться никем.
— Но ты же умница, — возразил Майкл, — Ты умная, ловкая и сильная. — Майкл улыбнулся и добавил: — И очень красивая.
Ее лицо оставалось бесстрастным. Майклу хотелось, чтобы Элиан улыбнулась.
— Короче говоря, — сказала она, — я совершенство.
— Я этого не утверждал.
— О нет, утверждал! И ты в этом не одинок. Сколько я себя помню, окружающие всегда твердили, будто я истинное совершенство. От меня этого требовали. Так что у меня просто не оставалось другого выхода. Я не могла, как обыкновенная женщина, сложить с себя эту ответственность. Это страшное бремя буквально лишило меня детства. Я всю жизнь была взрослой, Майкл. Была, потому что знала: в противном случае вся моя жизнь пойдет насмарку.
Майкл глядел на нее, и в душе его зарождались гнев и печаль. Он жалел Элиан и негодовал на тех, кто взвалил на ее плечи бремя лжи.
— И ты действительно в это верила? Она кивнула.
— И до сих пор верю. Ведь в конце концов именно это служит оправданием моей жизни. Что я без этой ответственности? Ничто. Снова хаос. А я не в силах вынести хаос.
Майкл покачал головой.
— Нет, ты вовсе не ничтожество. — Он протянул ей руку. — Ладно, пошли.
Казалось, прошло очень много времени, прежде чем ее пальцы коснулись его руки.
* * *
— Итимада — болван, — хмыкал Удэ, доложив о том, как обстоят дела. Он стоял в телефонной будке на окраине Байлуки. Лицо его было в вулканической пыли. — У него были обширные планы. Они не касались вас.
Удэ то и дело поглядывал в сторону машины, где на полу лежала связанная Одри с кляпом во рту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81