Это какой-то сон, — кусая губы, сказала Одри. — Это просто не может быть правдой.
— Это так, Одри, милая, — печально ответил Филипп. — Я понимаю, какой это удар для вас обоих.
— Когда ты узнал об этом? — спросил Майкл, стараясь сохранять спокойствие.
— Я подозревал уже довольно давно. Из МЭТБ происходила постоянная утечка информации, но мы никак не могли понять, кто в этом виноват. Мне понадобилось немало времени, чтобы собрать воедино все факты. Но когда я узнал правду, передо мной встала задача разоблачить Лилиан.
Лицо Одри побелело.
— Этого не может быть. Я сплю. — Она умоляюще протянула руки к брату. — Майкл, пожалуйста, разбуди меня.
— Эйди, — сказал Филипп, — прости меня. Твой дед принял на себя руководство МЭТБ во время расследования этого дела.
— Дед? А что же с дядей Сэмми?
— С дядей Сэмми случился сердечный приступ. — Майкл обнял Одри. — Он умер, Эйди.
— Боже мой. Боже мой. — Одри обхватила голову руками. Филипп взглянул на сына.
— Я не жду, что ты простишь меня. На моей совести многое. Я использовал тебя так же, как Митико использовала — Элиан. Мы считали, что жертвуем собой и своими детьми ради высокой цели. Мы оба любили вас всем сердцем, но тем не менее пошли на это. Ваши жизни не принадлежали вам. — Он помолчал. — Майкл, я...
— Дай мне время, отец, — остановил его Майкл. — Мне необходимо обдумать все, что ты сказал. Дай мне время.
Одри подняла глаза на отца.
— Я хочу ее увидеть. — Голос ее дрожал. — Я хочу услышать, что обо всем этом скажет мама.
— Это невозможно, Эйди. Никто не знает, где она. Лилиан встретилась с Карском в Париже. Мы проследили ее до отеля «Плаза», это было несложно: Лилиан всегда останавливается в «Плазе». Но сегодня она и Карск исчезли. У людей Карска растерянный вид. Они, как и мы, не знают, где он. Все очень серьезно. Информация, которую похитила Лилиан, имеет огромную ценность.
Одри отошла в сторону. Обхватила себя руками и поежилась. Лицо Майкла исказилось. Он никак не мог поверить, что их мать — русская шпионка. Может ли такое быть? Но ведь несколько недель назад он ничего не знал и о своем отце. Ему стало страшно. Борьба продолжалась. Когда Сийна рухнул к его ногам, Майкл испытал облегчение. О, как он был самонадеян, полагая, что все кончено. Он взглянул на Одри. Ей, должно быть, еще тяжелее.
— Пойдемте, — сказал Филипп, — вам нужна медицинская помощь. Пойдемте. Вам многое пришлось испытать.
— Да, многое, папа. Вряд ли ты сможешь понять, каково нам пришлось. Жаль, что здесь нет дяди Сэмми.
Одри вряд ли понимала, как больно ее слова ранят Филиппа. Только сейчас Филипп Досс осознал, что он натворил, на что обрек своих детей, чего их лишил. Это была правда, горькая правда, но следовало взглянуть ей в глаза. Кто-то сказал ему однажды, что даже ангелы совершают ошибки. Он усмехнулся — слабое утешение. Он хотел бы попросить у них прощения, но понимал, что слова сейчас неуместны. «Дай мне время, отец», — сказал ему Майкл. Может быть, время — то, что сейчас нужно им всем.
В эту минуту в комнате появилась Элиан. Она подошла к Майклу.
— Мы не смогли найти Спину. Но Дзёдзи взял на себя командование боевиками Таки-гуми. Я позвонила Нобуо и сообщила ему добрую весть. Он высылает техников, чтобы разобрать ядерное устройство. Его передадут правительству США. Мы... — Тут она увидела Филиппа и пристально вгляделась в скорбные лица Одри и Майкла. — С вами все в порядке?
Филипп кивнул.
— По пути сюда я нашел Митико и Тори. Поспеши к ним. — Он объяснил, куда идти. — А я выведу отсюда своих детей.
* * *
После дождя Токио выглядел посвежевшим и обновленным. Филипп повел Майкла и Одри к Митико. Она встретила их в дверях. На ней было кимоно нежного персикового цвета, из-под подола выглядывала узкая ярко-красная полоска. По персиковому фону летели белые цапли. Майкл с изумлением отметил, как похожи мать и дочь. Обе обладали красотой, изяществом, врожденной элегантностью и изысканностью, которая только оттенялась их железной волей. Майкл понял, к какому идеалу всегда стремилась Элиан. Нелегко ей, наверное, пришлось, подумал он, рядом с такой матерью, властной, сильной и непреклонной. Но сразу же спросил себя, справедлив ли он к Митико. Майкл еще не решил, как ему относиться к ней.
Элиан стояла в дверях, за спиной матери. Она прижимала к себе Тори, с улыбкой глядя на Майкла и ероша волосы дочери.
Митико поклонилась с приветливой улыбкой.
— Прошу вас. Я так рада вам.
Майкл уловил некую неестественность в посадке ее головы. Они вошли в дом, сняли обувь, поставили ее в шкафчик у входа. Митико повела их по коридору. Когда она повернула голову, Майкл понял, что Митико слепа. Он вопросительно взглянул на отца. Тот молча кивнул.
Они вошли в просторную светлую комнату. Массивные деревянные балки под потолком создавали впечатление простора. Повсюду стояли изящные букеты цветов. Филипп сказал, что Митико сама составляет их. На бледно-зеленых стеклах читались едва заметные узоры. В одном из углов комнаты была токонома — небольшое углубление в стене с приподнятым полом. По верхней деревянной панели тянулись иероглифы. Майкл прочел: «Солнце льет свет, но опускается тьма. И перемена видна даже слепому». Или слепой, подумал он, наблюдая, как Митико рассаживает гостей вокруг низкого стола из темного дерева с изящным узором на крышке.
Элиан подошла к окну и отдернула сёдзи. Открылся великолепный сад, творение и гордость Митико.
На Элиан было кимоно цвета морской волны. Она повернула застенчивую Тори лицом к гостям и с улыбкой начала представлять их. Тори смущенно захихикала и попыталась вырваться. Элиан не отпустила ее. Наклонившись к девочке, она что-что тихо сказала. Тори притихла. Посидев несколько мгновений на месте, она вскочила и, шлепая ногами по алым вышитым коврикам, подбежала к Филиппу. Затеребила его за брюки.
— Дедушка, — защебетала девочка по-японски. — Дедушка, возьми меня на ручки.
— Тори! — Элиан строго посмотрела на нее. — Неужели ты так быстро забыла, как следует себя вести?
Филипп улыбнулся, взял Тори на руки и несколько раз подбросил вверх. Она завизжала от восторга.
— Это сон. Я все еще сплю, — пробормотала Одри. — Как в сказке. Другой мир. Другое время.
— Нет. — Филипп начал кружить Тори, держа ее за вытянутые руки. — Просто совсем другая жизнь.
— Другая жизнь, — задумчиво повторила Одри. — А что же было прежде?
— Я умер, — серьезно сказал Филипп. — Я умер, чтобы родиться вновь. — Он поставил Тори на пол. — Будем считать, что мои земные грехи остались в той, прежней жизни. — Филипп ласково улыбнулся дочери.
— Чай, — сказала Митико. — Идемте пить чай. На деревянном столе перед Митико стояли шесть тонких фарфоровых чашек, горячий медный чайник и тростниковая кисточка. В чашках уже лежали зеленые чайные листья. Митико плавными уверенными движениями налила воду в ближайшую к себе чашку. Кисточкой взбила светло-зеленую пену. Подала Филиппу. Затем приготовила чай Майклу и Одри. Четвертая чашка предназначалась Тори, пятая — Элиан. Себе Митико приготовила чай в последнюю очередь. Дождавшись, когда все выпьют, Элиан сказала:
— Я хочу знать, что вы думаете обо всем происшедшем. Митико повернула голову в ее сторону. Майкл заметил удивленный и испуганный взгляд Одри — она только сейчас поняла, что Митико слепа.
— Может быть, мне и не следует высказывать своего мнения, — сказала Митико, — но прежде всего ты должна помириться со своим отцом. И лишь потом я отвечу на любые твои вопросы. Ты имеешь право знать все.
— Но почему? — возмутилась Одри. — Это же нечестно. Я тоже должна все знать. Как я смогу разобраться во всем, если вы молчите?
Митико улыбнулась.
— Тебе действительно нужно многое понять. Ведь твоя жизнь оказалась вывернутой наизнанку. То, что думаю я, не имеет значения. Ты должна сама до всего дойти. Ты спасла жизнь Элиан, значит, дух твой не слаб. Ты сильная девочка.
— Сильная? — Одри сморщила нос. — Сдается мне, до сих пор я этого не знала.
— Зато другие знали. Ты попала в передрягу и с честью вышла из нее. Твоя стойкость и твое самообладание удивили всех нас. — Митико снова улыбнулась. — В Японии говорят, что дух человека не слишком охотно проявляет свою природу.
Тори надоело слушать скучные взрослые разговоры. Она важно обошла стол и взобралась на колени к Одри. Та помогла ей устроиться поудобней.
— Привет, — сказала Тори.
Одри рассмеялась. Тори быстро залопотала по-японски.
— Она еще только учится английскому, — объяснила Элиан.
— Мы все только учимся, — откликнулась Митико. Майкл испытующе взглянул на нее. Она словно заметила его взгляд.
— Ты что-то принес с собой, Майкл. Это подарок?
— Нет, не подарок.
Он опустил глаза. Рядом с ним лежал меч, которым он вчера убил Кодзо Сийну, священный катана Ямато Такеру, святыня Дзибана, его символ. Теперь он был символом и разбитых надежд, и бессмертия Японии.
— И все же, то, что ты принес с собой, должно иметь какое-то предназначение, не так ли? — настойчиво продолжала Митико. — То, что ты принес с собой — всего лишь вещь, неодушевленный предмет. Он свободен от предубеждений. Мы сами наделяем предметы целью и предназначением. Только соединяясь с человеком, предмет обретает свой истинный смысл, только тогда раскрывается его тайна.
Митико сидела напротив Майкла. Ее слепые глаза смотрели ему прямо в лицо. У Майкла вдруг возникло странное чувство, что она видит его лучше, чем кто-либо в этой комнате.
— Именно поэтому ты принес его сюда?
Майкл знал, что она права. Митико словно прошлась светлым лучом по темным закоулкам его души. Майкл дотронулся до меча. Взглянул на отца. Представил, как скажет ему: «Много лет назад я получил этот меч из твоих рук. Долгие годы я считал, что это твой подарок. И лишь сейчас понял, что был всего лишь хранителем». Он с поклоном передаст катану отцу. «Я поклялся, что сохраню его, и выполнил свою клятву. Его отняли у меня, но я вернул похищенное».
Честно говоря, идя сюда, Майкл и сам не знал, зачем он взял с собой катану. Но слова Митико открыли ему глаза на собственные тайные желания. Майкл поднял на нее глаза. Ее просветленное лицо дышало безмятежностью. Майкл вдруг поймал себя на том, что напряжение и тревожное беспокойство, владевшие им все последние дни, исчезли, уступив место спокойствию. Буря, бушевавшая в его душе, улеглась. Он подумал, что это все благодаря Митико, благотворному влиянию ее внутренней гармонии. Слепая словно излучала мир и покой. Он спросил себя, есть ли в его душе обида на Митико. Но не смог ответить. Он понимал, что Митико не может быть разрушительницей домашнего очага, семьи. Ведь, в сущности, вся ее жизнь была подчинена идее укрепления духа семьи. Идее, которая была совершенно чужда его матери. Лилиан всегда вела неутомимую борьбу за себя, она стремилась самоутвердиться везде и всюду, и семья в этом смысле не являлась исключением. С Митико же все обстояли иначе. Именно она указала ему способ преодоления Зеро, той части Вселенной, где Путь воина теряет смысл. Глядя в слепые глаза Митико, Майкл понял, что если он не вернет катану отцу, то пропасть, разделяющая их сейчас, никогда не исчезнет. Дар, полученный им от отца, сослужил свою службу. Настала пора вернуть его. Может быть, Митико попросту знала это всегда. А может быть, как и Майкл, поняла только сейчас. Впрочем, это не имело никакого значения. Важно было одно — она указала ему путь к прощению, путь обретения семьи. И он пойдет этим путем. Но позже, не сейчас. Слишком свежа еще рана, нанесенная отцом.
Одри, прижав к себе Тори, думала над словами Митико:
«Мы все только учимся». Она повернулась к Филиппу.
— Папа, все, что ты сказал о маме, — правда?
— Да. К сожалению, да.
— Она во Франции?
— Я не могу этого утверждать. Из Вашингтона она отправилась в Париж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81