Давай-ка посмотрим, что поделывала Мелисса, пока я сидела в тюрьме, сказала себе Кристина. Мелисса В. частенько посещала театр Анжелики на Хастон-стрит; сделала аборт без осложнений в апреле 1997 года; подписалась на «Нью-Йорк таймс» на пять месяцев; была присяжной на гражданском процессе; зарегистрировалась как демократ; жертвовала деньги Национальной коалиции помощи бездомным; помечала в календаре маленькими иксами те дни, когда у нее были месячные (регулярные до и после аборта); перечитала работы Маргарет Дюра; сделала себе перманент; наслаждалась продолжительным романом с разведенным киношником, который каждый день приходил на ланч в кафе «Юнион-сквер»; после проверялась на СПИД (результат отрицательный); оказалась очевидцем ДТП – велосипедист был насмерть сбит городским автобусом, свидетельские показания изложила на бумаге и заверила их у нотариуса, три раза безвозмездно сдавала кровь; после деловой записки президенту компании получила повышение, – короче, Мелисса Вильямс была трудолюбивой, независимой и достаточно счастливой молодой женщиной, которая поспешно покинула город и рано или поздно вернется сюда. Что ж, то время, которое Мелисса прожила в Нью-Йорке, я провела бы не хуже, – подумала Кристина. Если бы… Если бы не что? Если бы не пропьянствовала с подружками весь вечер накануне школьных сборов по плаванию. Если бы на следующий день пришла к финишу второй, а не третьей в заплыве на сто метров на спине на региональном соревновании в Пенсильвании, лишившись из-за этого спортивной стипендии для учебы в Стэнфорде, о чем она мечтала. Если бы не выбрала Колумбийский университет. Если бы на третьем курсе не стала спать с профессором истории религий, который неожиданно бросил ее.
Чтобы развеяться, она пошла однажды вечером в бар «Пьер-отеля» и встретилась там с Риком (в костюме и офигительном галстуке, после третьего стакана виски Кристина была готова влезть на Эмпайр-стейт-билдинг). Так вот, если бы она не нашла Рика лучшим любовником на свете, а впоследствии не стала бы помогать ему в махинациях с ворованным добром, если бы не решилась перехитрить Тони Вердуччи…
Последним, что Кристина обнаружила в коробке, была губная помада. Идеального винно-красного цвета. Она пошла в ванную и накрасила губы. Спасибо тебе, Мелисса В., прошептала она, разглядывая себя в зеркале, ты не представляешь, как мне это нужно. Теперь у нее были помада, платье, туфли. В комоде лежали приличная пара колготок, черный лифчик, который был ей впору, в тон ему черные трусы, дешевая маленькая сумочка с разорванной подкладкой и пузырек с духами, подаренный Мейзи. Она будет выглядеть – что ж, выглядеть она будет не то чтобы супер,но и не так как кто-то, проснувшийся утром в Рикерс. В сумочку положила щетку для волос, два кондома Мелиссы Вильямс, духи, помаду, сорок три доллара (еще двадцать долларов она засунула под деревянную перекладину кровати на случай, если кто-нибудь наведается в комнату в ее отсутствие) и свои новые ключи. Затем спустилась вниз по лестнице и вышла на улицу, свободная как ветер.

Шесть часов спустя она лежала в постели в семидесяти кварталах от дома миссис Сандерс, в ап-тауне, на тридцатом этаже в квартире едва знакомого парнишки. Чего только не было в тот вечер – приставания, наезды, непристойные жесты, грубые шутки, сальные намеки, серьезные вопросы, непрошеные исповеди и, наконец, забористые коктейли. Между делом она вспомнила старую забаву: рука нащупывает пенис партнера и крепко его обхватывает. И позабавилась…
– О, вау, – промычал тот, обдав ее запахом водки, начос и орехового ликера, который они вместе распили.
Он был мальчишкой, всего-то лет двадцать пять, не больше. Бары Верхнего Вест-сайда были полны таких мальчиков в костюмах. Он не был искушен в сексе (если ей позволительно было еще судить об этом), он не умел еще достичь того гипнотического ритма, которым так божественно владел, черт бы его побрал, Рик. Похоже, этот парень думал только о собственном удовольствии. Пора было заканчивать. Она прошептала ему в ухо наигрязнейшую пошлятину, даже сама слегкавозбудилась от нее, и он страстно захрипел и прямо-таки театрально закончил «монолог», в победном упоении царапая ее нежный лоб своей щетиной. А затем, как поверженный, скатился с нее и рухнул в простыни. Она потрепала его по волосам. До чего же молодой и неопытный. Чересчур молодой, чтобы защитить ее от Тони Вердуччи.
– Пойду пописаю, – прошептала она.
– Угу-у, о-о.
Она стояла перед зеркалом в ванной, рассматривая свои груди. Похоже, они слегка обвисли. Всего лишь чуть-чуть. Ее соски опухли от поцелуев, шея была в пятнах в тех местах, где он слишком усердно вдыхал духи Мейзи. Она открыла шкафчик, не нашла там ничего интересного, кроме какой-то отбеливающей зубной пасты. Я начала день в тюрьме, а сейчас стою голая в ванной какого-то мужчины, подумала она. Это было кое-что. Села на толчок. В голову влетела мыслишка, из тех, что приличной не назовешь. Но у нее не было другого выхода. Этот парень хвастался в баре, что заработал в прошлом году триста тысяч, включая премиальные. С точки зрения марксизма, ее преступление можно будет рассматривать как перераспределение капитала – от имеющего его в избытке к неимущему.
Она спустила воду и на цыпочках вернулась в спальню. Он лежал на спине, кондом Мелиссы Вильямс, как покосившаяся шляпка, все еще был на нем. Здорово! Ее мать часто повторяла, что они – «два сапога пара», то есть могут забеременеть, «даже если парень кончит в собственные трусы». Странно, что она ни разу не забеременела от Рика.
Кристина отметила, что парень вполне хорошо выглядел, словно модель на рекламе нижнего белья. Но интереса к нему – никакого. Оргазма и близко не было. Отчего? У нее бывали триллионы оргазмов. Но сейчас она потеряла форму и немножко нервничала. К тому же он был неуклюж. Все это походило на неудачное посещение аттракциона в Луна-парке – сначала все выглядит как веселое времяпрепровождение, но удовольствие испытываешь единственно от того, что все закончилось.
– Эй, золотце.
– Я-х-х?
– Ты в порядке?
Он перевернулся, руки разметались, все еще пьяный.
– Это что-то, из меня прямо на хрен духвышибло с тобой…
Кристина нащупала на полу его брюки. В баре он пользовался кредитной картой, но она заметила наличные в его бумажнике.
– Перевернись. Я тебе спину помассирую. Что он и сделал. Сговорчивый парень. Да, и в общем-то, неплохой. Старался изо всех сил. Им бы еще трахнуться несколько раз, чтобы слегка поднатаскать его. Она погладила парня по плечам, а потом ее ладонь скользнула по позвоночнику. Великолепная гладкая спина, широкая, как дверь. У женщин таких плеч не бывает. И зад не дряблый. Мейзи была права: Кристина возвратится к мужчинам; более того, она их возьмет с бою. Ладонь ее вернулась к лопаткам, она вслушивалась в то, как его дыхание становится глубже. Другой рукой нащупала бумажник. Не так уж там и много. Она сунула четыре-пять купюр в трусы.
– Длинный выдался у тебя денек, – рука ее продолжала двигаться.
– Ага-а, да-а, оч-чень, – пробулькал он. – Большой день, очень даже. Что только не случилось. А ты? Как тебе этот денек?
– Так себе, если не считать тебя.Он осклабился.
– Тебе понравилось? Я парень хоть куда?
– Да, – и она равнодушно чмокнула его в шею. – Но мне пора идти.
– О-о нет.
– О да.
– Девушки обычно хотят остаться.
– Какие девушки?
– Все, которых я знал.
Она помассировала ему шею и опять поцеловала. А он все-таки ничего.
– Может, таких, как я, у тебя не было?
– Эй, уж это точно. Черт, ты как понитрахаешься. – Он сонно перебросил через нее руку и прижал ладонь к груди. – Тебе можно позвонить? – выдохнул он. – Я тебе точно позвоню.
– Я оставила свой номер.
За свою доверчивость он заслужил еще один поцелуй, а может, даже три или четыре прямо вдоль хребта. Ей хотелось заснуть, лежа на нем. Еще чего, скомандовала она себе, уходи сейчас же.
– Я сейчас встану, вызову такси, – сказал он.
– Нет, ты устал.Я тихонько выскользну. Позвони мне утром, попозже, если захочешь.
Он вздохнул в подушку.
– О, я захочу. Аллах свидетель, еще какзахочу.
А я еще кое-что прихвачу, подумала она, и пропажу ты скоро обнаружишь. Пять минут спустя, одетая в свое черное платьице, не растеряв ни единой клевой пуговки, с перераспределенными купюрами в сумочке, она вышла на улицу, держа в руках картонную коробку из прачечной. Уже в такси она пересчитала купюры – пять сотенных. Затем она раскрыла скрепленную степлером коробку. В ней было именно то, что она надеялась найти, – десять рубашек индивидуального пошива, свеженакрахмаленных, выглаженных и без монограмм. За каждую она получит не меньше десяти баксов от того старикашки в «секонд-хенде». Шестьсот баксов – и угощение. Не так уж плохо. Она напомнила себе, что нужно остановить такси за квартал от дома, на случай если кто-то спросит таксиста, куда он ее отвез. Она ненавидела себя за то, что прибегла к краже, или, лучше сказать, почти ненавидела. Но ведь ей приходилось начинать все сначала – и если она облажается с первого дня, новой жизни ей не видать, как своих ушей.


Кэрролл-стрит, 604, Бруклин

11 сентября 1999 года
Рассвет. Ночь в грузовике прошла без происшествий. Он выгнулся и посмотрел в зеркало заднего обзора. Надо причесаться и привести себя в порядок. Кофе и сэндвич под передним сиденьем. Открыл дверь и помочился. Видеть его вроде бы никто не мог. Для стоянки он выбрал работавший круглые сутки спорткомплекс. На всякий случай купил бейсбольную биту и засунул ее под сиденье. Хотя, пока спишь, от биты никакого толку. Стоит кому-то просунуть ствол в приоткрытое для вентиляции окно – и больше никогда не проснешься. А звук выстрела заглушит кабина. В общем, он решил, что оставаться на этой стоянке небезопасно и что нужно найти круглосуточный гараж. Там можно скрываться, сколько хочешь.
Рик вылез из грузовика – спина затекла, на ногах башмаки покойного фермера – и потянулся. Распластался над асфальтом и сделал пятьдесят энергичных отжиманий. Потом еще пару десятков вполсилы. Стар он становится для всей это хреновой аэробики.
Вчера утром судебный клерк сказал, что Кристину освободили до его прихода. Рик чуть не придушил мерзавца. Возможно, просто бюрократическая неразбериха. Или затея Пека, который задумал пустить Рика по ложному следу, чтобы начать за ним слежку прямо от ворот тюрьмы. А может, они хотели, чтобы кто-то ещеза ним следил – один из парней Тони Вердуччи, какой-нибудь двадцатилетний молокосос с рулоном банкнот в кармане (Рик и сам был недавно таким). Когда он узнал, что Кристина на свободе, то понял, что других дел в городе у него больше нет. Будь благоразумным, внушал он себе. Не сделай какую-нибудь глупость, не начни таскаться по барам, не иди на поводу у похоти. Главное, не заводи шашни с женщинами. Ты так изголодался по ним, что веры тебе ни на грош. Посиди и подумай – могла ли она убежать далеко. Нет, скорее всего, она где-то тут, поскольку влюблена в Нью-Йорк и больше нигде жить не сможет. Только в гуще зданий, людей и шума городских улиц. Рик знал, что денег у нее нет – откуда им взяться? Вдруг начнет появляться в старых забегаловках, где у Тони Вердуччи хватает осведомителей? Тогда дела ее плохи. Что же ты собираешься предпринять, Рик? На что годишься?
Все это время, которое он провел в домишке у океана, окажется впустую потраченным, если не воспользоваться его уроками. Ты обязан стать лучше и пустить в ход бейсбольную биту, если до этого дойдет дело. Он собирался найти ее и спасти от Тони, и, может быть, она опять захочет с ним встречаться. Тогда они посмотрят, звучат ли все еще прежние струны. Конечно, он верил в то, что звучат. А если она навсегда порвала с ним? Что ж, пусть так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72