Из номера с губкой в руке, с надетой на
руку резиновой перчаткой, вышла смуглая девушка. Он узнал ее: горничная
Мария - португалка, лет восемь назад молоденькой девчонкой она приехала из
бедной деревни на заработки во Францию.
- Здравствуй, Мария.
- О, месье! Здравствуйте! Вы опять у нас!
- Как поживаешь?
- Неплохо, месье. Мадам Люано добрая женщина.
- Как твой жених?
- Он тоже теперь здесь, работает механиком. Мы поженились.
- Поздравляю.
- Спасибо, месье. Ваш номер убран...
Он вошел, положил кейс на раму с натянутыми ремнями, приблизился к
окну, отдернул штору. Окно выходило на узенькую улицу: прохожие, машины
идущие в одну сторону, маленькая кондитерская, плотно уложенная гладкая
чистая брусчатка... Ничего не изменилось.
Приняв душ, Перфильев вышел в коридор. В конце его двустворчатая с
матовым стеклом дверь в небольшой зальчик. Нечто похожее на столовую:
длинная буфетная стойка, семь столиков. Тут же появилась мадам Люано,
словно стерегла его приход.
- Кофе со сливками? - спросила она.
- Да, и ваши превосходные круассоны, пожалуйста, масло, коробочку
апельсинового джема и, конечно же, камамбер [знаменитый сорт французского
сыра].
В большие, казалось, без единой пылинки, промытые арочные окна
вливался свет солнца. Было уютно и хорошо на душе от идеальной чистоты,
отсутствия запахов, тишины и покоя...
Через полчаса, сидя уже у себя в номере, он позвонил в офис, где был
когда-то шефом. Сменщик его, которого он знал еще по Москве, по
"Экспорттехнохиму" оказался на месте.
- Ты в Париже, что ли? - удивился он.
- Как видишь.
- С какой-нибудь делегацией?
- Нет, по частным делам.
- Надолго?
- Не знаю.
- Где остановился?
- Недалеко, - уклонился Перфильев. - Как у вас дела?
- Вяло. Почти дохло. Московский бардак вяжет ноги... Заглянешь?
- Возможно.
- Я собираюсь в Бурже на авиасалон. Не хочешь ли съездить? Я смогу
устроить.
- Когда?
- Послезавтра.
- Если выкрою время. Я предварительно позвоню. Пока, - Перфильев
положил трубку.
Затем позвонил в парижское бюро фирмы "Катерпиллер".
- Месье? - отозвался женский голос.
- Мне нужен месье Фархилл.
- Он занят, что передать?
- Моя фамилия Перфильев. Я из Москвы. У меня серьезное дело, и я
здесь ненадолго.
- Подождите у телефона, пожалуйста. - Через минуту она сказала: -
Месье Фархилл ждет вас завтра в десять утра.
- Благодарю...
Теперь оставалось главное: не вступая в прямой контакт с Кнорре, дать
ему знать, что он в Париже. Звонить ни домой, ни в офис нельзя - возможно,
телефоны прослушивают. А дать знать необходимо: нужно успокоить Кнорре,
чтоб он понял, коль Перфильев здесь, значит нашел хорошую комбинацию, дабы
без осложнений аннулировать резервный счет. Перфильев перебрал несколько
вариантов. И в конце концов остановился на том, какой выбрал, покуда ехал
в автобусе из аэропорта: церковь! Как тогда - церковь, Храм Всех Святых в
Земле Российстей [Российстей (церковно-славянское) - Российской]
Просиявших...
5. В САМОЛЕТЕ. ДВА С ПОЛОВИНОЙ ГОДА ТОМУ НАЗАД
Закончив беседу с пожилой дамой, подбрасывавшей на ладони длинную
нитку жемчуга, Желтовский посторонился, пропуская возвратившуюся с
тележкой стюардессу, взял у нее бутылку "Виши" и вернувшись на свое место,
грузно опустился в кресло. Видимо, после крепкой выпивки накануне, его
мучила жажда. Желтовский без передыху выдул из горлышка воду и шумно
вздохнул. В это время по радио сообщили, что самолет идет на посадку, но
по независящим от экипажа причинам не в аэропорту Буасси-де-Голля, а в
Орли, за что экипаж приносит свои извинения пассажирам. В салоне
зароптали.
- Этого не хватало! Черти! - ругнулся Желтовский. - Меня же приятель
будет встречать на машине в де Голля!
- Не возбуждайтесь, изменить мы ничего не можем. Поедем рейсовым
автобусом до метро "Инвалиды", это минут сорок, - успокоил я его.
Мы уже стояли у стойки, где чиновник в униформе проверял паспорта,
когда послышался удар гонга, зазвучала приятная музыка и мягкий женский
голос, передающий информацию для пассажиров, сперва по-французски, затем
по-английски сообщил: "Месье Желтовский, прибывший рейсом из Москвы, месье
Берар, встречавший вас в Буасси-де-Голля, ждет вас дома..." Дальше
последовала еще какая-то информация.
- Вот это порядок! - подмигнул Желтовский. - Почти, как в нашем
бардачном Шереметьево, правда? - засмеялся он.
Пройдя контроль, мы пересекли зал, вышли из аэропорта и направились к
автобусной остановке.
- Вы в какой район? - спросил я.
- Южный, Университетский городок.
- По-моему, метро Генерал Леклерк. Неблизко.
- А вы? - спросил Желтовский.
- Восточный. Недалеко от больницы Сент-Антуан, метро "Бастилия". У
вас карне [книжечка из десяти билетов второго класса, дающих право
проезда, как в метро, так и на городском автобусе; ее покупают обычно те,
кто долго живет в Париже - выгоднее, чем разовые билеты] есть? Могу дать,
у меня запасы, - предложил я.
- Есть, спасибо...
Подошел автобус. По дороге мы болтали, договорились созвониться, на
станции метро "Инвалиды" распрощались - ехать нам было в разные стороны...
Теперь, "взбодренный" руганью начальства, а еще больше увлеченный
собственными помыслами и надеждой, что мой рапорт с просьбой об отставке
будет удовлетворен, я понял, как необходим мне Кнорре. Хотя иногда,
трезвея, одергивал себя: "Не празднуй, Паша, все может оказаться
пустышкой, пошлет тебя Кнорре к такой-то матери..." Но вариантов для
выбора у меня не было, я поставил на Кнорре и партию надо разыграть и
выгодно сыграть. Вопрос, как выйти на Кнорре, познакомиться, сблизиться.
Не явиться же к нему на фирму: "Здравствуйте, месье Кнорре. Я - майор
Перфильев. Хочу с вами познакомиться". Еще до отъезда из Парижа в отпуск в
Россию, на авеню Ваграм в книжном магазине системы "FNAC" я купил довольно
свежий справочник типа английского "Кто есть кто". В разделе, где речь шла
о больших и маленьких, но известных фирмах, я отыскал фирму Кнорре
"Орион". О ее владельце было сказано: "...Ив.Кнорре (настоящее имя Иван
Кнорре), православный. Прадед - обрусевший эльзасец, родившийся в России,
имел там фаянсово-фарфоровое дело. В 1920 году уехал во Францию, открыл
свою фабрику. Ее унаследовал, расширил Ив Кнорре, создав фирму "Орион",
которая производит сантехнику, фаянсово-керамическую посуду, облицовочные
материалы, сувениры..." Дальше приводился адрес фирмы, номера телефонов и
факса.
Но как встретиться с Кнорре, завести знакомство, главное - где?..
Я продумывал сложные комбинации, а пришел к неожиданно простому
решению: церковь! Кнорре православный, их тут осталось немного, жмутся
друг к другу, храм естественное место, где можно повидаться без суеты,
перекинуться двумя-тремя словами. Родился Кнорре в семье если и не
набожной, но уж безусловно относившейся к религии уважительно...
Уже три дня, как я вернулся в Париж из отпуска. Была середина марта,
в этом году особенно слякотная, дождливая, холодная. В офисе за время
моего отсутствия ничего нового не произошло, дела шли по затухающей - в
России аукалось, здесь откликалось. Это меня не особенно печалило, ибо
принятое мною дома решение совпадало с тем, что ставшее бесперспективным
бюро "Экспорттехнохим", возможно, и прикроют, нельзя смущать французские
спецслужбы существованием конторы, которая приносит государству последнее
время только убыток - аренда помещения под офис, содержание хоть и
небольшого штата, но все же... Французы не дураки, знают, кто под такими
"крышами" может работать. А если уж эта "крыша" прохудилась, а жильцов
продолжают содержать, прямой повод приглядеться к ним попристальней...
За окном шел дождь, барабанил по подоконнику, редкие машины шуршали
шинами по мокрой брусчатке. В окнах домов напротив за шторами горел свет.
Небольшую пачку почты, скопившуюся за месяц моего отсутствия, я захватил
из офиса на квартиру и быстро просмотрел - это были в основном каталоги,
рекламные проспекты, счета. Сюда, на квартиру, корреспонденции я почти не
получал, не хотел тиражировать адрес и телефон. Правда, чтоб не смущать
консьержку, - как так: жилец не получает никакой почты?! - выписал
несколько никчемных рекламных изданий. И сейчас, вскрыв конверты, оторвал
и сжег ту их сторону, где были напечатаны адрес и фамилия; сами буклеты,
даже не полистав, отложил в кучу других, пришедших на офис, чтобы утром по
дороге на работу вышвырнуть в мусорный бак...
Библиотека моя здесь была небогатой - две книжные полки: три
детектива в мягкой обложке - карманное издание, которые еще не прочитал
(обычно, прочитав, выбрасывал), а основное - справочники, атласы. Через
десять минут я уже выписал на листок бумаги парижские православные церкви:
91, рю Лекурб, Храм Покрова Пресвятой Богородицы и Преподобного Серафима
Саровского; 12, рю Дарю, Свято-Александро-Невский собор; 19, рю Клод
Лорран, Храм Всех Святых в Земле Российстей Просиявших и еще несколько.
Поездить по церквям, конечно, придется не один раз, возможно, не одну
неделю. В субботы и воскресения на литургии - утренние и вечерние...
На Кнорре я наткнулся спустя пять недель после моего возвращения из
Москвы, объездив по несколько раз все храмы. Случилось это в воскресенье в
Храме Всех Святых в Земле Российстей Просиявших. Было теплое солнечное
весеннее утро. Я приехал минут за пятнадцать до начала службы, чтоб
удобнее в сторонке припарковать свой служебный "рено" и ждать в который
раз возможного появления Кнорре. Прихожане прибывали все по-воскресному
одетые, кто в одиночку, кто парами, в основном люди, кому за пятьдесят. Но
в общем-то народу не густо, да и откуда ему взяться, русская прежде
полноводная река во Франции мелела из десятилетия в десятилетие, прибытка
почти не было...
Кнорре приехал на "пежо", покрашенном в серый металлик. Я сразу узнал
его по фотографии, в которую всматривался неоднократно, чтоб запомнить.
"Он"! - вспыхнуло, как обожгло, едва тот вышел из машины вместе с
нарядненькой девочкой лет двенадцати: невысокий, в коричневом твидовом
костюме, плотный, крупная голова, черты лица - лоб, нос, рот - не
размазаны, а рельефны, низкий с глубокой проседью ежик волос. Проследовал
с девочкой в церковь. Я быстро перегнал свой "рено", поставил рядом с
машиной Кнорре, благо, место нашлось. Войдя в полумрак храма, я отыскал
глазами Кнорре, встал так, чтоб поближе к выходу, делал все, что
остальные: возжег тоненькую свечку, перекрестился. Литургия началась, но я
мало что слышал - напряженно думал о своем, слишком крупно поставил и был
как под гипнозом, не допуская сомнений в успехе...
Перед самым концом службы я удалился раньше всех, сел в машину,
несколько раз качнул педалью акселератора, затем вышел, поднял капот и
сделал вид, что копаюсь в двигателе, из-под руки наблюдая за выходившими
прихожанами.
- Что случилось, месье? - услышал я рядом чуть хрипловатый, но
приятный баритон.
- Да, вот не заводится. А я в этом деле профан. Может быть окажете
любезность, если, конечно, ваши познания хоть чуток выше моих, - прием
банальный, но зато без лишнего мудрствования.
- Давайте попробуем, - сказал Кнорре. Мы стояли лицом друг к другу,
как бы совершая взглядами знакомство. Потом он увидел лежавшую у меня в
салоне газету "Известия", удивленно взглянул на меня, спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
руку резиновой перчаткой, вышла смуглая девушка. Он узнал ее: горничная
Мария - португалка, лет восемь назад молоденькой девчонкой она приехала из
бедной деревни на заработки во Францию.
- Здравствуй, Мария.
- О, месье! Здравствуйте! Вы опять у нас!
- Как поживаешь?
- Неплохо, месье. Мадам Люано добрая женщина.
- Как твой жених?
- Он тоже теперь здесь, работает механиком. Мы поженились.
- Поздравляю.
- Спасибо, месье. Ваш номер убран...
Он вошел, положил кейс на раму с натянутыми ремнями, приблизился к
окну, отдернул штору. Окно выходило на узенькую улицу: прохожие, машины
идущие в одну сторону, маленькая кондитерская, плотно уложенная гладкая
чистая брусчатка... Ничего не изменилось.
Приняв душ, Перфильев вышел в коридор. В конце его двустворчатая с
матовым стеклом дверь в небольшой зальчик. Нечто похожее на столовую:
длинная буфетная стойка, семь столиков. Тут же появилась мадам Люано,
словно стерегла его приход.
- Кофе со сливками? - спросила она.
- Да, и ваши превосходные круассоны, пожалуйста, масло, коробочку
апельсинового джема и, конечно же, камамбер [знаменитый сорт французского
сыра].
В большие, казалось, без единой пылинки, промытые арочные окна
вливался свет солнца. Было уютно и хорошо на душе от идеальной чистоты,
отсутствия запахов, тишины и покоя...
Через полчаса, сидя уже у себя в номере, он позвонил в офис, где был
когда-то шефом. Сменщик его, которого он знал еще по Москве, по
"Экспорттехнохиму" оказался на месте.
- Ты в Париже, что ли? - удивился он.
- Как видишь.
- С какой-нибудь делегацией?
- Нет, по частным делам.
- Надолго?
- Не знаю.
- Где остановился?
- Недалеко, - уклонился Перфильев. - Как у вас дела?
- Вяло. Почти дохло. Московский бардак вяжет ноги... Заглянешь?
- Возможно.
- Я собираюсь в Бурже на авиасалон. Не хочешь ли съездить? Я смогу
устроить.
- Когда?
- Послезавтра.
- Если выкрою время. Я предварительно позвоню. Пока, - Перфильев
положил трубку.
Затем позвонил в парижское бюро фирмы "Катерпиллер".
- Месье? - отозвался женский голос.
- Мне нужен месье Фархилл.
- Он занят, что передать?
- Моя фамилия Перфильев. Я из Москвы. У меня серьезное дело, и я
здесь ненадолго.
- Подождите у телефона, пожалуйста. - Через минуту она сказала: -
Месье Фархилл ждет вас завтра в десять утра.
- Благодарю...
Теперь оставалось главное: не вступая в прямой контакт с Кнорре, дать
ему знать, что он в Париже. Звонить ни домой, ни в офис нельзя - возможно,
телефоны прослушивают. А дать знать необходимо: нужно успокоить Кнорре,
чтоб он понял, коль Перфильев здесь, значит нашел хорошую комбинацию, дабы
без осложнений аннулировать резервный счет. Перфильев перебрал несколько
вариантов. И в конце концов остановился на том, какой выбрал, покуда ехал
в автобусе из аэропорта: церковь! Как тогда - церковь, Храм Всех Святых в
Земле Российстей [Российстей (церковно-славянское) - Российской]
Просиявших...
5. В САМОЛЕТЕ. ДВА С ПОЛОВИНОЙ ГОДА ТОМУ НАЗАД
Закончив беседу с пожилой дамой, подбрасывавшей на ладони длинную
нитку жемчуга, Желтовский посторонился, пропуская возвратившуюся с
тележкой стюардессу, взял у нее бутылку "Виши" и вернувшись на свое место,
грузно опустился в кресло. Видимо, после крепкой выпивки накануне, его
мучила жажда. Желтовский без передыху выдул из горлышка воду и шумно
вздохнул. В это время по радио сообщили, что самолет идет на посадку, но
по независящим от экипажа причинам не в аэропорту Буасси-де-Голля, а в
Орли, за что экипаж приносит свои извинения пассажирам. В салоне
зароптали.
- Этого не хватало! Черти! - ругнулся Желтовский. - Меня же приятель
будет встречать на машине в де Голля!
- Не возбуждайтесь, изменить мы ничего не можем. Поедем рейсовым
автобусом до метро "Инвалиды", это минут сорок, - успокоил я его.
Мы уже стояли у стойки, где чиновник в униформе проверял паспорта,
когда послышался удар гонга, зазвучала приятная музыка и мягкий женский
голос, передающий информацию для пассажиров, сперва по-французски, затем
по-английски сообщил: "Месье Желтовский, прибывший рейсом из Москвы, месье
Берар, встречавший вас в Буасси-де-Голля, ждет вас дома..." Дальше
последовала еще какая-то информация.
- Вот это порядок! - подмигнул Желтовский. - Почти, как в нашем
бардачном Шереметьево, правда? - засмеялся он.
Пройдя контроль, мы пересекли зал, вышли из аэропорта и направились к
автобусной остановке.
- Вы в какой район? - спросил я.
- Южный, Университетский городок.
- По-моему, метро Генерал Леклерк. Неблизко.
- А вы? - спросил Желтовский.
- Восточный. Недалеко от больницы Сент-Антуан, метро "Бастилия". У
вас карне [книжечка из десяти билетов второго класса, дающих право
проезда, как в метро, так и на городском автобусе; ее покупают обычно те,
кто долго живет в Париже - выгоднее, чем разовые билеты] есть? Могу дать,
у меня запасы, - предложил я.
- Есть, спасибо...
Подошел автобус. По дороге мы болтали, договорились созвониться, на
станции метро "Инвалиды" распрощались - ехать нам было в разные стороны...
Теперь, "взбодренный" руганью начальства, а еще больше увлеченный
собственными помыслами и надеждой, что мой рапорт с просьбой об отставке
будет удовлетворен, я понял, как необходим мне Кнорре. Хотя иногда,
трезвея, одергивал себя: "Не празднуй, Паша, все может оказаться
пустышкой, пошлет тебя Кнорре к такой-то матери..." Но вариантов для
выбора у меня не было, я поставил на Кнорре и партию надо разыграть и
выгодно сыграть. Вопрос, как выйти на Кнорре, познакомиться, сблизиться.
Не явиться же к нему на фирму: "Здравствуйте, месье Кнорре. Я - майор
Перфильев. Хочу с вами познакомиться". Еще до отъезда из Парижа в отпуск в
Россию, на авеню Ваграм в книжном магазине системы "FNAC" я купил довольно
свежий справочник типа английского "Кто есть кто". В разделе, где речь шла
о больших и маленьких, но известных фирмах, я отыскал фирму Кнорре
"Орион". О ее владельце было сказано: "...Ив.Кнорре (настоящее имя Иван
Кнорре), православный. Прадед - обрусевший эльзасец, родившийся в России,
имел там фаянсово-фарфоровое дело. В 1920 году уехал во Францию, открыл
свою фабрику. Ее унаследовал, расширил Ив Кнорре, создав фирму "Орион",
которая производит сантехнику, фаянсово-керамическую посуду, облицовочные
материалы, сувениры..." Дальше приводился адрес фирмы, номера телефонов и
факса.
Но как встретиться с Кнорре, завести знакомство, главное - где?..
Я продумывал сложные комбинации, а пришел к неожиданно простому
решению: церковь! Кнорре православный, их тут осталось немного, жмутся
друг к другу, храм естественное место, где можно повидаться без суеты,
перекинуться двумя-тремя словами. Родился Кнорре в семье если и не
набожной, но уж безусловно относившейся к религии уважительно...
Уже три дня, как я вернулся в Париж из отпуска. Была середина марта,
в этом году особенно слякотная, дождливая, холодная. В офисе за время
моего отсутствия ничего нового не произошло, дела шли по затухающей - в
России аукалось, здесь откликалось. Это меня не особенно печалило, ибо
принятое мною дома решение совпадало с тем, что ставшее бесперспективным
бюро "Экспорттехнохим", возможно, и прикроют, нельзя смущать французские
спецслужбы существованием конторы, которая приносит государству последнее
время только убыток - аренда помещения под офис, содержание хоть и
небольшого штата, но все же... Французы не дураки, знают, кто под такими
"крышами" может работать. А если уж эта "крыша" прохудилась, а жильцов
продолжают содержать, прямой повод приглядеться к ним попристальней...
За окном шел дождь, барабанил по подоконнику, редкие машины шуршали
шинами по мокрой брусчатке. В окнах домов напротив за шторами горел свет.
Небольшую пачку почты, скопившуюся за месяц моего отсутствия, я захватил
из офиса на квартиру и быстро просмотрел - это были в основном каталоги,
рекламные проспекты, счета. Сюда, на квартиру, корреспонденции я почти не
получал, не хотел тиражировать адрес и телефон. Правда, чтоб не смущать
консьержку, - как так: жилец не получает никакой почты?! - выписал
несколько никчемных рекламных изданий. И сейчас, вскрыв конверты, оторвал
и сжег ту их сторону, где были напечатаны адрес и фамилия; сами буклеты,
даже не полистав, отложил в кучу других, пришедших на офис, чтобы утром по
дороге на работу вышвырнуть в мусорный бак...
Библиотека моя здесь была небогатой - две книжные полки: три
детектива в мягкой обложке - карманное издание, которые еще не прочитал
(обычно, прочитав, выбрасывал), а основное - справочники, атласы. Через
десять минут я уже выписал на листок бумаги парижские православные церкви:
91, рю Лекурб, Храм Покрова Пресвятой Богородицы и Преподобного Серафима
Саровского; 12, рю Дарю, Свято-Александро-Невский собор; 19, рю Клод
Лорран, Храм Всех Святых в Земле Российстей Просиявших и еще несколько.
Поездить по церквям, конечно, придется не один раз, возможно, не одну
неделю. В субботы и воскресения на литургии - утренние и вечерние...
На Кнорре я наткнулся спустя пять недель после моего возвращения из
Москвы, объездив по несколько раз все храмы. Случилось это в воскресенье в
Храме Всех Святых в Земле Российстей Просиявших. Было теплое солнечное
весеннее утро. Я приехал минут за пятнадцать до начала службы, чтоб
удобнее в сторонке припарковать свой служебный "рено" и ждать в который
раз возможного появления Кнорре. Прихожане прибывали все по-воскресному
одетые, кто в одиночку, кто парами, в основном люди, кому за пятьдесят. Но
в общем-то народу не густо, да и откуда ему взяться, русская прежде
полноводная река во Франции мелела из десятилетия в десятилетие, прибытка
почти не было...
Кнорре приехал на "пежо", покрашенном в серый металлик. Я сразу узнал
его по фотографии, в которую всматривался неоднократно, чтоб запомнить.
"Он"! - вспыхнуло, как обожгло, едва тот вышел из машины вместе с
нарядненькой девочкой лет двенадцати: невысокий, в коричневом твидовом
костюме, плотный, крупная голова, черты лица - лоб, нос, рот - не
размазаны, а рельефны, низкий с глубокой проседью ежик волос. Проследовал
с девочкой в церковь. Я быстро перегнал свой "рено", поставил рядом с
машиной Кнорре, благо, место нашлось. Войдя в полумрак храма, я отыскал
глазами Кнорре, встал так, чтоб поближе к выходу, делал все, что
остальные: возжег тоненькую свечку, перекрестился. Литургия началась, но я
мало что слышал - напряженно думал о своем, слишком крупно поставил и был
как под гипнозом, не допуская сомнений в успехе...
Перед самым концом службы я удалился раньше всех, сел в машину,
несколько раз качнул педалью акселератора, затем вышел, поднял капот и
сделал вид, что копаюсь в двигателе, из-под руки наблюдая за выходившими
прихожанами.
- Что случилось, месье? - услышал я рядом чуть хрипловатый, но
приятный баритон.
- Да, вот не заводится. А я в этом деле профан. Может быть окажете
любезность, если, конечно, ваши познания хоть чуток выше моих, - прием
банальный, но зато без лишнего мудрствования.
- Давайте попробуем, - сказал Кнорре. Мы стояли лицом друг к другу,
как бы совершая взглядами знакомство. Потом он увидел лежавшую у меня в
салоне газету "Известия", удивленно взглянул на меня, спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38