Сам Ниндзя пострадал в том же бою. Офицеры второго года, как правило, в операции по сопровождению не ходили. Так уж получилось. Мина разорвалась чуть позади, под идущей следом машиной. Ниндзя, тогда и не Ниндзя вовсе, а Рязанец — молодой лейтенант с Выши, Рязанской области, — попал вместе с другими. Всех разбросало. Каждый получил свое. В живот. В голову. Один из парней остался без ног. Ниндзе повезло. Осколок задел, как говорили в автороте, непосредственно по «клиренсу»… Нижней точке под кузовом. По поводу этого ранения при свете дня говорилось много смешного. Молоденькие сестрички в отделении травматической урологии в Душанбе, куда его госпитализировали, читали историю болезни. Прыскали беззлобно. Приглашали в женское отделение бани:
—Спинку потрешь! Не опасно!
Ночью становилось страшно. В книге Эрнеста Хемингуэя генерал, награждая изувеченных героев в госпитале, высказался:
—Вы потеряли больше, чем жизнь…
Ниндзе показали это место из книги, когда он с такими же бедолагами лежал в отдельной палате. Кто-то выдрал страницу, чтобы утешать прибывающих в отделение. Другие советовали героям повесить себе Красную Звезду на то самое место…
После госпиталя Ниндзя домой не вернулся. Работы в поселке на Выше практически не было, разве только в психиатрической больнице для хроников, которая славилась на всю область…
Осталась там родня, девчонка, с которой учился в одиннадцатилетке. Она ждала его, посылала в Афган незатейливые письма, открытки на День Советской Армии. Ниндзя после госпиталя двинул в Москву. На Курском встретился вербовщик, набиравший в инкассаторы. Дело было знакомым. Баранка. Пистолет. Казарма. Пришел с работы, лег спать. Многие только числились в общежитии, жили по квартирам. Никто не лез в душу. Один вернулся со смены, другой свалил.
Как-то, ожидая выручку, обратил внимание на банкира. Тот читал объявления в чужой русской газете. Ниндзя стоял рядом, случайно увидел: «Мы ждем тебя — теплые и влажные…»
На фотографии — чуть пригнувшаяся, пышная, с длинными косами деваха в короткой майке, призывно глядела за спину, выставив округлый, с ложбинкой посередке, нежный зад. Ниндзя впился глазами в газетную полосу. «Темпераментная восемнадцатилетняя девушка страстно желает тебя! Столько, сколько захочешь! Звони 24 часа и сутки! Я стою, опираюсь на локти и колени и жду тебя…» Он и не заметил: банкир повернул голову, с любопытством наблюдает за ним.
—Держи…
Нисан Арабов — это был он — протянул газету. Поистине царский подарок… Разговорились. Арабов разбирался в людях. Через несколько дней Нисан внес компенсацию за досрочное расторжение контракта с Минфином. Ниндзя стал его личным шофером и секьюрити. Они не ошиблись друг в друге. Преданность Ниндзи била полной и безоговорочной…
В РУОПе опер показал ему на стул в кабинете напротив себя:
—Сиди, отец! Жди.
Кабинет был большой, Ниндзя насчитал семь или восемь столов, отделенных металлическими шкафами. Каждый опер благоустраивал свой уголок под себя — украшал стенным календарем, картинкой…
—Где он? Давай сюда!
Бутурлин поташил Ниндзю с собой:
—За сигаретами… Не против?
Двинулись к Ленинскому проспекту. Было рано, Шаболовка была пуста. Вот-вот должен был пойти унылый мерзкий дождь. Поливальные машины спешили управиться до появления первых капель.
—Ты чего-то скукоженный какой-то, Ниндзя! — Бутурлин нес чепуху. — Мало на воздухе бываешь?
Злоба искала выхода. Можно было представить, как обрисованную Ниндзей картину — со стрельбой оскорбленного Ковача — комментировали наверху.
«Корифей, мать его! Не разобрался. Убийство из ревности принял за заказное! Всех подставил…»
Этим не преминут воспользоваться. Устранение на иерархической лестнице одного дает шанс остальным подняться на ступень. Хитрая игра, в которую и он, Бутурлин, все эти годы играл!
— Я вижу тебя, Ниндзя!.. Врать тебе противопоказано! Но Бог с ним! Мы сейчас с тобой купим папирос… Ты что куришь?
— «Кэмел».
— По зарплате… Мы еще с тобой за мясом зайдем! Поможешь выбрать… Ты как с этим делом? Сечешь?
Ниндзя взмолился:
—Бутурлин! Имей совесть… Не можем мы ходить вместе по магазинам. Решат, что я твой стукач!
Без бронежилета, делавшего секьюрити корпуснее и шире, Ниндзя в свои тридцать с лишним выглядел долговязым и щуплым.
—Тебе важны твои проблемы. — Бутурлин не ускорил шага. — А то, что убийцы Нисана из-за твоего вранья останутся без наказания, тебе до фени?
Ниндзя замолчал.
—Кто унес с места происшествия пистолет Ковача? Ты?
— Поговорим у тебя…
— Мы вернемся, как только ты начнешь говорить правду. Ты, кстати, обязан это по закону… Разве нет?
—Да. Но я ничего не знаю.
—Продолжим…
Бутурлин купил сигареты, пошел еще медленнее. Новый длинный забор тянулся скучно, отхватив большую часть тротуара.
—Пистолет, из которого стрелял Ковач, подобрал ты…
Ha Ниндзю было больно смотреть.
— Был он у тебя? Да или нет?
—Да.
— Куда ты его дел?..
— Поворачиваем, Бутурлин!
— Ты его выбросил?
— Да. Только между нами!
— Где?
— На Смоленской…
— И кейс?
— Кейс они унесли!
—С ампулами? — Бутурлин продолжал идти. — Вы ведь баловались триметилфентанилом!
Ниндзя прохрипел:
— За нами могут наблюдать… Я сейчас скажу правду! Но потом оттолкну тебя и вроде сбегу!
— Если правда этого стоит!
— Нисан ничего не мог с этим сделать! Занималась охрана…
— Савон?
Бутурлин, наконец, тормознул. Они стояли у таблички, указывавшей на Американский стоматологический центр. По другую сторону, у храма Живоначальной Троицы, скрежетал трамвай.
— Не только. И Мансур, и Шайба. Все, Бутурлин, мне еще заправляться, Неерию в синагогу везти!
— Я и не знал, что он религиозный!
— Не в том дело! Израильская делегация на высшем уровне. Прием российских бизнесменов их лидером…
—Что-то передавали в новостях… — Бутурлин вел разговор целенаправленно. — Я-то занимаюсь раскрытием убийства…
Ниндзя продолжил неожиданно:
— Все контролирует Афанасий. Вор в законе.
— Он в Бутырке!
Водитель не слышал. Они загородили тротуар. Позади был забор.
Ниндзю понесло:
— Шайба рассказывал…
— А Шайба откуда мог знать?
— У него родственник в Бутырке…
— Кто свел с теми, кто продал чек?.. Это последнее!
Личный шофер знал больше, чем ближайшие сотрудники.
—Мансур… Все! Прости!
Бутурлин не ожидал толчка — жестко влетел в забор спиной. Ниндзя — высокий, жердистый — огибая прохожих, уже бежал по направлению Октябрьской площади, к памятнику В.И. Ленина. У Российского пенсионного фонда он неожиданно завернул за угол. Может, там все это время ждала его машина «Дромита».
«Черт бы тебя побрал…» Кулак у Ниндзи оказался костлявый, острый. Вернувшись к себе, снова спросил о Савельиче.
—Нет, не звонил пока.
Бутурлин набрал номер следственного изолятора:
—Здоров…
У телефона был заместителя к у м — он дежурил от руководства Бутырки. Поболтали пару минут.
— Как там вор в законе? Афанасий?
— Сидит… — Кум хохотнул. — Что-то все больно им интересуются в последнее время! Министерство. Генпрокуратура. Федеральная служба. Адвокат достал жалобами… Прямо Аль Капоне российский!
— А кто Аль Капоне? Бывший вышибала публичного дома!
— Ты чего хотел?
— Допросить.
— Милости прошу, всегда рады. Кстати! Хочешь анекдот? Сообщение проскочило из камеры: «Бутурлин взял сто тысяч. В долларах…» Я как раз собрался тебе звонить…
— Смешно.
— Вот именно… Я не стал отсылать. Приезжай — заберешь!
Коллеги-оперативники были людьми тонкими. В том числе и заместитель по оперработе Бутырки. Ухо следовало держать востро.
Кум проверял.
—Это ты зря! — Бутурлин засмеялся. — Взятка в крупных размерах! Пусть и начальство тоже повеселится!
Вообще-то последние недели Бутурлину было не до смеха.
«Шансы твои, Бутурлин, падают. Что-то носится в воздухе».
Он взялся за почту. Первым наверху лежал конверт.
«Москва, Шаболовка, РУОП. Бутурлину».
Бумага была направлена ему лично. Секретариат ее не зарегистрировал, генерал не наложил резолюции. На тетрадном листе посредине стояло печатными буквами:
«Бутурлин, достанут тебя и твою семью».
Обдумывать угрозу было некогда. Уже звонил телефон. Савельич с утра встречался со своей помощницей.
—Я хочу, чтобы ты подъехал. Встретимся у метро…
Они сидели у нее на кухне. Она налила ему самую малость «Абсолюта». Савельичу пора было на работу. Себе плеснула тоже. Квартирка была аккуратная, чистенькая. Сынок ее уже спустился во двор, в детский сад. Она помахала ему с балкона.
—Не тоскливо?..
— Живу сейчас с одним. Не знаю. Так-то он неплохой. К пацану хорошо относится.
— Наш?
— Азербайджанец из Нагорного Карабаха. У него там никого не осталось.
— Ты все в «Зеро»?
— А что делать? Женский коллектив…
Обо всем понемногу они уже успели потолковать. Она рассказала о менте, приезжавшем на вишневом «мерседесе», расспрашивавшем о Туркмении, о Шмитаре. По описанию он узнал главу охранно-сыскной ассоциации… Содержание бесед Савельич незаписывал и никому не докладывал: отношения были чисто дружеские.
—Барон активизировался, Пал Палыч…
Это она и хотела сообщить.
Боевик, задерживавшийся с ампулой триметилфентанила, в которой оказалась обычная вода, покинул место работы.
— Наркоман, которого он подкармливал, загремел в Ганнушкина… — Она имела в виду психушку.
— Мы собираемся брать Барона. Давно он был?
— Подходил тут к шоферам. К моему тоже.
— Пал Палыч?
— Да. Трос понадобился.
— Едут куда-то?
— Кто их знает? Трос длиннющий! Барона тут подобрал один человек. Интересный для тебя. Я их пару раз вместе видела. Волосы светло-серые, как олово или алюминий…
— Буду иметь в виду…
— Но ты осторожнее насчет меня, Савельич! А то пацаненок один останется!
—Ты меня знаешь.
—И о тросе ни слова! Барон — он ведь сначала оторвет голову, потом подумает… Говорить надо не с ним, а с его матерью. Она — мать, беспокоится…
Бутурлин приехал быстро. Заместитель ждал на остановке, как уговаривались.
Сообщение о новой связи Пал Палыча — с металлическим отливом волос — было кстати…
—Одного мужика отправили отсюда в психушку пару дней назад. Отравление новым наркотиком. Ширево он получил от Барона… Наркоман — это повод.
— Барона пора брать.
— Мать его тут. Торгует… Апельсины, бананы. Все с оптового рынка…
Он кивнул на ряд цветных тентов. Москва была раскрашена ими. Там же, вокруг столиков, впереди густо алели вынесенные на тротуар кресла кафе. Закрытый газетный киоск — тяжелый, скучный — отделял былое от настоящего.
—Сейчас она отошла… Подождем!
С ними одновременно появился патруль муниципальной милиции. Менты въехали на тротуар. Вышли. Мордатые, в кепи наподобие бейсбольных, куртках, заправленных в брюки. Несколько минут наблюдали молча. Задняя дверца машины оставалась открытой. Появившийся из-за ларьков кавказец знал порядок. Собрал с прилавков в пакет яблок, добавил апельсинов, бананов, отнес на заднее сиденье машины. Менты уехали.
—Знакомая картина, — констатировал Бутурлин. Номер патруля он все же запомнил. Для себя.
«Могут понадобиться…»
Баронесса появилась быстро. Гнутый носик, некрасивые беспокойные глазки, веснушки… Все остальное — цвет волос, губ, вторые брови — все было ретушь, краска, резина… Другие девки, торговавшие рядом, выглядели естественнее. Вроде его овцы. Они были девочками его двора. Детства. Савельич заговорил:
—У нас к вам короткий, но очень серьезный разговор… — Он назвал ее по имени-отчеству. — Мы из Регионального управления по борьбе с организованной преступностью. Я намеренно не стал вас вызывать. Поговорим тут несколько минут. Дело касается вашего сына…
Разговор продолжили у закрытого газетного ларька.
—Вашего сына собираются вызвать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
—Спинку потрешь! Не опасно!
Ночью становилось страшно. В книге Эрнеста Хемингуэя генерал, награждая изувеченных героев в госпитале, высказался:
—Вы потеряли больше, чем жизнь…
Ниндзе показали это место из книги, когда он с такими же бедолагами лежал в отдельной палате. Кто-то выдрал страницу, чтобы утешать прибывающих в отделение. Другие советовали героям повесить себе Красную Звезду на то самое место…
После госпиталя Ниндзя домой не вернулся. Работы в поселке на Выше практически не было, разве только в психиатрической больнице для хроников, которая славилась на всю область…
Осталась там родня, девчонка, с которой учился в одиннадцатилетке. Она ждала его, посылала в Афган незатейливые письма, открытки на День Советской Армии. Ниндзя после госпиталя двинул в Москву. На Курском встретился вербовщик, набиравший в инкассаторы. Дело было знакомым. Баранка. Пистолет. Казарма. Пришел с работы, лег спать. Многие только числились в общежитии, жили по квартирам. Никто не лез в душу. Один вернулся со смены, другой свалил.
Как-то, ожидая выручку, обратил внимание на банкира. Тот читал объявления в чужой русской газете. Ниндзя стоял рядом, случайно увидел: «Мы ждем тебя — теплые и влажные…»
На фотографии — чуть пригнувшаяся, пышная, с длинными косами деваха в короткой майке, призывно глядела за спину, выставив округлый, с ложбинкой посередке, нежный зад. Ниндзя впился глазами в газетную полосу. «Темпераментная восемнадцатилетняя девушка страстно желает тебя! Столько, сколько захочешь! Звони 24 часа и сутки! Я стою, опираюсь на локти и колени и жду тебя…» Он и не заметил: банкир повернул голову, с любопытством наблюдает за ним.
—Держи…
Нисан Арабов — это был он — протянул газету. Поистине царский подарок… Разговорились. Арабов разбирался в людях. Через несколько дней Нисан внес компенсацию за досрочное расторжение контракта с Минфином. Ниндзя стал его личным шофером и секьюрити. Они не ошиблись друг в друге. Преданность Ниндзи била полной и безоговорочной…
В РУОПе опер показал ему на стул в кабинете напротив себя:
—Сиди, отец! Жди.
Кабинет был большой, Ниндзя насчитал семь или восемь столов, отделенных металлическими шкафами. Каждый опер благоустраивал свой уголок под себя — украшал стенным календарем, картинкой…
—Где он? Давай сюда!
Бутурлин поташил Ниндзю с собой:
—За сигаретами… Не против?
Двинулись к Ленинскому проспекту. Было рано, Шаболовка была пуста. Вот-вот должен был пойти унылый мерзкий дождь. Поливальные машины спешили управиться до появления первых капель.
—Ты чего-то скукоженный какой-то, Ниндзя! — Бутурлин нес чепуху. — Мало на воздухе бываешь?
Злоба искала выхода. Можно было представить, как обрисованную Ниндзей картину — со стрельбой оскорбленного Ковача — комментировали наверху.
«Корифей, мать его! Не разобрался. Убийство из ревности принял за заказное! Всех подставил…»
Этим не преминут воспользоваться. Устранение на иерархической лестнице одного дает шанс остальным подняться на ступень. Хитрая игра, в которую и он, Бутурлин, все эти годы играл!
— Я вижу тебя, Ниндзя!.. Врать тебе противопоказано! Но Бог с ним! Мы сейчас с тобой купим папирос… Ты что куришь?
— «Кэмел».
— По зарплате… Мы еще с тобой за мясом зайдем! Поможешь выбрать… Ты как с этим делом? Сечешь?
Ниндзя взмолился:
—Бутурлин! Имей совесть… Не можем мы ходить вместе по магазинам. Решат, что я твой стукач!
Без бронежилета, делавшего секьюрити корпуснее и шире, Ниндзя в свои тридцать с лишним выглядел долговязым и щуплым.
—Тебе важны твои проблемы. — Бутурлин не ускорил шага. — А то, что убийцы Нисана из-за твоего вранья останутся без наказания, тебе до фени?
Ниндзя замолчал.
—Кто унес с места происшествия пистолет Ковача? Ты?
— Поговорим у тебя…
— Мы вернемся, как только ты начнешь говорить правду. Ты, кстати, обязан это по закону… Разве нет?
—Да. Но я ничего не знаю.
—Продолжим…
Бутурлин купил сигареты, пошел еще медленнее. Новый длинный забор тянулся скучно, отхватив большую часть тротуара.
—Пистолет, из которого стрелял Ковач, подобрал ты…
Ha Ниндзю было больно смотреть.
— Был он у тебя? Да или нет?
—Да.
— Куда ты его дел?..
— Поворачиваем, Бутурлин!
— Ты его выбросил?
— Да. Только между нами!
— Где?
— На Смоленской…
— И кейс?
— Кейс они унесли!
—С ампулами? — Бутурлин продолжал идти. — Вы ведь баловались триметилфентанилом!
Ниндзя прохрипел:
— За нами могут наблюдать… Я сейчас скажу правду! Но потом оттолкну тебя и вроде сбегу!
— Если правда этого стоит!
— Нисан ничего не мог с этим сделать! Занималась охрана…
— Савон?
Бутурлин, наконец, тормознул. Они стояли у таблички, указывавшей на Американский стоматологический центр. По другую сторону, у храма Живоначальной Троицы, скрежетал трамвай.
— Не только. И Мансур, и Шайба. Все, Бутурлин, мне еще заправляться, Неерию в синагогу везти!
— Я и не знал, что он религиозный!
— Не в том дело! Израильская делегация на высшем уровне. Прием российских бизнесменов их лидером…
—Что-то передавали в новостях… — Бутурлин вел разговор целенаправленно. — Я-то занимаюсь раскрытием убийства…
Ниндзя продолжил неожиданно:
— Все контролирует Афанасий. Вор в законе.
— Он в Бутырке!
Водитель не слышал. Они загородили тротуар. Позади был забор.
Ниндзю понесло:
— Шайба рассказывал…
— А Шайба откуда мог знать?
— У него родственник в Бутырке…
— Кто свел с теми, кто продал чек?.. Это последнее!
Личный шофер знал больше, чем ближайшие сотрудники.
—Мансур… Все! Прости!
Бутурлин не ожидал толчка — жестко влетел в забор спиной. Ниндзя — высокий, жердистый — огибая прохожих, уже бежал по направлению Октябрьской площади, к памятнику В.И. Ленина. У Российского пенсионного фонда он неожиданно завернул за угол. Может, там все это время ждала его машина «Дромита».
«Черт бы тебя побрал…» Кулак у Ниндзи оказался костлявый, острый. Вернувшись к себе, снова спросил о Савельиче.
—Нет, не звонил пока.
Бутурлин набрал номер следственного изолятора:
—Здоров…
У телефона был заместителя к у м — он дежурил от руководства Бутырки. Поболтали пару минут.
— Как там вор в законе? Афанасий?
— Сидит… — Кум хохотнул. — Что-то все больно им интересуются в последнее время! Министерство. Генпрокуратура. Федеральная служба. Адвокат достал жалобами… Прямо Аль Капоне российский!
— А кто Аль Капоне? Бывший вышибала публичного дома!
— Ты чего хотел?
— Допросить.
— Милости прошу, всегда рады. Кстати! Хочешь анекдот? Сообщение проскочило из камеры: «Бутурлин взял сто тысяч. В долларах…» Я как раз собрался тебе звонить…
— Смешно.
— Вот именно… Я не стал отсылать. Приезжай — заберешь!
Коллеги-оперативники были людьми тонкими. В том числе и заместитель по оперработе Бутырки. Ухо следовало держать востро.
Кум проверял.
—Это ты зря! — Бутурлин засмеялся. — Взятка в крупных размерах! Пусть и начальство тоже повеселится!
Вообще-то последние недели Бутурлину было не до смеха.
«Шансы твои, Бутурлин, падают. Что-то носится в воздухе».
Он взялся за почту. Первым наверху лежал конверт.
«Москва, Шаболовка, РУОП. Бутурлину».
Бумага была направлена ему лично. Секретариат ее не зарегистрировал, генерал не наложил резолюции. На тетрадном листе посредине стояло печатными буквами:
«Бутурлин, достанут тебя и твою семью».
Обдумывать угрозу было некогда. Уже звонил телефон. Савельич с утра встречался со своей помощницей.
—Я хочу, чтобы ты подъехал. Встретимся у метро…
Они сидели у нее на кухне. Она налила ему самую малость «Абсолюта». Савельичу пора было на работу. Себе плеснула тоже. Квартирка была аккуратная, чистенькая. Сынок ее уже спустился во двор, в детский сад. Она помахала ему с балкона.
—Не тоскливо?..
— Живу сейчас с одним. Не знаю. Так-то он неплохой. К пацану хорошо относится.
— Наш?
— Азербайджанец из Нагорного Карабаха. У него там никого не осталось.
— Ты все в «Зеро»?
— А что делать? Женский коллектив…
Обо всем понемногу они уже успели потолковать. Она рассказала о менте, приезжавшем на вишневом «мерседесе», расспрашивавшем о Туркмении, о Шмитаре. По описанию он узнал главу охранно-сыскной ассоциации… Содержание бесед Савельич незаписывал и никому не докладывал: отношения были чисто дружеские.
—Барон активизировался, Пал Палыч…
Это она и хотела сообщить.
Боевик, задерживавшийся с ампулой триметилфентанила, в которой оказалась обычная вода, покинул место работы.
— Наркоман, которого он подкармливал, загремел в Ганнушкина… — Она имела в виду психушку.
— Мы собираемся брать Барона. Давно он был?
— Подходил тут к шоферам. К моему тоже.
— Пал Палыч?
— Да. Трос понадобился.
— Едут куда-то?
— Кто их знает? Трос длиннющий! Барона тут подобрал один человек. Интересный для тебя. Я их пару раз вместе видела. Волосы светло-серые, как олово или алюминий…
— Буду иметь в виду…
— Но ты осторожнее насчет меня, Савельич! А то пацаненок один останется!
—Ты меня знаешь.
—И о тросе ни слова! Барон — он ведь сначала оторвет голову, потом подумает… Говорить надо не с ним, а с его матерью. Она — мать, беспокоится…
Бутурлин приехал быстро. Заместитель ждал на остановке, как уговаривались.
Сообщение о новой связи Пал Палыча — с металлическим отливом волос — было кстати…
—Одного мужика отправили отсюда в психушку пару дней назад. Отравление новым наркотиком. Ширево он получил от Барона… Наркоман — это повод.
— Барона пора брать.
— Мать его тут. Торгует… Апельсины, бананы. Все с оптового рынка…
Он кивнул на ряд цветных тентов. Москва была раскрашена ими. Там же, вокруг столиков, впереди густо алели вынесенные на тротуар кресла кафе. Закрытый газетный киоск — тяжелый, скучный — отделял былое от настоящего.
—Сейчас она отошла… Подождем!
С ними одновременно появился патруль муниципальной милиции. Менты въехали на тротуар. Вышли. Мордатые, в кепи наподобие бейсбольных, куртках, заправленных в брюки. Несколько минут наблюдали молча. Задняя дверца машины оставалась открытой. Появившийся из-за ларьков кавказец знал порядок. Собрал с прилавков в пакет яблок, добавил апельсинов, бананов, отнес на заднее сиденье машины. Менты уехали.
—Знакомая картина, — констатировал Бутурлин. Номер патруля он все же запомнил. Для себя.
«Могут понадобиться…»
Баронесса появилась быстро. Гнутый носик, некрасивые беспокойные глазки, веснушки… Все остальное — цвет волос, губ, вторые брови — все было ретушь, краска, резина… Другие девки, торговавшие рядом, выглядели естественнее. Вроде его овцы. Они были девочками его двора. Детства. Савельич заговорил:
—У нас к вам короткий, но очень серьезный разговор… — Он назвал ее по имени-отчеству. — Мы из Регионального управления по борьбе с организованной преступностью. Я намеренно не стал вас вызывать. Поговорим тут несколько минут. Дело касается вашего сына…
Разговор продолжили у закрытого газетного ларька.
—Вашего сына собираются вызвать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54