«Один за всех и все за одного!»
Официант вернул фотографию:
—Это было неделю назад. — Официант дал понять, что просит увеличить гонорар. — Он спросил Мумиш Раджабова… Улица… — Официант назвал. — Дом 35. Это здесь, в Старом городе. Бывает дома поздно.
С плоских крыш свисали концы опорных балок. Впереди были пыльные, без единого деревца улицы Старого города с безглазыми глухими стенами. Дувалами. Низкими, плотно пригнанными дверьми. Нырял во дворы ствол тянувшегося поверху, на столбах, газопровода, трепыхались вдоль проводов обрывки воздушных змеев, тряпок. Улицы Старого города повторяли друг друга. Выжженная солнцем глина, цвет и фактура ее не менялись. Стояла жаркая предвечерняя пора, вокруг преобладали пепельные и желтоватые тона. Каждые несколько шагов в выстоявших во многих землетрясениях стенах появлялась очередная калитка с непритязательным металлическим кольцом и накладкой, заменявшей звонок. Иногда на пороге возникала истертая, прибитая грубыми гвоздями подкова.
Рэмбо был доволен оттого, что решил осмотреть дорогу засветло. Девушка у магазина, торговавшая лепешками, показала направление. Улицы уходили в стороны и непонятным образом вновь соединялись. Несколько раз Рэмбо с секьюрити выходили к одному и тому же подернутому сероватой пленкой квадратному водоему с кафе, с огромными вековыми деревьями вокруг.
Перед ними возникали вблизи порталы древних медресе — иногда отреставрированные, чаще обветшалые. Перед овальными дверями медресе толпились туристы.
Рэмбо свернул в тупичок, показавшийся шире других.
«Здесь… 35-й дом!»
Рядом оказалось сразу два медресе, одно против другого. Пожилая женщина дотронулась до стены, поднесла пальцы к губам — за дувалом был молитвенный дом.
«Тут, наверное, бухарские евреи…»
—Мансура… — позвал за другой стеной плачущий детский голос. — Мансура…
Можно было уходить.
Валижон ждал в баре «Экспресс». Ближе к ночи все столы тут были заняты. Большинство туристов из валютного бара перекочевали сюда. Поддатые девки, парни. Тискались. Держали руки друг у друга на ляжках. Валижон смотрел неодобрительно. Он был мусульманин. Не пил.
Рэмбо поглядывал на часы: приближалось время визита.
Мумин — депутат и глава Совета директоров акционерного общества закрытого типа, действовавшего под придуманной вывеской, — на деле занимался продвижением наркотиков через Центральную Азию на Запад.
Дорога эта не была единственной. Две параллельные тропы проходили рядом. Каждая имела своих хозяев, враждовавших между собой. Рознь эта длилась сыздавна, одновременно с отпадом ряда областей от Бухарского ханства и присоединением их к России.
Наркотики везли в колесах высоких двухколесных арб, в баллонах автомобильных шин, в бурдюках, в цинковых гробах, в трупах любимых…
Кроме исконных хозяев путей, на том и другом хозяйничали также бандиты, еще не соединившиеся в единый наркокартель и тоже воевавшие между собой. А еще были наместники, министры, секретари, аппаратчики. Они тоже желали получить свою долю.
Наркотик возвращался в деньгах, наращивался оборот.
Войны не прекращались. Рубили головы, руки, уши… Ставили «на вид».
«Белая чайхана», действовавшая в эпоху застоя под протекцией заместителя министра внутренних дел, который, в свою очередь, представлял интересы московских коллег и местного партийного руководства, в прямом смысле давила конкурентов. Однако монополия не могла существовать долго. С началом перестройки на наркорынке появились новые криминальные группировки, менты, военные; одновременно в сложном макаронном беспорядке заметно отслеживались интересы банков. Российских, южноазиатских, арабских… Следовало учитывать также региональные формирования, выходившие на большую дорогу, просто чтобы грабить и тех, и других…
Постепенно все утрясалось. Сначала на уровне исполнителей, а потом и выше. По примеру Министерства путей сообщения было произведено разделение Пути Наркотиков на отделения дороги и дальше — на участки, околотки… Каждый эксплуатировал свой надел. Споры эксплуатационников разрешали авторитеты.
Арабовы контактировали с группировкой «Белая чайхана». Савон вел двойную игру. Он заигрывал и с Мумином…
—Ласковое теля… — Валижон расслабился после длинного монолога. — Сосал двух маток…
Мигнул свет — бар «Экспресс» закрывался на уборку. Поддатые датчане за соседним столиком громко орали, выбрасывая вперед растопыренные пальцы.
—Играют — кому платить за выпивку…
—«Йин! Ту! Трэ!» Ну и произношение… — Валижон принял их за американцев. — Я передал Мумину о твоем визите. Они побоятся тебя тронуть открыто…
Ночь оказалась холодной.
Под торговым куполом магазинчики были давно закрыты. Тут же располагалось производство — «Сундучный цех», «Люлечный цех», «Ремонт часов всех систем». На их дверях тоже висели замки. На перекрестке, прямо на асфальте, высилась гора репчатого лука — днем тут производилась торговля. Рядом, у пекарни, лежали мешки с мукой.
С темнотой вид Старого города совершенно изменился. Исчезла неряшливая электропроводка. Улицы выглядели чище, в то же время были полны неясных шорохов. В улочки, где негде повернуться, втискивались легковушки. Ночной двор медресе, огражденный высоченными стенами, выглядел мощным, пустым. В стенах помещались когда-то кельи. По двору гулял ветер. Над одной из башенок, вверху, белел месяц — плоский прежний советский гривенник. Впереди, через дорогу, высилось другое медресе, более древнее и светлое.
—Стучи! Пришли!
Секьюрити загремел висевшей на двери металлической накладкой, и что-то черное, невидимое одним махом перелетело у Рэмбо над головой с крыши на крышу.
«Кот? Крыса?»
За забором послышался шум.
—Идут!
Человек, открывший калитку, не удивился, поздоровавшись, закрыл за ними дверь, включил свет. Рэмбо и секьюрити оказались в гараже между двумя припаркованными машинами. Их ждали. Четверо в куртках, крутые, сразу же подошли близко, почти вплотную. Рэмбо и его секьюрити замерли, оценивая обстановку.
— Оружие! — потребовал тот, кто был старшим, — в черной вязаной шапочке.
— Нет.
— Мы посмотрим…
Секьюрити— капитан разведки — оглянулся на Рэмбо.
—Давай! Раз неверующий…
Рэмбо почувствовал чужие руки, прохлопавшие карманы, пояс, проверившие промежность.
— Нащупал?..
— У нас такой порядок. Хозяин — депутат…
Они прошли во двор. Тут была открытая галерея, шедшая вдоль дома, и вход в комнаты. Под навесом из виноградных листьев в клетке сидел прикрытый накидкой горбоносый боевой кехлик. Белый, зебристый, с черными полосами и крючковатым клювом. Рэмбо и секьюрити сняли обувь и вошли в гостиную. Дом был богатый. Высоко по потолку тянулись полированные дерева. Стены покрывала разноцветная роспись. Ее окаймляли декоративные неглубокие ниши, в которых стояла причудливых форм старая посуда — кувшины, чайники, пиалы. Всю ширину пола покрывал богатый ковер.
Трое мужчин ожидали гостей тут же, на ковре. В середине стояли подносы. Еда, выпивка…
Мумин был смуглый, выше среднего роста, темноволосый и темноглазый, с узким выступающим носом — типичный представитель памиро-ферганской расы здешнего Междуречья. Таким и рисовался он Рэмбо, плечистым, крепким. Портило его небольшое, но заметное брюшко.
Рэмбо отклонил предложение выпить, вежливо, с достаточной изобретательностью отведя подозрения в неуважении хозяев — хитрые восточные уловки…
—Только чай…
Он сделал глоток, узнал особый терпкий вкус хорошего зеленого чая.
—Теперь отлично…
Рэмбо достал ксерокопию чека. Передал бумагу Мумину.
—Презент фирмы «Лайне».
Чек с Востока прошел «Рассветбанк», затем, минуя «Дромит», который отвалил за него три миллиона налом, попал в Цюрих — и дальше в неизвестные доселе фирмы, разбросанные по всему свету.
—В том числе погрели руки и в здешних местах… Фирма «КОДС» или что-то похожее…
Мумин и его команда внимательно слушали. Бухарцы полагали, что тоже имеют право на его часть: валюта шла по их эксплуатационному участку. Чек пошел по кругу.
—Кто известен?
—«Фантом-информ». Один из учредителей из Папа.
Таджики шумно заговорили. Мумин и его люди не знали о фирме. Это было еще одним доказательством.
«Фирму создали несколько месяцев назад с одной целью — оттянуть часть трехмиллионного навара из швейцарского сейфа!»
Грабители типа Мумина и его людей еще пару лет назад находились в состоянии перманентной войны со всеми группировками и нападали первыми каждый раз, когда для этого представлялась возможность. Но теперь перед Рэмбо сидели реализовавшие себя люди, которым их положение и образование — несомненно высшее — позволило войти в высшую криминально-политическую мафию.
Мумин заметил:
—Если Пап — значит, военные! У них повсюду тут подставные фирмы, которым сбрасывается валюта…
Рэмбо сидел в непривычной позе, по-турецки, положив руки на колени. Пока шел разговор, Рэмбо ни разу не пошевелился. Сидевшие в комнате на этот час были его партнерами. Хозяева еще раз коротко обменялись репликами на своем языке, по-видимому, это был таджикский.
—Вам знаком банкир? — Рэмбо показал фотографию.
Мумин по-восточному коротко цокнул языком. Это могло быть и отрицанием, и знаком того, что не хочет говорить.
—Мы с ним не работаем.
—Серьезные люди через несколько дней собираются в Иерусалиме… — Рэмбо пошевелился. — Вы знаете, о ком я говорю. Там и Неерия Арабов. Разговор идет о честном партнерстве.
Он блефовал.
Хозяева не были удивлены. Рэмбо понял, что они обдумали все заранее, до его прихода, как только им позвонил Валижон. Он, по-видимому, уже интересовался Савоном.
Мумин засмеялся, снимая возникшее напряжение.
—На нас могут повесить человека, который приезжал на похороны Нисана и не вернулся. Но мы не имеем к этому отношения.
Рэмбо никого не обвинял.
— Его разыскивают как не выполнившего обязательства по защите фирмы…
— Думаем, с ним разобрались военные. Москвичи. Я, кстати, закончил Московский университет.
— Факультет — экономический?
— Философский…
Мумин был открыт для разговора.
— Спасибо.
— Пожалуйста. Вообще-то, как мы слышали, за Савона стоило бы в первую очередь спросить с Серого.
— У нас Серого вспоминают обычно вместе с его другом!
— Сметана умнее. Он делает карьеру. Будет еще в Думе. Это не Серый. Вы поинтересуйтесь при случае: о чем он нашептал Савону во дворе старого здания университета? Не о своем же брате?
Валижон дремал в круглом, на высокой ножке кресле, похожем на коньячную рюмку. Несмотря на поздний час, из валютного бара снизу все еще доносилась музыка. Увидев входящих — Рэмбо и его секьюрити, — наманганский Мегрэ поднялся и вместе с ними вошел в лифт.
Все трое были в порядке. Ни с одним из них ничего не произошло.
Хотя Валижон нажал на вторую кнопку, в соответствии с программой кабина доставила их наверх, на обзорную площадку.
За карнизом виднелись купола древних бань, водоем. Возвышавшиеся над плоскими крышами порталы медресе сверху были похожи на гигантские книги, раскрытые, говно для общего прочтения. Всюду внизу виднелась сухая, с колючками, выжженная земля, подходившая к самому зданию. Такая же, какую он накануне видел в Израиле.
День не закончился.
«Срочно позвонить Бутурлину…». Фотография генерала Гореватых требовалась именно сейчас. Рэмбо думал о сказанном Мумином под занавес. «Кто-то сообщил о разговоре Савона и Серого в Манеже в Москве…» Существовала связь между убийством Нисана и судьбой брата Серого.
Постояв положенные секунды, лифт закрыл дверь, бесшумно начал скольжение.
—Тебе звонили из Иерусалима… — заметил Валижон.
В Иерусалиме было спокойно.
Игумнов, оставив Неерию в квартире его родственничка, спустился в подъезд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Официант вернул фотографию:
—Это было неделю назад. — Официант дал понять, что просит увеличить гонорар. — Он спросил Мумиш Раджабова… Улица… — Официант назвал. — Дом 35. Это здесь, в Старом городе. Бывает дома поздно.
С плоских крыш свисали концы опорных балок. Впереди были пыльные, без единого деревца улицы Старого города с безглазыми глухими стенами. Дувалами. Низкими, плотно пригнанными дверьми. Нырял во дворы ствол тянувшегося поверху, на столбах, газопровода, трепыхались вдоль проводов обрывки воздушных змеев, тряпок. Улицы Старого города повторяли друг друга. Выжженная солнцем глина, цвет и фактура ее не менялись. Стояла жаркая предвечерняя пора, вокруг преобладали пепельные и желтоватые тона. Каждые несколько шагов в выстоявших во многих землетрясениях стенах появлялась очередная калитка с непритязательным металлическим кольцом и накладкой, заменявшей звонок. Иногда на пороге возникала истертая, прибитая грубыми гвоздями подкова.
Рэмбо был доволен оттого, что решил осмотреть дорогу засветло. Девушка у магазина, торговавшая лепешками, показала направление. Улицы уходили в стороны и непонятным образом вновь соединялись. Несколько раз Рэмбо с секьюрити выходили к одному и тому же подернутому сероватой пленкой квадратному водоему с кафе, с огромными вековыми деревьями вокруг.
Перед ними возникали вблизи порталы древних медресе — иногда отреставрированные, чаще обветшалые. Перед овальными дверями медресе толпились туристы.
Рэмбо свернул в тупичок, показавшийся шире других.
«Здесь… 35-й дом!»
Рядом оказалось сразу два медресе, одно против другого. Пожилая женщина дотронулась до стены, поднесла пальцы к губам — за дувалом был молитвенный дом.
«Тут, наверное, бухарские евреи…»
—Мансура… — позвал за другой стеной плачущий детский голос. — Мансура…
Можно было уходить.
Валижон ждал в баре «Экспресс». Ближе к ночи все столы тут были заняты. Большинство туристов из валютного бара перекочевали сюда. Поддатые девки, парни. Тискались. Держали руки друг у друга на ляжках. Валижон смотрел неодобрительно. Он был мусульманин. Не пил.
Рэмбо поглядывал на часы: приближалось время визита.
Мумин — депутат и глава Совета директоров акционерного общества закрытого типа, действовавшего под придуманной вывеской, — на деле занимался продвижением наркотиков через Центральную Азию на Запад.
Дорога эта не была единственной. Две параллельные тропы проходили рядом. Каждая имела своих хозяев, враждовавших между собой. Рознь эта длилась сыздавна, одновременно с отпадом ряда областей от Бухарского ханства и присоединением их к России.
Наркотики везли в колесах высоких двухколесных арб, в баллонах автомобильных шин, в бурдюках, в цинковых гробах, в трупах любимых…
Кроме исконных хозяев путей, на том и другом хозяйничали также бандиты, еще не соединившиеся в единый наркокартель и тоже воевавшие между собой. А еще были наместники, министры, секретари, аппаратчики. Они тоже желали получить свою долю.
Наркотик возвращался в деньгах, наращивался оборот.
Войны не прекращались. Рубили головы, руки, уши… Ставили «на вид».
«Белая чайхана», действовавшая в эпоху застоя под протекцией заместителя министра внутренних дел, который, в свою очередь, представлял интересы московских коллег и местного партийного руководства, в прямом смысле давила конкурентов. Однако монополия не могла существовать долго. С началом перестройки на наркорынке появились новые криминальные группировки, менты, военные; одновременно в сложном макаронном беспорядке заметно отслеживались интересы банков. Российских, южноазиатских, арабских… Следовало учитывать также региональные формирования, выходившие на большую дорогу, просто чтобы грабить и тех, и других…
Постепенно все утрясалось. Сначала на уровне исполнителей, а потом и выше. По примеру Министерства путей сообщения было произведено разделение Пути Наркотиков на отделения дороги и дальше — на участки, околотки… Каждый эксплуатировал свой надел. Споры эксплуатационников разрешали авторитеты.
Арабовы контактировали с группировкой «Белая чайхана». Савон вел двойную игру. Он заигрывал и с Мумином…
—Ласковое теля… — Валижон расслабился после длинного монолога. — Сосал двух маток…
Мигнул свет — бар «Экспресс» закрывался на уборку. Поддатые датчане за соседним столиком громко орали, выбрасывая вперед растопыренные пальцы.
—Играют — кому платить за выпивку…
—«Йин! Ту! Трэ!» Ну и произношение… — Валижон принял их за американцев. — Я передал Мумину о твоем визите. Они побоятся тебя тронуть открыто…
Ночь оказалась холодной.
Под торговым куполом магазинчики были давно закрыты. Тут же располагалось производство — «Сундучный цех», «Люлечный цех», «Ремонт часов всех систем». На их дверях тоже висели замки. На перекрестке, прямо на асфальте, высилась гора репчатого лука — днем тут производилась торговля. Рядом, у пекарни, лежали мешки с мукой.
С темнотой вид Старого города совершенно изменился. Исчезла неряшливая электропроводка. Улицы выглядели чище, в то же время были полны неясных шорохов. В улочки, где негде повернуться, втискивались легковушки. Ночной двор медресе, огражденный высоченными стенами, выглядел мощным, пустым. В стенах помещались когда-то кельи. По двору гулял ветер. Над одной из башенок, вверху, белел месяц — плоский прежний советский гривенник. Впереди, через дорогу, высилось другое медресе, более древнее и светлое.
—Стучи! Пришли!
Секьюрити загремел висевшей на двери металлической накладкой, и что-то черное, невидимое одним махом перелетело у Рэмбо над головой с крыши на крышу.
«Кот? Крыса?»
За забором послышался шум.
—Идут!
Человек, открывший калитку, не удивился, поздоровавшись, закрыл за ними дверь, включил свет. Рэмбо и секьюрити оказались в гараже между двумя припаркованными машинами. Их ждали. Четверо в куртках, крутые, сразу же подошли близко, почти вплотную. Рэмбо и его секьюрити замерли, оценивая обстановку.
— Оружие! — потребовал тот, кто был старшим, — в черной вязаной шапочке.
— Нет.
— Мы посмотрим…
Секьюрити— капитан разведки — оглянулся на Рэмбо.
—Давай! Раз неверующий…
Рэмбо почувствовал чужие руки, прохлопавшие карманы, пояс, проверившие промежность.
— Нащупал?..
— У нас такой порядок. Хозяин — депутат…
Они прошли во двор. Тут была открытая галерея, шедшая вдоль дома, и вход в комнаты. Под навесом из виноградных листьев в клетке сидел прикрытый накидкой горбоносый боевой кехлик. Белый, зебристый, с черными полосами и крючковатым клювом. Рэмбо и секьюрити сняли обувь и вошли в гостиную. Дом был богатый. Высоко по потолку тянулись полированные дерева. Стены покрывала разноцветная роспись. Ее окаймляли декоративные неглубокие ниши, в которых стояла причудливых форм старая посуда — кувшины, чайники, пиалы. Всю ширину пола покрывал богатый ковер.
Трое мужчин ожидали гостей тут же, на ковре. В середине стояли подносы. Еда, выпивка…
Мумин был смуглый, выше среднего роста, темноволосый и темноглазый, с узким выступающим носом — типичный представитель памиро-ферганской расы здешнего Междуречья. Таким и рисовался он Рэмбо, плечистым, крепким. Портило его небольшое, но заметное брюшко.
Рэмбо отклонил предложение выпить, вежливо, с достаточной изобретательностью отведя подозрения в неуважении хозяев — хитрые восточные уловки…
—Только чай…
Он сделал глоток, узнал особый терпкий вкус хорошего зеленого чая.
—Теперь отлично…
Рэмбо достал ксерокопию чека. Передал бумагу Мумину.
—Презент фирмы «Лайне».
Чек с Востока прошел «Рассветбанк», затем, минуя «Дромит», который отвалил за него три миллиона налом, попал в Цюрих — и дальше в неизвестные доселе фирмы, разбросанные по всему свету.
—В том числе погрели руки и в здешних местах… Фирма «КОДС» или что-то похожее…
Мумин и его команда внимательно слушали. Бухарцы полагали, что тоже имеют право на его часть: валюта шла по их эксплуатационному участку. Чек пошел по кругу.
—Кто известен?
—«Фантом-информ». Один из учредителей из Папа.
Таджики шумно заговорили. Мумин и его люди не знали о фирме. Это было еще одним доказательством.
«Фирму создали несколько месяцев назад с одной целью — оттянуть часть трехмиллионного навара из швейцарского сейфа!»
Грабители типа Мумина и его людей еще пару лет назад находились в состоянии перманентной войны со всеми группировками и нападали первыми каждый раз, когда для этого представлялась возможность. Но теперь перед Рэмбо сидели реализовавшие себя люди, которым их положение и образование — несомненно высшее — позволило войти в высшую криминально-политическую мафию.
Мумин заметил:
—Если Пап — значит, военные! У них повсюду тут подставные фирмы, которым сбрасывается валюта…
Рэмбо сидел в непривычной позе, по-турецки, положив руки на колени. Пока шел разговор, Рэмбо ни разу не пошевелился. Сидевшие в комнате на этот час были его партнерами. Хозяева еще раз коротко обменялись репликами на своем языке, по-видимому, это был таджикский.
—Вам знаком банкир? — Рэмбо показал фотографию.
Мумин по-восточному коротко цокнул языком. Это могло быть и отрицанием, и знаком того, что не хочет говорить.
—Мы с ним не работаем.
—Серьезные люди через несколько дней собираются в Иерусалиме… — Рэмбо пошевелился. — Вы знаете, о ком я говорю. Там и Неерия Арабов. Разговор идет о честном партнерстве.
Он блефовал.
Хозяева не были удивлены. Рэмбо понял, что они обдумали все заранее, до его прихода, как только им позвонил Валижон. Он, по-видимому, уже интересовался Савоном.
Мумин засмеялся, снимая возникшее напряжение.
—На нас могут повесить человека, который приезжал на похороны Нисана и не вернулся. Но мы не имеем к этому отношения.
Рэмбо никого не обвинял.
— Его разыскивают как не выполнившего обязательства по защите фирмы…
— Думаем, с ним разобрались военные. Москвичи. Я, кстати, закончил Московский университет.
— Факультет — экономический?
— Философский…
Мумин был открыт для разговора.
— Спасибо.
— Пожалуйста. Вообще-то, как мы слышали, за Савона стоило бы в первую очередь спросить с Серого.
— У нас Серого вспоминают обычно вместе с его другом!
— Сметана умнее. Он делает карьеру. Будет еще в Думе. Это не Серый. Вы поинтересуйтесь при случае: о чем он нашептал Савону во дворе старого здания университета? Не о своем же брате?
Валижон дремал в круглом, на высокой ножке кресле, похожем на коньячную рюмку. Несмотря на поздний час, из валютного бара снизу все еще доносилась музыка. Увидев входящих — Рэмбо и его секьюрити, — наманганский Мегрэ поднялся и вместе с ними вошел в лифт.
Все трое были в порядке. Ни с одним из них ничего не произошло.
Хотя Валижон нажал на вторую кнопку, в соответствии с программой кабина доставила их наверх, на обзорную площадку.
За карнизом виднелись купола древних бань, водоем. Возвышавшиеся над плоскими крышами порталы медресе сверху были похожи на гигантские книги, раскрытые, говно для общего прочтения. Всюду внизу виднелась сухая, с колючками, выжженная земля, подходившая к самому зданию. Такая же, какую он накануне видел в Израиле.
День не закончился.
«Срочно позвонить Бутурлину…». Фотография генерала Гореватых требовалась именно сейчас. Рэмбо думал о сказанном Мумином под занавес. «Кто-то сообщил о разговоре Савона и Серого в Манеже в Москве…» Существовала связь между убийством Нисана и судьбой брата Серого.
Постояв положенные секунды, лифт закрыл дверь, бесшумно начал скольжение.
—Тебе звонили из Иерусалима… — заметил Валижон.
В Иерусалиме было спокойно.
Игумнов, оставив Неерию в квартире его родственничка, спустился в подъезд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54