Но я знал, что браться за безнадежное дело рискованно. Уж конечно, этот поступок не поднимет мои ставки в прокуратуре.
Элиот хотел меня перебить, но я его опередил:
– И часто в такие моменты – не каждый раз, но довольно часто, чтобы это не выглядело совпадением, появлялся ты. Ты приходил, чтобы потолковать с судьей или с главным обвинителем, и, проходя по коридору, заглядывал в мой кабинет, чтобы спросить, как идут дела. Ты делал это планомерно, но мне запомнились случаи, когда у меня возникали проблемы. Как будто ты приходил, зная о моих трудностях, и был для меня, – я чуть было не сказал, Матерью Божьей, – ангелом-хранителем. Не просто начальником. Ты умудрялся всегда подбодрить. Ты убеждал не сдаваться, продолжать дело или обещал приставить ко мне детектива, который сумеет что-нибудь раскопать. Бывало, твое появление в суде и то, что ты перекидывался со мной парой слов, заставляло адвоката задуматься, не стоит ли за этим нечто большее, чем он полагал, и он соглашался на мои условия.
Мы с Элиотом улыбнулись, вспомнив это далекое время. Мне следовало говорить совсем о другом, но я не мог перебороть себя. Вместо этого я продолжил:
– Ты, должно быть, держал под контролем все здание, заходил во все залы и офисы, и все твои подчиненные проникались к тебе таким же благоговением. Мне бы хотелось этому научиться.
– Марк. – Улыбнувшись, Элиот слегка покачал годовой. – Я действительно наблюдал за твоей карьерой, – сказал он. Элиот угадал, что я не смог произнести вслух. – Я следил за тобой, за твоими речами в суде. Наконец я сделал тебя главным обвинителем, а ведь в прокуратуре, тебе это было известно, нашлись бы люди со стажем. Теперь, когда ты сам "ангел-хранитель", ты можешь понять, почему я так поступил. Ты ведь тоже выделяешь кого-нибудь из своих помощников.
– Но ты плохо меня знал…
– Я тебя сразу раскусил, – возразил Элиот. – Разве человека можно узнать, только посидев с ним за рюмкой после работы или захватив его с собой в клуб? Не в этом дело. Ты ведь безошибочно отличишь того, на кого можешь положиться, не так ли? Не обязательно часто появляться в суде или инспектировать этажи после пяти часов. Ты можешь знать настоящих обвинителей, которые не сомневаются в том, что делают, и не похожи на бездельников, кто околачивается в прокуратуре, чтобы покрасоваться на процессе или получить вознаграждение. Разве не так?
Да, я кое-кого выделял, обычно подсознательно. Не случайно я доверил Бекки Ширтхарт последнее дело.
– Думаю, ты доказал, что я был прав насчет тебя, – сказал Элиот.
Я чуть было не задал вопрос, с какой стати Элиот помог Остину подставить меня? Отличаясь хорошей интуицией, Элиот, без сомнения, понял, что меня волнует, тем более, я вернулся к тому, с чего начал.
– Уверен, что Остин провел нас обоих, Элиот. Но теперь, зная о его махинациях, ты можешь предположить, кого он пытался прикрыть. Ты знаешь о его связях, возможно, кое-что слышал. – Было видно, что Элиоту не хочется говорить об этом. – В этом деле нити ведут в прошлое, Элиот. Одно то, что Остин раньше не брался за криминальные сюжеты. И расследование, похоже, ведется по старым меркам. – Это был выстрел наугад, подготовленный разговором с детективом Падиллой. – Возможно, ты что-нибудь вспомнишь? Расскажи мне.
Элиот ответил:
– Рад, что ты не считаешь меня повинным в этом обмане. Правда, я не убежден, что таковой имеет место.
– Я не думаю, что ты мог пойти на такое по своей воле. А заставить тебя невозможно. Кто мог напугать тебя, Элиот? Ты же знаешь все закулисные делишки.
Он мягко улыбнулся, уставившись в бокал.
– Нет, я всегда пускал дело на судебное рассмотрение, если был в курсе.
– Чушь собачья. Я-то уж знаю, Элиот. Тебе бы, при твоем остром уме, вряд ли удалось бы удержаться в кресле двадцать лет, не делай ты скидки на то, что есть дела, которые даже ты не сможешь доказать в суде. Господи, я и то знаю несколько таких дел, а я и четырех лет не управлял прокуратурой. Какая-то мелкая сошка обкрадывает клиентов, и ты прекрасно знаешь, что он не решился бы на это без того, чтобы не делиться со своим боссом, но тот и усом не ведет, так что отдувается подчиненный, отправляясь в тюрьму или выйдя на поруки, а ты на светских раутах протягиваешь его боссу руку и справляешься о делах. Ты знаешь, что имеешь дело с мошенником, и он знает о том, что ты в курсе. Другой избивает свою жену всякий раз, когда напивается, но она забирает жалобы, как только он трезвеет. Не на любом материале можно составить обвинение. Но ничто не проходит мимо твоего внимания. – Я сделал акцент на местоимении. – Скажи мне, кого подозревать. Элиот.
Он больше не улыбался, склонил голову. Это вселило в меня надежду. Было похоже, что я припер его к стенке, но он тянул время. Элиот осушил бокал и сделал отрицательный жест, который относился скорее к официанту, чем ко мне. Его ответ был уклончивым.
– В былые времена, – начал он, – до моего прихода в прокуратуру, этот город в шутку называли "открытым". Если ты знал нужных людей – а я говорю о пятерых, не больше, – то можно было проворачивать подпольные дела. Я не имею в виду, что можно было безнаказанно совершить убийство. Такие люди не связывались с кровью. Общество не потерпело бы убийц. Можно было снести историческое здание без всякого шума, если тебе понадобилась площадка для какого-то дела. Это были преступления не уголовного порядка. Многим случалось оступаться на этом. Никто не протестовал, если дело заминали. Даже репортеры не поднимали шума. Подобное распространялось и на дела посерьезнее. Скажем, насиловали девушку, а ей не посчастливилось родиться богачкой. Ей выплачивали компенсацию. Никто не обижался. Это становится правилом, понимаешь? Это стиль жизни. Кому хочется слыть неблагоразумным? Но это начало цепочки. Одно следует за другим, оказанные одолжения тянут за собой последующие. "Мне бы не хотелось раскрывать твою помощь, но мне опять требуется услуга". Не так, конечно, прямолинейно, но ты знаешь, что я имею в виду.
Я знал. Но я вращался в другой, менее коррумпированной системе, благодаря этому человеку, сидящему за одним столом со мной.
– Но ты все изменил, Элиот.
Он улыбнулся. Как всегда, рядом с Элиотом я чувствовал себя наивным молокососом.
– Ничто не меняется, Марк.
– Остин Пейли родом оттуда, разве не так? Он молод, но у него крепкие связи. Я всегда предполагал, что у Остина рыльце в пушку, но…
– Остин действительно не лезет на рожон, – согласился Элиот. – Ему нравится оставаться в тени. Люди его склада обычно переживают тех, кто рвется на передовую и выдерживает несколько сроков на посту.
– Но он не богат, – сказал я, – или нет? Я не только о деньгах, но и о власти, которой он обладает. Политики всегда могут найти других дойных коров. Расскажи мне о нем, Элиот.
Элиот не обязан был раскрываться передо мной, если только это не доставляло ему удовольствия. Возможно, алкоголь поспособствовал.
– Я могу раскрыть тебе секрет, как стать Остином Пейли, – ответил он. У Остина были семейные деньги. Ты знаешь, его отец был юристом.
Нет, я этого не знал. Мне не приходило в голову задумываться над тем, кем был отец Остина.
– Он не оставил Остину состояния, – продолжал Элиот, – достаточного, чтобы безбедно прожить. Помню, когда Остин только начинал, он цеплялся за каждую возможность заработать, подобно любому выпускнику правовой школы. Ты бы мог видеть его в гражданском суде в поисках работы. Он старался себя обеспечить.
Даже тогда у Остина были далеко идущие планы. Он рано стал интересоваться политикой и с умом вкладывал деньги отца. Он не пытался прыгнуть выше собственной головы. Сильные мира сего не ведали о его существовании. Он не делал ставки на сенаторов. Но знаешь, Марк, мелкие политические группировки, особенно тогда, денег не имели. Финансовая поддержка была слабой. Вот на чем сыграл Остин. Судья, собирающийся выдвигать свою кандидатуру на перевыборах, был безумно рад получить сто долларов. А пятьсот привлекли бы внимание городского головы.
"Или окружного прокурора", – добавил я мысленно. Но Элиот не собирался делать признание на этот счет. Он изображал мудреца, поучающего новичка.
– И все же дело не только в материальных вливаниях, – возразил я. Насколько широко распространяются связи Остина?
Элиот, казалось, с удовлетворением продолжил свое объяснение.
– Пожертвования – это всего лишь первая ступень, – сказал он. Невозможно прорваться в узкий круг людей с малым количеством денег, которое было у Остина. Но его заметили. Он подошел к подножию Олимпа. Остин не просто вкладывал деньги в ту или иную партию, он работал вместе с ними, оказывал услуги, везде поспевал. Для некоторых людей он стал незаменимым. В нужный момент он всегда оказывался рядом; Понимаешь, что требуется делать. Необходимо разведать, как обстоят дела. Кто кому обязан и чем. Ты не делаешь одолжения в ожидании услуги взамен, ты просто стараешься показать, что тебе можно доверять. Решившись на что-нибудь незаконное, и узкий круг людей оценит, что ты не такой уж праведник, и позволит тебе помочь в гораздо более опасных вещах. Тебе могут рассказать об оплошностях других кандидатов. Люди обожают посудачить. Ты же знаешь, не правда ли, Марк? Всего лишь стоит подкараулить в нужном месте благорасположенного человека, чтобы тот решил, что ты достоин доверия узнать тайны двадцатилетней давности. Не так уж много времени потребуется, чтобы узнать, кто что скрывает.
"И потом они закроют глаза на твои прегрешения". В некотором смысле старые одолжения позволяют человеку поступать как ему заблагорассудится. Неожиданные откровения одного из членов того самого узкого круга. Но это был Элиот. Меня поразила его информация. Он только что утверждал, что расследовал все преступления, о которых был в курсе. Теперь же его слова подтверждали тот факт, что существовали какие-то особые преступления. И он участвовал в сокрытии чего-то. Речь явно не шла о далеком прошлом, еще до его появления на посту окружного прокурора, так как мы говорили об Остине Пейли, который был еще подростком, когда Элиот вступил в должность.
Элиот, должно быть, почувствовал, о чем я думаю, так как замолк. Его губы были сжаты, взгляд опущен.
– Приведи мне пример, – попросил я.
Элиот вместо этого ответил на мой невысказанный вопрос.
– Он ни разу ничего для меня не делал. Я не нуждался в его услугах. Он посмотрел на меня, его глаза были чистыми и искренними. – Ты сам знаешь, Марк, последние два срока я работал так, что у меня не было конкурентов. Мне не нужны были ничьи одолжения.
Вовсе не обязательно. Потенциальные соперники могли быть ликвидированы с самого начала, когда и были оказаны необходимые услуги. Однако я бы прослышал о каких-либо ухищрениях. Кроме того, любой юрист, претендующий на пост окружного прокурора, объявил бы об этом своим коллегам прежде, чем предпринимать какие-то официальные шаги. Все, что я слышал о пребывании Элиота на этом посту, говорило о том, что он был невероятно популярен и у него не было конкурентов.
– Не понимаю, что за услуги мог оказывать Остин, чтобы заслужить такую поддержку? – спросил я.
Элиот снова ударился в воспоминания.
– Несколько лет назад у нас в городе произошел маленький политический скандал. Виновник хотел построить здание для офисов, а на этом месте стоял общественный комплекс. Правительство округа выдало разрешение, но город не мог отдать землю, пока на ней находился центр.
"Маленький политический скандал" – типичное выражение Элиота. Это был один из крупнейших скандалов за последнее время.
– Я помню, – сказал я.
Элиот посмотрел на меня снисходительно, как будто я, подобно ребенку, произнес, что помню Вторую мировую войну.
– Кто-то поджег общественный центр, – добавил я, демонстрируя свою осведомленность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Элиот хотел меня перебить, но я его опередил:
– И часто в такие моменты – не каждый раз, но довольно часто, чтобы это не выглядело совпадением, появлялся ты. Ты приходил, чтобы потолковать с судьей или с главным обвинителем, и, проходя по коридору, заглядывал в мой кабинет, чтобы спросить, как идут дела. Ты делал это планомерно, но мне запомнились случаи, когда у меня возникали проблемы. Как будто ты приходил, зная о моих трудностях, и был для меня, – я чуть было не сказал, Матерью Божьей, – ангелом-хранителем. Не просто начальником. Ты умудрялся всегда подбодрить. Ты убеждал не сдаваться, продолжать дело или обещал приставить ко мне детектива, который сумеет что-нибудь раскопать. Бывало, твое появление в суде и то, что ты перекидывался со мной парой слов, заставляло адвоката задуматься, не стоит ли за этим нечто большее, чем он полагал, и он соглашался на мои условия.
Мы с Элиотом улыбнулись, вспомнив это далекое время. Мне следовало говорить совсем о другом, но я не мог перебороть себя. Вместо этого я продолжил:
– Ты, должно быть, держал под контролем все здание, заходил во все залы и офисы, и все твои подчиненные проникались к тебе таким же благоговением. Мне бы хотелось этому научиться.
– Марк. – Улыбнувшись, Элиот слегка покачал годовой. – Я действительно наблюдал за твоей карьерой, – сказал он. Элиот угадал, что я не смог произнести вслух. – Я следил за тобой, за твоими речами в суде. Наконец я сделал тебя главным обвинителем, а ведь в прокуратуре, тебе это было известно, нашлись бы люди со стажем. Теперь, когда ты сам "ангел-хранитель", ты можешь понять, почему я так поступил. Ты ведь тоже выделяешь кого-нибудь из своих помощников.
– Но ты плохо меня знал…
– Я тебя сразу раскусил, – возразил Элиот. – Разве человека можно узнать, только посидев с ним за рюмкой после работы или захватив его с собой в клуб? Не в этом дело. Ты ведь безошибочно отличишь того, на кого можешь положиться, не так ли? Не обязательно часто появляться в суде или инспектировать этажи после пяти часов. Ты можешь знать настоящих обвинителей, которые не сомневаются в том, что делают, и не похожи на бездельников, кто околачивается в прокуратуре, чтобы покрасоваться на процессе или получить вознаграждение. Разве не так?
Да, я кое-кого выделял, обычно подсознательно. Не случайно я доверил Бекки Ширтхарт последнее дело.
– Думаю, ты доказал, что я был прав насчет тебя, – сказал Элиот.
Я чуть было не задал вопрос, с какой стати Элиот помог Остину подставить меня? Отличаясь хорошей интуицией, Элиот, без сомнения, понял, что меня волнует, тем более, я вернулся к тому, с чего начал.
– Уверен, что Остин провел нас обоих, Элиот. Но теперь, зная о его махинациях, ты можешь предположить, кого он пытался прикрыть. Ты знаешь о его связях, возможно, кое-что слышал. – Было видно, что Элиоту не хочется говорить об этом. – В этом деле нити ведут в прошлое, Элиот. Одно то, что Остин раньше не брался за криминальные сюжеты. И расследование, похоже, ведется по старым меркам. – Это был выстрел наугад, подготовленный разговором с детективом Падиллой. – Возможно, ты что-нибудь вспомнишь? Расскажи мне.
Элиот ответил:
– Рад, что ты не считаешь меня повинным в этом обмане. Правда, я не убежден, что таковой имеет место.
– Я не думаю, что ты мог пойти на такое по своей воле. А заставить тебя невозможно. Кто мог напугать тебя, Элиот? Ты же знаешь все закулисные делишки.
Он мягко улыбнулся, уставившись в бокал.
– Нет, я всегда пускал дело на судебное рассмотрение, если был в курсе.
– Чушь собачья. Я-то уж знаю, Элиот. Тебе бы, при твоем остром уме, вряд ли удалось бы удержаться в кресле двадцать лет, не делай ты скидки на то, что есть дела, которые даже ты не сможешь доказать в суде. Господи, я и то знаю несколько таких дел, а я и четырех лет не управлял прокуратурой. Какая-то мелкая сошка обкрадывает клиентов, и ты прекрасно знаешь, что он не решился бы на это без того, чтобы не делиться со своим боссом, но тот и усом не ведет, так что отдувается подчиненный, отправляясь в тюрьму или выйдя на поруки, а ты на светских раутах протягиваешь его боссу руку и справляешься о делах. Ты знаешь, что имеешь дело с мошенником, и он знает о том, что ты в курсе. Другой избивает свою жену всякий раз, когда напивается, но она забирает жалобы, как только он трезвеет. Не на любом материале можно составить обвинение. Но ничто не проходит мимо твоего внимания. – Я сделал акцент на местоимении. – Скажи мне, кого подозревать. Элиот.
Он больше не улыбался, склонил голову. Это вселило в меня надежду. Было похоже, что я припер его к стенке, но он тянул время. Элиот осушил бокал и сделал отрицательный жест, который относился скорее к официанту, чем ко мне. Его ответ был уклончивым.
– В былые времена, – начал он, – до моего прихода в прокуратуру, этот город в шутку называли "открытым". Если ты знал нужных людей – а я говорю о пятерых, не больше, – то можно было проворачивать подпольные дела. Я не имею в виду, что можно было безнаказанно совершить убийство. Такие люди не связывались с кровью. Общество не потерпело бы убийц. Можно было снести историческое здание без всякого шума, если тебе понадобилась площадка для какого-то дела. Это были преступления не уголовного порядка. Многим случалось оступаться на этом. Никто не протестовал, если дело заминали. Даже репортеры не поднимали шума. Подобное распространялось и на дела посерьезнее. Скажем, насиловали девушку, а ей не посчастливилось родиться богачкой. Ей выплачивали компенсацию. Никто не обижался. Это становится правилом, понимаешь? Это стиль жизни. Кому хочется слыть неблагоразумным? Но это начало цепочки. Одно следует за другим, оказанные одолжения тянут за собой последующие. "Мне бы не хотелось раскрывать твою помощь, но мне опять требуется услуга". Не так, конечно, прямолинейно, но ты знаешь, что я имею в виду.
Я знал. Но я вращался в другой, менее коррумпированной системе, благодаря этому человеку, сидящему за одним столом со мной.
– Но ты все изменил, Элиот.
Он улыбнулся. Как всегда, рядом с Элиотом я чувствовал себя наивным молокососом.
– Ничто не меняется, Марк.
– Остин Пейли родом оттуда, разве не так? Он молод, но у него крепкие связи. Я всегда предполагал, что у Остина рыльце в пушку, но…
– Остин действительно не лезет на рожон, – согласился Элиот. – Ему нравится оставаться в тени. Люди его склада обычно переживают тех, кто рвется на передовую и выдерживает несколько сроков на посту.
– Но он не богат, – сказал я, – или нет? Я не только о деньгах, но и о власти, которой он обладает. Политики всегда могут найти других дойных коров. Расскажи мне о нем, Элиот.
Элиот не обязан был раскрываться передо мной, если только это не доставляло ему удовольствия. Возможно, алкоголь поспособствовал.
– Я могу раскрыть тебе секрет, как стать Остином Пейли, – ответил он. У Остина были семейные деньги. Ты знаешь, его отец был юристом.
Нет, я этого не знал. Мне не приходило в голову задумываться над тем, кем был отец Остина.
– Он не оставил Остину состояния, – продолжал Элиот, – достаточного, чтобы безбедно прожить. Помню, когда Остин только начинал, он цеплялся за каждую возможность заработать, подобно любому выпускнику правовой школы. Ты бы мог видеть его в гражданском суде в поисках работы. Он старался себя обеспечить.
Даже тогда у Остина были далеко идущие планы. Он рано стал интересоваться политикой и с умом вкладывал деньги отца. Он не пытался прыгнуть выше собственной головы. Сильные мира сего не ведали о его существовании. Он не делал ставки на сенаторов. Но знаешь, Марк, мелкие политические группировки, особенно тогда, денег не имели. Финансовая поддержка была слабой. Вот на чем сыграл Остин. Судья, собирающийся выдвигать свою кандидатуру на перевыборах, был безумно рад получить сто долларов. А пятьсот привлекли бы внимание городского головы.
"Или окружного прокурора", – добавил я мысленно. Но Элиот не собирался делать признание на этот счет. Он изображал мудреца, поучающего новичка.
– И все же дело не только в материальных вливаниях, – возразил я. Насколько широко распространяются связи Остина?
Элиот, казалось, с удовлетворением продолжил свое объяснение.
– Пожертвования – это всего лишь первая ступень, – сказал он. Невозможно прорваться в узкий круг людей с малым количеством денег, которое было у Остина. Но его заметили. Он подошел к подножию Олимпа. Остин не просто вкладывал деньги в ту или иную партию, он работал вместе с ними, оказывал услуги, везде поспевал. Для некоторых людей он стал незаменимым. В нужный момент он всегда оказывался рядом; Понимаешь, что требуется делать. Необходимо разведать, как обстоят дела. Кто кому обязан и чем. Ты не делаешь одолжения в ожидании услуги взамен, ты просто стараешься показать, что тебе можно доверять. Решившись на что-нибудь незаконное, и узкий круг людей оценит, что ты не такой уж праведник, и позволит тебе помочь в гораздо более опасных вещах. Тебе могут рассказать об оплошностях других кандидатов. Люди обожают посудачить. Ты же знаешь, не правда ли, Марк? Всего лишь стоит подкараулить в нужном месте благорасположенного человека, чтобы тот решил, что ты достоин доверия узнать тайны двадцатилетней давности. Не так уж много времени потребуется, чтобы узнать, кто что скрывает.
"И потом они закроют глаза на твои прегрешения". В некотором смысле старые одолжения позволяют человеку поступать как ему заблагорассудится. Неожиданные откровения одного из членов того самого узкого круга. Но это был Элиот. Меня поразила его информация. Он только что утверждал, что расследовал все преступления, о которых был в курсе. Теперь же его слова подтверждали тот факт, что существовали какие-то особые преступления. И он участвовал в сокрытии чего-то. Речь явно не шла о далеком прошлом, еще до его появления на посту окружного прокурора, так как мы говорили об Остине Пейли, который был еще подростком, когда Элиот вступил в должность.
Элиот, должно быть, почувствовал, о чем я думаю, так как замолк. Его губы были сжаты, взгляд опущен.
– Приведи мне пример, – попросил я.
Элиот вместо этого ответил на мой невысказанный вопрос.
– Он ни разу ничего для меня не делал. Я не нуждался в его услугах. Он посмотрел на меня, его глаза были чистыми и искренними. – Ты сам знаешь, Марк, последние два срока я работал так, что у меня не было конкурентов. Мне не нужны были ничьи одолжения.
Вовсе не обязательно. Потенциальные соперники могли быть ликвидированы с самого начала, когда и были оказаны необходимые услуги. Однако я бы прослышал о каких-либо ухищрениях. Кроме того, любой юрист, претендующий на пост окружного прокурора, объявил бы об этом своим коллегам прежде, чем предпринимать какие-то официальные шаги. Все, что я слышал о пребывании Элиота на этом посту, говорило о том, что он был невероятно популярен и у него не было конкурентов.
– Не понимаю, что за услуги мог оказывать Остин, чтобы заслужить такую поддержку? – спросил я.
Элиот снова ударился в воспоминания.
– Несколько лет назад у нас в городе произошел маленький политический скандал. Виновник хотел построить здание для офисов, а на этом месте стоял общественный комплекс. Правительство округа выдало разрешение, но город не мог отдать землю, пока на ней находился центр.
"Маленький политический скандал" – типичное выражение Элиота. Это был один из крупнейших скандалов за последнее время.
– Я помню, – сказал я.
Элиот посмотрел на меня снисходительно, как будто я, подобно ребенку, произнес, что помню Вторую мировую войну.
– Кто-то поджег общественный центр, – добавил я, демонстрируя свою осведомленность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60