На этом мы закрыли тему моей карьеры и поговорили о новой работе Дэвида, проблемах Викки и их планах на будущее. Я заметил, что они кое-что недоговаривают, они выглядели заговорщиками, которые понимают друг друга с одного взгляда. Они обменялись каким-то знаком и прыснули со смеху.
– В чем дело? – спросил я, но они не хотели говорить.
Мы с Викки одновременно потянулись к последнему куску мяса, я вилкой, она палочками.
– Бери, я не хочу, – отказался я.
В знак подтверждения я похлопал себя по животу.
– Эй, по телевизору вы неплохо смотрелись, – поддела меня Викки. – А говорят, на экране увеличиваешься в объеме на десять фунтов.
– Только если ты в одежде, – ответил я.
Она сказала Дэвиду:
– Видишь, я говорила тебе, что он из-за одежды так смотрится.
– Как? – спросил я, оценивая свой внешний вид. – У меня какие-то огрехи?
– Разве Дэвид не изменился к лучшему, с тех пор как я таскаю его за собой по магазинам и покупаю ему одежду? – вопросом на вопрос ответила Викки.
Я посмотрел на Дэвида. Она была права. Даже помятая в конце дня, его рубашка не только прекрасно смотрелась, но и скрывала врожденную бледность. И пиджак не висел мешком, как будто с чужого плеча. Я пытался вспомнить, когда он перестал одеваться как подросток. Но дело было не только в одежде. Дэвид, казалось, обрел уверенность в себе. Он откинулся на спинку стула и кидал реплики, когда считал нужным. Он не взвешивал каждое свое слово. Он изменился совсем недавно, обрел раскованность и убежденность в правильности своих поступков. Казалось, Дэвид наконец вырос и отказался от детских замашек. Даже люди, недавно повзрослевшие, понимают, что и они иногда ошибаются.
Мы потягивали вино. Я не спешил с заключительной речью. Дэвид и Викки, похоже, не торопились расстаться со мной.
После того как нам принесли счет, Дэвид задумался и смущенно произнес:
– Ты не спросил ничего о маме.
– У меня свои источники информации, Дэвид, целый штат осведомителей, тебе не нужно быть одним из них.
Он с облегчением вздохнул.
– У нее все в порядке, – сказал он. – Она, похоже, счастлива.
– Я рад.
Они переглянулись с Викки, и Дэвид добавил:
– Но я не уверен, счастлива ли она от того, что все идет хорошо, или от того, что не все так плохо.
– Что? – не понял я его мысли.
Он ответил:
– У нее появился друг. Она то проводит с ним слишком много времени, то вдруг тормозит, как будто не хочет торопиться.
– Ну, думаю, это…
– Думаю, ей нравится его дразнить, – доверительно шепнула мне Викки.
Я решил не темнить.
– Знаешь, какое это доставляет удовольствие, Викки?
Она по достоинству оценила мой ответ. Мы рассмеялись.
– У меня имеется кое-какой опыт на этот счет, – сказала она, потрепав Дэвида по плечу.
Он подмигнул ей.
– У меня тоже.
"Черт", – подумал я. – Мне начинает нравиться это женщина".
Дэвид, похоже, был солидарен в этом со мною. Удивительно, как все устроилось без моей помощи!
В день выборов я отправился на службу, но не сидел в кабинете. Я неторопливо прошелся по этажам старого и нового зданий, заглядывал в залы суда, вспоминал прошлое. Здесь я провел свое первое дело. Это мой старый офис. Под эту лестницу я зашвырнул свой дипломат после самого горького поражения. Человек оставляет свои следы повсюду, но и сам получат отметины, я буду помнить эти стены, даже если покину их. Крах для меня состоял в том, что меня хотят изгнать из привычного мира, законы которого я знал лучше других. И делают это безмозглые чужаки.
В шесть часов я покинул свой кабинет и направился в гостиницу "Менсер", что в нескольких кварталах от Дворца правосудия. Там меня ждал Тим Шойлесс со взятым напрокат костюмом. Заодно, в надежде на победу, он арендовал и зал для моих сторонников.
На лестнице меня не слишком дружно приветствовали организаторы выборов, что вовсе не способствовало улучшению настроения. Я не стал заходить к Тиму.
К семи часам все завершилось, и мы узнали первые результаты. Выборы не стали значительным событием, тем более в год президентской гонки. На экране высветились цифры. За меня было отдано пятьдесят три процента голосов, сорок семь процентов проголосовали "против".
Все молчали, пришлось мне открыть рот.
– Маловато.
Шла первая стадия голосования, окончательных результатов приходилось ждать. Консервативная северная часть Сан-Антонио, в поддержке которой я был уверен, по традиции голосует вначале. Судя по предыдущим баталиям, я набирал голоса в первой части, которые потом терял при поступлении окончательной информации. Преимущество в шесть процентов было ничтожным.
Час спустя я закрылся в комнате, чтобы никто меня не беспокоил.
Странно, но мои мысли занимали не выборы, а Остин Пейли. Я избегаю похорон. Я всегда боялся, что человек, которого я хорошо знал, запечатлится в моей памяти только на смертном одре. Я думал об Остине, перебирал в памяти последние несколько недель, когда он был обвиняемым, а я прокурором. Но нас с Остином объединяло общее прошлое в течение двадцати лет. Мы не были близкими друзьями, судя по всему, что я узнал, таковых у него и вовсе не было. Но он обладал замечательной чертой, он притягивал людей, обращал в свою веру. Не я один поддался его очарованию. Я вспомнил эпизод десяти– или двенадцатилетней давности. Остин защищал обвиняемого. Я стал свидетелем его переговоров с прокурором – докой в своем деле. Прокурор настаивал на тюремном заключении для его подзащитного, и тут начался торг. Хотя это слово грешит против истины в случае с Остином. Он был виртуозом переговоров. Остин непринужденно принялся перечислять содержимое бара в доме его подзащитного. Солидное собрание, но и его не хватит скрасить долгие ночи в тюрьме. Вдобавок он шепнул на ухо прокурору:
– Скажу вам по секрету, я тоже был на той попойке. Хорошо, что меня не арестовали.
Прокурор улыбнулся его шутке. В считанные секунды Остин перетянул грозного противника на свою сторону. В дальнейшем преступление уже рассматриваюсь как заурядное событие. Угроза тюремного заключения отпала. Заметив мой пристальный взгляд, он подмигнул за спиной прокурора, включив меня в заговор. Вся жизнь Остина строилась на недомолвках и тайнах, которые впоследствии оказывались блефом. Или нет. Он был сложным человеком. Мне не понравилось, каким простаком его изобразили в некрологе.
За моей спиной открылась дверь. Я не сомневался, кого сейчас увижу.
– Привет, Элиот, – кинул я через плечо.
– Если бы я знал, что ты телепат, – сказал он, – я бы не крался на цыпочках.
Я указал на окно.
– Я видел твое отражение.
Он усмехнулся, как будто соглашаясь, что тупеет с годами. Он выглядел неважно.
Лоб и щека были обклеены пластырем, другие порезы затянулись.
– Я пришел, чтобы пожелать тебе удачи.
– Спасибо.
Элиот наверняка видел первые результаты и понял, что они означали, поэтому я оценил его появление. Он не собирался уходить. Помолчав, я добавил:
– Я наблюдал за ним, Элиот. Он не терял присутствия духа. Он знал, на что идет. Он был уверен, что его встретят снайперы. Он намеренно поднял пистолет.
Элиот молчал какое-то время, как будто все еще прикрывал Остина. Затем он сказал:
– Я знаю, что у него не было никаких планов относительно мальчика. Он просто заманил тебя туда. И он знал, что ты придешь не один.
– Ты хочешь сказать…
– Да, так он избежал тюрьмы. Он не мог позволить, чтобы это случилось.
Мне показалось, что в нашу компанию затесался Остин Пейли, который хитро улыбался, пока мы разбирали его намерения.
– Но ведь он имел хорошие шансы на условный срок, – выдавил из себя я.
– С оглашением обвинительного акта для него все было решено, – ответил Элиот. – Весь город стал свидетелем его жизненного краха. Былого не вернуть. Он не мог этого перенести.
– Как и его друг Крис Девис, – сказал я.
Губы Элиота сжались в тонкую полоску, он все еще пытался хранить секрет.
– Крис сам вызвался помочь? – спросил я и долго ждал, когда Элиот ответит.
– Да. Потому что он любил Остина. Да и какое значение имеет, где ты проведешь свои последние дни. – Элиот взглянул на меня.
– Ты понял, Крис умирал?
– Я догадывался. Он таял на глазах.
Элиот добавил.
– Он не вынес процесса. И не знаю, смог бы Остин подвергнуть его этому. Он любил Криса, знаешь. Он любил…
Элиот запнулся. Ему было больно еще поминать Остина.
– Марк. – В дверях возник Джесс, один из помощников, молодой республиканец. – Не мог бы ты на минутку выйти к нам?
Я последовал за ним в ярко освещенный зал. Тим Шойлесс призывно махал мне рукой, стоя рядом с тремя телевизорами.
– Быстрей, быстрей, – торопил он меня. – По пятому каналу уже прошло. Сейчас по четвертому повторят.
Я понял, что он имеет в виду. Раскладка голосов.
Неужели мой рейтинг упал ниже пятидесяти процентов? Должно быть, Лео Мендоза прикинул, что перепрыгивает меня, раз начал с более низких показателей.
– А на выборах окружного прокурора округа Бексер, – отбарабанил диктор и, дождавшись появления на экране цифр, добавил, – согласно последним сведениям, ведет Марк Блэквелл с пятьюдесятью пятью процентами.
– Пятьдесят пять? – переспросил я.
– Именно, – заверил меня Тим, – То же самое только что объявили по другому каналу.
Мои показатели росли, а не падали.
– Ковбойское правосудие! – пробормотал я.
Все в комнате аплодировали.
Я взглянул на Элиота, он стоял в дверях и слабо улыбался. Интересно, о чем он думал? В таком омерзительном деле, где жертва – ребенок, общественность жаждет крови. Я действовал без основательной поддержки, влиятельные люди оказывали на меня давление. Я не просто провел обвинение против монстра, я убил его. Избирателям пришлась по душе такая работа.
Весь вечер мой рейтинг шел вверх. С новой системой электронного подсчета голосов не приходится ждать весь вечер, чтобы узнать, кто победил. В половине десятого я имел в кармане пятьдесят семь процентов. Поползли слухи, что Лео Мендозе уже не подняться. Стало ясно, что я выиграл, когда в отель потянулись общественные деятели и зал внизу стал потихоньку заполняться. Тим радостно сообщил мне, что на стоянке машин яблоку негде упасть. Завтра все будут моими искренними сторонниками. Я радовался вместе с ним. Пусть все залезают на борт.
Меня проводили в заднюю комнату, чтобы я привел себя в порядок и приготовился сказать несколько фраз, чего я совсем не ожидал. Джесс попытался вывести из комнаты человека, который уютно устроился в кресле и блаженствовал в одиночестве.
– Пожалуйста, сэр, окружному прокурору нужно побыть одному.
– Не надо, Джесс, – сказал я.
Он вопросительно посмотрел на меня, так и не узнав моего непрошеного гостя, но тут же покинул нас.
Я был рад обществу Элиота. Несмотря ни на что, он оставался одним из тех, кому я все еще доверял.
Он подошел ко мне и похлопал по руке, как отец, поздравляющий сына.
– Я сейчас уйду, наслаждайся успехом, – сказал он. – Я только хотел поделиться с тобой одним жизненным наблюдением. Ты победитель, каждый рвется в твою команду. Но помни о тех, кто был с тобой, когда тебе нужна была помощь.
Я в замешательстве молчал.
– Знаю, Элиот. Я…
– С тобой рядом не было никого, – твердо ответил Элиот. – Никто и пальцем не пошевелил, чтобы помочь тебе. Все были против тебя. Наступит критический момент, и все в точности повторится. Тому, кто подойдет и пожмет тебе руку, можно доверять меньше всего. Пока… – Он смерил меня взглядом. Что ты намерен делать с тем, что рассказал тебе Остин? Насчет пожара в общественном центре и трупа в подвале?
– Заведу дело, – ответил я. – Найду могилу, начну расследование. Ухвачусь за ниточку и вытяну клубок. Посмотрим, что у меня получится. Виновные должны понести наказание.
Я говорил то, что думал. Но по выражению лица Элиота трудно было определить, этого ли ответа он от меня ждал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60