– Я поступил плохо, но мистер Риз обидел меня. Однажды я играл с Ронни, его сыном, мы перекидывали мяч из моего сада в его и обратно, а мистер Риз приказал нам прекратить, а то мы сломаем забор. Хорошее дельце! Как можно сломать забор мячом! Мистер Риз отобрал у нас мяч. Но мяч был мой! Я вежливо сказал ему: "Мистер Риз, это мой мяч". Но он даже не обернулся.
– Но потом он отдал мяч?
– Нет. Я спросил на следующий день у Ронни, и он ответил, что мяч все еще у отца.
– Так вот почему ты придумал, будто мистер Риз надругался над тобой?
– Не только поэтому, – торопливо возразил Томми. – Однажды я возвращался домой из школы и порвал на их участке веревку, когда бежал, а мистеру Ризу она была нужна. Он так разозлился! Ругался и наказал меня.
– Наказал?
– Он ударил меня, по… – Томми показал рукой место, которому обычно достается в таких случаях.
Я очень надеялся, что многие родители в зале вспомнят, что значит для ребенка обида, как долго она сохраняется в его памяти. Дети, несмотря ни на что, считают, что мир справедлив.
– Вот почему ты сказал родителям, что мистер Риз изнасиловал тебя?
– Да, – ответил Томми мрачно, считая, что его поступок оправдан.
Пауза затянулась, взоры присяжных обратились в мою сторону. Я приступил к тому, для чего вызвал Томми.
– Вопросов нет, – произнес я.
Со времени появления Томми в зале за столом зашиты велись бурные дебаты, при желании я мог бы выдвинуть протест. Но меня порадовало случившееся в рядах неприятеля. Теперь стало ясно, о чем шла речь. Оба адвоката посмотрели на Остина, который кивнул в сторону Бастера. Элиот откинулся на спинку кресла, как всегда невозмутимый, но это была всего лишь маска Бастер энергично подался вперед, надел очки, просмотрел свои записи, затем сурово взглянул на Томми.
– Ты понимал, Томми, – начал он, – как серьезно взрослые воспримут это обвинение?
Томми, по всей видимости, впервые задумался над этим.
– Не знаю, – сказал он.
– Как так? Тебе не приходило в голову, что ты наносишь вред мистеру Ризу?
– Я знал, что родители разозлятся, но я тоже был зол на него.
– Почему ты просто не пожаловался родителям? Разве нельзя было попросить отца забрать мяч?
Томми нахмурился, приготовившись к долгому объяснению, но затем передумал:
– Не знаю, – упрямо повторил он.
Думаю, обвиняемому несладко приходится в такие моменты. Остин знал цену этим показаниям. Он бы выкрутился, если бы адвокат пробил брешь в рассказе мальчика. Но при всем желании Остин не мог крикнуть адвокату, как болельщик на стадионе: "Давай! Врежь ему!" В своей адвокатской практике я часто указывал подзащитным, как следует вести себя в подобных случаях: полный серьезности, легкая симпатия к потерпевшему, за которой скрывается жалость. Но ничего не поделаешь, своей ложью потерпевший это заслужил! Можно подобрать соответствующее выражение лица. Я пытался что-нибудь вычитать на лице Остина. Он умел владеть собой. Он смотрел на Томми, как будто ему предстояло вынести вердикт в отношении мальчика. Он слушал его, сочувственно покачивая головой.
– Скажи, Томми, – продолжал Бастер. – Твой отец пошел бы выручать твой мяч?
– Не знаю, – упорствовал Томми.
Бастер был тоже настойчив.
– Мне кажется, твой папа мог бы поговорить с мистером Ризом, если бы ты рассказал ему о мяче?
Бекки бросила на меня отчаянный взгляд. Я сидел неподвижно.
– Я думал… – Томми замялся, – может, это было для него не так важно, чтобы устраивать шум.
– Но это было важно для тебя, так, Томми?
Томми пожал плечами.
– Раз ты решился на гнусную ложь.
– Но он меня ударил, – смутился Томми. – Я не только из-за мяча.
– Почему ты не рассказал об этом родителям? Ты подумал, что для них это не важно.
– Нет.
– "Нет" что? Им было все равно?
– Не как для меня, – пояснил Томми.
– Ты думал, что твой папа не запретит мистеру Ризу наказывать тебя?
Томми скривился, как будто Бастер сморозил ужасную глупость. Тот проявил проницательность.
– Почему ты состроил такое лицо, Томми? В чем дело?
Бекки дернула меня за рукав. Я не отреагировал. Поначалу Бастер задавал вопросы спокойно, но теперь не мог сдержать враждебности.
Прояснилась недавняя перебранка адвоката Остина. Элиот проявил излишнюю мягкость в разговоре с ребенком. Бастер убедил своего клиента, что нужна твердая рука. Последнее слово осталось за Бастером, и теперь ему предстояло доказать, что он был прав.
– Папа не любит неприятности, – пояснил Томми.
Его отец сидел в зале. Я не обернулся, но представил себе его реакцию. Томми, казалось, тоже забыл о его присутствии.
– Он бы не стал устраивать скандал, – доказывал Бастеру Томми, – из-за мяча или простого шлепка…
– Ты выдумал эту нелепицу, чтобы привлечь внимание отца, утвердительно произнес Бастер.
– Да, – тихо подтвердил Томми.
Суровый тон адвоката не давал мальчику расплакаться.
– Тебе не слишком повезло, не так ли, Томми?
– Что?
– Ну, ты выдумал историю, но твои родители удостоверились, что мистер Риз не делал этого. Так и было, верно?
– Они хотели, чтобы я извинился перед ним, – добавил Томми.
– А потом все пошло по-прежнему. Твой отец часто уезжал из города, родители были очень заняты работой, ты скучал без их внимания, так?
Томми пожал плечами. Думаю, все присяжные разглядели незащищенность мальчика.
– У них много дел, – сказал Томми.
Я снова взглянул на Остина.
Он сурово смотрел на Томми.
– Шло время, ничего не менялось, и ты придумал новую ложь, чтобы привлечь внимание родителей, так? – неумолимо наступал Бастер.
Томми выглядел озадаченным.
– Я пытался, – неуверенно сказал он. – Я хорошо учился. Они всегда говорили, что гордятся мной. И я… я хорошо себя вел.
– Но этого было недостаточно, не так ли? – Бастер почти рычал.
Бекки снова посмотрела на меня.
Томми пожал плечами и опустил глаза.
– Тебе не хватало любви родителей, так, Томми?
После небольшой паузы Томми чуть слышно ответил:
– Я хотел…
Он запнулся. Бастер не настаивал. У него был свой план.
– И тут ты увидел по телевизору мужчину, узнал об изнасиловании других детей и решил, что можно повторить трюк. Ты сказал родителям, что он изнасиловал тебя.
– Да, – подтвердил Томми.
На секунду Бастер решил, что победа у него в кармане. Но он тут же сообразил, что ошибся.
– Ты запомнил его с того дня, когда он осматривал пустой дом в вашем районе?
– Я запомнил его, потому что мы много времени проводили вместе. Бастер сменил тему.
– Так ты солгал, чтобы привлечь внимание родителей?
– Нет, – возразил Томми.
– Ты разве не хотел, чтобы родители больше общались с тобой? Не в этом причина твоей лжи?
– Нет.
– Ты не хотел привлечь их внимание? – жестко спросил Бастер.
Теперь даже судья Хернандес вопросительно смотрел на меня. Я спокойно выдержал его взгляд.
– Разве не это ты только что сказал, нам?
– Да, это, – подтвердил Томми, – но я не лгал.
– Нет, ты лгал, – настаивал Бастер, – первый раз, про мистера Риза.
– Да, – признал Томми. Он взглянул в мою сторону, но вопрос Бастера отвлек его.
– И когда это не сработало, ты снова солгал.
– Нет. – Томми замотал головой. Он даже взглянул на Остина, как будто тот мог его поддержать, но Остин смотрел на него холодным, оценивающим взглядом, словно лик на старом портрете.
– И они все-таки не обращали на тебя внимания, так? Они даже не поверили тебе.
– Нет, – сказал Томми. Он вновь ощутил душевную боль от этого.
– На этот раз ты подготовился капитально. Ты обратился к учителю, к медсестре. Ты хотел, чтобы они помогли тебе убедить родителей?
– Я должен был рассказать им, – вставил Томми.
– Еще бы! Кто бы тебе поверил на этот раз, не подключи ты посторонних людей?
– Если родители не поверили мне, я должен был рассказать кому-то еще.
Бастер кивнул.
– Ты запутался в собственной лжи, потому что посторонние люди поверили в твой рассказ.
– Это не ложь! – Голос Томми сорвался на крик.
– Ну, Томми? Ты же сказал, что лгал. Ты признал это.
– Я не лгал о нем.
Томми обернулся к Остину. На это движение, казалось, ушли последние силы. Из глаз Томми брызнули слезы.
– Ты не понимал, какую боль ему причиняешь, правда, Томми?
Томми замотал головой.
Сердце Бастера не знало сочувствия. Он безжалостно настаивал на своем. Остин облокотился о стол одной рукой, выставив корпус вперед. Элиот держался в стороне. Голос Бастера сотрясал своды зала.
– Ты не знал, что все так обернется, правда, Томми? Первый раз, когда ты солгал, все обошлось? Ты не ожидал, что на этот раз дело дойдет до суда, правда?
– Ожидал, – тихо сказал он. – Я знал, что так получится.
– Ты был готов рассказать свою историю перед этими людьми?
– Да.
– Даже если пришлось бы снова лгать? – настаивал Бастер.
– Я не лгу. – Томми заплакал.
– …снова и снова, пока твои родители не пожалеют тебя?
– Нет, – отчаянно держался своего Томми. Он был на грани истерики. – Я не стал бы лгать об этом.
– Томми, – сказал Бастер, изменив тон, будто мальчик убедил его. Хорошо. Первая ложь простительна. Но сегодня ты поклялся говорить правду, ведь из-за тебя этот человек может попасть в тюрьму. Скажи наконец правду…
– Я не вру, – торжественно ответил Томми.
Бастер понял, что терпит поражение.
– Не лги. Скажи правду сейчас.
Томми задумался.
– Я уже сказал правду, – ответил он.
– Томми. – Бастер был в гневе. – Ты думаешь, мы поверим, что, нагородив столько лжи, ты можешь говорить правду?
– Да, – подтвердил он. Что-то в его лице дрогнуло.
– Ложь. Ты солгал, сказав, что заходил с этим мужчиной в дом. Ты все придумал, правда, Томми?
– Нет.
– Посмотри на него и скажи это, пожалуйста.
Бастер и Остин – оба уставились на Томми. Будь их воля, они вывернули бы душу мальчика наизнанку и вытрясли бы нужные им слова.
Томми поднял глаза. Он дрожал. Слезы катились по его щекам. Бекки схватила меня за руку.
Я уже думал, что Томми не заговорит. Он обернулся на Остина Пейли безо всякой ненависти. В его взгляде читалась жалость, одиночество и тоска. Остин заставлял себя смотреть на Томми.
– Он сделал это, – прошептал Томми. – Он отвез меня в тот дом, снял с меня одежду, обнял меня, и трогал меня, и заставил меня трогать его. – Он не отрывал плачущих глаз от Остина. – Он сказал, что любит меня.
– Нет! – Бастер ударил рукой по столу. – Говори правду.
– Я говорю правду, – сказал Томми.
Бастер, должно быть, понял, что упустил момент, но не сдавался.
– Ты добился своего? – спросил он. – Твои родители обратили на тебя внимание? Этой лжи было достаточно?
Я отстранил руку Бекки и наконец поднялся.
– Протестую, ваша честь, адвокат оказывает давление на свидетеля. К тому же он начинает повторяться.
Остин, похоже, вышел из оцепенения. Он бросил взгляд на присяжных и заметил, что кое-кто из них его рассматривает. Он тронул Бастера за руку.
– Протест принят, – сказал судья. Даже он почувствовал облегчение от того, что я наконец прервал это издевательство.
Бастер еще кипел от возмущения, но смирился с происшедшим.
– Вопросов нет.
– Томми, – мягко сказал я.
Он вспомнил мои давнишние инструкции и быстро поднял глаза. Он вытер слезы тыльной стороной ладони.
– Ты сказал, что называл обвиняемого Уолдо. Откуда ты узнал его настоящее имя?
Томми был удивлен таким оборотом. Он выпрямился.
– Когда я ехал в его машине… – начал он.
Я перебил его.
– Что это была за машина?
– Большая и белая, – вспомнил Томми. – Как же она называется…
– Не знаю.
– "Континенталь", – осенило его.
– А какого цвета была обивка внутри? Кресла и все остальное?
– Красного, – ответил Томми. – Темно-красного.
– И как ты узнал его имя?
– Там между передними сиденьями была коробка. Похоже на бардачок. Я открыл его и нашел несколько писем с его именем.
– И что там было написано?
– Остин Пейли.
– Тебе запомнилось что-то еще?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60