Тем более что в обществе муссируются слухи о серийных насилиях над детьми. Он посчитал нужным обратить должное внимание на признание Томми. Под угрозой оказалась бы его карьера.
– Протестую, – без особого пафоса произнес я. – Это домыслы защиты.
– Протест принят, – ответил судья Хернандес. – Не принимайте во внимание последнее замечание.
Элиота, похоже, это не смутило. Я впервые видел, как он борется за обвиняемого. Он избрал верную тактику, не подвергая сомнению беспристрастность правосудия. Он говорил тихо, но убежденно. Сила была на его стороне.
– Затем Томми рассказал об этом школьной медсестре, которая в лучшем случае мельком видела Томми года два назад. Снова посторонний человек. Это же можно сказать о враче и полицейских, в обязанности которых входит фиксировать жалобы пострадавших и передавать эти факты по инстанции. Они не проверяли прошлого Томми, не задумывались над тем, можно ли верить его словам. Они записали то, что он им сказал. И передали в органы правосудия. Теперь пришла очередь Элиота указать на нас, на Бекки и на меня. Обязанность этих людей – ввести вас в курс дела по поводу совершенного преступления. Они не ставят под сомнение версию предполагаемой жертвы. Они представляют ее интересы. Это их долг. Этому я учил одного из них. И он прекрасно справился со своей задачей. Но опять же, Томми посторонний для окружного прокурора. У того не было причин не верить ему.
Я не был чужим для Томми, особенно сейчас, но не мог протестовать. Я сдержался, ожидая продолжения.
– Поэтому не стоит так уж полагаться на безграничную веру всех этих людей. Из всех выслушанных вами свидетельств лишь одно должно заставить вас задуматься. Кто лучше всех знает мальчика? Его родители. И как раз они оказались единственными, кто ему не поверил. Они знали, что он и раньше лгал, они знали, что он рассказал им то же самое о другом человеке. Они подозревали, что их сыну нельзя верить. Это трагедия для них, но еще большая для Остина Пейли – его привела на скамью подсудимых безграничная вера несведущих людей в правоту мальчика, которому не поверили родители.
Остин казался убитым этой несправедливостью. Трудно было угадать, о чем он думал. Он подавил малейший намек на иронию и спрятался за непроницаемой маской. Элиот склонил голову. Его голос звучал взволнованно.
– Во второй раз Томми не отступил, – сказал он, пребывая в показном недоумении. – Неужели мы должны поверить ему только на том основании, что на этот раз он упорствует в своей лжи? – Он покачал головой.
Элиот подошел к присяжным.
– Прокурор помог нам разобраться во взаимоотношениях Томми и его родителей. Знакомая история: на ребенка не остается времени. Родители компенсируют отсутствие должного внимания подарками. Мальчик этим страдает. Он предпринимает необычные шаги, чтобы вернуть их любовь. – Элиот тщательно подбирал слова. – И он солгал. В первый раз ложь прекрасно сработала. Томми добился расположения родителей. В тот вечер все домашние были заняты исключительно его персоной. И когда родители решили, что Томми необходимо встретиться с мистером Ризом, которого он обвинил, мальчик испугался. Он отрекся от своей лжи. В ней отпала необходимость. Он уже достиг желаемого. Время шло, и события вернулись на круги своя.
Томми потерял родительское внимание, в котором так нуждался. Он решился на отчаянный шаг. Томми увидел по телевизору репортаж об изнасилованных детях, понял, какое внимание они привлекают, и повторил свою ложь.
Элиот прохаживался перед присяжными. Он старался держаться так, чтобы его не уличили в нападках на Томми. Он даже сочувствовал запутавшемуся ребенку. Томми не слишком повезло в жизни, но в этом не было вины Элиота.
– На этот раз, однако, ложь не сработала. Родители ему не поверили. Томми пришлось зайти еще дальше. Он обратился к посторонним людям, чтобы они помогли завоевать внимание родителей. Вы видели Томми. Это симпатичный мальчик. Он подумал, что, если на его стороне окажется кто-то из взрослых, родители окружат его своим вниманием. Его трюк удался. Он оказался в центре внимания. За три последних года никто так с ним не носился, как за эти три месяца.
В глазах Элиота, всегда таких пронзительных, сейчас затаилось беспокойство за судьбу невинного человека, который по воле несмышленого ребенка попал в страшный переплет.
– И знаете, почему на этот раз все могло сойти ему с рук? – спросил Элиот присяжных. Он указал рукой в сторону своего клиента. – На этот раз никто не предупредил Томми, что он может столкнуться лицом к лицу с человеком, которого обвинил. О нет. Он был основательно защищен. Человек, которого он оболгал на этот раз, не был просто соседом, этот человек сошел с экрана телевизора. Томми хорошо запомнил его, когда тот несколько раз появлялся в пустующем доме по соседству два года назад. Он не очень хорошо знал этого человека и воспринимал как чужого. Томми даже не задумался над тем, какую боль он причинит своей ложью моему подзащитному. В тот момент, когда мальчик столкнулся с Остином Пейли в зале суда, было уже слишком поздно поворачивать вспять. Томми понимал, что ложь его с родителями сблизила. На этот раз он не мог уступить. Пусть даже из-за него невиновного отправят в тюрьму.
Элиот в задумчивости сделал несколько шагов. Я догадался о его сомнениях. В своей речи он обязан был учесть выступление Бекки и помнить о моем заключительном слове. В отличие от обвинения защита могла использовать только один шанс. Элиот должен был идти ва-банк.
– Прокурор в своей речи сделала акцент на известных деталях, утверждая, что столь подробные знания мальчик мог получить только на практике. Но мне не придется опровергать бездоказательность подобных заявлений. Кому, как не вам, известно, насколько изменился мир и как повзрослели наши дети. Их детство не сравнить с нашим прошлым. Можно прийти в ужас от того, что им известно. Представьте себе, как поступит ребенок подросткового возраста, узнав что-нибудь особенно грязное, непристойное?
Леди в первом ряду знала ответ. Элиот поймал ее понимающий взгляд и в дальнейшем обращался к ней.
– Он стремглав бросился с новостью к товарищам. – Элиот сам ответил на свой вопрос, его леди в первом ряду удовлетворенно кивнула. – А если эта новость запретна в силу своей принадлежности к взрослому миру? Тем более ребенок поделится со своими сверстниками.
Элиот пожал плечами.
– В этом я вижу объяснение такой осведомленности Томми. Можно предположить, что он мог подглядывать случайно нечто подобное. Но это из области догадок. В данном случае много вариантов, и ни в одном из них нельзя быть до конца уверенным. Я полностью полагаюсь на мудрость присяжных, которые, несомненно, вынесут справедливый вердикт, ибо обвинение зиждется на шатких выводах и случайных домыслах. И еще. Прошу вас учесть, господа присяжные, личность моего подзащитного. Это не уголовник-рецидивист, чье прошлое вызывает по крайней мере недоумение. Остин Пейли – безупречный гражданин, его заслуги перед обществом несомненны. Даже обвинение не сумело откопать ничего предосудительного.
Я должен был защитить честь обвинения.
– Протестую, ваша честь. Правосудие обращается к прошлому обвиняемого только в одном случае, если оно имеет отношение к разбираемому делу.
– Протест отклонен, – сказал судья.
– Можно ли себе представить взрослого человека, одержимого похотью, как тут нам пытался доказать прокурор, которому удалось избежать даже малейшего столкновения с законом, – вошел в раж Элиот. – Нет. Я уверен, вы удостоверились, что Остин Пейли невиновен в том самом страшном преступлении, которое только может совершить мужчина по отношению к ребенку. В своих показаниях, в которых трудно усомниться, он отмел все обвинения в свой адрес. Он ни разу не оговорился, не допустил ни одного противоречия. А что же команда окружного прокурора имеет нам представить? Лживого ребенка, который запутался в своих взаимоотношениях с родителями. И это все свидетели.
Остину Пейли, опутанному паутиной лжи; повезло и в этом смысле. Его поддержал в трудную минуту друг. Давайте зададимся вопросом. Кто из нас с точностью может вспомнить определенный день два года назад? Течение времени неумолимо стирает детали, не каждый час своей жизни мы проводим на людях. Остину, как я уже отметил, повезло. Женщина, считающая его своим другом, запомнила этот день по совсем другим причинам. В этом месте мне следует сказать о достоинствах нашего свидетеля, но скромность не позволяет этого сделать. Более сорока лет я женат на этой женщине, само это без лишних слов показывает, как я к ней отношусь. – Присяжные улыбнулись. – Я не стану превозносить ее характер. Лишь подчеркну деталь: ничто не может заставить Мэйми Куинн солгать. Обвинение не стало даже поднимать этот вопрос. Остин старый друг Мэйми, но он ей не сын. Даже ради него она не пошла бы на лжесвидетельство. Миссис Куинн из тех беспристрастных свидетелей, которые не часто встречаются в суде.
Элиот нашел способ обойти противоречия в показаниях Мэйми.
– Прокурору удалось запутать неискушенную свидетельницу в датах. Но Мэйми Куинн помнит именно тот день.
Очень слабое доказательство. Элиот сам почувствовал это и опустил глаза. Но меня тронули его слова в адрес Мэйми. Мне самому было невыносимо нападать на нее. Элиот молчал. Он скрестил руки на груди. Он с грустью в голосе продолжил:
– Нет худшего преступления, чем то, в котором обвиняется Остин Пейли. Мы содрогаемся от одной мысли об этом. Нам ненавистен человек, который мог сотворить подобное с ребенком. Мы действуем инстинктивно. Когда мы узнали, что в стадо вторгся лев, мы бежим спасать овец, схватив камни и палки.
Было ясно, случись подобное, Элиот первым возглавил бы толпу разгневанных сограждан.
– С другой стороны, – он сделал резкий крен в сторону, – это обвинение лежит на поверхности. Прокурору не нужно прилагать особых усилий. В подобном деле не фигурирует труп, не надо вызывать множество свидетелей, заручаться медицинским освидетельствованием. Все это отсутствует и в нашем процессе! Обвинение держится на слове жалкого, запутавшегося во лжи ребенка. Нам всем безумно жаль этого малыша. Но это не освобождает нас от объективности. Нельзя в подобном деле обвинить кого бы то ни было ложно. Вы сломаете жизнь порядочного человека. Как он смоет это клеймо? Прошу вас внимательно расследовать позицию обвинения!
Он задыхался от волнения.
– На одной чаше весов – двое взрослых людей, один из которых совершенно беспристрастен, уверен в своих словах, имеет безупречное прошлое. А на другой – запутавшийся в сетях собственной лжи ребенок, которой не поверили даже его родители. Задумайтесь! Я не сомневаюсь в вашем решении.
По всем статьям он прав, кроме одного пункта. Я знал чуть больше того, о чем Элиот говорил. Но этого не знали присяжные.
Элиот медленно прошел к своему месту. Он выглядел чрезвычайно обеспокоенным, как будто подозревали его самого. Я начал без предисловий.
– Защита хочет лишить вас возможности объективно исследовать все доказательства.
Элиот не успел еще сесть.
– Протестую, ваша честь! – воскликнул он. – Это ложное истолкование моей позиции и выпад против подзащитного.
– Протест принят, – сказал судья Хернандес. – Леди и джентльмены, не принимайте во внимание последнее замечание прокурора.
Я наблюдал за присяжными во время этого спора. И продолжил на той же ноте, как будто меня и не прерывали.
– Нас хотят поразить цифрами. Из математического неравенства: два больше одного, выводят юридическую закономерность – клиент невиновен. Но жизнь куда богаче любых формул, согласитесь. Известны случаи, когда на стороне неправды много сторонников, и лишь слабый голос Кого-то одного отстаивает истину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60