– Что в этом страшного, если не отметаешь перенесенные неприятности? произнес я.
Дэвид улыбнулся мне, и это была не та скользкая улыбка, которая играла на его губах во время нашего общения. И только теперь я заметил, как он похож одновременно на меня и на Луизу. Он, наверное, не осознавал этого. Думаю, стоит посмотреть на себя со стороны, чтобы это почувствовать. Но уверен, в тот момент мы были близки.
В дверь позвонили.
– Черт, – почти вскричал я, – парень уже на пороге.
Мы вскочили как по команде и поспешили к двери. Я положил руку Дэвиду на плечо.
– Только не запугивай его, Дэвид.
Он непонимающе оглянулся, прикидывая, не шучу ли я, и стоило ли откровенничать со мной.
– Без крайней нужды, – добавил я.
Он усмехнулся.
– Привет, – сказал я в полуоткрытую дверь. Мне пришлось немного опустить голову. Молодой сэр Роббинс стоял у нашего порога. Он был одет не так официально, как я ожидал, без галстука, без пиджака, но на нем были консервативные синие брюки и строгая рубашка с длинным рукавом.
– Ты, наверное, Стив.
– Да, сэр.
Я впустил его в дом. Дэвид кивнул ему и сказал:
– Пойду проверю, что делает Дина.
Я опустился на стул. Стив остался стоять. Он выглядел более спокойным, чем можно было предположить. Симпатичный малый. Впрочем, трудно определить, когда парню всего тринадцать. Его нос был обсыпан веснушками, но никаких прыщей, зубы крепкие и белые. Темные волосы коротко пострижены по бокам и длиннее сзади.
– Девушки всегда заставляют ждать, – сказал я ему, пытаясь выяснить, впервые ли он пришел на свидание.
– Наверное, – ответил тот.
Дэвид вернулся вместе, с Луизой, которая немного поговорила со Стивом о школе, даже назвав несколько учителей по именам. Я стоял рядом как человек, на которого только дурак обратил бы внимание.
Дина медленно вошла в гостиную. Комната превратилась в театральный подмосток. Стив повернулся и увидел ее. Дина прекрасно сознавала, что они со Стивом в центре внимания. Это ее очень сковывало. Гораздо больше, чем сам факт первого свидания. Она неуверенно улыбнулась.
– Привет, Дина, – сказал парень. – Ты отлично выглядишь. – Эту фразу он услышал по телевизору, и неплохо ее воспроизвел.
Дина и Стив не посидели с нами. Через несколько минут они уже направились к выходу. Я остановил дочь, чтобы обнять.
– Веселись, – сказал я ей.
– Будь осторожен, – обратился я к Стиву со словами, тайный смысл которых был ясен: "Если ты ее хоть пальцем тронешь, оторву голову". Оставалась надежда, что он не столь восприимчив, как кажется, иначе он бы в ужасе удрал, вместо того чтобы по-мужски пожать мне руку.
Когда они ушли, я спросил:
– Кто-нибудь сказал ему, что я окружной прокурор? Мне не хотелось самому оповещать его об этом, но он ведь в курсе или нет?
Дэвид и Луиза рассмеялись.
– Прекрати, отец, – отмахнулась Луиза. – Или вспомнил прошлые грешки?
– Я никогда не позволял себе ничего такого на свидании, о чем потом пришлось бы краснеть. Особенно в восьмом классе.
Мы вернулись в столовую.
– А я помню кое-что, что могло бы привести отца в ужас, – сказала Луиза.
– Тихо, ты шокируешь сына.
Зазвонил телефон, и Луиза поспешила поднять трубку. Агенты по продаже недвижимости, вспомнил я, говорят по телефону в любое время, как и юристы.
– Как дела дома? – спросил я Дэвида, чувствуя, что мне не удалось остаться равнодушным.
– Хорошо, – ответил он.
И все. Я был готов завалить его вопросами: предстоит ли развод, дождусь ли внуков? Всегда ли Викки так холодна, как кажется?
– Правда? – надавил я.
Дэвид, похоже, был готов взорваться.
– Я знаю, тебе никогда не нравилась Викки, – внезапно произнес он.
– Мне не нравится Викки? – Я был шокирован. – Я почти ее не знаю. Она, похоже, очень милая. Просто не могу понять…
– Она думает, что ты нами не интересуешься, – сказал Дэвид.
– Поэтому она не пришла сегодня? Не понимаю, как она могла такое подумать? Я не имею привычки осуждать людей.
Он фыркнул.
– Я просто хочу знать, счастлив ли ты с ней, Дэвид. Это все, что меня интересует. – Это прозвучало слишком резко. Я решил пояснить свою мысль. Она мне очень нравится, но это не имеет значения, если ты с ней счастлив.
– Она не обязана делать меня счастливым.
– Я не это имел в виду. Я хочу спросить, хорошо ли вам вместе?
– Мы счастливы, – отрезал он. – Я сказал, что счастливы, разве нет? Сказал?
– Ну, хорошо, – мягко ответил я.
Дэвид остыл. Он понял, что зря наскакивал на меня.
– Как идет подготовка к выборам? – спросил он.
Разговор о личных делах завершился. Как всегда, меня не оставляло чувство недоговоренности, но я надеялся, что в следующий раз все прояснится.
Глава 8
"…Мы считаем, что настало время перемен в службе окружного прокурора. Поэтому господин Блэквелл и состряпал это дело против высокопоставленного, я бы даже сказал выдающегося, гражданина. Поверьте мне, для этих обвинений нет никаких оснований. Это просто отчаянная попытка официального лица удержаться…"
– Он купил всех сторонников Пейли, – сказал Тим Шойлесс.
– Лео не покупает, он продает, – возразил я.
– Телевизионщики глотают эту чушь? Неужели никто не задаст ему хотя бы одного вопроса? – взъярился мой помощник.
– Терпение. – Я прибавил звук телевизора.
"Однако после ареста Остина Пейли не зафиксировано ни одного похищения детей", – вставил репортер. Лео Мендоза на ходу отмел этот довод. "Настоящий похититель ведь не идиот. – Лео хмыкнул. – Он притаился, узнав, что за его преступления страдает кто-то другой. Если я стану окружным прокурором, поверьте мне, я разыщу настоящего преступника".
Лео красовался перед камерой на улице около Дворца правосудия. Он отличался внушительной, но довольно несообразной фигурой. Живот у него здорово выпирал, контрастируя с тощими ножками и впалой грудью. Он производил впечатление человека, который переступит через любого, кто стоит на его пути. Сотрясая воздух словами, он закидывал голову назад, а белая шляпа, надвинутая на брови, скрывала его лицо.
Лео долгое время занимался адвокатской практикой, немало потрудившись бескорыстно во славу своей политической партии, поэтому к выборам он подошел, имея за спиной солидную поддержку. Много лет назад Мендоза недолго служил помощником окружного прокурора и возомнил себя достаточно подкованным для этой работы. С тех пор он преуспел в частной практике, занимаясь несложными делами по легким уголовным преступлениям, по сути никогда не привлекая к себе внимания общественности. Благодаря безнаказанности, он предпринял бездоказательную атаку па меня. Он мастерски разработал тактику избирательной кампании: подыгрывал тщеславию влиятельных людей, раздавал броские интервью, в которых, по сути, ничего путного не высказывал, обольщая руководителей тех компаний, которые могут убедить своих служащих голосовать за него.
"Эти дела не будут вынесены на разбирательство в суде, – заверил он репортера. – Теперешний окружной прокурор никогда не позволит своей жертве доказать невиновность. Арест был обыкновенной уловкой перед выборами".
– По-моему, он чересчур заболтался, – сказал я. – Это что, поддержка телевидения?
– Они всегда в двенадцатичасовых новостях предоставляют кому-нибудь экран, – объяснил Тим. – Подожди, ожидается эффектная концовка.
"Разгул преступности охватил город", – прямо в камеру, на полном серьезе, выдал Лео.
– Вот дерьмо, – не выдержал я.
"…в то время, когда мой оппонент протирает штаны в офисе, плетя интриги против невиновных людей. Когда я приму дела в свои руки, то покончу с этим. Мы еще увидим торжество правосудия".
Тим выключил телевизор.
– Видишь, – завелся он, – он собирается уничтожить тебя. В конце концов…
– Ты же не думаешь, что кто-то купится на эту чушь?
– Безусловно, купятся, – убежденно ответил Тим. – Дай я расскажу тебе, что произошло вчера. Мне позвонили из общества в поддержку гражданского спокойствия Норт-Сайда. Они отдают свои голоса Лео.
– Что? – воскликнул я, вскакивая со стула.
Тим кивнул. Эта организация одной из первых подвигла меня пойти на перевыборы. Я не сомневался в их лояльности.
– Почему, черт возьми? – спросил я. – Они же знают, что я лучший кандидат.
– Из-за Остина Пейли. – Тим был возмущен, но держался хладнокровно. – Я не говорю, что он стоит за этим, но заваруха из-за него. Джон Лаймэн позвонил и поставил меня в известность, что он лично настоял на поддержке Мендозы. Он заявил, что пришло время выразить свое недовольство. Тот, кто фабрикует ложное обвинение, не задумывается над тем, кого он задевает. Любой из нас под угрозой. Он был чистосердечен, как монахиня. Он абсолютно уверен…
– Остин добрался до него, – тихо сказал я, не желая верить этому.
То, что затем сказал Тим, было похоже на правду:
– Нет, сэр, как можно добраться до Джона Лаймэна? Ему плевать на то, что о нем думают. Но он верит Остину. – Тим наклонился ко мне. – Остин не просто так манипулирует людьми, понимаешь, Марк? У этого парня влиятельные друзья. Он годами жертвовал деньги на благотворительность, он нарабатывал нужные связи, ходил в церковь, он… – Тим развел руками, выражая крайнее недовольство. – Он умеет обольщать, в конце концов. Он мне нравится. Моей матери он нравится. Подумай о людях, которые знали его годами, подумай о том, как они…
– Я один из них, Тим.
– Ну, вот опять. Послушай. Я не прошу тебя закрыть дело…
– Их несколько, – поправил я.
Тим насупился.
– Не придирайся. Оставь его в покое. В противном случае я не смогу помогать тебе.
– Нет. Я должен опровергнуть измышления Остина и Лео. Я должен доказать, что мною движет не политическая цель, а уверенность в виновности преступника. Да ты и сам все время толковал мне, что требуется кого-нибудь разоблачить? Может быть, ты купишь для меня телевизионный эфир на личные средства? У тебя есть заказы на мои выступления?
– Один или два, – пробурчал Тим.
Осталась единственная возможность прорваться на телеэкран. Если я выдвину обвинение против Остина, мною заинтересуются газеты и телевидение.
– Это не личная месть, – добавил я. Я лгал. – Просто я должен это сделать.
– Ну… – сказал Тим. – По крайней мере, ради Бога…
Поразмыслив над тем, так ли уж я нуждаюсь в его одобрении, я решил не следовать его указаниям.
– Почему бы тебе не прислушаться к Тиму? – спросила меня Бекки. – Я буду обвинителем Остина Пейли и не поддамся на давление. Можно обойти препятствия.
Я промолчал, и вовсе не потому, что Бекки сморозила глупость. Уже давно я воспринимал ее не только как девчонку и подчиненную. Разбирая тактику обвинения, мы очень даже были на равных. Я боялся, что Бекки сочтет мой ответ без меры самонадеянным.
– Так будет вернее, – добавила Бекки.
– Я знаю.
Я выглянул в окно. Бекки сидела на диване. Боковым зрением я увидел, как она подходит ко мне, застывает в нерешительности, затем садится так, чтобы видеть меня. Я повернулся к ней.
– Почему ты так уперся, Марк? – спросила она. – Это все отмечают.
Я решил объясниться. Бекки достойна уважения, тем более, я сам втянул ее в эту историю.
– Я чувствую себя так, будто он лишил меня прошлого. Ясно, кто этот "он". Это началось давно. Первое преступление он совершил в бытность мою помощником окружного прокурора, лет пятнадцать назад. Остин насиловал детей и препятствовал правосудию. Пока я…
Я подошел к ней. Бекки оставалась спокойной. Ей не дано было это понять.
– Я верил в свое предназначение, верил Элиоту, внимал его словесам по поводу того, что для нас не должно быть различий в подходе к любому делу, что приятельские отношения с адвокатом обвиняемого не причина для поблажек, что все люди равны, вне зависимости от родственных связей. Другие подшучивали над этим – я тоже позволял себе вольности, – но я верил. Верил в то, что мы стоим на страже закона и в наших силах многое изменить, в общем, во всю эту чушь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60