Что я могу сказать? Всем интересно узнать, что из себя представляют чада детских психологов, но я думаю, что Элоиза стала бы такой вне зависимости от того, как мы ее воспитывали. Это ее природный характер.
– Должно быть, это ты научила ее быть самостоятельной.
Дженет улыбнулась. Она вытирала щеку, входя в комнату, и я не стал смущать ее, принявшись разглядывать обстановку. Когда я повернулся, она сказала:
– Я еще не готова.
– Не могу дождаться, когда увижу окончательный результат.
На ней было темно-синее платье, которое ненавязчиво подчеркивало фигуру, а шею украшало тонкое золотое ожерелье. Волосы, я бы сказал, были цвета элегантности, а глаза под цвет платья. Она вспыхнула от удовольствия, увидев букет.
– Как приятно. Я люблю цветы.
– Правда?
Оказавшись в гостиной, я произнес банальное:
– Прекрасный дом.
– Да. Я оставила его после развода, а Тэд оставил себе практику.
– Он юрист?
– Врач. Хирург-ортопед.
– А, так вы познакомились в медицинском колледже?
– Нет. – Дженет замялась. – Я не посещала медицинский колледж, пока не решила выяснить, что так привлекало Тэда, ведь он возвращался домой не раньше девяти. Оказалось, что его увлечения не ограничивались медициной.
Не дождавшись моей реакции, она продолжила.
– Мне надо было давно переехать в домик поменьше. Но мне хотелось, чтобы дети приезжали в гости в родительский дом. Хочешь посмотреть?
Я чувствовал, как дом на глазах разрастается вширь и в высоту, каждый его уголок был наполнен ее воспоминаниями. Спальни детей, снимки, выставленные напоказ, убранные в буфет милые домашние сценки, нагромождение счастливых и горьких минут.
– Нет, – ответил я.
– Хорошо. Может, в другой раз. По одной комнате в каждый приход. Может…
– А может, и нет, – произнесли мы в один голос.
Дженет продолжила:
– Садись. Что ты хочешь выпить? Виски? Вино?
У нее уже все было под рукой. Мы болтали, пока она наполняла бокалы. Рассказали друг другу про детей, про их возраст и профессии, потом закрыли эту тему, потому что она вела к разговору о несложившейся семейной жизни, а откровенничать об этом было слишком рано. Дженет села рядом со мной на диван, но не слишком близко, и слегка чокнулась со мной, не произнося тоста. Я сделал глоток и откашлялся.
– Мы, видимо, не вызовем тебя для свидетельских показаний в первый день. Пока не…
– Знаю, – смущенно перебила Дженет. – Ты мне говорил. – Она колебалась. – Давай не будем говорить о деле, – попросила она.
– Давай, ты права.
Меня вдруг одолело чувство, что Дженет неймется спросить, почему я попросил ее о встрече, и у меня не было ответа. Время для нас, пожалуй, миновало. Такое объяснение только смутило бы нас обоих. Мы с Линдой никогда не назначали свиданий, мы влюбились друг в друга и уже не могли остановиться. Бекки не предлагала мне прийти на свидание, она предложила себя.
Все не то. Я превратился в мрачного, изнуренного работой чиновника, бередящего свои раны, предаваясь стенаниям по поводу Линды, потери семьи, отсутствия личной жизни. После того как я повел себя благородно в отношении Бекки, у меня остался единственный человек, к которому я еще мог обратиться.
По этой причине я сидел в уютной гостиной Дженет, ощущая себя шестнадцатилетним.
– Я заказал столик в ресторане "Де Тойль".
– О, прекрасно, – отозвалась она.
– Что-нибудь не так?
– Ничего. Это один из моих любимых ресторанов. Просто его оккупировали мои знакомые для встреч, и они там дюжинами роятся.
– О, я не думал, что мы будем прятаться. Хорошо, я знаю прелестную гостиницу во Фридрихсбурге, там приносят ужин прямо в номер.
Она рассмеялась и накрыла рукой мою ладонь.
– Дело не в этом, просто люди будут подходить к нашему столику или мне придется уделять им внимание, а я не хочу, чтобы нас прерывали.
– Нет, я не допущу, чтобы кто-нибудь вмешивался в наш сказочный разговор. Как насчет "Ла Скала"?
– О, еще одно любимое место. Но ненароком слышала, что у Такеров там сегодня вечером прием и…
– Послушай, – сказал я. – После стольких свиданий с поклонниками ты не знаешь ни одного места, куда можно пойти?
– Элоиза пошутила.
– Но ты же выбираешься из дому.
Она смерила меня взглядом.
– Для тебя это важно?
– Нет, зачем мне?
– Послушай, Марк. – Она вздохнула, но не отвела взгляда. – Когда Тэд ушел от меня или я его выгнала, как хочешь называй, я была выбита из колеи. Я потеряла мужчину, которого любила, потому что он нашел кого-то более… привлекательного. Знаешь, что чувствует женщина в таких случаях?
– Я знаю, что такое потеря.
– Но… – Она сцепила руки в замок. – По прошествии времени, живя растительной жизнью, я взяла себя в руки, собралась и начала соблазнять всех мужчин, попадавшихся мне на глаза. Это было десять лет назад, я была…
– Сногсшибательной.
Она улыбнулась.
– Скажем, я была близка к совершенству. И я хотела знать это. Я не имею в виду, что спала со всеми подряд, меня это не интересовало, но мне необходимо было чувствовать ответную реакцию. И правда, я экспериментировала прямо в магазине. Я понижала голос, разговаривая с официантами. Никто не мог от меня спастись. Мои подруги перестали приглашать меня на семейные вечера. Но кое с кем я зашла слишком далеко и поняла, что не хочу продолжения. Я думала: "К чему это? Пройдет время, и он найдет мне замену или сам наскучит мне".
Я хорошо понимал ее. Некоторые фразы мог произносить я сам.
– Итак, ты сбросила блестящее оперенье и зажила спокойно.
– Не совсем. Но это первое свидание, которого я ждала впервые за многие годы, и теперь я прикидываю, хочу ли я идти дальше?
Я почувствовал, как камень свалился с моей души.
– Да.
Ее лицо просветлело.
– Ты тоже это чувствуешь?
– Думаю, да, ты очень точно выразила словами мои ощущения. По крайней мере, недавние. Так что мы будем делать?
– Сделай шаг вперед или…
Чтобы внести ясность, я встал, снял пиджак и бросил его на стул, затем вернулся на диван.
Она размышляла.
– Я знаю здесь недалеко пиццерию, они доставляют заказ на дом.
– Я ее тоже знаю. Мне нравится их пицца "Дон Карлеоне".
Она расширила глаза.
– О, это может вызвать сердечный приступ. Как твои сосуды? Ты бегаешь по утрам?
– Нет. Я хожу пешком.
– Телефон на кухне, – сказала она. – Я позволю тебе ослабить галстук, если ты разрешишь мне снять платье.
Со своего места я видел, как ее стройные ноги переступали по лестнице. Я представил себе, как она переодевается там, наверху, и моя фантазия не пошла дальше.
– Что? – спросила она позже, касаясь воротника белой блузки, которую заправила в джинсы. – Я проболталась?
Остатки пиццы и салата были на кухне. Мы допивали каберне. Мы говорили о делах, углубились в семейные проблемы, вспоминали книги, фильмы студенческих лет. Мы деликатно обходили слишком интимные темы, но мне казалось, что я хорошо узнал Дженет. Она, должно быть, почувствовала, что солирует в разговоре, тогда как я почти молчу.
– Расскажи мне что-нибудь ужасное о себе, – внезапно попросила она.
Я понял, что, хотя много смеялся за последний час, грусть не покинула меня.
– Я потерял всех, кого любил, – сказал я. – И частенько задумывался, сколько в этом моей вины, а сколько уловок судьбы.
Дженет выпрямилась.
– Жену, или любовницу, или двух любовниц, но не детей. Друзей?
– Продолжай, я тебя остановлю, если ты дойдешь до последнего. У меня остался близкий друг, – медленно произнес я. – Я потеряю его в среду.
– Ты же не можешь терять друга с каждым обвинением.
– Это заседание особенное. Если я уничтожу клиента, уничтожу Элиота. Ему, видимо, придется рассказать о детстве Остина, чтобы смягчить приговор, вспомнить о том, как он ему навредил. Это заставит людей задуматься над тем, что Элиот предпринял впоследствии, чтобы загладить свою вину перед ним. А если я их не переиграю, поддамся им, как я смогу забыть, что Элиот отпустил на свободу человека, который…
Я замолчал, потому что вспомнил о деле, нарушив наш уговор.
– Марк.
– Настал момент, когда дотрагиваться друг до друга не возбраняется.
Она не заставила себя ждать и обняла меня. Я крепко прижал ее к себе, потом чуть ослабил объятие. Мы что-то говорили друг другу. Я нашел ее губы. Потом я почувствовал ее пальцы у меня на спине. Это уже не дружеское объятие. Мне было бы больно, не будь так хорошо.
Когда мы слегка отстранились, все еще держась за руки, она улыбнулась, нахмурилась, потом указала на свою блузку.
– Ты уверен, что я не посадила пятно? Ты все время смотришь на мою блузку.
– Не на блузку, – возразил я.
Она засмеялась и снова прижалась ко мне.
Это не требовало усилий, но волновало. Но когда моя голова занялась делом, как и руки, я остановился. На следующей неделе она будет моим свидетелем. Мне не хотелось сближаться с Дженет, пока суд не останется позади. Мысли всегда все портят.
Мы поговорили еще немного. Даже когда мы разняли руки, я все еще чувствовал ее близость. Это чувство доставляло нам радость в данный момент.
Прощаясь с ней на пороге, я попытался предупредить ее насчет предстоящего суда.
– В следующий раз, когда ты меня увидишь, я буду совсем другим. И все остальные тоже.
– Ты что же, меняешь характер, как костюмы? – Она засмеялась.
Она была такой соблазнительной, что я снова поцеловал ее, последний раз перед судом.
Глава 13
Юристы преображаются в суде, необязательно осознанно. Я видел милейшего человека, он становился брюзжащим слюной монстром – всякий раз при появлении в зале суда присяжных, а потом в недоумении вопрошал: "Что я делаю?" Я наблюдал, как улыбчивые, приветливые женщины обращаются в суровых блюстителей закона. Тихие домашние люди становятся, вопящими кретинами. Талантливые адвокаты используют это. Чаще всего они припасают несколько масок, которыми манипулируют в зависимости от обстоятельств и личности свидетеля. Я с беспокойством ожидал появления Элиота.
Он еще не вошел в роль, когда появился в зале. Они пришли втроем, Остин в середине, Элиот и Бастер по бокам, непринужденно переговариваясь, как будто только что играли в гольф.
– Он как будто нервничает, – сказала Бекки.
– Это он играет на публику. Он хорошо подготовился.
– Как давно они оба выступали в суде?
– Это не имеет значения.
Элиот занял место главного адвоката недалеко от меня, нас разделял узкий проход. Перед тем как сесть, он подошел ко мне, но не подал руки.
– Не могу пожелать тебе удачи, Марк. Мне бы хотелось встречаться с тобой в другом месте.
– Это мое самое любимое место в мире, Элиот.
Черт побери, он уже заставил меня сболтнуть глупость.
– Полегче, парень, – пробормотала Бекки.
Заняв свое кресло, судья Хернандес грустно окинул нас всех взглядом, затем подозвал нас к себе едва заметным движением пальцев, скупой жест для эмоционального судьи. Он впервые выглядел как человек, который не любит быть в центре внимания.
– Моя обязанность, – тихо произнес он, когда Элиот, Бастер и я подошли к нему вплотную, – состоит в том, чтобы спросить вас, есть ли надежда уладить это дело с помощью соглашения. Если вам потребуется продление срока до суда, чтобы договориться, я готов предоставить вам время.
Он говорил это, опустив глаза, изучая предметы на столе. Но закончив, он в упор, почти с мольбой посмотрел на меня.
– Мы бы хотели уладить… – начал было Бастер с готовностью.
– Нет, – сказал я. – У нас нет такой возможности.
Судья Хернандес попытался напустить на себя обычную суровость.
– Тогда ладно, – отрезал он. – Давайте приступим к делу.
Его пальцы, словно сметая что-то со стола, дали нам понять, что можно отойти. Судья находился в затруднительном положении и легко мог загнать меня в угол. Он, несомненно, испытывал сильное давление, как и я, давление политических сторонников Остина. Присутствие Бастера за столом защиты было живым напоминанием об этом давлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60