У него хорошие контакты с советским руководством, и он старательно их поддерживает. Принс учтиво поддакивает, осуждая невоспитанное, хамское поведение нынешнего вашингтонского режима, и постоянно подчеркивает, что лично он не голосовал за этого проклятого актера, как и вся редакция в Нью-Йорке.
— Тебе уже приходилось встречаться с этим новым идеологом, Александровым? — спросил Эд.
— Пока что нет, но его хорошо знает один из тех, с кем я поддерживаю отношения. По его словам, это трезвый, рассудительный человек, выступает за мирное сосуществование. По сравнению с Сусловым, он больший либерал. А дела Красного Майка, насколько я слышал, совсем плохи.
— Я тоже это слышал, но чем именно болен Суслов, мне неизвестно.
— Он ведь диабетик, разве ты не знаешь? Вот почему наши врачи из Балтимора прилетали в Москву, чтобы лечить ему глаза. Диабетическая ре-ти-но-па-ти-я, — объяснил Принс, произнеся последнее слово раздельно, чтобы Фоули смог его понять.
— Надо будет поинтересоваться у посольского врача, что это такое, — заметил Фоули, делая заметку в записной книжке. — Итак, значит, ты полагаешь, что этот Александров — больший либерал?
Для Принса «либерал» было равносильно «отличному парню».
— Ну, сам я еще с ним не встречался, однако мои источники утверждают именно так. Кроме того, по их предположению, Суслову осталось жить лишь несколько месяцев.
— Вот как? Надо будет доложить об этом послу.
— И резиденту ЦРУ?
— А ты знаешь, кто он? — простодушно спросил Фоули. — Я не знаю.
Принс закатил глаза.
— Как кто — Рон Филдинг. Это же известно всем!
— Да нет же, — запротестовал Эд так решительно, как только позволяло его актерское дарование. — Рон Филдинг старший консул, а не разведчик!
Принс усмехнулся, рассуждая: «Ты никогда не отличался особой проницательностью, да?» Ему самому на Филдинга указали его русские знакомые, и он не сомневался, что они бы не стали лгать.
— Ну, разумеется, это лишь догадка, — продолжал журналист.
«А если бы ты подумал на меня, ты бы выпалил это без колебаний, да? — подумал Фоули. — Ах ты самоуверенный осел!»
— Полагаю, тебе известно, что у меня есть допуск к определенным секретам, но не к этому.
— Я знаю, кто знает наверняка, — ухмыльнулся Принс.
— Да, но только к послу я с таким вопросом не пойду, Тони. Он съест меня живьем.
— Эд, на самом деле назначение Фуллера было шагом чисто политическим. Лично я считаю, что этот пост должен занимать человек, разбирающийся в дипломатии, однако президент моего совета не спрашивал.
«И слава богу,» — мысленно отметил Фоули.
— Ну а Филдинг часто встречается с послом, да? — продолжал Принс.
— Старший консул работает напрямую с послом, Тони, и тебе это хорошо известно.
— Да. Очень удобно, ты не находишь? А ты сам как часто видишься с ним?
— Ты имеешь в виду, с Фуллером? Ну, как правило, раз в день, — ответил Фоули.
— Ну а Филдинг?
— Чаще. Раза два — три.
— Вот тебе и доказательство, — величественно заключил Принс. — Это говорит само за себя.
— По-моему, ты начитался книг про Джеймса Бонда, — насмешливо произнес Фоули. — Или про Матта Хелма.
— Эд, открой глаза! — изящно рассердился Принс.
— Если этот Филдинг и есть главный шпион, то кто его подручные? Будь я проклят, если мне это известно.
— Ну, они-то хорошо замаскированы, — признался Принс. — Да, у меня тоже нет никаких мыслей на этот счет.
— А жаль. Это самая увлекательная игра, в которую можно играть в посольстве: гадание, кто шпион.
— Тут я тебе ничем не могу помочь.
— С другой стороны, мне это все равно не нужно, — пожал плечами Фоули.
«Хорошему журналисту любопытство никогда не бывает лишним,» — подумал Принс.
— Значит, вот чем заняты твои мысли, — с милой, небрежной усмешкой произнес он вслух.
— Если честно, бессонницей я из-за этого не страдаю. Ладно, давай заключим договор.
— Давай, — согласился Принс. — Какой?
— Если услышишь чего-нибудь интересное, дай нам знать, хорошо?
— Ты сможешь прочитать об этом в «Нью-Йорк таймс», на первой странице, как правило, выше складки, — добавил журналист, давая Фоули понять, насколько важной фигурой является он, обладающим умением давать глубокий анализ политической ситуации.
— Ну, знаешь, в некоторых случаях посол желает узнавать новости первым. Он сам попросил меня переговорить с тобой, неофициально.
— Эд, это вопрос журналистской этики.
— Если я передам твои слова Эрни, тот совсем не обрадуется.
— Ну, ты работаешь на него. А я — нет.
— Но ты ведь американский гражданин, так?
— Не маши мне флагом, хорошо? — с опаской ответил Принс. — Ладно, если мне станет известно, что русские собираются нанести по нам ядерный удар, я обязательно дам тебе знать. Однако, как мне кажется, скорее мы сами совершим какую-нибудь глупость.
— Тони, просвети меня, что ты имеешь в виду?
— Все эти бредни о «центре мирового зла» как-то расходятся со словами Эйба Линкольна, ты не находишь?
— Ты хочешь сказать, наш президент ошибся? — уточнил Фоули, гадая, насколько еще низко сможет упасть в его глазах этот осел.
— Не волнуйся, я не забыл про ГУЛАГ. Но это осталось в прошлом. После смерти Сталина русские стали гораздо мягче, однако наша нынешняя администрация никак не может взять это в толк, понимаешь?
— Послушай, Тони, я здесь лишь рабочая пчелка. Посол обратился ко мне с простой просьбой. Насколько я понимаю, твой ответ отрицательный, да?
— Ты понимаешь совершенно правильно.
— Что ж, в таком случае не жди поздравительных открыток от Эрни Фуллера.
— Эд, в первую очередь мой долг — перед «Нью-Йорк таймс» и читателями. Точка.
— Ну хорошо, я все понял. Я должен был тебя спросить, — виновато произнес Фоули.
Ничего другого он от Принса и не ожидал. Эд сам предложил послу Фуллеру прощупать журналиста, и тот одобрил его затею.
— Я все понимаю, — великодушно ответил Принс, глядя на часы. — Извини, у меня встреча в здании Центрального комитета КПСС.
— Там будет что-нибудь такое, о чем я должен знать?
— Как я уже сказал, ты сможешь обо всем прочитать в очередном номере «Нью-Йорк таймс». Ее ведь передают по факсу через «Эрли берд» из Вашингтона, разве не так?
— Да, в конце концов она попадает и сюда.
— Что ж, послезавтра ты все и прочтешь, — посоветовал Принс, поднимаясь с места. — Так и передай Эрни.
— Хорошо, передам, — сказал Фоули, протягивая руку.
Затем он решил проводить Принса до лифта. По дороге обратно можно будет заглянуть в туалет и вымыть руки.
Следующий визит Фоули совершил к послу.
— Привет, Эд. Встречались с Принсом?
Фоули кивнул.
— Только что от него отвязался.
— Ну как, он клюнул на вашу приманку?
— Нет. Выплюнул ее мне в лицо.
Фуллер хитро усмехнулся.
— Что я вам говорил? Когда я был в вашем возрасте, у нас еще оставались патриотически настроенные журналисты, однако за последние несколько лет все они перевелись.
— Меня это нисколько не удивляет. Когда Тони только пришел в редакцию, он терпеть не мог полицейских. Однако своих чувств он не показывал, и те выкладывали ему все, как на духу. Этот ублюдок может умаслить кого угодно, если захочет.
— Вас он пытался окрутить?
— Нет, сэр. Я для этого слишком мелкая рыбешка.
— Что вы думаете относительно запроса из Вашингтона насчет папы римского? — спросил Фуллер, меняя предмет разговора.
— Я собираюсь попросить кое-кого прислушаться внимательнее, однако…
— Понимаю, Эд. Я не желаю знать, что именно вы собираетесь предпринять. Но если вам удастся что-нибудь разузнать, вы сможете поставить меня в известность?
— Все зависит, сэр, — ответил Фоули, тем самым давая понять: «Скорее всего, нет.»
Фуллер все понял.
— Хорошо. Есть еще что-нибудь?
— Принс что-то унюхал; это должно будет появиться в газетах послезавтра. Сейчас он уехал в Центральный комитет — по крайней мере, так он мне сказал. Принс подтверждает, что как только Красный Майк загнется, его место займет Александров. Он может знать только официальную позицию. Полагаю, тут мы можем ему верить. У Тони хорошие контакты с советской политической элитой, кроме того, это соответствует тому, что нам известно о Суслове из своих источников.
— Я лично никогда с ним не встречался. Что вы можете про него сказать?
— Он один из последних истинно верующих. Впрочем, Александров тут ему под стать. Он убежден в том, что нет бога, кроме Карла Маркса, а Ленин — пророк его, и в том, что советская экономическая система действительно функционирует.
— Вот как? Некоторые люди так ничему и не могут научиться.
— Да, сэр, это вы точно заметили. Таких осталось немного, но Леонид Ильич к ним не относится, как и его наиболее вероятный преемник Юрий Владимирович Андропов. Однако Александров — союзник Андропова. Сегодня вечером состоится заседание Политбюро.
— Когда мы сможем узнать, что именно будет на нем обсуждаться?
— Полагаю, через пару дней, — сказал Фоули.
«Но только как именно мы это сделаем, вам, сэр, знать не нужно,» — не стал добавлять он.
Однако в этом не было необходимости. Эрни Фуллер знал правила игры. Каждый американский посол перед отъездом в страну проходил тщательный инструктаж по поводу своего нового места работы. Перед тем, как Фуллер попал в Москву, ему хорошенько прочистили мозги в «Туманном дне» и в Лэнгли. По сути дела, американский посол в Москве являлся старшим сотрудником разведки, занимающимся Советским Союзом, и, на взгляд Фоули, дядюшка Эрни неплохо справлялся со своими обязанностями.
— Хорошо, если сможете, держите меня в курсе.
— Слушаюсь, сэр, — ответил резидент.
Глава тринадцатая
Коллегиальность
Заседание Политбюро было намечено на час дня. Андропов приехал в Кремль без четверти час. Водитель проехал на ЗИЛе ручной сборки через ворота в Спасской башне, мимо контрольно-пропускных постов, мимо стоявших по стойке «смирно» солдат церемониальной Гвардейской Таманской дивизии, расквартированной под Москвой, которая использовалась в основном для парадов и показных учений. Часовые вытягивались в струнку, лихо козыряя, но пассажиры бронированного лимузина их не замечали. Машина остановилась на стоянке. Отсюда было сто пятьдесят метров до места назначения, где еще один солдат предупредительно распахнул дверь. На этот раз Андропов обратил внимание на старшего сержанта и рассеянно кивнул ему, показывая, что он его заметил. Вместо того, чтобы подниматься на второй этаж по лестнице, Андропов прошел направо к лифту. Его помощник полковник Рождественский не отставал от него ни на шаг. Для Рождественского предстоящая встреча должна была стать самым волнующим и пугающим событием за все время работы в КГБ.
На верхних этажах новые рубежи охраны: офицеры Советской Армии в форме, с пистолетами в кобурах, на случай чего-либо непредвиденного. Однако ничто непредвиденное не помешает ему занять пост генерального секретаря, подумал Юрий Владимирович. Это не станет дворцовым переворотом. Его изберут политические лидеры государства, в соответствии с обычным порядком передачи власти в Советском Союзе, — неуклюжим, неэффективным, но абсолютно предсказуемым. Председателем этого своеобразного совета патриархов станет тот, кто располагает бoльшим политическим капиталом, потому что ему доверят править не силой личной воли, а коллегиальным консенсусом. Никто из членов Политбюро не хочет получить нового Сталина или даже нового Хрущева, который мог бы втянуть их в какие-нибудь авантюры. Эти люди не получают никакого удовольствия от авантюр. Они хорошо усвоили урок истории: любая азартная игра несет в себе вероятность проигрыша, а никто из них не желал терять даже самую незначительную мелочь. Это были вожди нации шахматистов, для которых победа определялась искусными ходами, совершаемыми терпеливо и последовательно на протяжении многих часов, чье окончательное решение бывает таким же предопределенным, как восход и заход солнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
— Тебе уже приходилось встречаться с этим новым идеологом, Александровым? — спросил Эд.
— Пока что нет, но его хорошо знает один из тех, с кем я поддерживаю отношения. По его словам, это трезвый, рассудительный человек, выступает за мирное сосуществование. По сравнению с Сусловым, он больший либерал. А дела Красного Майка, насколько я слышал, совсем плохи.
— Я тоже это слышал, но чем именно болен Суслов, мне неизвестно.
— Он ведь диабетик, разве ты не знаешь? Вот почему наши врачи из Балтимора прилетали в Москву, чтобы лечить ему глаза. Диабетическая ре-ти-но-па-ти-я, — объяснил Принс, произнеся последнее слово раздельно, чтобы Фоули смог его понять.
— Надо будет поинтересоваться у посольского врача, что это такое, — заметил Фоули, делая заметку в записной книжке. — Итак, значит, ты полагаешь, что этот Александров — больший либерал?
Для Принса «либерал» было равносильно «отличному парню».
— Ну, сам я еще с ним не встречался, однако мои источники утверждают именно так. Кроме того, по их предположению, Суслову осталось жить лишь несколько месяцев.
— Вот как? Надо будет доложить об этом послу.
— И резиденту ЦРУ?
— А ты знаешь, кто он? — простодушно спросил Фоули. — Я не знаю.
Принс закатил глаза.
— Как кто — Рон Филдинг. Это же известно всем!
— Да нет же, — запротестовал Эд так решительно, как только позволяло его актерское дарование. — Рон Филдинг старший консул, а не разведчик!
Принс усмехнулся, рассуждая: «Ты никогда не отличался особой проницательностью, да?» Ему самому на Филдинга указали его русские знакомые, и он не сомневался, что они бы не стали лгать.
— Ну, разумеется, это лишь догадка, — продолжал журналист.
«А если бы ты подумал на меня, ты бы выпалил это без колебаний, да? — подумал Фоули. — Ах ты самоуверенный осел!»
— Полагаю, тебе известно, что у меня есть допуск к определенным секретам, но не к этому.
— Я знаю, кто знает наверняка, — ухмыльнулся Принс.
— Да, но только к послу я с таким вопросом не пойду, Тони. Он съест меня живьем.
— Эд, на самом деле назначение Фуллера было шагом чисто политическим. Лично я считаю, что этот пост должен занимать человек, разбирающийся в дипломатии, однако президент моего совета не спрашивал.
«И слава богу,» — мысленно отметил Фоули.
— Ну а Филдинг часто встречается с послом, да? — продолжал Принс.
— Старший консул работает напрямую с послом, Тони, и тебе это хорошо известно.
— Да. Очень удобно, ты не находишь? А ты сам как часто видишься с ним?
— Ты имеешь в виду, с Фуллером? Ну, как правило, раз в день, — ответил Фоули.
— Ну а Филдинг?
— Чаще. Раза два — три.
— Вот тебе и доказательство, — величественно заключил Принс. — Это говорит само за себя.
— По-моему, ты начитался книг про Джеймса Бонда, — насмешливо произнес Фоули. — Или про Матта Хелма.
— Эд, открой глаза! — изящно рассердился Принс.
— Если этот Филдинг и есть главный шпион, то кто его подручные? Будь я проклят, если мне это известно.
— Ну, они-то хорошо замаскированы, — признался Принс. — Да, у меня тоже нет никаких мыслей на этот счет.
— А жаль. Это самая увлекательная игра, в которую можно играть в посольстве: гадание, кто шпион.
— Тут я тебе ничем не могу помочь.
— С другой стороны, мне это все равно не нужно, — пожал плечами Фоули.
«Хорошему журналисту любопытство никогда не бывает лишним,» — подумал Принс.
— Значит, вот чем заняты твои мысли, — с милой, небрежной усмешкой произнес он вслух.
— Если честно, бессонницей я из-за этого не страдаю. Ладно, давай заключим договор.
— Давай, — согласился Принс. — Какой?
— Если услышишь чего-нибудь интересное, дай нам знать, хорошо?
— Ты сможешь прочитать об этом в «Нью-Йорк таймс», на первой странице, как правило, выше складки, — добавил журналист, давая Фоули понять, насколько важной фигурой является он, обладающим умением давать глубокий анализ политической ситуации.
— Ну, знаешь, в некоторых случаях посол желает узнавать новости первым. Он сам попросил меня переговорить с тобой, неофициально.
— Эд, это вопрос журналистской этики.
— Если я передам твои слова Эрни, тот совсем не обрадуется.
— Ну, ты работаешь на него. А я — нет.
— Но ты ведь американский гражданин, так?
— Не маши мне флагом, хорошо? — с опаской ответил Принс. — Ладно, если мне станет известно, что русские собираются нанести по нам ядерный удар, я обязательно дам тебе знать. Однако, как мне кажется, скорее мы сами совершим какую-нибудь глупость.
— Тони, просвети меня, что ты имеешь в виду?
— Все эти бредни о «центре мирового зла» как-то расходятся со словами Эйба Линкольна, ты не находишь?
— Ты хочешь сказать, наш президент ошибся? — уточнил Фоули, гадая, насколько еще низко сможет упасть в его глазах этот осел.
— Не волнуйся, я не забыл про ГУЛАГ. Но это осталось в прошлом. После смерти Сталина русские стали гораздо мягче, однако наша нынешняя администрация никак не может взять это в толк, понимаешь?
— Послушай, Тони, я здесь лишь рабочая пчелка. Посол обратился ко мне с простой просьбой. Насколько я понимаю, твой ответ отрицательный, да?
— Ты понимаешь совершенно правильно.
— Что ж, в таком случае не жди поздравительных открыток от Эрни Фуллера.
— Эд, в первую очередь мой долг — перед «Нью-Йорк таймс» и читателями. Точка.
— Ну хорошо, я все понял. Я должен был тебя спросить, — виновато произнес Фоули.
Ничего другого он от Принса и не ожидал. Эд сам предложил послу Фуллеру прощупать журналиста, и тот одобрил его затею.
— Я все понимаю, — великодушно ответил Принс, глядя на часы. — Извини, у меня встреча в здании Центрального комитета КПСС.
— Там будет что-нибудь такое, о чем я должен знать?
— Как я уже сказал, ты сможешь обо всем прочитать в очередном номере «Нью-Йорк таймс». Ее ведь передают по факсу через «Эрли берд» из Вашингтона, разве не так?
— Да, в конце концов она попадает и сюда.
— Что ж, послезавтра ты все и прочтешь, — посоветовал Принс, поднимаясь с места. — Так и передай Эрни.
— Хорошо, передам, — сказал Фоули, протягивая руку.
Затем он решил проводить Принса до лифта. По дороге обратно можно будет заглянуть в туалет и вымыть руки.
Следующий визит Фоули совершил к послу.
— Привет, Эд. Встречались с Принсом?
Фоули кивнул.
— Только что от него отвязался.
— Ну как, он клюнул на вашу приманку?
— Нет. Выплюнул ее мне в лицо.
Фуллер хитро усмехнулся.
— Что я вам говорил? Когда я был в вашем возрасте, у нас еще оставались патриотически настроенные журналисты, однако за последние несколько лет все они перевелись.
— Меня это нисколько не удивляет. Когда Тони только пришел в редакцию, он терпеть не мог полицейских. Однако своих чувств он не показывал, и те выкладывали ему все, как на духу. Этот ублюдок может умаслить кого угодно, если захочет.
— Вас он пытался окрутить?
— Нет, сэр. Я для этого слишком мелкая рыбешка.
— Что вы думаете относительно запроса из Вашингтона насчет папы римского? — спросил Фуллер, меняя предмет разговора.
— Я собираюсь попросить кое-кого прислушаться внимательнее, однако…
— Понимаю, Эд. Я не желаю знать, что именно вы собираетесь предпринять. Но если вам удастся что-нибудь разузнать, вы сможете поставить меня в известность?
— Все зависит, сэр, — ответил Фоули, тем самым давая понять: «Скорее всего, нет.»
Фуллер все понял.
— Хорошо. Есть еще что-нибудь?
— Принс что-то унюхал; это должно будет появиться в газетах послезавтра. Сейчас он уехал в Центральный комитет — по крайней мере, так он мне сказал. Принс подтверждает, что как только Красный Майк загнется, его место займет Александров. Он может знать только официальную позицию. Полагаю, тут мы можем ему верить. У Тони хорошие контакты с советской политической элитой, кроме того, это соответствует тому, что нам известно о Суслове из своих источников.
— Я лично никогда с ним не встречался. Что вы можете про него сказать?
— Он один из последних истинно верующих. Впрочем, Александров тут ему под стать. Он убежден в том, что нет бога, кроме Карла Маркса, а Ленин — пророк его, и в том, что советская экономическая система действительно функционирует.
— Вот как? Некоторые люди так ничему и не могут научиться.
— Да, сэр, это вы точно заметили. Таких осталось немного, но Леонид Ильич к ним не относится, как и его наиболее вероятный преемник Юрий Владимирович Андропов. Однако Александров — союзник Андропова. Сегодня вечером состоится заседание Политбюро.
— Когда мы сможем узнать, что именно будет на нем обсуждаться?
— Полагаю, через пару дней, — сказал Фоули.
«Но только как именно мы это сделаем, вам, сэр, знать не нужно,» — не стал добавлять он.
Однако в этом не было необходимости. Эрни Фуллер знал правила игры. Каждый американский посол перед отъездом в страну проходил тщательный инструктаж по поводу своего нового места работы. Перед тем, как Фуллер попал в Москву, ему хорошенько прочистили мозги в «Туманном дне» и в Лэнгли. По сути дела, американский посол в Москве являлся старшим сотрудником разведки, занимающимся Советским Союзом, и, на взгляд Фоули, дядюшка Эрни неплохо справлялся со своими обязанностями.
— Хорошо, если сможете, держите меня в курсе.
— Слушаюсь, сэр, — ответил резидент.
Глава тринадцатая
Коллегиальность
Заседание Политбюро было намечено на час дня. Андропов приехал в Кремль без четверти час. Водитель проехал на ЗИЛе ручной сборки через ворота в Спасской башне, мимо контрольно-пропускных постов, мимо стоявших по стойке «смирно» солдат церемониальной Гвардейской Таманской дивизии, расквартированной под Москвой, которая использовалась в основном для парадов и показных учений. Часовые вытягивались в струнку, лихо козыряя, но пассажиры бронированного лимузина их не замечали. Машина остановилась на стоянке. Отсюда было сто пятьдесят метров до места назначения, где еще один солдат предупредительно распахнул дверь. На этот раз Андропов обратил внимание на старшего сержанта и рассеянно кивнул ему, показывая, что он его заметил. Вместо того, чтобы подниматься на второй этаж по лестнице, Андропов прошел направо к лифту. Его помощник полковник Рождественский не отставал от него ни на шаг. Для Рождественского предстоящая встреча должна была стать самым волнующим и пугающим событием за все время работы в КГБ.
На верхних этажах новые рубежи охраны: офицеры Советской Армии в форме, с пистолетами в кобурах, на случай чего-либо непредвиденного. Однако ничто непредвиденное не помешает ему занять пост генерального секретаря, подумал Юрий Владимирович. Это не станет дворцовым переворотом. Его изберут политические лидеры государства, в соответствии с обычным порядком передачи власти в Советском Союзе, — неуклюжим, неэффективным, но абсолютно предсказуемым. Председателем этого своеобразного совета патриархов станет тот, кто располагает бoльшим политическим капиталом, потому что ему доверят править не силой личной воли, а коллегиальным консенсусом. Никто из членов Политбюро не хочет получить нового Сталина или даже нового Хрущева, который мог бы втянуть их в какие-нибудь авантюры. Эти люди не получают никакого удовольствия от авантюр. Они хорошо усвоили урок истории: любая азартная игра несет в себе вероятность проигрыша, а никто из них не желал терять даже самую незначительную мелочь. Это были вожди нации шахматистов, для которых победа определялась искусными ходами, совершаемыми терпеливо и последовательно на протяжении многих часов, чье окончательное решение бывает таким же предопределенным, как восход и заход солнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129