— Что вы сказали?..
— Конечно, — разлепил губы пилот.
— То есть бензина достаточно, чтобы облететь остров и вернуться? — настойчиво поинтересовалась Гарнет.
— Конечно.
— И хватит вам на обратную дорогу?
— Конечно.
— Где ты нашел такого, болтливого пилота? — спросила она Чарли.
— Не давай ему повод зазнаться, — рассмеялся Чарли. — О'кей, давай долетим до Ориент-Пойнт.
— Смотри! Весь Коннектикут. И еще смотри! Атлантика! Можно немножечко пониже? — спросила она пилота.
— Конечно.
Они медленно снижались до двух тысяч футов. Над безобразными урбанистическими строениями и ядовитым дымом Бриджпорта самолет повернул налево, к похожей на крабью клешню гавани Порт-Джефферсон. Впереди на востоке побережье Лонг-Айленда красиво сужалось, и стал виден Ориент-Пойнт. Этот участок суши был как гарпун, нацеленный в брюхо похожего на кита Коннектикута. Чуть ниже узкого, как ниточка, перешейка примостилось зернышко крошечного островка.
— А это что? — спросила Гарнет, ткнув пальцем.
— Что именно? — не понял Чарли.
— Вон та изогнутая штучка, похожая на сперматозоид.
Чарли молчал. Гарнет вопросительно смотрела на него, сдвинув брови. И вдруг в разговор вступил пилот.
— Плам, — сказал он.
— Что?.. Но этот остров совсем не похож на сливу...
— Плам-Айленд.
Гарнет нахмурилась.
— Плам-Айленд. О Господи. Теперь я вспомнила. — Ее оживленное лицо омрачилось. — «Зеленые» натолкнулись здесь на непробиваемую стену...
— А что не так с этим островом? — спросил Чарли.
— Держу пари, ты должен знать. — Гарнет повернулась к молчаливому пилоту: — А что в вашей карте?
— Знак «приземление запрещено».
— Это ни о чем не говорит.
— Нет ни единой ровной полоски, чтобы приземлиться, — объяснил пилот. — И пристани тоже нет.
— И никогда не было?..
Гарнет, нагнувшись вперед, погрузилась в свои мысли. Самолет немного покружил над причудливым, похожим на большую голову с маленьким хвостиком, кусочком суши. Искоса она поглядывала на пилота, надеясь прочитать что-то на его лице, но оно было начисто лишено выражения, словно истощенное недавним разговором.
Маленький самолет сделал последний круг, набирая высоту, и снова повернул к заходящему солнцу. Закат окатил их россыпью золотых искр. Через двадцать минут они сели на воду около Ориент-Пойнт.
— В воскресенье? — спросил пилот. — В то же время?
— Да, пожалуйста, — ответил Чарли.
— Полет был чудесный, спасибо, — добавила Гарнет.
— Конечно.
Чарли снова подхватил ее на руки и пронес над мелководьем, над грязной, взбитой в хлопья пеной, а потом по лестнице наверх — до огромной, похожей на палубу, видавшей виды террасы. Он поставил Гарнет на ноги и достал связку ключей, которые Стефи послала ему почтой.
На столике в холле стояла бутылка «Стрега» и тарелка с кантуччи. Рядом с разбросанными веточками черники лежала записка: «Benvenuto a la mia casa! Я дала отпуск Эрминии и ее мужу, так что можете чувствовать себя молодоженами. Beve! Mangia! Auguri! Стефи».
Гарнет взяла в руки записку и долго смотрела на нее.
— Это означает очень многое, — произнесла она после паузы.
— Что именно? Записка?
— Все вместе, начиная с приглашения отдохнуть в ее доме. Тут зашифрованы два сообщения: во-первых, что ты навсегда ушел из ее жизни как любовник, во-вторых, признание за мной прав почетной сицилийки.
Чарли рассмеялся было, но осекся, когда увидел серьезное выражение ее лица.
— В жизни бы не догадался.
Гарнет оглядела гостиную и произнесла легким тоном:
— Это тайнопись, понятная только женщинам. Очень начитанным женщинам.
— О да, ты начитанная. Сотни книг за год! И к тому же, занимаешься садом.
Гарнет медленно прохаживалась по гостиной — эту комнату скорее следовало бы называть библиотекой. Темные дубовые книжные полки занимали три стены, от пола до потолка, четвертая стена состояла из маленьких стеклянных ячеек, по размеру гармонировавших с книжными корешками.
— Какая красота! Вид потрясающий, как из самолета.
— Тебе нужно посмотреть на залив из окна спаль... — Чарли осекся и покраснел.
Гарнет расхохоталась:
— Какая прелесть! Чарли, ты вовсе не тот очерствевший бизнесмен, за которого себя выдаешь!
Она достала с полки большую иллюстрированную книгу — того сорта, что предназначены подчеркивать интеллектуальность хозяев дома.
— Это фотографии Джерри, — сказала Гарнет, медленно опускаясь в кресло с подлокотниками и закругленной спинкой. — Смотри. — Она протянула Чарли открытую книгу.
Черно-белые мельницы на фоне деревенской дороги. На переднем плане — девушка со смоляным ежиком густых волос над треугольным личиком, юная Гарнет.
— Мы сняли это поблизости — под Уотермилом, на южном побережье, — сказала Гарнет.
Чарли начал перелистывать страницы.
— Ты на половине фотографий.
— Джерри страшно мной гордился. В то время, снимай он разбитый в катастрофе автомобиль или мусорный ящик, мне непременно пришлось бы залезть внутрь. Наверное, людей уже тошнило от моей физиономии.
— Не думаю. Интересно, знает ли Стефи, что на всех этих фотографиях...
— Стефи знает все на свете, — категорически заявила Гарнет.
— Она говорила с тобой?..
— Нет. Ни разу. — Она замолчала. — Чарли, обет воздержания мы уже нарушили. Может, выясним, как отразится глоток «Стрега» на моем деликатном положении?
— Ты не...
— Не что?
— Не беременна?
— К сожалению, нет. Ты огорчен?
Чарли вернул ей книгу.
— Забавно было бы, если б ты подарила мне третью дочку, младше малыша Банни.
Он вышел в холл и сразу же вернулся с подносом, на котором стояли бутылка с ликером и тарелка с кантуччи. Гарнет молча наблюдала за ним, словно черпая информацию в том, как он разливал вино.
— Ты уверен, что у тебя получаются только девочки? — спросила она после паузы.
— Не на все сто процентов, но в пользу этого предположения говорит статистика.
— Примерно так рассуждает Уинфилд.
— Неужели вы сплетничали обо мне?
— Она спросила, не собираемся ли мы завести ребенка. Эта девочка умеет смотреть вперед. Ты еще не развелся, а она уже пытается утвердить свой статус любимицы.
— Похоже, она тебя завоевала полностью, — произнес Чарли, потягивая ей маленький бокал с ликером. — Тут Уинфилд в своей стихии. Она с раннего детства обожает серьезные разговоры.
— Возможно. — Они одновременно взяли бокалы и начали протягивать густой, с острым ароматом ликер. — Я действительно могу иметь ребенка. Это будет просто еще одно отступление от советов врачей.
На этот раз Чарли не выдержал и громко рассмеялся.
— Этот полет сотворил чудо, — сказал он. — Ты сейчас — другой человек. Нужно почаще катать тебя в самолете.
Гарнет кивнула. Она медленно отщипнула кусочек кантуччи и положила в рот, явно не чувствуя вкуса. У нее был странный, отрешенный вид, словно она смотрела на что-то вдалеке, за Лонг-Айлендом.
— Я представила себе, — задумчиво произнесла она после паузы, — жизнь здесь, в сердце природы... — И снова замолчала. — Я сейчас пытаюсь ее понять.
— Стефи? — Чарли опустился в кресло напротив нее. — Тебе кажется, она так же помешана на «зеленых», как и ты?
— Эту книгу она купила много лет назад. Задолго до того, как мы с тобой встретились.
Чарли не стал говорить, что книга могла быть куплена совсем недавно, именно ради фотографий Гарнет, из ревнивого любопытства. Он взял большую фотографию, оправленную в серебряную рамку, с одной и полок, и протянул ее Гарнет.
Этот снимок был сделан недавно, по случаю совершеннолетия близнецов. Фотограф расставил Стефи и мальчиков так, что она казалась одного роста и возраста со своими сыновьями. Ни украшений, ни грима — и от этого ее красота выигрывала еще больше.
Гарнет, с расширенными от удивления глазами, взяла фотографию.
— Не подозревала, что она такая красавица! Знаешь, вдова фотографа может увидеть многое на случайном снимке... Ты уверен, что между вами больше ничего нет?
Чарли улыбнулся, опускаясь в кресло.
— С тех пор как мы с тобой встретились, — нет.
— Храни меня Господь от сицилийских льстецов.
— То же самое говорит Стеф.
— И мальчики выросли здесь, в таком уединенном месте? Им не было одиноко?
— У Стеф есть еще квартира в Манхэттене. Пока мальчишки учились в школе, она жила в городе. А сюда Стеф вернулась, когда близнецы поступили в колледж. Она...
Чарли умолк, наблюдая за Гарнет, пристально изучавшей фотографию. У нее был сосредоточенный вид, будто она надеялась извлечь ответ на интересующий ее вопрос из-под слоя серебристой эмульсии на фотобумаге. Ее внимание было сосредоточено на близнецах, стоявших рядом с матерью. Через минуту Гарнет подняла глаза.
— Чарли...
— Нет, их отец не я.
Она удивленно рассмеялась.
— Как ты дога...
— Меня давно это беспокоило. Последний раз, когда мы виделись со Стефи, я вытянул у нее, что отец мальчишек погиб во Вьетнаме. Это был ирландский парнишка, выросший по соседству. — Он помолчал. — Стефи любит одиночество. Ей нравится здесь жить. Спокойное, относительно чистое, безлюдное место. Это ее протест против насквозь прогнившего мира.
— Опасное заблуждение.
— Почему?
— Чарли... — Гарнет выбралась из своего кресла и села к нему на колени, по-прежнему держа в руках фотографию.
— Временами мне кажется, что тут нечем гордиться — я насчет принадлежности к человеческой расе. Нельзя поддаваться, конечно, но временами от людей нестерпимо смердит. Твой дядя... Знаешь, из всех пород только человеческая склонна к самоуничтожению.
Чарли обнял ее, чувствуя разницу в температуре тел. Гарнет продрогла во время полета, а он, наоборот, разгорячился, поднимая ее на руках с берега.
— Что навеяло тебя на эти мысли?
— Стефи думает, что выражает протест... Вспомни наш полет. Садится солнце, все вокруг окутывают черные бархатные тени... Такая красота, что кажется — вот он, рай на земле! А потом — натыкаешься взглядом на Плам-Айленд... И все, чертик выглянул из-под ковра!
Чарли повернул к себе ее лицо.
— Что за чертик прячется на Пламе?
— Погоди. Сначала давай подумаем, что такое для Америки эти три штата вокруг Нью-Йорка?
— Ну, во-первых, здесь живет миллионов двадцать человек... Или двадцать пять?
— Прежде всего, это средоточие всех культурных ценностей Америки — музыки, изобразительного искусства, театра... Ты можешь представить себе страну без этого уголка трех штатов?
— Жители Востока или Лос-Анджелеса не согласились бы с тобой. А также округа Колумбия, Чикаго, Сан-Франциско...
— Конечно. Но, Чарли, какими бы еще богатствами ни располагала Америка, в этот мегаполис вложено больше всего надежд, труда, амбиций...
Чарли нахмурил брови.
— Предположим, я согласился. Что тогда?
— Тогда я могу рассказать тебе историю Плам-Айленда. — Гарнет прижала его руки к своему телу. — Давно, еще до первой мировой войны, еще до вступления в нее США, наши жлобы занялись производством химического оружия.
— Правда?..
— А горчичный газ — правда? А фосген? Это продолжалось в течение двадцати лет, уже после перемирия. К тому времени, когда над человечеством нависла вторая мировая война, безумные эксперименты набрали обороты. Теперь речь шла уже не о химическом оружии — бактериологическом!
— Об этом я слышал.
— Ну конечно, твоя «Джет-тек интернэшнл» влезла довольно глубоко в военные заказы, так что ты должен знать, что за сорок пять лет «холодной войны» наши ученые окончательно свихнулись. Нет на земле ничего живого, что бы не использовалось в их жутких экспериментах. Государство наделило их теми же полномочиями, что и Гитлер — врачей-убийц в концентрационных лагерях. Постоянной правительственной лицензией на убийство... — Она замолчала и встала. — Мы не знаем точно, сколько невинных жертв этих экспериментов погребено на Плам-Айленде. Известно только, что там сейчас — свалка смертельно опасных отходов, груды канистр с дьявольски жизнеспособными, мощными микроорганизмами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
— Конечно, — разлепил губы пилот.
— То есть бензина достаточно, чтобы облететь остров и вернуться? — настойчиво поинтересовалась Гарнет.
— Конечно.
— И хватит вам на обратную дорогу?
— Конечно.
— Где ты нашел такого, болтливого пилота? — спросила она Чарли.
— Не давай ему повод зазнаться, — рассмеялся Чарли. — О'кей, давай долетим до Ориент-Пойнт.
— Смотри! Весь Коннектикут. И еще смотри! Атлантика! Можно немножечко пониже? — спросила она пилота.
— Конечно.
Они медленно снижались до двух тысяч футов. Над безобразными урбанистическими строениями и ядовитым дымом Бриджпорта самолет повернул налево, к похожей на крабью клешню гавани Порт-Джефферсон. Впереди на востоке побережье Лонг-Айленда красиво сужалось, и стал виден Ориент-Пойнт. Этот участок суши был как гарпун, нацеленный в брюхо похожего на кита Коннектикута. Чуть ниже узкого, как ниточка, перешейка примостилось зернышко крошечного островка.
— А это что? — спросила Гарнет, ткнув пальцем.
— Что именно? — не понял Чарли.
— Вон та изогнутая штучка, похожая на сперматозоид.
Чарли молчал. Гарнет вопросительно смотрела на него, сдвинув брови. И вдруг в разговор вступил пилот.
— Плам, — сказал он.
— Что?.. Но этот остров совсем не похож на сливу...
— Плам-Айленд.
Гарнет нахмурилась.
— Плам-Айленд. О Господи. Теперь я вспомнила. — Ее оживленное лицо омрачилось. — «Зеленые» натолкнулись здесь на непробиваемую стену...
— А что не так с этим островом? — спросил Чарли.
— Держу пари, ты должен знать. — Гарнет повернулась к молчаливому пилоту: — А что в вашей карте?
— Знак «приземление запрещено».
— Это ни о чем не говорит.
— Нет ни единой ровной полоски, чтобы приземлиться, — объяснил пилот. — И пристани тоже нет.
— И никогда не было?..
Гарнет, нагнувшись вперед, погрузилась в свои мысли. Самолет немного покружил над причудливым, похожим на большую голову с маленьким хвостиком, кусочком суши. Искоса она поглядывала на пилота, надеясь прочитать что-то на его лице, но оно было начисто лишено выражения, словно истощенное недавним разговором.
Маленький самолет сделал последний круг, набирая высоту, и снова повернул к заходящему солнцу. Закат окатил их россыпью золотых искр. Через двадцать минут они сели на воду около Ориент-Пойнт.
— В воскресенье? — спросил пилот. — В то же время?
— Да, пожалуйста, — ответил Чарли.
— Полет был чудесный, спасибо, — добавила Гарнет.
— Конечно.
Чарли снова подхватил ее на руки и пронес над мелководьем, над грязной, взбитой в хлопья пеной, а потом по лестнице наверх — до огромной, похожей на палубу, видавшей виды террасы. Он поставил Гарнет на ноги и достал связку ключей, которые Стефи послала ему почтой.
На столике в холле стояла бутылка «Стрега» и тарелка с кантуччи. Рядом с разбросанными веточками черники лежала записка: «Benvenuto a la mia casa! Я дала отпуск Эрминии и ее мужу, так что можете чувствовать себя молодоженами. Beve! Mangia! Auguri! Стефи».
Гарнет взяла в руки записку и долго смотрела на нее.
— Это означает очень многое, — произнесла она после паузы.
— Что именно? Записка?
— Все вместе, начиная с приглашения отдохнуть в ее доме. Тут зашифрованы два сообщения: во-первых, что ты навсегда ушел из ее жизни как любовник, во-вторых, признание за мной прав почетной сицилийки.
Чарли рассмеялся было, но осекся, когда увидел серьезное выражение ее лица.
— В жизни бы не догадался.
Гарнет оглядела гостиную и произнесла легким тоном:
— Это тайнопись, понятная только женщинам. Очень начитанным женщинам.
— О да, ты начитанная. Сотни книг за год! И к тому же, занимаешься садом.
Гарнет медленно прохаживалась по гостиной — эту комнату скорее следовало бы называть библиотекой. Темные дубовые книжные полки занимали три стены, от пола до потолка, четвертая стена состояла из маленьких стеклянных ячеек, по размеру гармонировавших с книжными корешками.
— Какая красота! Вид потрясающий, как из самолета.
— Тебе нужно посмотреть на залив из окна спаль... — Чарли осекся и покраснел.
Гарнет расхохоталась:
— Какая прелесть! Чарли, ты вовсе не тот очерствевший бизнесмен, за которого себя выдаешь!
Она достала с полки большую иллюстрированную книгу — того сорта, что предназначены подчеркивать интеллектуальность хозяев дома.
— Это фотографии Джерри, — сказала Гарнет, медленно опускаясь в кресло с подлокотниками и закругленной спинкой. — Смотри. — Она протянула Чарли открытую книгу.
Черно-белые мельницы на фоне деревенской дороги. На переднем плане — девушка со смоляным ежиком густых волос над треугольным личиком, юная Гарнет.
— Мы сняли это поблизости — под Уотермилом, на южном побережье, — сказала Гарнет.
Чарли начал перелистывать страницы.
— Ты на половине фотографий.
— Джерри страшно мной гордился. В то время, снимай он разбитый в катастрофе автомобиль или мусорный ящик, мне непременно пришлось бы залезть внутрь. Наверное, людей уже тошнило от моей физиономии.
— Не думаю. Интересно, знает ли Стефи, что на всех этих фотографиях...
— Стефи знает все на свете, — категорически заявила Гарнет.
— Она говорила с тобой?..
— Нет. Ни разу. — Она замолчала. — Чарли, обет воздержания мы уже нарушили. Может, выясним, как отразится глоток «Стрега» на моем деликатном положении?
— Ты не...
— Не что?
— Не беременна?
— К сожалению, нет. Ты огорчен?
Чарли вернул ей книгу.
— Забавно было бы, если б ты подарила мне третью дочку, младше малыша Банни.
Он вышел в холл и сразу же вернулся с подносом, на котором стояли бутылка с ликером и тарелка с кантуччи. Гарнет молча наблюдала за ним, словно черпая информацию в том, как он разливал вино.
— Ты уверен, что у тебя получаются только девочки? — спросила она после паузы.
— Не на все сто процентов, но в пользу этого предположения говорит статистика.
— Примерно так рассуждает Уинфилд.
— Неужели вы сплетничали обо мне?
— Она спросила, не собираемся ли мы завести ребенка. Эта девочка умеет смотреть вперед. Ты еще не развелся, а она уже пытается утвердить свой статус любимицы.
— Похоже, она тебя завоевала полностью, — произнес Чарли, потягивая ей маленький бокал с ликером. — Тут Уинфилд в своей стихии. Она с раннего детства обожает серьезные разговоры.
— Возможно. — Они одновременно взяли бокалы и начали протягивать густой, с острым ароматом ликер. — Я действительно могу иметь ребенка. Это будет просто еще одно отступление от советов врачей.
На этот раз Чарли не выдержал и громко рассмеялся.
— Этот полет сотворил чудо, — сказал он. — Ты сейчас — другой человек. Нужно почаще катать тебя в самолете.
Гарнет кивнула. Она медленно отщипнула кусочек кантуччи и положила в рот, явно не чувствуя вкуса. У нее был странный, отрешенный вид, словно она смотрела на что-то вдалеке, за Лонг-Айлендом.
— Я представила себе, — задумчиво произнесла она после паузы, — жизнь здесь, в сердце природы... — И снова замолчала. — Я сейчас пытаюсь ее понять.
— Стефи? — Чарли опустился в кресло напротив нее. — Тебе кажется, она так же помешана на «зеленых», как и ты?
— Эту книгу она купила много лет назад. Задолго до того, как мы с тобой встретились.
Чарли не стал говорить, что книга могла быть куплена совсем недавно, именно ради фотографий Гарнет, из ревнивого любопытства. Он взял большую фотографию, оправленную в серебряную рамку, с одной и полок, и протянул ее Гарнет.
Этот снимок был сделан недавно, по случаю совершеннолетия близнецов. Фотограф расставил Стефи и мальчиков так, что она казалась одного роста и возраста со своими сыновьями. Ни украшений, ни грима — и от этого ее красота выигрывала еще больше.
Гарнет, с расширенными от удивления глазами, взяла фотографию.
— Не подозревала, что она такая красавица! Знаешь, вдова фотографа может увидеть многое на случайном снимке... Ты уверен, что между вами больше ничего нет?
Чарли улыбнулся, опускаясь в кресло.
— С тех пор как мы с тобой встретились, — нет.
— Храни меня Господь от сицилийских льстецов.
— То же самое говорит Стеф.
— И мальчики выросли здесь, в таком уединенном месте? Им не было одиноко?
— У Стеф есть еще квартира в Манхэттене. Пока мальчишки учились в школе, она жила в городе. А сюда Стеф вернулась, когда близнецы поступили в колледж. Она...
Чарли умолк, наблюдая за Гарнет, пристально изучавшей фотографию. У нее был сосредоточенный вид, будто она надеялась извлечь ответ на интересующий ее вопрос из-под слоя серебристой эмульсии на фотобумаге. Ее внимание было сосредоточено на близнецах, стоявших рядом с матерью. Через минуту Гарнет подняла глаза.
— Чарли...
— Нет, их отец не я.
Она удивленно рассмеялась.
— Как ты дога...
— Меня давно это беспокоило. Последний раз, когда мы виделись со Стефи, я вытянул у нее, что отец мальчишек погиб во Вьетнаме. Это был ирландский парнишка, выросший по соседству. — Он помолчал. — Стефи любит одиночество. Ей нравится здесь жить. Спокойное, относительно чистое, безлюдное место. Это ее протест против насквозь прогнившего мира.
— Опасное заблуждение.
— Почему?
— Чарли... — Гарнет выбралась из своего кресла и села к нему на колени, по-прежнему держа в руках фотографию.
— Временами мне кажется, что тут нечем гордиться — я насчет принадлежности к человеческой расе. Нельзя поддаваться, конечно, но временами от людей нестерпимо смердит. Твой дядя... Знаешь, из всех пород только человеческая склонна к самоуничтожению.
Чарли обнял ее, чувствуя разницу в температуре тел. Гарнет продрогла во время полета, а он, наоборот, разгорячился, поднимая ее на руках с берега.
— Что навеяло тебя на эти мысли?
— Стефи думает, что выражает протест... Вспомни наш полет. Садится солнце, все вокруг окутывают черные бархатные тени... Такая красота, что кажется — вот он, рай на земле! А потом — натыкаешься взглядом на Плам-Айленд... И все, чертик выглянул из-под ковра!
Чарли повернул к себе ее лицо.
— Что за чертик прячется на Пламе?
— Погоди. Сначала давай подумаем, что такое для Америки эти три штата вокруг Нью-Йорка?
— Ну, во-первых, здесь живет миллионов двадцать человек... Или двадцать пять?
— Прежде всего, это средоточие всех культурных ценностей Америки — музыки, изобразительного искусства, театра... Ты можешь представить себе страну без этого уголка трех штатов?
— Жители Востока или Лос-Анджелеса не согласились бы с тобой. А также округа Колумбия, Чикаго, Сан-Франциско...
— Конечно. Но, Чарли, какими бы еще богатствами ни располагала Америка, в этот мегаполис вложено больше всего надежд, труда, амбиций...
Чарли нахмурил брови.
— Предположим, я согласился. Что тогда?
— Тогда я могу рассказать тебе историю Плам-Айленда. — Гарнет прижала его руки к своему телу. — Давно, еще до первой мировой войны, еще до вступления в нее США, наши жлобы занялись производством химического оружия.
— Правда?..
— А горчичный газ — правда? А фосген? Это продолжалось в течение двадцати лет, уже после перемирия. К тому времени, когда над человечеством нависла вторая мировая война, безумные эксперименты набрали обороты. Теперь речь шла уже не о химическом оружии — бактериологическом!
— Об этом я слышал.
— Ну конечно, твоя «Джет-тек интернэшнл» влезла довольно глубоко в военные заказы, так что ты должен знать, что за сорок пять лет «холодной войны» наши ученые окончательно свихнулись. Нет на земле ничего живого, что бы не использовалось в их жутких экспериментах. Государство наделило их теми же полномочиями, что и Гитлер — врачей-убийц в концентрационных лагерях. Постоянной правительственной лицензией на убийство... — Она замолчала и встала. — Мы не знаем точно, сколько невинных жертв этих экспериментов погребено на Плам-Айленде. Известно только, что там сейчас — свалка смертельно опасных отходов, груды канистр с дьявольски жизнеспособными, мощными микроорганизмами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80