За пот и мозги, вложенные мною, я получу остальное.
Он протянул руку — уверенную, твердую как скала.
— По рукам?
— Ты рехнулся? Я уже ответил тебе вчера вечером. Это все дерьмо, выдуманное твоей краснокожей...
Жестокие слова давили, настойчиво требовали отпора. Гнев в Чарли достиг такой точки, что он боялся прибегнуть к любому тону, кроме фальшивого спокойного, убеждающего.
— Чио, послушай, это исходит от меня, меня, только от меня.
Старик пригнулся, закрывая уши ладонями, но Чарли продолжал, не сомневаясь, что будет услышан:
— Меня тошнит от политых кровью денег, за них заплачено людскими разрушенными судьбами.
Итало морщился, корчил гримасы, но слушал, слушал напряженно.
— Я не хочу больше кривить душой, Чио, мне нужен новый старт, чтобы заплатить свои долги человечеству. Я делаю тебе честное предложение: отдай мне финансы «Ричланд», и я пойду своим путем. А ты — своим, и да поможет тебе Бог.
* * *
Доминик-стрит находится в двух кварталах от Голландского туннеля, в Вест-Виллидж. Ничего особенного. Сюда не забредают газетчики, здесь не мелькают репортерские вспышки. А если кто-то из журналистской братии обратится за разрешением на съемку, в «Сан-Дженнаро-соушл-клаб» позаботятся, чтобы его не получили.
Итало сидел один за огромным дубовым столом в своем кабинете.
Часы на маленькой церквушке неподалеку от клуба пробили двенадцать. Перед кабинетом Итало, в клубном коридоре, двое молодых Риччи играли в кости, коротая время до возвращения Итало домой, в кровать. Но сон — последнее, что приходило ему на ум.
Его ум занимала одна мысль, все время повторяющаяся как заклинание, как мантра: «Проклятая баба. Почему бы ей не убраться к черту и не отпустить на волю душу Чарли?»
Еще сегодня Итало и его племянник едва не отправились к праотцам. Как ужасно, оно бы и к лучшему. Два мертвых вожака — меньшая цена, чем раскол в семье.
Такое непонимание, такое высокомерие! Кровавые деньги? А на какие деньги его содержали восемь лет в Гарварде? Какими деньгами финансировались все затеи Эль Профессоре? На что построили ему башню в сто тридцать этажей высотой?
Проклятая Америка! Три тысячи миль иллюзий, дешевых фокусов лжи, которую внушают себе американцы! Комедианты! Двурушники!
И Чарли купился на этот национальный самообман — «величие, возникшее из тяжелого труда и незапятнанной чести». Теперь он вообразил, что задолжал кому-то, несет чушь насчет чистой воды и воздуха и даст перерезать себе глотку, но не отступится...
Итало тихонько потер грудь — болело сердце. «Potere e potere», — почти простонал он вслух. Ах-х. Сила власти — это все. Остальное несущественно. Он неловко выпрямился, его лицо совсем побледнело. Остается одно. Кровь, сказал Чарли.
Ладно: кровь так кровь.
Июль
Глава 8
Воскресное утро. Охранник подземного гаража Ричланд-Тауэр звонко щелкнул каблуками, приветствуя пассажиров маленького белого «Пежо-205».
Чарли вежливо кивнул, не одобряя в душе военизированные замашки охранников. Они с Керри вошли в скоростной лифт, поднимающий прямо на 129-й этаж без остановок. У Чарли сразу же заложило уши, и он, дважды сглотнул слюну.
Он расположился у одного из мониторов. Керри сел напротив.
— Допуск к файлу ноль тридцать семь. Первый пароль — «Грандиссимо». Второй, — Чарли сверился с календарем, — «Гривуаз».
Экран осветился. После вводных цифр побежали строки.
— Помедленнее, — буркнул Чарли. Он предпочел бы по старинке карандашом подчеркивать названия выбираемых корпораций.
Эти воспоминания! Керри еще на свете не было, когда Чарли основал «Объединенную Среднеатлантическую цементную, Инк». Сегодня это капитал в семьдесят миллионов, после уплаты налогов, разумеется.
«Континентал артистс», заштатное агентство, начало новую жизнь, когда его купил Чарли. Это было сразу после рождения Банни, вспомнил он. Теперь «Континентал артисте» представляет интересы только кино— и телезвезд.
«Джет-тек-интернэшнл». Когда к нему начал прицениваться Чарли, это был издыхающий электронный гигант. Уинфилд как раз отметила переход в школу второй ступени своими баскетбольными победами. Сейчас «Джи-Ти» — поставщик Пентагона и, за счет дальневосточных филиалов, главный импортер скоростных компьютеров последнего поколения.
«Фуд Ю-Эс-Эй» — наследие отца, Гаэтано, — сеть магазинов, торгующих итальянским сыром. Чарли в детстве любил по воскресеньям, удрав от няньки, вместе с соседскими ребятишками полакомиться сыром после завтрака, миланези-мортаделла и маскарпоуна, прямо в отцовской лавке. Сейчас «Фуд Ю-Эс-Эй» — две сотни могучих супермаркетов в пяти штатах, плюс отличные товарные склады и оборудование, обслуживающее другие отделения.
Перебирая воспоминания, он выписывал и подчеркивал, пока не получил перечень семнадцати нефинансовых корпораций, контролируемых «Ричланд-холдингз». Воплощение двадцати лет усилий и несчетных часов ночной работы, надежд и разочарований, завоеваний и неудач. Все компании — на взлете, это еще щедрый дар Чио Итало. Взамен он получит «Ричланд-секьюритиз», «Ричланд-бэнк и Траст К°», «Ричсюрэнс-сервис» «Лютьен, Ван Курв и Арматрэйдинг». Тихо зажужжал лазерный принтер.
— Теперь можно мне взглянуть? — спросил Керри.
Чарли кивнул, и молодой человек шагнул к принтеру.
— А что здесь сверхсекретного? — удивленно произнес он, просмотрев глазами текст.
— Для тебя — ничего. Для налогового департамента очень много. — Чарли взглянул на часы. — Восемь тридцать. Я успеваю в Ла-Гардиа к девяти?
— Можешь на меня положиться. У меня сверхмощная машина.
— Только доставь меня в целости и сохранности. Для этих жирных котов в Тулсе я должен выглядеть холеным, спокойным и ленивым, как они сами.
Когда Керри отошел от монитора, Чарли стер данные с диска и ввел новый пароль доступа.
Не потому, что не доверял Керри. Просто за долгие годы это стало его второй натурой — подстраховываться даже в мелочах. Гарнет говорила, что это вредно для него самого.
— Ты должен доверять людям. Ты же веришь мне. Почему не другим?
— Я доверяю еще Уинфилд. Двоих мне достаточно.
* * *
— Не могу поверить, — сказал Баз Эйлер. — Что же это за явление — доктор-мафиози?
По воскресеньям Творец отдыхает, и вместе с ним — большинство гинекологов, даже те, кто считает себя его полномочными представителями на земле. Баз Эйлер вряд ли стал бы причислять себя к этой высшей касте, хотя пациентки его боготворили: он был автором знаменитой Секции Эйлера!
Старые деньги благосклонны к старым гинекологам. Молодые женщины предпочитают гинекологов — женщин. Но слой общества, пролегающий как раз под большими деньгами, — жены продюсеров, брокеров, модных писателей, рекламные леди — исповедовал культ доктора Эйлера.
Бенджамин Дж. Эйлер, тридцати с небольшим лет, был невысоким, коренастым, с приятной улыбкой и светло-зелеными глазами под копной вечно взлохмаченных волос песочного цвета.
Когда Эйлин познакомилась с ним в колледже, Баз показался ей уютным, как плюшевый мишка в детской кроватке. И долго потом называла его Бенджи-мишка. Базом его прозвала команда «восьмерки», в которой Эйлер был рулевым. Он обычно подгонял гребцов горловым рыком. Их квартира находилась недалеко от Музея современного искусства, на Пятьдесят третьей улице. Баз так спланировал гостиную, что сейчас, в июле, они могли загорать на своей выходящей на юг террасе. На одной стене гостиной висели два скрещенных весла и гребная форма База. Напротив — язвительные гравюры Домье — адвокаты и судьи. Но не врачи.
Таким образом Баз воздал честь профессии своей жены, адвоката. У Эйлин была своя небольшая юридическая фирма, один партнер, вернее партнерша, и недавно нанятый стажер — Уинфилд Ричардс. С кланом Риччи Эйлин связывало еще одно обстоятельство, хотя до сих пор она об этом не подозревала. В пятницу она согласилась защищать интересы проститутки, обвиняемой в том, что подвергла опасности жизнь клиента и разрушила его карьеру, заразив СПИДом.
Этот случай заинтересовал Эйлин, потому что был вполне в русле ее феминистских убеждений. Ее интерес возрос, когда выяснилось, что клиентка не подозревала о своей болезни. Хозяин заведения проводил еженедельные медицинские обследования персонала, и доктор признал эту женщину и нескольких других проституток вполне здоровыми и, значит, работоспособными.
— Доктора зовут, — Эйлин наморщила свой точеный носик, — Сальваторе Баттипаглиа.
— И это его работа? — переспросил Баз. — Осматривать кошечек, работающих на синдикат?
— Это то, за что он получает деньги, — насмешливо фыркнула Эйлин, — и чего он, по-видимому, не делает.
Великолепно выглядевшая в своем красном бикини на фоне белого плетеного шезлонга, Эйлин задумчиво смотрела на юго-восток, в сторону Крайслер-Билдинг. Миниатюрная изящная женщина, хрупкого телосложения — едва пять футов ростом и меньше ста фунтов весом, всю жизнь она проводила в яростных затяжных баталиях с часто предубежденными судьями и адвокатами противной стороны.
И сумела завоевать уважение на этом высокодраматическом поприще. Отчасти благодаря своей внешности, изящному, но решительному, твердо очерченному лицу — четкие линии, чеканность медальона. Очень серьезное, несуетливое лицо. И весьма привлекательное.
Развернув «Санди таймс», она просмотрела еженедельную колонку с обзором решений Верховного суда. В газете была ее фотография, правда, довольно старая.
«Эйлин Хигарти: ...бестолковое решение, грозящее нации бесчисленными проблемами в ближайшие десятилетия...»
Цитата верная, отметила Эйлин. Потом, как у большинства читателей «Таймс», ее глаза продолжали бегать по строчкам слева направо, в то время как мысли унеслись далеко.
Эйлин Хигарти взяла в свою фирму стажером Уинфилд Ричардс главным образом как блестящую выпускницу Гарварда. Но, кроме того, увидев Уинфилд — рослую, длинноногую, светловолосую, — она сразу же представила себе, как они обе рядом будут выглядеть за столом защиты.
Среди слабостей, общих у них с Базом, была некоторая склонность к саморекламе, к созданию шоу вокруг своей личности. Из них двоих — Эйлин и Уинфилд, маленькая и высокая — получится заметная пара. Отличный расклад для судебного процесса! Уловка? Да, уловка сродни рекламным трюкам. Но ничем не хуже, чем Секция Эйлера, на взгляд Эйлин.
Баз, сравнительно молодой гинеколог, заслужил такую широкую известность именно благодаря Секции Эйлера. Многие его пациентки раньше могли бы рассчитывать только на приемного ребенка. Это были те женщины, которых обычно, выражаясь грязным врачебным жаргоном, «ремонтировали» гистеректомией по поводу кисты или опухоли. Баз объяснил Эйлин, что почти всегда есть смысл попытаться передвинуть эти «препятствия», чтобы открыть вход в фаллопиевы трубы, и природа возьмет свое.
Многие гинекологи считали такую операцию чересчур сложной и опасной, даже рискованной. Таким образом, в силу некомпетентности, или отсутствия уверенности в себе, или повышенного законопослушания своих врачей женщины теряли целиком репродуктивный аппарат. Но наука шагнула вперед, появилась ультразвуковая и другие изобразительные технологии, теперь Баз мог заниматься «ремонтом», пользуясь полным обзором оперативного поля.
Потребовалось пять лет и двадцать пять отважных волонтеров, прежде чем он смог громко объявить об успехе. С тех пор благодаря Секции Эйлера на свет появилось несколько сотен здоровых ребятишек, которые иначе не были бы зачаты.
Неудивительно, подумала Эйлин, наблюдая за углубившимся в воскресный кроссворд мужем, что жен-шины боготворят его. Баз почувствовал ее взгляд. Он поднял на жену глаза и широко ухмыльнулся.
— За заступницу всех «кошечек»! — произнес он, поднимая воображаемый бокал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Он протянул руку — уверенную, твердую как скала.
— По рукам?
— Ты рехнулся? Я уже ответил тебе вчера вечером. Это все дерьмо, выдуманное твоей краснокожей...
Жестокие слова давили, настойчиво требовали отпора. Гнев в Чарли достиг такой точки, что он боялся прибегнуть к любому тону, кроме фальшивого спокойного, убеждающего.
— Чио, послушай, это исходит от меня, меня, только от меня.
Старик пригнулся, закрывая уши ладонями, но Чарли продолжал, не сомневаясь, что будет услышан:
— Меня тошнит от политых кровью денег, за них заплачено людскими разрушенными судьбами.
Итало морщился, корчил гримасы, но слушал, слушал напряженно.
— Я не хочу больше кривить душой, Чио, мне нужен новый старт, чтобы заплатить свои долги человечеству. Я делаю тебе честное предложение: отдай мне финансы «Ричланд», и я пойду своим путем. А ты — своим, и да поможет тебе Бог.
* * *
Доминик-стрит находится в двух кварталах от Голландского туннеля, в Вест-Виллидж. Ничего особенного. Сюда не забредают газетчики, здесь не мелькают репортерские вспышки. А если кто-то из журналистской братии обратится за разрешением на съемку, в «Сан-Дженнаро-соушл-клаб» позаботятся, чтобы его не получили.
Итало сидел один за огромным дубовым столом в своем кабинете.
Часы на маленькой церквушке неподалеку от клуба пробили двенадцать. Перед кабинетом Итало, в клубном коридоре, двое молодых Риччи играли в кости, коротая время до возвращения Итало домой, в кровать. Но сон — последнее, что приходило ему на ум.
Его ум занимала одна мысль, все время повторяющаяся как заклинание, как мантра: «Проклятая баба. Почему бы ей не убраться к черту и не отпустить на волю душу Чарли?»
Еще сегодня Итало и его племянник едва не отправились к праотцам. Как ужасно, оно бы и к лучшему. Два мертвых вожака — меньшая цена, чем раскол в семье.
Такое непонимание, такое высокомерие! Кровавые деньги? А на какие деньги его содержали восемь лет в Гарварде? Какими деньгами финансировались все затеи Эль Профессоре? На что построили ему башню в сто тридцать этажей высотой?
Проклятая Америка! Три тысячи миль иллюзий, дешевых фокусов лжи, которую внушают себе американцы! Комедианты! Двурушники!
И Чарли купился на этот национальный самообман — «величие, возникшее из тяжелого труда и незапятнанной чести». Теперь он вообразил, что задолжал кому-то, несет чушь насчет чистой воды и воздуха и даст перерезать себе глотку, но не отступится...
Итало тихонько потер грудь — болело сердце. «Potere e potere», — почти простонал он вслух. Ах-х. Сила власти — это все. Остальное несущественно. Он неловко выпрямился, его лицо совсем побледнело. Остается одно. Кровь, сказал Чарли.
Ладно: кровь так кровь.
Июль
Глава 8
Воскресное утро. Охранник подземного гаража Ричланд-Тауэр звонко щелкнул каблуками, приветствуя пассажиров маленького белого «Пежо-205».
Чарли вежливо кивнул, не одобряя в душе военизированные замашки охранников. Они с Керри вошли в скоростной лифт, поднимающий прямо на 129-й этаж без остановок. У Чарли сразу же заложило уши, и он, дважды сглотнул слюну.
Он расположился у одного из мониторов. Керри сел напротив.
— Допуск к файлу ноль тридцать семь. Первый пароль — «Грандиссимо». Второй, — Чарли сверился с календарем, — «Гривуаз».
Экран осветился. После вводных цифр побежали строки.
— Помедленнее, — буркнул Чарли. Он предпочел бы по старинке карандашом подчеркивать названия выбираемых корпораций.
Эти воспоминания! Керри еще на свете не было, когда Чарли основал «Объединенную Среднеатлантическую цементную, Инк». Сегодня это капитал в семьдесят миллионов, после уплаты налогов, разумеется.
«Континентал артистс», заштатное агентство, начало новую жизнь, когда его купил Чарли. Это было сразу после рождения Банни, вспомнил он. Теперь «Континентал артисте» представляет интересы только кино— и телезвезд.
«Джет-тек-интернэшнл». Когда к нему начал прицениваться Чарли, это был издыхающий электронный гигант. Уинфилд как раз отметила переход в школу второй ступени своими баскетбольными победами. Сейчас «Джи-Ти» — поставщик Пентагона и, за счет дальневосточных филиалов, главный импортер скоростных компьютеров последнего поколения.
«Фуд Ю-Эс-Эй» — наследие отца, Гаэтано, — сеть магазинов, торгующих итальянским сыром. Чарли в детстве любил по воскресеньям, удрав от няньки, вместе с соседскими ребятишками полакомиться сыром после завтрака, миланези-мортаделла и маскарпоуна, прямо в отцовской лавке. Сейчас «Фуд Ю-Эс-Эй» — две сотни могучих супермаркетов в пяти штатах, плюс отличные товарные склады и оборудование, обслуживающее другие отделения.
Перебирая воспоминания, он выписывал и подчеркивал, пока не получил перечень семнадцати нефинансовых корпораций, контролируемых «Ричланд-холдингз». Воплощение двадцати лет усилий и несчетных часов ночной работы, надежд и разочарований, завоеваний и неудач. Все компании — на взлете, это еще щедрый дар Чио Итало. Взамен он получит «Ричланд-секьюритиз», «Ричланд-бэнк и Траст К°», «Ричсюрэнс-сервис» «Лютьен, Ван Курв и Арматрэйдинг». Тихо зажужжал лазерный принтер.
— Теперь можно мне взглянуть? — спросил Керри.
Чарли кивнул, и молодой человек шагнул к принтеру.
— А что здесь сверхсекретного? — удивленно произнес он, просмотрев глазами текст.
— Для тебя — ничего. Для налогового департамента очень много. — Чарли взглянул на часы. — Восемь тридцать. Я успеваю в Ла-Гардиа к девяти?
— Можешь на меня положиться. У меня сверхмощная машина.
— Только доставь меня в целости и сохранности. Для этих жирных котов в Тулсе я должен выглядеть холеным, спокойным и ленивым, как они сами.
Когда Керри отошел от монитора, Чарли стер данные с диска и ввел новый пароль доступа.
Не потому, что не доверял Керри. Просто за долгие годы это стало его второй натурой — подстраховываться даже в мелочах. Гарнет говорила, что это вредно для него самого.
— Ты должен доверять людям. Ты же веришь мне. Почему не другим?
— Я доверяю еще Уинфилд. Двоих мне достаточно.
* * *
— Не могу поверить, — сказал Баз Эйлер. — Что же это за явление — доктор-мафиози?
По воскресеньям Творец отдыхает, и вместе с ним — большинство гинекологов, даже те, кто считает себя его полномочными представителями на земле. Баз Эйлер вряд ли стал бы причислять себя к этой высшей касте, хотя пациентки его боготворили: он был автором знаменитой Секции Эйлера!
Старые деньги благосклонны к старым гинекологам. Молодые женщины предпочитают гинекологов — женщин. Но слой общества, пролегающий как раз под большими деньгами, — жены продюсеров, брокеров, модных писателей, рекламные леди — исповедовал культ доктора Эйлера.
Бенджамин Дж. Эйлер, тридцати с небольшим лет, был невысоким, коренастым, с приятной улыбкой и светло-зелеными глазами под копной вечно взлохмаченных волос песочного цвета.
Когда Эйлин познакомилась с ним в колледже, Баз показался ей уютным, как плюшевый мишка в детской кроватке. И долго потом называла его Бенджи-мишка. Базом его прозвала команда «восьмерки», в которой Эйлер был рулевым. Он обычно подгонял гребцов горловым рыком. Их квартира находилась недалеко от Музея современного искусства, на Пятьдесят третьей улице. Баз так спланировал гостиную, что сейчас, в июле, они могли загорать на своей выходящей на юг террасе. На одной стене гостиной висели два скрещенных весла и гребная форма База. Напротив — язвительные гравюры Домье — адвокаты и судьи. Но не врачи.
Таким образом Баз воздал честь профессии своей жены, адвоката. У Эйлин была своя небольшая юридическая фирма, один партнер, вернее партнерша, и недавно нанятый стажер — Уинфилд Ричардс. С кланом Риччи Эйлин связывало еще одно обстоятельство, хотя до сих пор она об этом не подозревала. В пятницу она согласилась защищать интересы проститутки, обвиняемой в том, что подвергла опасности жизнь клиента и разрушила его карьеру, заразив СПИДом.
Этот случай заинтересовал Эйлин, потому что был вполне в русле ее феминистских убеждений. Ее интерес возрос, когда выяснилось, что клиентка не подозревала о своей болезни. Хозяин заведения проводил еженедельные медицинские обследования персонала, и доктор признал эту женщину и нескольких других проституток вполне здоровыми и, значит, работоспособными.
— Доктора зовут, — Эйлин наморщила свой точеный носик, — Сальваторе Баттипаглиа.
— И это его работа? — переспросил Баз. — Осматривать кошечек, работающих на синдикат?
— Это то, за что он получает деньги, — насмешливо фыркнула Эйлин, — и чего он, по-видимому, не делает.
Великолепно выглядевшая в своем красном бикини на фоне белого плетеного шезлонга, Эйлин задумчиво смотрела на юго-восток, в сторону Крайслер-Билдинг. Миниатюрная изящная женщина, хрупкого телосложения — едва пять футов ростом и меньше ста фунтов весом, всю жизнь она проводила в яростных затяжных баталиях с часто предубежденными судьями и адвокатами противной стороны.
И сумела завоевать уважение на этом высокодраматическом поприще. Отчасти благодаря своей внешности, изящному, но решительному, твердо очерченному лицу — четкие линии, чеканность медальона. Очень серьезное, несуетливое лицо. И весьма привлекательное.
Развернув «Санди таймс», она просмотрела еженедельную колонку с обзором решений Верховного суда. В газете была ее фотография, правда, довольно старая.
«Эйлин Хигарти: ...бестолковое решение, грозящее нации бесчисленными проблемами в ближайшие десятилетия...»
Цитата верная, отметила Эйлин. Потом, как у большинства читателей «Таймс», ее глаза продолжали бегать по строчкам слева направо, в то время как мысли унеслись далеко.
Эйлин Хигарти взяла в свою фирму стажером Уинфилд Ричардс главным образом как блестящую выпускницу Гарварда. Но, кроме того, увидев Уинфилд — рослую, длинноногую, светловолосую, — она сразу же представила себе, как они обе рядом будут выглядеть за столом защиты.
Среди слабостей, общих у них с Базом, была некоторая склонность к саморекламе, к созданию шоу вокруг своей личности. Из них двоих — Эйлин и Уинфилд, маленькая и высокая — получится заметная пара. Отличный расклад для судебного процесса! Уловка? Да, уловка сродни рекламным трюкам. Но ничем не хуже, чем Секция Эйлера, на взгляд Эйлин.
Баз, сравнительно молодой гинеколог, заслужил такую широкую известность именно благодаря Секции Эйлера. Многие его пациентки раньше могли бы рассчитывать только на приемного ребенка. Это были те женщины, которых обычно, выражаясь грязным врачебным жаргоном, «ремонтировали» гистеректомией по поводу кисты или опухоли. Баз объяснил Эйлин, что почти всегда есть смысл попытаться передвинуть эти «препятствия», чтобы открыть вход в фаллопиевы трубы, и природа возьмет свое.
Многие гинекологи считали такую операцию чересчур сложной и опасной, даже рискованной. Таким образом, в силу некомпетентности, или отсутствия уверенности в себе, или повышенного законопослушания своих врачей женщины теряли целиком репродуктивный аппарат. Но наука шагнула вперед, появилась ультразвуковая и другие изобразительные технологии, теперь Баз мог заниматься «ремонтом», пользуясь полным обзором оперативного поля.
Потребовалось пять лет и двадцать пять отважных волонтеров, прежде чем он смог громко объявить об успехе. С тех пор благодаря Секции Эйлера на свет появилось несколько сотен здоровых ребятишек, которые иначе не были бы зачаты.
Неудивительно, подумала Эйлин, наблюдая за углубившимся в воскресный кроссворд мужем, что жен-шины боготворят его. Баз почувствовал ее взгляд. Он поднял на жену глаза и широко ухмыльнулся.
— За заступницу всех «кошечек»! — произнес он, поднимая воображаемый бокал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80