Бедная мама, она сама была готова с ружьем стоять у папиной конторы, чтобы отпугивать от него всех этих юных соблазнительниц.
Почти с абстрактным любопытством Маша наблюдала, как девчонка в колготках в сеточку, купленных, по-видимому, у каких-нибудь привокзальных цыганок, подошла к взрослому, видавшему виды мужчине и, слегка вильнув бедрами и поиграв рельефными грудками, мгновенно сделала его дурак-дураком.
И ещё у Маши не было никаких сомнений в том, что эта любительница леденцов ничтоже сумняшеся укокошит кого угодно, даже собственную тетю, у которой она остановилась, приехав поискать счастья в Москве, - лишь бы оказаться на Машином месте.
Но вот девочка засекла скромную персону Маши Семеновой и что-то зашептала бородатому режиссеру, который, превозмогая протуберанцевые выбросы гормонов, пытался понять, что она у него спрашивает, помимо царапанья ноготками его предплечья. Режиссер взглянул в сторону Маши, а потом утвердительно кивнул головой.
И только теперь на Машу снизошло озарение, для чего Господу Богу понадобилось подсылать к ней эту девицу.
Суть озарения была чрезвычайно проста и как бы даже не имела никакого отношения к вышеописанной девице. Маша хотела ребенка от Волка.
Кем бы он ни был и где бы ни служил. Кем бы она ни была и чего бы ни добилась в жизни. Тем более что ничего более призрачного и ненадежного, чем телевидение со всеми его рейтингами и премиями и выдумать было нельзя, учитывая, что только сюда устремлялись самые плотные и хищные косяки леденцовых пираний... Стало быть, девица все-таки имела самое прямое отношение к её озарению.
За первым озарением последовало и второе. Девица, которая уже оттолкнулась от режиссера и плыла теперь прямо к Маше, не успела сделать и нескольких покачиваний бедрами, как Маша мысленно обратилась внутрь себя, а именно в заповедную область материнского органа, и пришла к заключению, что с огромной долей вероятности уже несет в себе дитя, зачатое вблизи кавказских гор.
К сожалению, юная любительница леденцов была совсем рядом и не дала Маше насладиться обдумыванием озарений. Она решительно подъехала к ней с глупым восклицанием и испоганила все лилейное благолепие, установившееся в душе.
- Неужели это вы?! Сама Маша Семенова! Я готова на вас молиться! Именно такой я вас себе и представляла!
У неё на лице отразилось нечто похожее на детский восторг, когда ребенок наконец дорывается до любимой игрушки и страстно желает распилить её пополам, чтобы немедленно разгадать её секретное очарование.
Случалось, на улице или в метро Машу уже повергала в недоумение (а иногда и в бегство) подобная гипертрофированная телезрительская реакция, но чтобы это обрушивалось на неё непосредственно на рабочем месте - такого ещё не бывало.
Маше ничего не оставалось, как терпеливо дожидаться, пока неумеренные восторги истощатся и её оставят в покое. Однако юная особа не унималась:
- Я тащилась от вас ещё в седьмом классе! - (Сколько же, интересно, ей теперь лет?) - Я так счастлива, что познакомилась с вами! - (Разве они уже познакомились?) - Вы вылитая эта... как ее?.. Ну, мадонна с младенцем! - (У этой девчонки, однако, какая-то дьявольская хватка и интуиция!)
Маша резким движением надела дымчатые очки и холодно улыбнулась. Не для того она с утра пораньше пришла в родные стены, чтобы её хватали за горло.
- А вы-то, простите, кто? - осведомилась Маша. - Что вы здесь делаете?
- Я - ассистент режиссера, - гордо ответила девочка.
- Думаю, скоро станете и режиссером...
- Нет-нет! Я хочу быть, как вы! Я хочу работать в эфире!
- Тогда хотя бы дососите леденец.
- Это вы пошутили, да? Но я поняла ваш намек. Конечно, это очень дурная привычка. Это может повредить зубам, да?
Маша хотела сказать, что такими зубами, как у этой милой девочки, можно легко перегрызать корабельные тросы, но сдержалась.
- И фигуре тоже, - сказала она.
- Неужели? - совершенно искренне ужаснулась любительница леденцов и инстинктивно скользнула ладонями по своим грудке и бедрам, словно убеждаясь, что пока что такого несчастья с ней не произошло. - Вы меня просто спасли! - воскликнула она. - Я на всю жизнь запомню ваше предостережение. Огромное вам спасибо!
- Не за что.
- А ещё я хотела сказать, что жутко восхищаюсь всеми вашими репортажами из криминальных новостей, а особенно вашими последними кавказскими репортажами!
При упоминании о Кавказе Машу снова обожгло воспоминаниями. Ей показалось, что она, наверное, никогда не дождется своего полковника, который так хотел сделаться отцом её ребенка...
- Боже, а какие у вас шикарнейшие волосы! - продолжала восклицать девочка. Между прочим, она действительно вытащила из-за щеки леденец и решительно выбросила его - хотя и не без сожаления - в корзинку для бумаг. - Говорят, - сказала она, - такими шикарными волосы становятся, если их мыть... - Она наклонилась к Маше и перешла на шепот.
- Чего не сделаешь, чтобы стать красивой, - вздохнула Маша.
На самом деле её мысли были далеко. Она представила себя с раздутым животом и грудями, накачанными молоком и размером с астраханские арбузы. Как ни странно, это её нисколько не пугало. Лишь бы он держал её за руку.
- А что вы делаете с _ними_? - спросила девочка. Казалось, что её любознательности не будет предела.
- С чем именно?
- Ну, с _ними_!
Она застенчиво ткнула пальчиком с обгрызенным ноготком прямо в будущие астраханские арбузы.
Пора было заканчивать интервью. Маша поманила её поближе, и девочка подставила ей ушко.
- Даю лапать только своим начальникам, - шепнула Маша.
- Да что вы! - прочирикала девочка с таким непосредственным изумлением, что Маша пожалела её бедную головку и добавила:
- Но только не во время эфира.
- Ну это-то понятно, - серьезно закивала головой бывшая любительница леденцов.
Маша откинулась в своем кресле и демонстративно прикрыла глаза. Наступила пауза, во время которой она снова успела сосредоточиться на демографической теме и перед её мысленным взором промелькнуло видение, в котором она сама, как настоящая мадонна, держала у груди малыша, а его отец с умилением взирал на процесс кормления.
Когда она открыла глаза, девочка все ещё стояла около её стола и морщила лоб, словно продолжала переваривать содержание последнего рецепта из серии "секреты профессии". Машу снова уколола совесть. Если бы она действительно знала какие-то особые профессиональные тайны, то с радостью бы поделилась ими. Ей самой все тайны будут скоро ни к чему. Поскольку она будет качать ребеночка. Во избежание дальнейших вопросов Маша поспешно поднялась и спросила:
- Артем уже в студии?
- Кажется, он ещё не приходил.
- Если увидишь его, скажи, что я жду его в буфете. Если, конечно, тебе не трудно.
- Что вы! - воскликнула девочка, преданно подпрыгивая на задних лапках. - Я для вас что угодно готова сделать!
* * *
Бросив растроганный взгляд на удаляющиеся сетчатые колготки ассистентки, Маша направилась в буфет исключительно для того, чтобы где-нибудь в уголке поразмышлять об отдаленном будущем. Но и там поразмышлять не пришлось. В буфете она встретила целую компанию коллег, с которыми работала ещё в те времена, когда Эдик ловил её с градусником. Это была неразлучная троица Петюня - Ирунчик - Гоша. Увидев её, они хором заохали и заахали.
- Какой кошмар, Маша! - воскликнул Петюня-помреж, весивший не меньше центнера. - Я до сих пор не могу прийти в себя от того, что случилось с Ромой!
Петюня имел привычку чесать у себя между ног, когда его увлекал какой-то сюжет. Он хохотал и плакал над материалами, как ребенок.
- Я за всех вас молилась, да, видно, не помогло! - воскликнула Ирунчик-гримерша, которая с большим мастерством запудривала на щеках, шее и прочих местах Маши следы любовных приключений с Борисом Петровым.
- А ты какому Богу молилась, Ирунчик? - спросил Гоша-редактор.
Он был такой нервный и длинный, что когда очки сваливались с его утиного носа, то обязательно разбивались.
- Как какому? - удивилась Ирунчик. - Нашему, православному, конечно!
- Вот видишь, - заметил Гоша, тряся головой, - а там нет другого Бога, кроме Аллаха!
- Неужели Рома сделал что-нибудь этому Аллаху? - почесавшись, вздохнул громадный Петюня.
По его пухлой щеке скатилась крупная слеза, которую он поймал огромным клетчатым платком, который привычным движением извлек из своего безразмерного кармана.
- Не надо, ребята, - попросила Маша, - не то я сейчас тоже расплачусь.
- Если бы ты знала, как мы здесь все рыдали, - сказала Ирунчик, прижимая к себе Машу.
От неё пахло как от парфюмерной лавки.
- Я знаю, - кивнула Маша.
- Говенная наша жизнь, - вздохнул Петюня, убирая платок обратно в пропасть своего кармана.
- Тоже мне, открыл Америку! - поморщившись, проворчал Гоша и, двигая одним носом, попытался поднять повыше сползающие очки.
Глядя на обступивших её коллег, Маша подумала, что молоденькой ассистентке, пришедшей на телевидение с мечтой блеснуть в эфире, - как когда-то и сама Маша - из всех "профессиональных" тайн достаточно было бы познать эту одну - тайну цеховой солидарности. Если господин Зорин, твердя, что Останкино для них - "дом родной", вряд ли понимал смысл того, что говорил, то для остальных сотрудников это не было пустым звуком. Впрочем, эту тайну невозможно было познать. Это нужно было просто чувствовать.
- Здесь такое творилось! - сказал Петюня. - Когда шел тот твой репортаж, я имею в виду.
- На тебе просто лица не было, - сказала Ирунчик. - В этом случае не помог бы никакой грим.
- Я думал, что ты вот-вот в обморок грохнешься, - добавил Гоша.
Для коллег, которые годами не вылезали из студии, работая лишь с пленками, Маша была кем-то вроде живой богини, имевшей силу и власть не только путешествовать в ином бытии, - каким для них был мир внешней реальности - но и предопределять это бытие. Она была сверхчеловеком, который был там и все видел своими собственными глазами. Маша понимала, что не вправе отказать им в том, чтобы через неё они ощутили все то, что произошло за пределами студии. Иначе они не найдут покоя и не смогут примириться с трагедией. Ведь они знали Рому Иванова и любили его так же, как и она... С другой стороны, и сама Маша не будет знать покоя, если не узнает того, что происходило с ними.
- Неразбериха в студии царила ужасная, - сказал Петюня. - Мы как чувствовали, что случится какая-то гадость...
- После обеда я сидел у Артемушки, - вспоминал Гоша. - Ему позвонил господин Зорин. А тому, кажется, позвонили коллеги из Си-Эн-Эн. Мы ведь всегда все узнаем последними...
- Не всегда! - запротестовал Петюня и снова почесался. - Маша присылает такие горячие репортажи, что обжечься можно!
- Ну, Маша! - уважительно отозвался Гоша. - Ее я, естественно, в виду не имел.
Далее Гоша рассказал, что по первой информации, полученной от Си-Эн-Эн, стало известно, что в пригороде Грозного какая-то съемочная группа попала под обстрел и что есть раненые.
- Никому и в голосу не могло прийти, что случится что-то подобное, воскликнул Гоша. - Нас попросили подождать, не пороть горячку, пока не выяснится все подробно.
Господин Зорин позвонил в отдел новостей и распорядился, чтобы Артем не отходил от телефаксов - на тот случай, если сюда новая информация поступит раньше.
- В тот день был просто какой-то обвал информации. Я разгребал горы бумаги, стараясь выловить что-нибудь о событиях в Грозном. Мы с ума сходили от неизвестности, - сказал Петюня и снова полез за платком. - Мы понятия не имели, где вы, что с вами!
Маша прикрыла глаза и мгновенно воспроизвела в памяти всю цепочку событий того дня.
- Когда военные подавили огневые точки боевиков, засевших на холмах, начала рассказывать она, - за останками Ромы подогнали бэтээр. Останки завернули в брезент, который уже был измазан чьей-то кровью, и погрузили внутрь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63