Неудачи не смушают ее, она их попросту отвергает. Громкое хлопанье многострадальной дверью — обычная реакция на мой отказ о слиянии, через час максимум она снова улыбается и надеется.
Если раньше призывные сигналы посылались поздними вечерами, когда старики засыпали, то теперь — в разгар дня. Окончательно сошла с ума!
Ответил отрицательным перестуком. Спасти, дескать, не могу, обессилел, боюсь не справиться, попробую — вечером. Куда там — «sosы» посыпались с такой частотой и скоростью, что у меня заболела голова.
Бешенство у бабы, наверняка, бешенство!
Заткнув уши ватными тампонами, я уселся за пишущую машинку. Зряшная надежда! Ни одной здравой мысли — сплошной фейерверк глупейших сравнений и предположений. Только одна понравилась мне.
Почему я решил, что настойчивость Надин об"ясняется физиологическими факторами? Вдруг она узнала что-нибудь полезное для проводимого мною расследования и спешит поставить меня в известность? Одновременно, надеется получить плату за добытую информацию. Конечно — натурой.
А если и физиология, под ширмой которого стыдливо прячется обычный секс? Кто имеет право запретить фактическому холостяку порезвиться? Может быть, в последний раз. Об"явится «братишка» закончатся наши с Надин развлечения.
Ну, нет, обольстительница, подмять холостяка не получится. И очень хорошо, что появление «братишки» позволит мне спасаться от наглеющей с каждой встречей дамочки. Извини, мол, дорогая, не моя вина, отложим на время, уедет «брат» — ради Бога!
А сейчас придется потерпеть. Может быть, в последний раз.
Выстучал по стене короткое приглашение. Одновременно отпер дверь.
Учитывая присутствие упрямо восседающего на сундуке деда Пахома и вредный норов его супруги, коротышка оповестила о своем прибытии негромким постукиванием в дверь. Просительным и требовательным, одновременно. Причина визита к холостяку такая же, как у бабы Фени: поднос с чашечкой ароматного кофе и тарелкой, наполненной свежеиспеченным печеньем. На другой руке — стопка выстиранного и поглаженного белья. Стучит в нижнюю филенку носком тапочка.
Если так пойдет и дальше — растолстею, наживу «пузырь». На подобии Гулькина. Баба Феня и Надин стараются изо всех сил: обстирывают, откармливают на подобии рожденственского гуся. Словно соревнуются друг с другом.
— Что случилось? — сухо осведомился я у впорхнувшей в комнату женщины. — Сколько раз говорил: не хочу афишировать наши с тобой отношения.
— Афишировать? — округлила накрашенные губки коротышка. — Неужели ты думаешь, старики так крепко спят, что не слышат наших с тобой переговоров? Пока переговоров, — многозначительно промяукала она.
— Не слышат. Мы ведь не кричим и не ломаем мебель, — грубо оборвал я резвящуюся соседку. — Что случилось?
Надин потускнела. Ее поразила несвойственная мне грубость, она решила, что это не что иное, как первый шаг к «разводу». Терять удобного любовника, в перспективе — супруга, ей страшно не хочется. С ее фигурой, в ее возрасте надеяться на замужество глупо. А тут под боком холостяк, писатель, солидный человек. Не завладеть его сердцем и всем остальным — непростительный грех.
Поставила поднос на стол, положила на тахту белье, села рядом со мной, прижалась пышным бедром. Впечатление — мой бок припечатали раскаленным утюгом.
— Чем я тебя обидела? Скажи — чем?
— Что за срочность? Неужели не можешь дождаться вечера?
— Не могу… Есть интересная новость.
Вот это — другое дело! Об"ятия могут подождать, не к спеху, я уже научился избегать их, в первую очередь — информация.
— Интересно!
Надин несколько минут помолчала. Накачивала проявленный мною «интерес». Будто надувала воздушный шарик перед тем, как запустить его.
— Вчера приходил Виктор…
Сказала и остановилась, пытливо глядя мне в лицо. Как я отреагирую: удивлюсь или изображу пренебрежительную гримасу. От этого прямо зависят последующие действия. Если приревную, рухнуть мне на колени, запустив жадную руку под рубашку и подставив такие же жадные губки. Уронить парочку слезинок, обиженно всхлипнуть. Заверить в вечной любви и немеркнувшей верности. Ведь мужик же, не выдержит!
Я выбрал средний вариант: не удивился, но и не остался равнодушным.
— Ничего удивительного, он давно к тебе клеится. Что дальше?
Не в силах терпеть жар, исходящий от женского бедра, я отодвинулся к стене, но Надин, сделав вид, что ее сообщение носит сугубо секретный характер, прижалась ко мне обширной грудью, приоткрыла сооблазнительные губки. Исходя потом, часто задышала.
— Ты не ответила. Что произошло между тобой и Виктором? Он пытался забраться под подол, лапал? Ты дала ему по морде или растелешилась?
Самое верное лекарство против женского бешенства — жестокость, смешанная с ревностью. Грубость неизбежно вызывает злость, гасящую сексуальный порыв. Ибо злость и любовь — несовместимы, как несовместимы Северный и Южный полюса.
— Что ты говоришь? — ужаснулась Надин. — Разве я позволила бы такое хамство? Виктор вел себя прилично. Знает, млокосос, что перед ним не подзаборная шлюха — приличная женщина, научный сотрудник института, без пяти минут кандидат наук.
— Тогда зачем он наведался? Обсудить проблемы внешней политики? Или выбрать стоящий дезодорант?
Надин осторожно всхлипнула. Будто проверила воду в речке: холодная или теплая, можно нырнуть или лучше не рисковать?
— Тебе бы только посмеяться над бедной женщиной? Не стыдно? А я, дуреха, так тебя люблю! Вот поженимся — не нужно будет прятаться и бояться…
Снова наступил опасный момент! Разнеженная бабенка нащупала правой рукой пряжку моего брючного ремня, левую закинула на шею.
Пришлось принять экстренные меры.
— Прекрати! Сейчас не до облизывания! Зачем приходил Виктор?
Подействовало. Руки коротышки вернулись в исходное положение. Снова обиженно всхлипнула. На этот раз, кажется, не притворяется.
— Все еще набивался на день рождения… Подарил браслет. Не от себя — от имени моего бывшего мужа… Чудо, а не браслет. Вот, посмотри.
Браслет, действительно, великолепен. Не взирая на то, что такие продаются на каждом углу. Десять рублей штука. Рассчитаны на сопливых девчонок, которые не могут приобрести настоящие украшения.
— Почему — не от себя? Или решил сосватать? Ты, конечно, согласилась?
— О чем ты говоришь, Пашенька? — вторично ужаснулась коротышка. — Разве можно поменять такого как ты? Культурного, вежливого и… сильного, — рука предприимчивой женщины, будто невзначай, проверила мою «силу». Вспотела еще больше. — Речь шла о моем юбилее. Пришлось пригласить, — Надин покаянно положила голову мне на плечо. Теперь жар разлился по моему боку и груди. Впору засунуть их в холодильник. — Виктора и двух его друзей… Ты извини, так уж получилось… Но следующую ночь после юбилея мы отпразднуем вдвоем… Какая красивая на тебе рубашка! Купил или подарили? Ловкие пальчики опытной сооблазнительницы расстегнули пуговицы на рубашке принялись ласкать мою грудь. Ущипнут — погладят, снова ущипнут. Вечно живущие кнут и пряник. Холодно — горячо.
По сравнению с коротышкой официальная моя супруга — профан. Не умеет целоваться, ласки — примитивны, изобретены в прошлом столетии, не рычит и не орет — тихо стонет и шепчет ласковые слова. Которые возбуждают намного больше отработанных ласк соседки-любовницы.
Господи, общаться с «любовницей» и вспоминать жену? Какая мерзость!
Вместо мужского желания — подкатывающая к горлу тошнота, но я постарался не показать ее, даже женские пальчики с груди не убрал. Пусть информатоирша думает, что ее усилия дают свои плоды.
— И кто эти двое друзей Виктора? Один — ясно, твой бывший муж. А второй?
— Его приятель… Виктор сказал: хороший человек.
— Ну, с твоими «друзьями» все ясно. Вернемся к Верочке. Когда ты в последний раз видела ее?
Пренебрежительная гримаска дала мне понять, что хватит задавать пустые вопросы, есть более интересная тема для беседы.
— Снова о костлявой девчонке? Не надоело?
Я промолчал, выразительно запахивая расстегнутую рубашку. Дескать, либо отвечай, либо уматывай в свою келью.
Надин предпочла первый вариант.
— За день до ее исчезновения. Она заглянула ко мне, была веселой, даже радостной. О чем говорили? А о чем могут беседовать две женщины, одна из которых обладает зрелой красотой, — коротышка выразительно провела руками по бедрам, — вторая походит на тощий росток? Конечно, о мужиках! Верка взахлеб пересказывала мне какой-то роман, в котором героиня ездит на «линкольне», живет в богатом коттедже, покупает бриллианты. Короче, живет в полную силу. Как мечтает жить большинство женщин.
Пересказ прочитанного романа сомнителен. Не потому, что Верочка не любит читать, она, наоборот, все мои произведения не просто прочитала — изучила. Я внимательно слежу за новинками книжного рынка и не упомню книги с подобным сюжетом. Скорей всего, неопытную девчушку увлек разворотливый сутенер, живоописал ей блаженную жизнь мэдхен фюр аллес.
Не в этом ли кроется исчезновение Верочки? Вдруг Доцент прав: она не похищена, уехала сама. К тому же сутенеру. С отметиной в прическе.
— А о своих планах упоминала?
Надин удивленно подняла выщипанные бровки. Засмеялась.
— Какие могут быть планы у неоперившейся простушки? Победить на областном конкурсе, купить модное платьице, полакомиться шоколадом… Все, Пашенька, больше ни на один твой вопрос не отвечу! Хватит!
Сами собой разошлись полы халата, из-под них выглянули голые груди, обильно смоченный потом жирный живот. Пальчики будто взбесились. Правая добралась до намеченной цели. Молния на ширинке поползла вниз. Мокрые губы, не поймав моих, вжались мне в шею. Очередной синяк обеспечен! Надин призывно закинула голую ногу на мои колени…
В это время открылась незапертая дверь и в комнату заглянула баба Феня.
Картина, увиденная ею, не оставляет место для иных толкований. Полураздетый мужик и абсолютно голая женщина. Самый настоящий разврат. По мнению старухи, все, что делается при свете дня — недопустимая мерзость. Ночью, в темноте — ради Бога!
— Простите, не постучалась… Подумала, раз у вас Надежда — значится можно… так, по родственному, — растерянно прошелестела бабка, не зная что и как сказать.
Действительно, по-родственному, вернее не скажешь.
— Что случилось? — рявкнул я не хуже ротного старшины, углядевшего рядового, лежащего на койке в одежде и в сапогах. Торопливо застегнул раскрытую до самого пупка рубашку, поднял молнию на ширинке. — Пожар, что ли?
— Какойсь парень к тебе пожаловал… Сказать — занят? — ехидно поглядела бабка на полуголую коротышку. — Обедает, мол, с соседкой, недосуг ему примать гостей.
— Пусть подождет… Одевайся! — сердито приказал я растерянной Надин.
Оправдываться, придумывать оправдания — глупо. Обстановка говорит сама за себя. Не задумали же мы с соседкой обсудить прогноз погоды на завтра, не решили же заняться лечением нетрадиционными методами? Если и решили, то чисто традиционными, освященными природой.
Баба Феня, еще раз выразительно осмотрев толстуху, осторожно прикрыла дверь. Будто та могла взорваться.
Надин торопливо набросила халат.
— Стерва старая, крыса! Кусок вонючего дерьма! — злобно шипела она. — Злится мегера, что никому не нужна, никто уже не польстится на дряблые груди и бедра. Вот и пакостит… Все испортила, мерзавка…
А меня разобрал беспричинный смех. Действительно, старая все испортила. Что испортила? Ведь мы с уродиной не проверяли упругость дивана, она не охала и не прыгала на холостяке. А так — ерунда, мелочь. Подумаешь, полураздетая баба! Кого сегодня удивишь женской наготой! Может быть, мы готовимся к вступлению в секту нудистов, которые общаются нагишом и вывешивают лозунги с жирно намалеванным призывом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49