Со слов соседей, гр. Салов приблизительно месяц назад выехал в г.Ленинград к своему знакомому, которого зовут Владимир. Указанный Владимир проживает на Невском проспекте. Более подробные данные установить не представляется возможным.
Гр. Салов вел последнее время антиобщественный образ жизни, пьянствовал, подозревается соседями в совершении мелких краж. Приметы Салова: рост около ста семидесяти сантиметров, худой, волосы светлые, редкие. Глаза серые. Особые приметы: два верхних передних зуба отсутствуют, на правой руке наколка: Нина. При разговоре не смотрит в глаза собеседника.
Силами ОУР адрес прописки оперативно перекрыт, в случае появления гр. Салов будет задержан, препровожден в ИВС, о чем Вам будет незамедлительно сообщено.
Исп. — зам. Нач-ка ОУР ГОВД майор милиции Карпов И.С. р. тел.
13.04.91 г…
В уголовном деле по факту изнасилования и убийства Кати Мальцевой лежало заключение экспертизы о найденных в подвале окурках. Две папиросы «Беломорканал» выкурил человек, имеющий характерный прикус. По мнению эксперта, в верхней челюсти курильщик отсутствует зуб. Экспертное заключение о принадлежности спермы на теле Кати и слюны на окурках одному и тому же лицу еще не поступило, но все уже было ясно: один из трех подонков — Геннадий Салов. Другой — некто Владимир с Невского. Третий, очевидно, тоже где-то рядом.
Теперь задержание всех троих стало вопросом времени.
Опера и следователи прокуратуры поехали во Фрунзенский РУВД. Для быстрой отработки Володи с Невского требовалась помощь районных оперативников и участковых. Это их земля и, соответственно, установить подонка они смогут быстрее. Не исключено, что сразу…
Совещание, на которое вызвали всех оперативников двадцать седьмого отделения и участковых, началось в 10.00. Старший оперуполномоченный убойного отдела главка майор Кузнецов изложил ситуацию с подозреваемыми в убийстве Кати. Его слушали молча, внимательно, с ходу включаясь в работу. И опера, и участковые уже прикидывали образ неизвестного пока Володи к контингенту обслуживаемой ими территории. Хороший участковый — он ведь на своей земле многих знает… Судимых, пьяниц, тунеядцев — обязательно. А Володя с вероятностью девяносто процентов из таких.
Один из участковых, которого все звали не иначе как дядя Гриша, встал и сказал, что есть у него на примете один гопник. Зовут Владимир. И у него последнее время живет какой-то кореш или родственник. Кажется, из деревни. Сам участковый этого родственничка деревенского не видел, только слышал разговор…
— Поехали, Григорий Петрович, — коротко сказал майор из главка.
Участковый, главковские опера и следак прокуратуры быстро вышли. Капитан Зверев сидел верхом на стуле в углу ленинской комнаты, в которой проводили совещание. Был Сашка Зверев бледен. Он один из всех собравшихся знал, что дядя Гриша ошибся, и оперативно-следственная группа выехала не в тот адрес.
Зверев вспомнил замечательный, теплый мартовский день и свой поход в коммуналку на улице Дзержинского. Он ходил разбираться по факту кражи банки варенья!… В ТОТ САМЫЙ день… Кражонка была смешной, почти анекдотической. Зверев мгновенно прижал одного из жильцов пятикомнатной, поголовно пьющей квартиры, и тот сразу сознался. Он был сильно напуган. Ввиду незначительности кражонки Зверев легко уболтал пенсионерку Гранину заявления не писать, решить дело миром. Воришку звали Володя Кривой. Кривому Зверев дал тогда по зубам и сделал внушение… А на грязном диване в невероятно запущенной комнате Кривого спал пьяный тощий мужик. Он громко храпел раскрытым ртом. В верхней челюсти не хватало двух или трех коричневых прокуренных зубов.
— Кореш мой, — ответил Кривой на вопрос Зверева: кто такой? — Кореш мой, Генка… из деревни приехал… погостить.
Так вот, Володя, почему ты был так сильно напуган, подумал Сашка.
— …Больно, — прошептали разбитые губы Кати Мальцевой, — больно…
Майор Кузнецов вошел в кабинет Зверева без стука и сел на край стола.
— Он их повесил.
— Может быть, сядете на стул, товарищ майор?
— Он их повесил, Зверев, — повторил майор, глядя на Сашку сверху вниз.
— Кто — он? И кого — их? — ответил Сашка спокойно. На самом деле он уже знал ответы. Собственно говоря, он знал их еще вчера, когда позвонил Мальцеву… Во всяком случае — отчетливо представлял последствия своего звонка.
Майор швырнул на стол пачку глянцевых черно-белых фотографий. Они легли веером. Несколько секунд майор главка и капитан ОУР смотрели друг на друга.
— Сядьте, пожалуйста, на стул, товарищ майор, — сказал Зверев. Кузнецов встал, переместился на стул. Сашка взял в руки фотографии. Он сразу узнал знакомый подвал на улице Дзержинского. И три темных тела над песчаным полом. В свете фотовспышки изображение было очень контрастным, тени — непроницаемо-черными. Последующие фотографии показывали каждого из повешенных отдельно: общий вид, лицо, перехлестнутая шея. Приколотые на груди белые листки бумаги. Отдельно, крупно каждый листок. Текст везде одинаковый: «Простите меня, люди». Разнятся только почерк и подпись. Да еще грамматические ошибки. В двух случаях отсутствие запятой.
Зверев просмотрел фотографии бегло. Он сразу узнал Салова, сразу узнал Кривого… Задержался только на третьем фото. Мужчина был молод, прилично, в отличие от Салова и Кривого, одет. Правильные черты лица, длинные, до плеч, волосы черного цвета.
Зверев сложил фотографии, посмотрел на Кузнецова.
— На чем они висят? — спросил он.
— На собачьих поводках, — ответил майор.
— На собачьих поводках?
— Да, Александр Андреич, на собачьих поводках. Очень удобно вешать, между прочим… Узлов вязать не надо — на одном конце петля, на другом — карабин. Одна проблема — затягивается быстро. Хромированный карабин очень легко скользит по кожаному ремню. А Лысому — наверняка хотелось, чтобы они помучались. Так, капитан?
— Кто таков Лысый? — спросил Сашка, заранее зная ответ.
— Брось, капитан… твой дружок Мальцев. Не делай вид, что не знаешь.
— А почему вы мне все это рассказываете, товарищ майор? Почему вы себе позволяете такой тон?
Кузнецов поморщился, как от зубной боли, полез в карман за сигаретами. Зверев ждал ответа, но майор отлично умел держать паузу и ответил только после того, как не спеша прикурил и выпустил клуб сизого дыма.
— Когда их нашли (он кивнул на фотографии) сразу встал вопрос: кто отдал их Мальцеву? Времени-то у него было в обрез… в десять — совещание. Около часу дня мы были на хате у Кривого. Разумеется, уже не застали ни его, ни Салова… Приблизительно около шестнадцати часов все трое уже болтались на поводках…
— Кто — третий? — спросил Сашка.
— Наркоман… студент. Подонок законченный — сатанист. Дома полно разной паскудной литературки… Дневник с записями как мучил и казнил кошек. Идеи величия Зла, Дьявола. В общем — бред, но не удивлюсь, если инициатором изнасилования Кати был именно он.
— Понятно, — тихо сказал Сашка.
— Зачем ты это сделал, Зверев? — требовательно, но устало произнес майор.
— Что я сделал? Повесил этих подонков?
— Брось, капитан… мы без протокола и без свидетелей говорим. Я хочу понять: зачем ты это сделал? За бабки? Он тебе заплатил?
— Я не понимаю, майор, чего ты хочешь?
— Конечно, я ничего не смогу доказать, — сказал Кузнецов. — Мальцев молчит и будет молчать… Тебя, во всяком случае, не сдаст… Но ведь кроме тебя, Зверев, некому. Соседи показали, что в день изнасилования Кати ты был в квартире Кривого. Ты видел там Салова. После того как я сообщил ориентировку на Салова, ты быстро все просек… Ты путевый опер, я навел о тебе справки. Все говорят: опер от Бога. Все говорят — порядочный человек… Зачем, Зверев? Объясни — и я не буду подавать рапорт.
Зверев молчал. Он сосредоточенно крутил в пальцах сигарету и быстро просчитывал ситуацию: Виталий его не сдаст. Это точно. А даже если и сдаст, в суде это не будет серьезным доказательством. Звонок нигде не зафиксирован. Даже если предположить, что телефоны Мальцева стоят на прослушке… это маловероятно, но стопроцентно исключить нельзя — Мальцев фигура в криминальной колоде не последняя, наверняка ОРБ им интересуется… даже если это предположить — нет! В суде не доказательство. Но основания для служебного расследования есть. УСБ закусит удила… А работать они умеют. Факт его знакомства с Мальцевым установят быстро… установят факт возврата (формально обоснованного) валюты и газового ствола… Нет, доказать ничего невозможно.
— Вот что, майор, — сказал Зверев. Сигарета совсем раскрошилась, табак просыпался на фотографию с неровным текстом «Простите меня, люди» и неразборчивой подписью. Сашка бросил ее в пепельницу. — Ты можешь писать рапорт, можешь не писать рапорт… мне наплевать. Но если мы с тобой говорим без протокола… если мы с тобой как два мента говорим…
Зверев запнулся, помолчал, затем продолжил:
— Я умирающую Катю на руках держал, понимаешь? Ей было очень больно… Я не знаю, кто навел Мальцева на убийц. Но думаю, что он поступил правильно. Не по закону. Не по закону, но по совести. И уж во всяком случае не за деньги. Понял, майор?
Какое-то время два оперативника сидели молча. На полированной, в сигаретных ожогах столешнице лежала тощая пачка черно-белых фотографий, присыпанная коричневыми крошками табака… Простите меня, люди… В коридоре за дверью звучали шаги, чей-то нетрезвый голос выкрикнул: Мент! Сука! Раздался звук удара. Голос замолк… Простите меня, люди.
Кузнецов встал, взял со стола фотографии и, не прощаясь, вышел.
Обвинение в убийстве трех насильников Мальцеву не предъявили. У него и братков из его команды было железное алиби. А у следствия никаких серьезных улик. Кроме мотива. Но за мотив, как известно, не сажают. Все понимали несомненную причастность Мальцева к демонстративной казни насильников и убийц дочери, но…
Майор Кузнецов рапорта не написал. Однако слухи о роли Зверева в этом деле по городу расползлись. По крайней мере, по ментовско-бандитской его части. Спустя неделю после визита майора Кузнецова, Зверева вызвал к себе замначальника РУВД по опере полковник Тихорецкий. Павел Сергеич поинтересовался работой, рассказал баечку из своего оперского прошлого, а напоследок сказал:
— Абстрактная справедливость по закону от жизненной правды может сильно отличаться. Кому, как не нам, это знать, верно? Ты Саша, не ссы, работай. А я нормального опера никогда на растерзание никому не отдам. Хотя три глухарька ты на район и подвесил…
Сухоручко долго держался и не говорил ничего. Только поглядывал странно… Несколько раз он порывался что-то сказать, но не говорил. И Галкин молчал. Игорь Караваев лежал в госпитале — один пьяный урод ткнул его заточкой. Но однажды, во время совместной крутой пьянки, Сухоручко не утерпел и сказал:
— Времена теперь такие стали… либеральные… Ветер-деньги, всем все по фигу. Все крутые… А я вот начинал в шестьдесят седьмом. Тогда, Саня, за такие штуки под трибунал бегом бежали.
— За какие штуки? — спросил Зверев, глядя налитыми водкой глазами. — Сам знаешь…
Конфликт погасил Галкин. И больше к этому разговору не возвращались. Все вроде шло как всегда. И даже — бывают на свете чудеса! — удалось раскрыть кражу из ларьков партийного барыги. А заодно еще десяток краж из других ларьков. Все это провернула одна команда подростков. Секретарю райкома даже вернули похищенное. Разумеется, за счет других — его-то товарец давно уже ушел на сторону. Но ассортимент во всех ларьках одинаковый: жвачка, сигареты, дешевая импортная косметика, картишки с голыми тетками… Партийный работник позвонил в РУВД и попросил вынести благодарность сотрудникам, раскрывшим кражу. Поддерживать надо, понимаешь, кооперативное движение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56