Шныри выглядели несколько возбужденными, а врач — нет.
В Крестах он работал не первый год и всякого насмотрелся. Убийство, самоубийство, увечья и членовредительство всех мыслимых и немыслимых форм — обычное дело в тюрьме.
Смирнова унесли, на его убийцу надели наручники и увели. На камеру два-девять-три обрушились оперативники. Провели шмон, допросили всех поодиночке, сопоставили показания… дело-то простое, обычное. Расстрельное.
А в камере освободилось два места. Ну да свято место пусто не бывает. Из-за шухера, связанного с убийством, встреча Зверева и Лысого состоялась только ночью.
Ночью тюрьма живет своей особенной жизнью. Может быть, даже более насыщенной, чем днем. Разошлось по домам начальство, разошлись опера. Остались контролеры. Да еще ДПНСИ… Ночью возможно многое из того, что днем исключено. Какие-то странные перемещения начинаются между камерами. Тайное движение, тайные передачи и встречи.
Ночью в галереях и камерах Крестов можно уловить запах анаши. Конечно, эта роскошь не для всех… как и на воле, здесь все решают деньги. Вот только вольные цены нужно умножить как минимум втрое. Ночью в камеру (опять же не в любую) может заскочить на минутку женщина-контролер. Стоимость услуг обрюзгшей сорокалетней тетки ничуть не ниже, чем холеной, ухоженной валютной путаны. Да и работает она без огонька, наспех. Но оголодавшим мужикам и это продажное мясо кажется деликатесом… Измазанная с ног до головы спермой баба быстро запихивает в лифчик рубли-баксы и идет дальше — службу нести. Впрочем, довольно часто оплата услуг производится на воле, вне тюремных стен. Деньги платят друзья, подельники, родственники сидельца. Случается, что жены подследственных не знают, за что они платят. А бывает — знают… или догадываются.
Ночная жизнь мрачной питерской тюрьмы далека от блестящей феерии ночных кабаков и казино, но в целом повторяет ее. Здесь также царит атмосфера игорного дома, продажного секса обоих полов. Здесь в ходу наркотики и алкоголь.
…Идут по шумной галерее два бойца ОМОНа в пятнистой форме, разговаривают о чем-то негромко, несут рюкзачки камуфляжные за спиной. Что им здесь нужно?… А черт его знает, что им нужно. Идут омоновцы с рюкзачками, поглядывают на номера камер.
— Стой, — говорит один другому, — давай-ка перекурим.
Останавливается боец особого назначения, поворачивается спиной к открытой кормушке камеры. Прикуривают ребята и не замечают, как чьи-то руки наглые, жадные высовываются из кормушки, шарят в рюкзачке, звякают стеклом.
…Перекурили, пошли дальше, поглядывая на номера камер. Снова остановились покурить, и снова чьи-то руки шарят, звякают… А пустых бутылок в Крестах не бывает. Пустая тара заворачивается в тряпку, разбивается тихо, дробится в мелкое крошево и сливается в унитаз. С пьянкой, блин, строго!
…А чего омоновцы-то шлялись? — А черт его знает! Может, какое спецзадание у них секретное? — Очень даже может быть.
Ночью, почти под утро, когда камера два-девять-три уже угомонилась и уже почти не ощущался тошнотворный запах крови, контролер увел Зверева на встречу с Лысым. Навряд ли уход Сашки остался незамеченным, но никто и виду не подал.
Зверев и контролер быстро шли по пустым коридорам с тусклыми лампами. Сашке вспомнилось, как меньше суток назад он шел с другим контролером на другую встречу… Сгниешь в тюрьме!… Нет, Пал Сергеич, товарищ первый заместитель, не сгнию! И баланец уже подвели… и фитанец выписали… но мы еще посмотрим!
На одной из лестниц Зверев вдруг увидел Кирпича. Дядя Слава шел в длинном — до пят — шикарном пальто. В руке нес полиэтиленовый пакет. Сквозь полиэтилен явственно просвечивала литровая бутылка водки «Абсолют» и блок «Мальборо». Кирпич посмотрел на Зверева, зацепился взглядом… на грубом лице отразилось какое-то усилие мысли: очевидно, он пытался вспомнить, где же они встречались. Но ничего дядя Слава так и не вспомнил, а просто кивнул головой, как кивают знакомому… Разошлись. Зверев усмехнулся: однажды ему доводилось задерживать Кирпича. Теперь они оба оказались в тюрьме. Сашка обернулся и посмотрел вслед Кирпичу и сопровождающей его контролерше… Привет, дядя Слава…
…Лысый широко улыбнулся и подмигнул Звереву.
— Полчаса, — сказал контролер. — Полчаса, не больше.
— Лады, Вадик, — ответил Лысый. — Все будет путем. Когда я тебя подводил?
Контролер вышел, щелкнул замком двери. Лысый протянул руку.
За дверью кто-то прошел. Скорее всего, тот самый контролер, который организовал встречу.
— Кстати, — сказал Зверев, — есть одна идея.
— Какая?
— Ты верно сказал: освободиться надо. Но это, по моим прикидкам, произойдет не очень скоро. — Сашка посмотрел на Лысого, тот кивнул. — Не очень скоро… но можно попробовать изменить режим.
— Это как? — голос Виталия звучал удивленно.
— Ты в курсе, что есть тюрьма на улице Лебедева?
— Детская-то? В курсе, конечно. А что?
— Нужно переводиться туда. Там условия содержания значительно легче.
Несколько секунд Лысый молча смотрел на Зверева.
— Там ведь малолетки, Саша… мы-то каким боком?
— Видишь ли, какое дело… Есть внутренняя инструкция ГУИН, согласно которой в каждой камере с малолетками должен находиться один взрослый. Милые детки, если их оставить без присмотра, устраивают такой беспредел — только держись! Поэтому и подселяют к ним мужика с крепким характером. Такого, чтобы сумел круто поставить на место. Понял?
— Понял, — оживился Лысый. — А как это сделать?
— Сделать это можно, используя наши возможности суммарно. Слушай…
За дверью снова прозвучали шаги. Сашка посмотрел на часы и начал быстро излагать Виталию свой план. Виталий слушал внимательно, кивал бритой головой.
— О'кей, — сказал он. — Я все понял… Завтра-послезавтра адвокат свяжется с твоим человеком. Думаешь, получится?
— Должно получиться, Виталий, должно. Еще года три назад было бы нереально, а теперь, в нашем бардаке беспредельном… Я вон сейчас шел сюда — Кирпича встретил. Идет дядя Слава по коридорчику тюремному, не скрываясь бутылку «Абсолюта» несет. Вот так!
— Опять Кирпича заарканили? — сказал, улыбаясь, Лысый. — Нужно будет с дядей Славой пообщаться… под «Абсолют».
Время еще оставалось. Посидели, покурили. На душе у обоих стало немного полегче: определились конкретные направления действий. Какой результат они дадут — еще неясно, но тем не менее всяко лучше, чем сидеть сложив руки и ждать, пока чужой дядя равнодушно решает твою судьбу.
— А знаешь что, Саня, — сказал Лысый, — не нравится мне вся эта история вокруг твоей подруги. Что-то здесь не так.
— В ней все не так, начиная с поведения Джабраилова. Не должен был он заяву написать. Ну никак не должен… а написал! Что-то его к этому подтолкнуло. Но что?… Я предполагаю, что это мог быть большой мент. Вот только как он-то узнал? От кого?
— Либо от — извини — женушки своей, либо от Магомеда. Других, Саша, вариантов нет.
— От Насти? — спросил, выдыхая дым, Зверев. — Нет, это совершенно нереально. Нет, Виталий, нет. Скорее всего, Паша барыге не доверял и подвел к нему человечка, а тот и засек что-то неладное…
— Слеп ты, Саня, как все, — Лысый усмехнулся, — влюбленные. Дельце-то с душком, и все стрелки на тебя сводятся. И если бы я тебя не знал…
— Тогда — что?
— Сам понимаешь — разговор был бы другой. Стас предлагал с тобой поработать. А он — поверь мне — это умеет.
— Верю, — сказал Зверев с улыбкой. Он отлично представлял, какими методами действуют братаны, когда нужно разговорить человека.
В коридоре послышались шаги, время рандеву истекло.
А попить «Абсолюта» с дядей Славой Лысому не пришлось. Когда Кирпича привели в хату, случилась вот какая история. Глупая, почти неправдоподобная, но факт, как говорится, имел место.
— А ты что за конь? — спросил Кирпича покрытый татуировками тщедушный мозгляк с гнилыми зубами. Он сидел, свесив ноги со второй шконки, и чесал пятерней впалую грудь. Обращаться так к Кирпичу не следовало. Это была первая ошибка. Бродяги так себя, не ведут… Дядя Слава усмехнулся. И вот тут отмороженный увидел просвечивающую сквозь полиэтиленовый пакет бутылку! И совершил вторую ошибку.
— А это у тебя что в пакете? — спросил он.
— Водка, — ответил Кирпич.
— А ну давай сюда!
— Почему? — наивно спросил Кирпич.
— Ты, фраер локшовый, с вором разговариваешь! Место твое у параши. Давай сюда водяру, фраерок.
— А-а… ну если с вором, — сказал Кирпич. — Тогда конечно… бери.
Гнилозубый спрыгнул на пол, прошлепал босыми ногами, вырвал пакет. А дядя Слава отошел в угол, присел на корточки и просидел там до утра. Водку вылакали три придурка. Едва не подрались. Гнилозубый пытался спеть песню про то, как Маруся отравилась, но дальше первого куплета добраться не мог… Кирпич с закрытыми глазами сидел в углу.
На следующую ночь дверь камеры отворилась и вошли трое. Один из них — Виталий Мальцев по прозвищу Лысый. Имена других история не сохранила. Вошли, поздоровались с дядей Славой, принесли ему презент — бутылку водки. Вот только не «Абсолют», а «Сибирскую».
А потом… ну, ты, читатель, уже и сам догадался, что было потом. Били долго. Всех подряд, не разбираясь. Гнилозубого засунули головой в унитаз. И, сказать по правде, авторы не испытывают к нему никакого сочувствия.
…Вечер вечереет. Приказчицы идут.
Маруся отравилась — в больницу повезут…
За месяц, проведенный в тюрьме, Зверева трижды таскали на допросы. Проходили они формально и скучно. Следак задавал положенные вопросы, Сашка давал положенные ответы: не знаю. Не помню. Забыл. — А ведь все равно закроем, Саша, — говорил следак. — Одного человека легко обидеть, — с усмешкой отвечал Зверев. Следак тоже улыбался. У него был в запасе хороший козырь — показания Слона. Пока он придерживал его, понимая, что Слон в любой момент может от своих показаний отказаться… Следак выжидал, оттягивал время очняков. Очень скоро у него этого козыря не будет, Зверев уже подготовил нехитрую комбинацию, направленную на выявление роли Слона. Спустя неделю после разговора с Лысым тот прислал маляву: контакты в хате, где сидит Слон, налажены… Сегодня утром Зверев зарядил Слону маляву. Не сегодня-завтра будет известен результат. В общем-то в результате Зверев нисколько не сомневался, но хотел убедиться, что все его выкладки верны. Параллельно велась работа по переводу в детскую тюрьму на улице Лебедева. Строго говоря, СИЗО на Лебедева назвать детской было нельзя: малолетки занимали только два этажа из четырех. Еще два этажа единственного креста отводилось взрослым. Адвокат Лысого связался с Семеном Галкиным, передал Сашкину просьбу. Сделаем, — ответил Сема и пошел в тюрьму на улицу Лебедева. Вечером он с размахом угощал тюремных оперов в ресторане Финляндского вокзала, на следующий день угощал в другом ресторане начальника оперчасти. Спустя еще два дня начальник оперчасти написал рапорт начальнику тюрьмы… В нем кум убедительно доказывал, что без томящихся в Крестах подследственных Зверева А.А. и Мальцева В.С. никак невозможно навести должный порядок среди малолетних преступников. К рапорту были приложены копии характеристик Зверева и Мальцева. Хозяин прочитал характеристики, хмыкнул: — Да их обоих прямо к правительственным наградам нужно представлять! — Нормальные мужики, Иван Иваныч, — поддержал кум. — Чего ж они, нормальные-то, в вымогалово влетели? Вопрос был явно риторический… сотрудники пенитенциарной системы лучше других знают, в какие сложные орнаменты закручиваются судьбы. Кум промолчал, а начальник взял рапорт и наложил положительную резолюцию. Со Слоном подтвердилось… Из слоновьего вольера братаны передали, что, получив маляву, Слон сильно занервничал. Ну, этот-то факт ни о чем не говорит. А вот то, что малявку он не уничтожил, говорит о многом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
В Крестах он работал не первый год и всякого насмотрелся. Убийство, самоубийство, увечья и членовредительство всех мыслимых и немыслимых форм — обычное дело в тюрьме.
Смирнова унесли, на его убийцу надели наручники и увели. На камеру два-девять-три обрушились оперативники. Провели шмон, допросили всех поодиночке, сопоставили показания… дело-то простое, обычное. Расстрельное.
А в камере освободилось два места. Ну да свято место пусто не бывает. Из-за шухера, связанного с убийством, встреча Зверева и Лысого состоялась только ночью.
Ночью тюрьма живет своей особенной жизнью. Может быть, даже более насыщенной, чем днем. Разошлось по домам начальство, разошлись опера. Остались контролеры. Да еще ДПНСИ… Ночью возможно многое из того, что днем исключено. Какие-то странные перемещения начинаются между камерами. Тайное движение, тайные передачи и встречи.
Ночью в галереях и камерах Крестов можно уловить запах анаши. Конечно, эта роскошь не для всех… как и на воле, здесь все решают деньги. Вот только вольные цены нужно умножить как минимум втрое. Ночью в камеру (опять же не в любую) может заскочить на минутку женщина-контролер. Стоимость услуг обрюзгшей сорокалетней тетки ничуть не ниже, чем холеной, ухоженной валютной путаны. Да и работает она без огонька, наспех. Но оголодавшим мужикам и это продажное мясо кажется деликатесом… Измазанная с ног до головы спермой баба быстро запихивает в лифчик рубли-баксы и идет дальше — службу нести. Впрочем, довольно часто оплата услуг производится на воле, вне тюремных стен. Деньги платят друзья, подельники, родственники сидельца. Случается, что жены подследственных не знают, за что они платят. А бывает — знают… или догадываются.
Ночная жизнь мрачной питерской тюрьмы далека от блестящей феерии ночных кабаков и казино, но в целом повторяет ее. Здесь также царит атмосфера игорного дома, продажного секса обоих полов. Здесь в ходу наркотики и алкоголь.
…Идут по шумной галерее два бойца ОМОНа в пятнистой форме, разговаривают о чем-то негромко, несут рюкзачки камуфляжные за спиной. Что им здесь нужно?… А черт его знает, что им нужно. Идут омоновцы с рюкзачками, поглядывают на номера камер.
— Стой, — говорит один другому, — давай-ка перекурим.
Останавливается боец особого назначения, поворачивается спиной к открытой кормушке камеры. Прикуривают ребята и не замечают, как чьи-то руки наглые, жадные высовываются из кормушки, шарят в рюкзачке, звякают стеклом.
…Перекурили, пошли дальше, поглядывая на номера камер. Снова остановились покурить, и снова чьи-то руки шарят, звякают… А пустых бутылок в Крестах не бывает. Пустая тара заворачивается в тряпку, разбивается тихо, дробится в мелкое крошево и сливается в унитаз. С пьянкой, блин, строго!
…А чего омоновцы-то шлялись? — А черт его знает! Может, какое спецзадание у них секретное? — Очень даже может быть.
Ночью, почти под утро, когда камера два-девять-три уже угомонилась и уже почти не ощущался тошнотворный запах крови, контролер увел Зверева на встречу с Лысым. Навряд ли уход Сашки остался незамеченным, но никто и виду не подал.
Зверев и контролер быстро шли по пустым коридорам с тусклыми лампами. Сашке вспомнилось, как меньше суток назад он шел с другим контролером на другую встречу… Сгниешь в тюрьме!… Нет, Пал Сергеич, товарищ первый заместитель, не сгнию! И баланец уже подвели… и фитанец выписали… но мы еще посмотрим!
На одной из лестниц Зверев вдруг увидел Кирпича. Дядя Слава шел в длинном — до пят — шикарном пальто. В руке нес полиэтиленовый пакет. Сквозь полиэтилен явственно просвечивала литровая бутылка водки «Абсолют» и блок «Мальборо». Кирпич посмотрел на Зверева, зацепился взглядом… на грубом лице отразилось какое-то усилие мысли: очевидно, он пытался вспомнить, где же они встречались. Но ничего дядя Слава так и не вспомнил, а просто кивнул головой, как кивают знакомому… Разошлись. Зверев усмехнулся: однажды ему доводилось задерживать Кирпича. Теперь они оба оказались в тюрьме. Сашка обернулся и посмотрел вслед Кирпичу и сопровождающей его контролерше… Привет, дядя Слава…
…Лысый широко улыбнулся и подмигнул Звереву.
— Полчаса, — сказал контролер. — Полчаса, не больше.
— Лады, Вадик, — ответил Лысый. — Все будет путем. Когда я тебя подводил?
Контролер вышел, щелкнул замком двери. Лысый протянул руку.
За дверью кто-то прошел. Скорее всего, тот самый контролер, который организовал встречу.
— Кстати, — сказал Зверев, — есть одна идея.
— Какая?
— Ты верно сказал: освободиться надо. Но это, по моим прикидкам, произойдет не очень скоро. — Сашка посмотрел на Лысого, тот кивнул. — Не очень скоро… но можно попробовать изменить режим.
— Это как? — голос Виталия звучал удивленно.
— Ты в курсе, что есть тюрьма на улице Лебедева?
— Детская-то? В курсе, конечно. А что?
— Нужно переводиться туда. Там условия содержания значительно легче.
Несколько секунд Лысый молча смотрел на Зверева.
— Там ведь малолетки, Саша… мы-то каким боком?
— Видишь ли, какое дело… Есть внутренняя инструкция ГУИН, согласно которой в каждой камере с малолетками должен находиться один взрослый. Милые детки, если их оставить без присмотра, устраивают такой беспредел — только держись! Поэтому и подселяют к ним мужика с крепким характером. Такого, чтобы сумел круто поставить на место. Понял?
— Понял, — оживился Лысый. — А как это сделать?
— Сделать это можно, используя наши возможности суммарно. Слушай…
За дверью снова прозвучали шаги. Сашка посмотрел на часы и начал быстро излагать Виталию свой план. Виталий слушал внимательно, кивал бритой головой.
— О'кей, — сказал он. — Я все понял… Завтра-послезавтра адвокат свяжется с твоим человеком. Думаешь, получится?
— Должно получиться, Виталий, должно. Еще года три назад было бы нереально, а теперь, в нашем бардаке беспредельном… Я вон сейчас шел сюда — Кирпича встретил. Идет дядя Слава по коридорчику тюремному, не скрываясь бутылку «Абсолюта» несет. Вот так!
— Опять Кирпича заарканили? — сказал, улыбаясь, Лысый. — Нужно будет с дядей Славой пообщаться… под «Абсолют».
Время еще оставалось. Посидели, покурили. На душе у обоих стало немного полегче: определились конкретные направления действий. Какой результат они дадут — еще неясно, но тем не менее всяко лучше, чем сидеть сложив руки и ждать, пока чужой дядя равнодушно решает твою судьбу.
— А знаешь что, Саня, — сказал Лысый, — не нравится мне вся эта история вокруг твоей подруги. Что-то здесь не так.
— В ней все не так, начиная с поведения Джабраилова. Не должен был он заяву написать. Ну никак не должен… а написал! Что-то его к этому подтолкнуло. Но что?… Я предполагаю, что это мог быть большой мент. Вот только как он-то узнал? От кого?
— Либо от — извини — женушки своей, либо от Магомеда. Других, Саша, вариантов нет.
— От Насти? — спросил, выдыхая дым, Зверев. — Нет, это совершенно нереально. Нет, Виталий, нет. Скорее всего, Паша барыге не доверял и подвел к нему человечка, а тот и засек что-то неладное…
— Слеп ты, Саня, как все, — Лысый усмехнулся, — влюбленные. Дельце-то с душком, и все стрелки на тебя сводятся. И если бы я тебя не знал…
— Тогда — что?
— Сам понимаешь — разговор был бы другой. Стас предлагал с тобой поработать. А он — поверь мне — это умеет.
— Верю, — сказал Зверев с улыбкой. Он отлично представлял, какими методами действуют братаны, когда нужно разговорить человека.
В коридоре послышались шаги, время рандеву истекло.
А попить «Абсолюта» с дядей Славой Лысому не пришлось. Когда Кирпича привели в хату, случилась вот какая история. Глупая, почти неправдоподобная, но факт, как говорится, имел место.
— А ты что за конь? — спросил Кирпича покрытый татуировками тщедушный мозгляк с гнилыми зубами. Он сидел, свесив ноги со второй шконки, и чесал пятерней впалую грудь. Обращаться так к Кирпичу не следовало. Это была первая ошибка. Бродяги так себя, не ведут… Дядя Слава усмехнулся. И вот тут отмороженный увидел просвечивающую сквозь полиэтиленовый пакет бутылку! И совершил вторую ошибку.
— А это у тебя что в пакете? — спросил он.
— Водка, — ответил Кирпич.
— А ну давай сюда!
— Почему? — наивно спросил Кирпич.
— Ты, фраер локшовый, с вором разговариваешь! Место твое у параши. Давай сюда водяру, фраерок.
— А-а… ну если с вором, — сказал Кирпич. — Тогда конечно… бери.
Гнилозубый спрыгнул на пол, прошлепал босыми ногами, вырвал пакет. А дядя Слава отошел в угол, присел на корточки и просидел там до утра. Водку вылакали три придурка. Едва не подрались. Гнилозубый пытался спеть песню про то, как Маруся отравилась, но дальше первого куплета добраться не мог… Кирпич с закрытыми глазами сидел в углу.
На следующую ночь дверь камеры отворилась и вошли трое. Один из них — Виталий Мальцев по прозвищу Лысый. Имена других история не сохранила. Вошли, поздоровались с дядей Славой, принесли ему презент — бутылку водки. Вот только не «Абсолют», а «Сибирскую».
А потом… ну, ты, читатель, уже и сам догадался, что было потом. Били долго. Всех подряд, не разбираясь. Гнилозубого засунули головой в унитаз. И, сказать по правде, авторы не испытывают к нему никакого сочувствия.
…Вечер вечереет. Приказчицы идут.
Маруся отравилась — в больницу повезут…
За месяц, проведенный в тюрьме, Зверева трижды таскали на допросы. Проходили они формально и скучно. Следак задавал положенные вопросы, Сашка давал положенные ответы: не знаю. Не помню. Забыл. — А ведь все равно закроем, Саша, — говорил следак. — Одного человека легко обидеть, — с усмешкой отвечал Зверев. Следак тоже улыбался. У него был в запасе хороший козырь — показания Слона. Пока он придерживал его, понимая, что Слон в любой момент может от своих показаний отказаться… Следак выжидал, оттягивал время очняков. Очень скоро у него этого козыря не будет, Зверев уже подготовил нехитрую комбинацию, направленную на выявление роли Слона. Спустя неделю после разговора с Лысым тот прислал маляву: контакты в хате, где сидит Слон, налажены… Сегодня утром Зверев зарядил Слону маляву. Не сегодня-завтра будет известен результат. В общем-то в результате Зверев нисколько не сомневался, но хотел убедиться, что все его выкладки верны. Параллельно велась работа по переводу в детскую тюрьму на улице Лебедева. Строго говоря, СИЗО на Лебедева назвать детской было нельзя: малолетки занимали только два этажа из четырех. Еще два этажа единственного креста отводилось взрослым. Адвокат Лысого связался с Семеном Галкиным, передал Сашкину просьбу. Сделаем, — ответил Сема и пошел в тюрьму на улицу Лебедева. Вечером он с размахом угощал тюремных оперов в ресторане Финляндского вокзала, на следующий день угощал в другом ресторане начальника оперчасти. Спустя еще два дня начальник оперчасти написал рапорт начальнику тюрьмы… В нем кум убедительно доказывал, что без томящихся в Крестах подследственных Зверева А.А. и Мальцева В.С. никак невозможно навести должный порядок среди малолетних преступников. К рапорту были приложены копии характеристик Зверева и Мальцева. Хозяин прочитал характеристики, хмыкнул: — Да их обоих прямо к правительственным наградам нужно представлять! — Нормальные мужики, Иван Иваныч, — поддержал кум. — Чего ж они, нормальные-то, в вымогалово влетели? Вопрос был явно риторический… сотрудники пенитенциарной системы лучше других знают, в какие сложные орнаменты закручиваются судьбы. Кум промолчал, а начальник взял рапорт и наложил положительную резолюцию. Со Слоном подтвердилось… Из слоновьего вольера братаны передали, что, получив маляву, Слон сильно занервничал. Ну, этот-то факт ни о чем не говорит. А вот то, что малявку он не уничтожил, говорит о многом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56