.. Во всяком случае, вам когда-нибудь приходилось видеть военный аэродром, на котором самолеты не выстроены в ровную линию?
– Нет. Но я видел только тренировочные аэродромы. Там они выравнивают даже картофелины во время обеда.
– Ну, существуют вполне разумные причины для выравнивания самолетов. Это позволяет бензозаправщикам, грузовикам с боезапасом и обслуживающим бригадам двигаться вдоль линии. И командиры всегда стремятся выровнять свои самолеты, так как предпочитают, чтобы их быстро обслужили, а не ездили за каждой из разбросанных по всему полю машин.
– Будем надеяться, – кивнул он, пососав палец, уколотый о конец кабеля.
Мы умылись, смазали друг друга йодом, выпили по паре банок пива, съели легкий обед в "Золотой голове" и к двум часам вернулись к "митчеллу".
К тому времени я уже поставил половину рым-болтов на место, а Луис отрезал два куска кабеля необходимой длины, расщепил их концы и связал их в петли. Однако по-прежнему не было ни кирпичей, ни Джи Би.
Мы закончили подготовку. Взлетная полоса была в нашем полном распоряжении: нас и солнца. Согласно британским традициям на Ямайке не существовало официальной сиесты – просто после обеда все отправлялись спать.
Внутри бомбового отсека было жарко, как в раскаленной до предела турецкой бане. Я выбрался наружу, растянулся в тени под крылом самолета и попросил:
– Угостите меня сигаретой.
Он перебросил мне пачку.
– Спасибо. – Я закурил, выпустил дым в сторону крыла и спросил: – Как вы оцениваете шансы Хименеса на победу, конечно, если иметь в виду, что нам удастся разделаться с "вампирами"?
Он задумался, а потом сказал:
– Мне кажется, у него хорошие шансы. Конечно, он идет на риск, предпринимая наступление в это время года, когда университет закрыт на каникулы.
– А какое это имеет значение?
– Друг мой, студенты университета являются немалой силой в любой либеральной революции. Предпринимать наступление в тот момент, когда они на каникулах и рассеяны по всей стране, означает отказ от весьма существенной поддержки. Но ураган дает ему очень хороший шанс захватить Санто Бартоломео. Если он сможет это сделать, тогда... – Луис пожал плечами.
– Что тогда? Он не сможет захватить всю страну. И армия когда-нибудь вернется назад – с танками, артиллерией и...
– Друг мой, революция – это не война. По-настоящему это даже не военная операция. А кроме того – кто его враг? Всего лишь несколько руководителей, и все. Захотят ли армейские офицеры воевать с гражданскими? Солдаты – с крестьянами? Захочет ли вся армия вести захватническую войну в своей собственной стране, угрожая собственным домам, женам и детям?
– Революция – это дело веры. Победить можно, если достаточное количество людей поверит, что вы должны победить. Поэтому если вы захватите столицу, назначите новое правительство, сообщите об этом по радио, вновь откроете магазины и предприятия – и может быть вас даже признают иностранные правительства – тогда люди скажут: "Все позади; свершилось". И тогда это по-настоящему свершится. Если Хименес сможет все это проделать до того, как армия вернется домой – тогда стрельбы не будет. Потому что начать такую стрельбу означало бы развязать гражданскую войну.
Я задумчиво кивнул и ощутил болезненный удар, так как забыл, что моя голова лежит на асфальте взлетной полосы.
– Но если Хименесу не удастся удержать Санто Бартоломео так долго?
Наступило пауза. Потом он тихо сказал:
– Тогда он проиграл. С ним будет покончено. Это оборотная сторона медали. Народ никогда не поверит, что человек может победить, если однажды он проиграл. До сих пор Хименес вел партизанскую войну: он никогда не стремился удержать своих позиций, постоянно уходил в горы – просто старался сохранить свои силы. Но теперь он должен захватить Бартоломео. Сегодня вечером он примет на себя ответственное и рискованное обязательство – и это уже навсегда.
– Вы действительно прислушиваетесь к мисс Хименес?
Он взглянул на меня и его темные глаза неожиданно показались мне очень старыми. Потом он печально улыбнулся.
– Друг мой, в этом нет никакой необходимости. В республике каждый ребенок учится читать, писать – и устраивать революции.
Вскоре после четырех часов прибыл груз. Два маленьких грузовика, нагруженных грязными желтоватыми кирпичами. Водитель первого грузовика спросил меня, кто я такой, сверился со своей бумагой, потом кивком приказал своим двум спутникам начинать разгрузку.
Чтобы не помогать им, он предложил мне сигарету и спросил:
– Что вы собираетесь строить, дружище?
Я собрался было сказать что-нибудь умное и загадочное вроде "новой страны", но передумал и ограничился простой фразой.
– Сарай, где смогу запереть свои инструменты, чтобы их не украли.
Он поверил.
– Да, дружище, на Ямайке могут украсть все что угодно.
Он сказал мне, сколько времени понадобится на разгрузку обоих грузовиков, и наблюдал за разгрузкой до тех пор, пока последний кирпич не был выложен на взлетную полосу.
Пока все это происходило, Луис незаметно исчез внутри "митчелла". Думаю, что вид кинозвезды, пачкающей руки грязными кирпичами, мог вызвать определенные подозрения. Когда грузовики уехали, он появился вновь.
Я поднял один кирпич.
– Хочу отнести кирпич в багажное отделение и выяснить, сколько он весит. А вы можете начинать загружать первую сеть.
Он просто кивнул, сам поднял кирпич и задумчиво взвесил его в руке. Я оставил его за этим занятием.
Оказалось, кирпич весит приблизительно пять с половиной фунтов, значит для полной нагрузки в 2000 фунтов нам понадобится 360 кирпичей или по 90 штук на каждую сеть. Мы растянули первую сеть – она должна была перед загрузкой оказаться на месте – и принялись ее наполнять. Это была не слишком тяжелая, но нудная работа. Мы постоянно менялись местами, причем один подавал кирпичи, а второй стоял согнувшись в бомбовом отсеке и опускал их в сеть.
Мы загрузили сорок или пятьдесят штук, когда на взлетной полосе появился длинный черный "кадиллак", – машина, принадлежавшая компании. Оттуда появилась мисс Хименес – одна.
Она улыбнулась Луису и протянула мне конверт. Я разорвал его.
"Дорогой Кейт,
Мне очень жаль, но я должна выехать с Уолтом по делам в Кингстон. В любом случае, не очень хорошо бы выглядело, если бы все мы оказались сегодня там. Это могло бы показаться подозрительным.
Вот ваш окончательный рабочий сценарий:
Сейчас осталось только десять, а не одиннадцать самолетов. Согласно сообщению от старика мисс Х. на прошлой неделе один из них разбился.
Восход солнца в СБ завтра в 5. 22.
Там ожидается сильная облачность. Это ведь хорошо, верно? Значит, вам легче будет укрыться. В любом случае, ради Бога, не рискуйте. Вы слышите меня?
И когда вы вернетесь, если меня не будет, не говорите ни с кем. Помалкивайте, пока я не смогу сказать вам, что говорить.
Позаботьтесь о себе, Кейт.
Джи Би"
Я усмехнулся. Стиль письма вполне соответствовал натуре Джи Би.
Потом я пожал плечами, сунул письмо в карман и огляделся. Луис и мисс Хименес о чем-то тихо беседовали в бомбовом отсеке.
– Они не приедут, – сказал я.
Луис кивнул с таким видом, словно это не было для него неожиданностью, а потом сказал:
– Хуанита очень хочет посмотреть, как работает сеть.
– Я сам бы хотел. Полезайте внутрь и нажмите рычаг.
– О, нет, мой друг. Я сам хочу посмотреть.
Он повернулся к мисс Хименес.
– Хуанита – может быть вы будете так добры и нажмете кнопку, которая завтра нанесет удар ради дела вашего отца?
Глаза ее засверкали. Она была просто в восторге.
– Вы говорите, как змея с раздвоенным языком, – прошептал я, вспомнив фразу из какого-то вестерна Уолта Уитмора.
– Я загружал эту сеть, – отрезал он, – своими собственными руками. Я хочу видеть. – Он подсадил ее в носовой люк.
Я отогнал машину компании подальше, так как это должна была быть строго частная демонстрация. Луис снова выбрался из люка.
– Думаю, она поняла основную мысль. Я сказал, чтобы...
Она поняла.
Сеть неожиданно вывалилась под бомбовый отсек, затем на асфальт взлетной полосы с грохотом посыпались кирпичи. Вокруг самолета поднялась туча желтой пыли.
– Задержка примерно на полсекунды. Это означает, что мне лучше выбросить их... – Я попытался сообразить, где именно.
– Боже мой, работает, – воскликнул Луис.
Но для того, чтобы наполнить все четыре сети грязными тяжелыми кирпичами с острыми краями, нам пришлось работать при свете автомобильных фар машины, на которой приехала мисс Хименес. Во всяком случае, если профсоюз укладчиков кирпичей захочет отстранить меня от работы, я выйду на улицу и начну пикетирование в знак протеста.
Мисс Хименес не выдержала до конца погрузки: видимо о грязных тяжелых мелких деталях войны Клаузевиц ничего не говорил. С наступлением сумерек она уехала.
К тому моменту, когда мы с Луисом почистились и уселись за длинной стойкой бара в отеле "Плантация", было уже восемь вечера.
Он задумчиво заметил:
– У вас могут возникнуть определенные проблемы с сетями, которые будут свешиваться вниз, после того, как выпадут кирпичи.
Я это уже понял, но пока не видел способа решить возникшую задачу.
– Может быть, это не так уж плохо. В случае необходимости вы можете попытаться открыть бомбовый отсек и пожарным топором перерубить и сбросить сети.
Это предложение явно вызвало у него сомнения, но он хмыкнул и спросил:
– Когда вылетаем?
Я вытащил письмо Джи Би из кармана и расправил его.
– Восход солнца в пять двадцать две – так что примерно за пятнадцать минут до этого света для проведения атаки будет достаточно. Скажем, в пять часов пять минут. Расстояние составляет четыреста пятьдесят миль; два с половиной часа нормального полета. Давайте назначим взлет на два часа, оставив себе полчаса в запасе на случай плохой погоды, того, что мы заблудимся, или что у нас отвалится крыло.
Он кивнул.
– Тогда я разбужу вас в четверть второго?
– Прекрасно. – Я допил свое виски, встал и повернулся к выходу. Потом вернулся обратно. – Так все-таки, почему же вы на самом деле решили лететь со мной?
Он пожал плечами.
– Ну, возможно из-за того, что я в войну три года репетировал роль бортового стрелка. И хочу хотя бы раз сыграть ее – перед камерой.
– Луис, вы – отвратительный лжец.
Но он только улыбнулся. Немного погодя я ушел.
Я наполовину открыл свою дверь, прежде чем понял, что внутри горит свет. И там был не только свет, но и мисс Хименес.
В этот раз на ней не было траура. Она была практически без всего, – такое впечатление производило плотно облегающее белое шелковое китайское платье с разрезом на юбке и высоким воротником, с глубоким вырезом на шее, настолько глубоким, что он представлял прекрасный обзор ее стратегических высот.
Я слегка отступил назад и прикрыл дверь. Самое последнее, что я хотел бы сейчас услышать, были бы высказывания Клаузевица по поводу того, как нужно сбрасывать кирпичи на выстроившиеся в ряд реактивные истребители.
Но я этого не услышал. Она медленно и грациозно встала и мягко сказала:
– Капитан, сейчас немного рано, но следует отпраздновать завтрашний день. Хотите выпить?
На столике возле кровати в ведерке со льдом стояла полупустая бутылка шампанского и два бокала.
Я беспомощно кивнул и она умело наполнила бокалы. Потом протянула мне один из них и мягко улыбнулась.
– Тогда за завтрашний день. Кажется, в Англии в этих случаях вы говорите "за победу"?
– О да. Можно сказать так, или за удачный взлет.
– За победу. – Она выпила и посмотрела на меня сквозь бокал. Я быстро сделал большой глоток.
Наступила короткая пауза. Потом я сказал:
– Ну, это очень мило с вашей стороны, – зайти пожелать мне удачи.
Она выпрямилась, откинула голову слегка назад и набок и сказала:
– Капитан, я просто хотела убедиться в том, что у вас есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
– Нет. Но я видел только тренировочные аэродромы. Там они выравнивают даже картофелины во время обеда.
– Ну, существуют вполне разумные причины для выравнивания самолетов. Это позволяет бензозаправщикам, грузовикам с боезапасом и обслуживающим бригадам двигаться вдоль линии. И командиры всегда стремятся выровнять свои самолеты, так как предпочитают, чтобы их быстро обслужили, а не ездили за каждой из разбросанных по всему полю машин.
– Будем надеяться, – кивнул он, пососав палец, уколотый о конец кабеля.
Мы умылись, смазали друг друга йодом, выпили по паре банок пива, съели легкий обед в "Золотой голове" и к двум часам вернулись к "митчеллу".
К тому времени я уже поставил половину рым-болтов на место, а Луис отрезал два куска кабеля необходимой длины, расщепил их концы и связал их в петли. Однако по-прежнему не было ни кирпичей, ни Джи Би.
Мы закончили подготовку. Взлетная полоса была в нашем полном распоряжении: нас и солнца. Согласно британским традициям на Ямайке не существовало официальной сиесты – просто после обеда все отправлялись спать.
Внутри бомбового отсека было жарко, как в раскаленной до предела турецкой бане. Я выбрался наружу, растянулся в тени под крылом самолета и попросил:
– Угостите меня сигаретой.
Он перебросил мне пачку.
– Спасибо. – Я закурил, выпустил дым в сторону крыла и спросил: – Как вы оцениваете шансы Хименеса на победу, конечно, если иметь в виду, что нам удастся разделаться с "вампирами"?
Он задумался, а потом сказал:
– Мне кажется, у него хорошие шансы. Конечно, он идет на риск, предпринимая наступление в это время года, когда университет закрыт на каникулы.
– А какое это имеет значение?
– Друг мой, студенты университета являются немалой силой в любой либеральной революции. Предпринимать наступление в тот момент, когда они на каникулах и рассеяны по всей стране, означает отказ от весьма существенной поддержки. Но ураган дает ему очень хороший шанс захватить Санто Бартоломео. Если он сможет это сделать, тогда... – Луис пожал плечами.
– Что тогда? Он не сможет захватить всю страну. И армия когда-нибудь вернется назад – с танками, артиллерией и...
– Друг мой, революция – это не война. По-настоящему это даже не военная операция. А кроме того – кто его враг? Всего лишь несколько руководителей, и все. Захотят ли армейские офицеры воевать с гражданскими? Солдаты – с крестьянами? Захочет ли вся армия вести захватническую войну в своей собственной стране, угрожая собственным домам, женам и детям?
– Революция – это дело веры. Победить можно, если достаточное количество людей поверит, что вы должны победить. Поэтому если вы захватите столицу, назначите новое правительство, сообщите об этом по радио, вновь откроете магазины и предприятия – и может быть вас даже признают иностранные правительства – тогда люди скажут: "Все позади; свершилось". И тогда это по-настоящему свершится. Если Хименес сможет все это проделать до того, как армия вернется домой – тогда стрельбы не будет. Потому что начать такую стрельбу означало бы развязать гражданскую войну.
Я задумчиво кивнул и ощутил болезненный удар, так как забыл, что моя голова лежит на асфальте взлетной полосы.
– Но если Хименесу не удастся удержать Санто Бартоломео так долго?
Наступило пауза. Потом он тихо сказал:
– Тогда он проиграл. С ним будет покончено. Это оборотная сторона медали. Народ никогда не поверит, что человек может победить, если однажды он проиграл. До сих пор Хименес вел партизанскую войну: он никогда не стремился удержать своих позиций, постоянно уходил в горы – просто старался сохранить свои силы. Но теперь он должен захватить Бартоломео. Сегодня вечером он примет на себя ответственное и рискованное обязательство – и это уже навсегда.
– Вы действительно прислушиваетесь к мисс Хименес?
Он взглянул на меня и его темные глаза неожиданно показались мне очень старыми. Потом он печально улыбнулся.
– Друг мой, в этом нет никакой необходимости. В республике каждый ребенок учится читать, писать – и устраивать революции.
Вскоре после четырех часов прибыл груз. Два маленьких грузовика, нагруженных грязными желтоватыми кирпичами. Водитель первого грузовика спросил меня, кто я такой, сверился со своей бумагой, потом кивком приказал своим двум спутникам начинать разгрузку.
Чтобы не помогать им, он предложил мне сигарету и спросил:
– Что вы собираетесь строить, дружище?
Я собрался было сказать что-нибудь умное и загадочное вроде "новой страны", но передумал и ограничился простой фразой.
– Сарай, где смогу запереть свои инструменты, чтобы их не украли.
Он поверил.
– Да, дружище, на Ямайке могут украсть все что угодно.
Он сказал мне, сколько времени понадобится на разгрузку обоих грузовиков, и наблюдал за разгрузкой до тех пор, пока последний кирпич не был выложен на взлетную полосу.
Пока все это происходило, Луис незаметно исчез внутри "митчелла". Думаю, что вид кинозвезды, пачкающей руки грязными кирпичами, мог вызвать определенные подозрения. Когда грузовики уехали, он появился вновь.
Я поднял один кирпич.
– Хочу отнести кирпич в багажное отделение и выяснить, сколько он весит. А вы можете начинать загружать первую сеть.
Он просто кивнул, сам поднял кирпич и задумчиво взвесил его в руке. Я оставил его за этим занятием.
Оказалось, кирпич весит приблизительно пять с половиной фунтов, значит для полной нагрузки в 2000 фунтов нам понадобится 360 кирпичей или по 90 штук на каждую сеть. Мы растянули первую сеть – она должна была перед загрузкой оказаться на месте – и принялись ее наполнять. Это была не слишком тяжелая, но нудная работа. Мы постоянно менялись местами, причем один подавал кирпичи, а второй стоял согнувшись в бомбовом отсеке и опускал их в сеть.
Мы загрузили сорок или пятьдесят штук, когда на взлетной полосе появился длинный черный "кадиллак", – машина, принадлежавшая компании. Оттуда появилась мисс Хименес – одна.
Она улыбнулась Луису и протянула мне конверт. Я разорвал его.
"Дорогой Кейт,
Мне очень жаль, но я должна выехать с Уолтом по делам в Кингстон. В любом случае, не очень хорошо бы выглядело, если бы все мы оказались сегодня там. Это могло бы показаться подозрительным.
Вот ваш окончательный рабочий сценарий:
Сейчас осталось только десять, а не одиннадцать самолетов. Согласно сообщению от старика мисс Х. на прошлой неделе один из них разбился.
Восход солнца в СБ завтра в 5. 22.
Там ожидается сильная облачность. Это ведь хорошо, верно? Значит, вам легче будет укрыться. В любом случае, ради Бога, не рискуйте. Вы слышите меня?
И когда вы вернетесь, если меня не будет, не говорите ни с кем. Помалкивайте, пока я не смогу сказать вам, что говорить.
Позаботьтесь о себе, Кейт.
Джи Би"
Я усмехнулся. Стиль письма вполне соответствовал натуре Джи Би.
Потом я пожал плечами, сунул письмо в карман и огляделся. Луис и мисс Хименес о чем-то тихо беседовали в бомбовом отсеке.
– Они не приедут, – сказал я.
Луис кивнул с таким видом, словно это не было для него неожиданностью, а потом сказал:
– Хуанита очень хочет посмотреть, как работает сеть.
– Я сам бы хотел. Полезайте внутрь и нажмите рычаг.
– О, нет, мой друг. Я сам хочу посмотреть.
Он повернулся к мисс Хименес.
– Хуанита – может быть вы будете так добры и нажмете кнопку, которая завтра нанесет удар ради дела вашего отца?
Глаза ее засверкали. Она была просто в восторге.
– Вы говорите, как змея с раздвоенным языком, – прошептал я, вспомнив фразу из какого-то вестерна Уолта Уитмора.
– Я загружал эту сеть, – отрезал он, – своими собственными руками. Я хочу видеть. – Он подсадил ее в носовой люк.
Я отогнал машину компании подальше, так как это должна была быть строго частная демонстрация. Луис снова выбрался из люка.
– Думаю, она поняла основную мысль. Я сказал, чтобы...
Она поняла.
Сеть неожиданно вывалилась под бомбовый отсек, затем на асфальт взлетной полосы с грохотом посыпались кирпичи. Вокруг самолета поднялась туча желтой пыли.
– Задержка примерно на полсекунды. Это означает, что мне лучше выбросить их... – Я попытался сообразить, где именно.
– Боже мой, работает, – воскликнул Луис.
Но для того, чтобы наполнить все четыре сети грязными тяжелыми кирпичами с острыми краями, нам пришлось работать при свете автомобильных фар машины, на которой приехала мисс Хименес. Во всяком случае, если профсоюз укладчиков кирпичей захочет отстранить меня от работы, я выйду на улицу и начну пикетирование в знак протеста.
Мисс Хименес не выдержала до конца погрузки: видимо о грязных тяжелых мелких деталях войны Клаузевиц ничего не говорил. С наступлением сумерек она уехала.
К тому моменту, когда мы с Луисом почистились и уселись за длинной стойкой бара в отеле "Плантация", было уже восемь вечера.
Он задумчиво заметил:
– У вас могут возникнуть определенные проблемы с сетями, которые будут свешиваться вниз, после того, как выпадут кирпичи.
Я это уже понял, но пока не видел способа решить возникшую задачу.
– Может быть, это не так уж плохо. В случае необходимости вы можете попытаться открыть бомбовый отсек и пожарным топором перерубить и сбросить сети.
Это предложение явно вызвало у него сомнения, но он хмыкнул и спросил:
– Когда вылетаем?
Я вытащил письмо Джи Би из кармана и расправил его.
– Восход солнца в пять двадцать две – так что примерно за пятнадцать минут до этого света для проведения атаки будет достаточно. Скажем, в пять часов пять минут. Расстояние составляет четыреста пятьдесят миль; два с половиной часа нормального полета. Давайте назначим взлет на два часа, оставив себе полчаса в запасе на случай плохой погоды, того, что мы заблудимся, или что у нас отвалится крыло.
Он кивнул.
– Тогда я разбужу вас в четверть второго?
– Прекрасно. – Я допил свое виски, встал и повернулся к выходу. Потом вернулся обратно. – Так все-таки, почему же вы на самом деле решили лететь со мной?
Он пожал плечами.
– Ну, возможно из-за того, что я в войну три года репетировал роль бортового стрелка. И хочу хотя бы раз сыграть ее – перед камерой.
– Луис, вы – отвратительный лжец.
Но он только улыбнулся. Немного погодя я ушел.
Я наполовину открыл свою дверь, прежде чем понял, что внутри горит свет. И там был не только свет, но и мисс Хименес.
В этот раз на ней не было траура. Она была практически без всего, – такое впечатление производило плотно облегающее белое шелковое китайское платье с разрезом на юбке и высоким воротником, с глубоким вырезом на шее, настолько глубоким, что он представлял прекрасный обзор ее стратегических высот.
Я слегка отступил назад и прикрыл дверь. Самое последнее, что я хотел бы сейчас услышать, были бы высказывания Клаузевица по поводу того, как нужно сбрасывать кирпичи на выстроившиеся в ряд реактивные истребители.
Но я этого не услышал. Она медленно и грациозно встала и мягко сказала:
– Капитан, сейчас немного рано, но следует отпраздновать завтрашний день. Хотите выпить?
На столике возле кровати в ведерке со льдом стояла полупустая бутылка шампанского и два бокала.
Я беспомощно кивнул и она умело наполнила бокалы. Потом протянула мне один из них и мягко улыбнулась.
– Тогда за завтрашний день. Кажется, в Англии в этих случаях вы говорите "за победу"?
– О да. Можно сказать так, или за удачный взлет.
– За победу. – Она выпила и посмотрела на меня сквозь бокал. Я быстро сделал большой глоток.
Наступила короткая пауза. Потом я сказал:
– Ну, это очень мило с вашей стороны, – зайти пожелать мне удачи.
Она выпрямилась, откинула голову слегка назад и набок и сказала:
– Капитан, я просто хотела убедиться в том, что у вас есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44