Он взял с собой двух огромных собак, которые сразу как-то прониклись к гостю и весело виляли хвостами. Алексей представил себе, как бы они вели себя, если бы он открыл калитку и вошел во двор Барона без приглашения и невольно поежился.
Барон был человеком легким в общении, остроумным и очень философски настроенным. О чем-то конкретном он говорил крайне мало. Наконец, задал вопрос и о Меченом.
— Как он там, мой добрый кореш Степан Аркадьевич Дзюбин? Как его здоровье? Наверняка ведь высох, как мумия…
— Это точно, похудел до кошмара, — подтвердил Алексей.
— Плохо, плохо, сколько раз я говорил ему, чтобы он бросил курить. Шмалит свой «Беломор» до умопомрачения, кашляет так, что слушать страшно А ведь ему уже шестьдесят третий годок идет, да какой жизни годок… Как он вообще ещё жив, понять не могу…
— А, однако, крепок, — заметил Алексей. — Как-то года два назад одному так заехал своим костлявым кулаком, что тот чуть не загнулся…
— Силен, силен физически, знаю, знаю…, — подтвердил Барон, и его красивое бородатое лицо озарилось каким-то воспоминанием, о чем-то полузабытом, давно прошедшем…
Когда они вернулись с прогулки, уже кем-то невидимым была растоплена баня. И они долго парились, а потом стояли под холодным душем. После этого Барон предложил Алексею чистое белье. Они были примерно одного сложения, только Барон немного повыше и помощнее.
… А вечером под рюмочку виски у камина Барон закурил сигарету и спросил напрямик:
— Скажи теперь, дорогой Капитан, что тебе от меня нужно, кроме тепла и уюта моего прекрасного дома, кроме теплого слова и морального одобрения?
Алексей замялся. Ему много чего было нужно. Но больше всего он хотел отомстить тем, кто так жестоко распорядился его единственной жизнью. Михаилу Лычкину, Гнедому и адвокату Сидельникову. Но для всего этого нужны были деньги, помощь людей, транспорт… Вообще, нужно было иметь точку опоры. Он хотел было рассказать Барону свою историю, но хозяин, блестя черными глазами, предупредил его желание.
— Не надо долгих предысторий. Люблю пофилософствовать о непреходящих ценностях, а всякие там душещипательные истории о человеческой подлости и предательстве мне не так, чтобы очень занимательны. К тому же я про вас практически все знаю. Меченый мне писал, а он умеет написать коротко, но ясно, хоть университетов не кончал. Я даже, честно говоря, не знаю, учился ли он в школе. Его школьные годы пришлись на конец войны, так что, сами понимаете… Но он из молчунов, ничего никому про себя не рассказывает…
— Почему? — улыбнулся Алексей. — Про сына Славика рассказал, просил съездить к нему в Нижний Новгород.
— А это да, это он любит… Гордится, что у него сын есть. И правильно, вот у меня никого нет, ни жены, ни детей… А у него есть. И мы с вами обязательно съездим к этому славному, дай Бог, Славику в Нижний Новгород. А сейчас я вижу, что вы устали и хотите спать. Так идите на второй этаж, пока мы с вами гуляли, вам приготовили постель в уютной спаленке. Ко мне приходят посменно две домработницы, прекрасные женщины. А то я бы один не справился с таким хозяйством. У меня ведь и огород есть, и яблоневый сад, и малина, и смородина… Все свое… Так хотелось всю жизнь чего-то своего… Я ведь сирота, детдомовец. Из детдома в колонию для малолетних преступников, а потом дед меня отыскал. Знали бы вы, какой у меня был замечательный дед, кстати, тоже Петрицкий Кирилл Игнатьевич, дворянин, аристократ, полиглот, знал шесть языков, от английского до фарси… Учился до революции в кадетском корпусе, потом закончил Ленинградский университет, а потом… Пятнадцать лет отсидел при Сталине, и был как огурчик, казался таким, по крайней мере… Мы с дедом жили в Москве на Мытной улице в коммунальной квартире. И он дал мне настоящее образование… Мы жили с ним пять лет в этой семиметровой комнатушке. А когда мне стукнуло восемнадцать, дед умер. Внезапно. Заснул и не проснулся, как настоящий праведник. Что мне было делать? Снова пошел воровать… И закрутилось, завертелось… Украл, покейфовал, сел, вышел, украл, покейфовал и снова сел… Ладно, пошли спать, Капитан. Я рано ложусь и очень рано встаю, жаворонок с детства…
Алексей поднялся на второй этаж и вошел в небольшую уютную спальню. На деревянной кровати было постелено белоснежное белье. Он снял с себя одежду и лег в постель. От этого давно забытого запаха чистоты у него закружилась голова, и волной нахлынули воспоминания… Такое белоснежное белье было у них только там, в гарнизоне, в Душанбе… Лена стелила постель Митеньке, он жмурился от ощущения заботы и счастья, родители целовали его в крутой лобик, а потом шли спать свою такую же белоснежную постель… А потом дома у Инны была такая же постель, так же чудно пахнущая. Инна, Инна… Где она теперь? Что с ней? Вышла ли замуж?
Спал он замечательным крепким сном без единого сновидения. Проснулся довольно поздно, так как уже было светло. Оделся и вышел из спальни. На столе стояла крынка с парным молоком, рядом нарезанные ломти свежей сдобной булки, масло, творог в керамической мисочке. Никого не было. Алексей успел проголодаться и сел завтракать. Но только успел выпить стакан вкусного жирного молока, как за окном послышался шум двигателя машины и веселый лай собак.
Вскоре в комнату вошел Барон в короткой куртке «Пилот» и норковой шапке.
— Вижу, вижу, только сели завтракать… Отсыпаетесь после цугундера, и это правильно. Вы машину хорошо водите? — неожиданно спросил он.
— Конечно… Я же танкист. И своя машина была до ареста. «Шестерка». Сгнила, небось, вся, около дома. Или угнал кто-нибудь. Я не узнавал, мне все равно…
— Одевайтесь, выйдем покурим на воздух. А кофе потом будем пить.
Алексей накинул ватник, натянул ушанку на стриженую седую голову. Они вышли во двор. Там стояла новенькая «девяносто девятка» вишневого цвета.
— Как она? — улыбаясь, спросил Барон, закуривая «Вирджинию» с ментолом.
— Машину приобрели? Поздравляю! Новенькая, так славно блестит на снегу…
— Славно блестит. Только это я вас поздравляю. Это ваша машина. Садитесь и прокатитесь…
— Да вы что, шутите?
— Нисколько. Это мой подарок вам. К освобождению…
— Да с какой стати я от вас буду принимать такой подарок? — не понимал Алексей
— Вы полагаете, я буду неизвестно кому дарить новую машину? Почти новую, точнее — она прошла двадцать тысяч. Раз я дарю, значит, для этого есть основания, Капитан.
— Какие основания? Я не нищий, я сам заработаю себе на машину, когда время придет. А от вас мне нужна иная помощь… Я хотел рассказать вчера, но вы спать так захотели…
— Вам всякая помощь нужна, — нахмурил тонкие черные брови Барон. — Вам транспорт нужен, вам связь нужна, вам деньги нужны, не говоря уже о крыше над головой. И все это я вам дам, Капитан. Для меня это не составляет труда. Вы за меня не беспокойтесь, я последнего-то не отдам, самому нужно… Пошли в дом, кофейку вмажем. И я вам кое-что расскажу…
… После второй чашки кофе Барон закурил, поглядел куда-то в сторону и произнес:
— В тысяча девятьсот семьдесят втором году один бывалый зэк решил устроить побег из зоны, затерянной в Сибирской тайге. Ему было тридцать пять лет, а вместе с ним сидел один парень, ему тогда было двадцать три. Первый был опытным квартирным вором, второй — просто уличной шпаной, осужденной за попытку ограбления. Вору оставалось сидеть три года, шпане — два. И ни одному ни другому этого не хотелось. Было лето, хотелось на волю, вина, теплого моря, девочек, солнышка, шашлычков… Итак, вор устроил себе побег, его ждала машина… А шпана, неумная, но отчаянная, увязался за ним, и вертухай с вышки саданул ему из автомата в плечо. Но вор помог ему добежать до машины за оградой. И они-таки оторвались от погони… Представляете себе, Капитан? Вор классно вел машину, а шпана рядом истекал кровью. Вор гнал по лесным дорогам грузовик и довез своего глупого спутника до больницы. И заставил врачей делать перевязку под пистолетом. Взял у них медикаменты, снова усадил шпану в машину и повез дальше. Потом их взяли, но они успели погулять на воле, шпана полтора месяца, а вор целых полгода, его взяли на другом деле, ну и добавили за побег, понятно… Поняли, кто были эти люди?
— Конечно. Помню в бане шрамы на вашем правом плече.
— Да, была операция в Томской больнице. Тоже он все устроил… Степан Аркадьич Дзюбин, Меченый… Я для него всегда сделаю, что он попросит. А то, что он за абы кого просить не станет, в этом я уверен, Капитан. Да я вас вижу насквозь — вы честны до какого-то безобразия. Но…, — сузил глаза он. — На вас уж мокруха, я в курсе. Я знаю все, что нужно. За вами охотились, вы оборонялись. За вами и теперь будут охотиться. И ваше дело своих врагов уничтожить раньше, чем они вас… И я вам в этом помогу. Машина ваша, вот вам ещё достижение техники. — Он вытащил из кейса, стоявшего у двери мобильный телефон. — Великая вещь, таскаете с собой и звоните, куда хотите, хоть мне, хоть в милицию, хоть в больницу. А при ваших планах просто-таки незаменимая… И ещё — знаю, вы без денег, вот вам на первое время две тысячи долларов. — Он вынул из кармана пачку долларов и положил на стол перед Алексеем. — А жить будете пока у меня. Да берите, берите же, говорю вам, последнего не отдам, даю, значит, в состоянии дать. А благодарность Меченому — для меня главная ценность. Так мало в жизни порядочных людей, знали бы вы, Капитан, что каждому из них готов и последнее отдать, между прочим… А я человек зажиточный, хорошее дельце провернул пару лет назад, — усмехнулся он, вспоминая что-то интересное. — Мне на всю жизнь теперь хватит, могу вот сидеть здесь, в глуши и выращивать среднеазиатских овчарок. Почему-то мне эта порода нравится, сам не знаю почему — не кавказских, не немецких, а именно среднеазиатских. О них мне много рассказывал покойный дед… А в принципе, мне не так уж много нужно для счастья. Хорошая пища, добротный теплый дом, покой и воля, как говорил поэт. Так что, берите и действуйте. Удачи вам. Если нужно что-нибудь еще, говорите и не стесняйтесь.
Алексей задумался.
— Ладно, — сказал он. — Будь по вашему. Машину я у вас беру напрокат, телефон тоже, а деньги взаймы. Спасибо вам большое, Кирилл Игнатьевич. А ещё я попросил бы у вас радиоуправляемый фугас, если, разумеется, сумеете достать. — Он вопросительно поглядел на Барона. Тот едва заметно усмехнулся.
— Я все могу достать, связи имею, с кем нужно, — ответил он. — Вижу, крутое дело вы затеваете, Капитан…
— А как же? — усмехнулся в ответ и Кондратьев. — Если вы знаете от Меченого мою историю, что же вас удивляет? Я жил честно и порядочно. Был женат, имел замечательного сына. От них остались только кепочка и босоножка на вокзале в Душанбе. Я вернулся в Москву и принял предложение своего покойного ныне друга Сергея заниматься бизнесом. Что в этом плохого? Да, разумеется, я лох и простофиля, и не мое это дело заниматься этим. Я был хорошим командиром танкового батальона, выполнял свой долг, рисковал жизнью, хоронил боевых товарищей. А торговля — это не мое… Но занялся, короче, работал, не покладая сил. Полюбил женщину…, — потупил глаза он. — А что получилось? Лычкин затеял против меня жестокую коварную игру, спелся с отморозком Гнедым, они дважды ограбили наш склад, убили Бориса Викторовича Дмитриева, представителя тюменской торговой компании, затем подослали киллера убить меня. Затем кто-то задушил неудачника-киллера, кстати, до сих пор, никто не знает, кто это сделал. Затем Лычкин нанял подлеца-адвоката Сидельникова, чтобы он заморочил мне голову и потопил меня окончательно. Параллельно подстроили вечеринку у сестры моей женщины Ларисы и поссорили меня с ней. Затем подбросили в тюрьму фотографию, чтобы выбить меня из колеи. И в результате я оказался совершенно один, в тюрьме, осужденный на семь лет усиленного режима, без семьи, без дома… Сейчас мне сорок один год, и все мне приходится начинать с нуля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Барон был человеком легким в общении, остроумным и очень философски настроенным. О чем-то конкретном он говорил крайне мало. Наконец, задал вопрос и о Меченом.
— Как он там, мой добрый кореш Степан Аркадьевич Дзюбин? Как его здоровье? Наверняка ведь высох, как мумия…
— Это точно, похудел до кошмара, — подтвердил Алексей.
— Плохо, плохо, сколько раз я говорил ему, чтобы он бросил курить. Шмалит свой «Беломор» до умопомрачения, кашляет так, что слушать страшно А ведь ему уже шестьдесят третий годок идет, да какой жизни годок… Как он вообще ещё жив, понять не могу…
— А, однако, крепок, — заметил Алексей. — Как-то года два назад одному так заехал своим костлявым кулаком, что тот чуть не загнулся…
— Силен, силен физически, знаю, знаю…, — подтвердил Барон, и его красивое бородатое лицо озарилось каким-то воспоминанием, о чем-то полузабытом, давно прошедшем…
Когда они вернулись с прогулки, уже кем-то невидимым была растоплена баня. И они долго парились, а потом стояли под холодным душем. После этого Барон предложил Алексею чистое белье. Они были примерно одного сложения, только Барон немного повыше и помощнее.
… А вечером под рюмочку виски у камина Барон закурил сигарету и спросил напрямик:
— Скажи теперь, дорогой Капитан, что тебе от меня нужно, кроме тепла и уюта моего прекрасного дома, кроме теплого слова и морального одобрения?
Алексей замялся. Ему много чего было нужно. Но больше всего он хотел отомстить тем, кто так жестоко распорядился его единственной жизнью. Михаилу Лычкину, Гнедому и адвокату Сидельникову. Но для всего этого нужны были деньги, помощь людей, транспорт… Вообще, нужно было иметь точку опоры. Он хотел было рассказать Барону свою историю, но хозяин, блестя черными глазами, предупредил его желание.
— Не надо долгих предысторий. Люблю пофилософствовать о непреходящих ценностях, а всякие там душещипательные истории о человеческой подлости и предательстве мне не так, чтобы очень занимательны. К тому же я про вас практически все знаю. Меченый мне писал, а он умеет написать коротко, но ясно, хоть университетов не кончал. Я даже, честно говоря, не знаю, учился ли он в школе. Его школьные годы пришлись на конец войны, так что, сами понимаете… Но он из молчунов, ничего никому про себя не рассказывает…
— Почему? — улыбнулся Алексей. — Про сына Славика рассказал, просил съездить к нему в Нижний Новгород.
— А это да, это он любит… Гордится, что у него сын есть. И правильно, вот у меня никого нет, ни жены, ни детей… А у него есть. И мы с вами обязательно съездим к этому славному, дай Бог, Славику в Нижний Новгород. А сейчас я вижу, что вы устали и хотите спать. Так идите на второй этаж, пока мы с вами гуляли, вам приготовили постель в уютной спаленке. Ко мне приходят посменно две домработницы, прекрасные женщины. А то я бы один не справился с таким хозяйством. У меня ведь и огород есть, и яблоневый сад, и малина, и смородина… Все свое… Так хотелось всю жизнь чего-то своего… Я ведь сирота, детдомовец. Из детдома в колонию для малолетних преступников, а потом дед меня отыскал. Знали бы вы, какой у меня был замечательный дед, кстати, тоже Петрицкий Кирилл Игнатьевич, дворянин, аристократ, полиглот, знал шесть языков, от английского до фарси… Учился до революции в кадетском корпусе, потом закончил Ленинградский университет, а потом… Пятнадцать лет отсидел при Сталине, и был как огурчик, казался таким, по крайней мере… Мы с дедом жили в Москве на Мытной улице в коммунальной квартире. И он дал мне настоящее образование… Мы жили с ним пять лет в этой семиметровой комнатушке. А когда мне стукнуло восемнадцать, дед умер. Внезапно. Заснул и не проснулся, как настоящий праведник. Что мне было делать? Снова пошел воровать… И закрутилось, завертелось… Украл, покейфовал, сел, вышел, украл, покейфовал и снова сел… Ладно, пошли спать, Капитан. Я рано ложусь и очень рано встаю, жаворонок с детства…
Алексей поднялся на второй этаж и вошел в небольшую уютную спальню. На деревянной кровати было постелено белоснежное белье. Он снял с себя одежду и лег в постель. От этого давно забытого запаха чистоты у него закружилась голова, и волной нахлынули воспоминания… Такое белоснежное белье было у них только там, в гарнизоне, в Душанбе… Лена стелила постель Митеньке, он жмурился от ощущения заботы и счастья, родители целовали его в крутой лобик, а потом шли спать свою такую же белоснежную постель… А потом дома у Инны была такая же постель, так же чудно пахнущая. Инна, Инна… Где она теперь? Что с ней? Вышла ли замуж?
Спал он замечательным крепким сном без единого сновидения. Проснулся довольно поздно, так как уже было светло. Оделся и вышел из спальни. На столе стояла крынка с парным молоком, рядом нарезанные ломти свежей сдобной булки, масло, творог в керамической мисочке. Никого не было. Алексей успел проголодаться и сел завтракать. Но только успел выпить стакан вкусного жирного молока, как за окном послышался шум двигателя машины и веселый лай собак.
Вскоре в комнату вошел Барон в короткой куртке «Пилот» и норковой шапке.
— Вижу, вижу, только сели завтракать… Отсыпаетесь после цугундера, и это правильно. Вы машину хорошо водите? — неожиданно спросил он.
— Конечно… Я же танкист. И своя машина была до ареста. «Шестерка». Сгнила, небось, вся, около дома. Или угнал кто-нибудь. Я не узнавал, мне все равно…
— Одевайтесь, выйдем покурим на воздух. А кофе потом будем пить.
Алексей накинул ватник, натянул ушанку на стриженую седую голову. Они вышли во двор. Там стояла новенькая «девяносто девятка» вишневого цвета.
— Как она? — улыбаясь, спросил Барон, закуривая «Вирджинию» с ментолом.
— Машину приобрели? Поздравляю! Новенькая, так славно блестит на снегу…
— Славно блестит. Только это я вас поздравляю. Это ваша машина. Садитесь и прокатитесь…
— Да вы что, шутите?
— Нисколько. Это мой подарок вам. К освобождению…
— Да с какой стати я от вас буду принимать такой подарок? — не понимал Алексей
— Вы полагаете, я буду неизвестно кому дарить новую машину? Почти новую, точнее — она прошла двадцать тысяч. Раз я дарю, значит, для этого есть основания, Капитан.
— Какие основания? Я не нищий, я сам заработаю себе на машину, когда время придет. А от вас мне нужна иная помощь… Я хотел рассказать вчера, но вы спать так захотели…
— Вам всякая помощь нужна, — нахмурил тонкие черные брови Барон. — Вам транспорт нужен, вам связь нужна, вам деньги нужны, не говоря уже о крыше над головой. И все это я вам дам, Капитан. Для меня это не составляет труда. Вы за меня не беспокойтесь, я последнего-то не отдам, самому нужно… Пошли в дом, кофейку вмажем. И я вам кое-что расскажу…
… После второй чашки кофе Барон закурил, поглядел куда-то в сторону и произнес:
— В тысяча девятьсот семьдесят втором году один бывалый зэк решил устроить побег из зоны, затерянной в Сибирской тайге. Ему было тридцать пять лет, а вместе с ним сидел один парень, ему тогда было двадцать три. Первый был опытным квартирным вором, второй — просто уличной шпаной, осужденной за попытку ограбления. Вору оставалось сидеть три года, шпане — два. И ни одному ни другому этого не хотелось. Было лето, хотелось на волю, вина, теплого моря, девочек, солнышка, шашлычков… Итак, вор устроил себе побег, его ждала машина… А шпана, неумная, но отчаянная, увязался за ним, и вертухай с вышки саданул ему из автомата в плечо. Но вор помог ему добежать до машины за оградой. И они-таки оторвались от погони… Представляете себе, Капитан? Вор классно вел машину, а шпана рядом истекал кровью. Вор гнал по лесным дорогам грузовик и довез своего глупого спутника до больницы. И заставил врачей делать перевязку под пистолетом. Взял у них медикаменты, снова усадил шпану в машину и повез дальше. Потом их взяли, но они успели погулять на воле, шпана полтора месяца, а вор целых полгода, его взяли на другом деле, ну и добавили за побег, понятно… Поняли, кто были эти люди?
— Конечно. Помню в бане шрамы на вашем правом плече.
— Да, была операция в Томской больнице. Тоже он все устроил… Степан Аркадьич Дзюбин, Меченый… Я для него всегда сделаю, что он попросит. А то, что он за абы кого просить не станет, в этом я уверен, Капитан. Да я вас вижу насквозь — вы честны до какого-то безобразия. Но…, — сузил глаза он. — На вас уж мокруха, я в курсе. Я знаю все, что нужно. За вами охотились, вы оборонялись. За вами и теперь будут охотиться. И ваше дело своих врагов уничтожить раньше, чем они вас… И я вам в этом помогу. Машина ваша, вот вам ещё достижение техники. — Он вытащил из кейса, стоявшего у двери мобильный телефон. — Великая вещь, таскаете с собой и звоните, куда хотите, хоть мне, хоть в милицию, хоть в больницу. А при ваших планах просто-таки незаменимая… И ещё — знаю, вы без денег, вот вам на первое время две тысячи долларов. — Он вынул из кармана пачку долларов и положил на стол перед Алексеем. — А жить будете пока у меня. Да берите, берите же, говорю вам, последнего не отдам, даю, значит, в состоянии дать. А благодарность Меченому — для меня главная ценность. Так мало в жизни порядочных людей, знали бы вы, Капитан, что каждому из них готов и последнее отдать, между прочим… А я человек зажиточный, хорошее дельце провернул пару лет назад, — усмехнулся он, вспоминая что-то интересное. — Мне на всю жизнь теперь хватит, могу вот сидеть здесь, в глуши и выращивать среднеазиатских овчарок. Почему-то мне эта порода нравится, сам не знаю почему — не кавказских, не немецких, а именно среднеазиатских. О них мне много рассказывал покойный дед… А в принципе, мне не так уж много нужно для счастья. Хорошая пища, добротный теплый дом, покой и воля, как говорил поэт. Так что, берите и действуйте. Удачи вам. Если нужно что-нибудь еще, говорите и не стесняйтесь.
Алексей задумался.
— Ладно, — сказал он. — Будь по вашему. Машину я у вас беру напрокат, телефон тоже, а деньги взаймы. Спасибо вам большое, Кирилл Игнатьевич. А ещё я попросил бы у вас радиоуправляемый фугас, если, разумеется, сумеете достать. — Он вопросительно поглядел на Барона. Тот едва заметно усмехнулся.
— Я все могу достать, связи имею, с кем нужно, — ответил он. — Вижу, крутое дело вы затеваете, Капитан…
— А как же? — усмехнулся в ответ и Кондратьев. — Если вы знаете от Меченого мою историю, что же вас удивляет? Я жил честно и порядочно. Был женат, имел замечательного сына. От них остались только кепочка и босоножка на вокзале в Душанбе. Я вернулся в Москву и принял предложение своего покойного ныне друга Сергея заниматься бизнесом. Что в этом плохого? Да, разумеется, я лох и простофиля, и не мое это дело заниматься этим. Я был хорошим командиром танкового батальона, выполнял свой долг, рисковал жизнью, хоронил боевых товарищей. А торговля — это не мое… Но занялся, короче, работал, не покладая сил. Полюбил женщину…, — потупил глаза он. — А что получилось? Лычкин затеял против меня жестокую коварную игру, спелся с отморозком Гнедым, они дважды ограбили наш склад, убили Бориса Викторовича Дмитриева, представителя тюменской торговой компании, затем подослали киллера убить меня. Затем кто-то задушил неудачника-киллера, кстати, до сих пор, никто не знает, кто это сделал. Затем Лычкин нанял подлеца-адвоката Сидельникова, чтобы он заморочил мне голову и потопил меня окончательно. Параллельно подстроили вечеринку у сестры моей женщины Ларисы и поссорили меня с ней. Затем подбросили в тюрьму фотографию, чтобы выбить меня из колеи. И в результате я оказался совершенно один, в тюрьме, осужденный на семь лет усиленного режима, без семьи, без дома… Сейчас мне сорок один год, и все мне приходится начинать с нуля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60