Звонили Левенберг и Юшин, оба сказали, что все продукты распроданы. Просят ещё товар.
— А вот это хорошо, Аллочка, это очень хорошо. — В комнату вошел высокий седой человек лет тридцати пяти в китайской куртке и кожаной кепочке. — Надо же, только два часа отсутствовал и столько звонков. И все мной интересуются, и Пенсионный Фонд, понимаете ли, и налоговая инспекция. — Он подмигнул Михаилу, словно старому знакомому. — Вы ко мне?
— Здравствуйте, — поднялся с места Михаил. — Да, к вам.
— Здравствуйте, — протянул ему руку вошедший. — Я Кондратьев, директор «Гермеса». Вы по какому вопросу по мою душу?
— Моя фамилия Лычкин. Михаил Гаврилович Лычкин. Я вам звонил позавчера.
— Ну, во-первых, не позавчера, а третьего дня. Мы ждали вас позавчера. Что же вы не пришли?
— Я заболел. Неожиданно поднялась температура, — промямлил Лычкин.
— Позвонили бы. Понимаете, в чем дело, господин Лычкин. Место, которое я хотел предложить вам, уже занято.
— А что это за место?
— Хорошее место, — открыто улыбнулся Кондратьев. — Место менеджера, Михаил Гаврилович. А свято место, как известно, пусто не бывает.
От досады Михаил прикусил губу. Вот тебе и карьера бизнесмена. Черт бы побрал мамашу со своим волосатым Эдиком!
— И что же теперь? — пробубнил Михаил.
— А теперь придется обождать. Вообще-то вы нам подходите по всем показателям. Но… опоздали. Вчера я оформил на это место другого человека. Вакансия занята…
— Ладно, я пошел, — покрутил на пальце ключи от машины Михаил и направился к выходу.
— Послушайте, — остановил его Кондратьев. — Я могу пока предложить вам место… грузчика.
— Грузчика? — вспыхнул Лычкин. — Но я закончил Плехановский институт.
— Ну временно, временно. Поработаете, войдете в курс нашего дела. Да и зарплата будет немалая. В свободной валюте, между прочим.
— Да? — воодушевился Лычкин.
— Да, да. Для начала двести долларов в месяц. Соглашайтесь, а потом разберемся. Очень не хотелось бы терять такого работника, молодого специалиста. Мы же пока только начали работать, правда, довольно успешно. Возим продукты из Китая, и все разбирают, привозить не успеваем. Но сейчас у нас первая цель рассчитаться с банком за кредит. Преодолеем это, дальше все пойдет как по маслу! А грузчиками и мы ещё пару месяцев назад наработались всласть, и я, и мой заместитель Никифоров. Только вот Аллочку бережем от такой работы, — подмигнул он девушке. — Ну? Как вы? Согласны?
Михаил подумал с полминуты, а затем махнул рукой и сказал:
— А, была, не была! Что мне терять? Согласен!
3.
… — Да не верю я тебе, Игорек, больше! Ты что, меня за окончательного лоха держишь? — укоризненно глядя на Глотова, говорил Михаил Лычкин. Они сидели в полупустом зале ресторана «Пекин». Михаил никак не мог доесть дорогостоящий суп из акульих плавников.
— Да ты ешь, Мишаня, ешь, полезнейшая вещь, так потенцию поднимает. Врачи рекомендуют, гадом буду, — таращил на него свои круглые словно бусинки водянистые глазенки Игорь Глотов. — А то ты налегаешь на водку, будто ты её никогда не пил… Я вот закусываю, и ни в одном глазу. — Вот, грибочков китайских, бамбук хавай, трепанги тоже очень рекомендуются для постельных подвигов…
— У меня нет таких проблем, — огрызнулся Михаил. — Проблемы обратного порядка, времени нет всех красивых телок перетрахать, торчу на работе день и ночь, и толку никакого, мать их…
— Как это нет толку? Сам же говорил, ваш «Гермес» процветает, товарчик ваш китайский идет нарасхват. — При этих словах глаза Игоря стали совсем круглыми и непроницаемыми.
— «Гермес»-то, может быть, и процветает, я не спорю, только вот Михаил Гаврилович Лычкин не процветает, а меня это как-то больше колышет, Игоряха. А старые товарищи бабки не отдают… Надо ещё пивка заказать, запивать нечем…
— Да запивай лучше минералкой, здоровее будешь, Мишаня. А сколько же тебе твой босс платит, если не секрет?
— Триста баксов, какие тут секреты, — злобно отвечал Михаил. — А ты мне, Игоряха, если считать по нынешнему курсу должен три штуки. Или я не прав?
— Да прав, прав, — рассмеялся Глотов. — И я не отказываюсь отдать. Ты не боись, Мишаня, за мной не заржавеет. Я тебе, братан, ещё могу ой как пригодиться…
— Да чем ты мне можешь пригодиться? Что с тебя проку? Только и знаешь, что в казино торчишь, да водку глушишь…
Игорь слегка скривился, но сглотнул оскорбление.
— Братана моего помнишь? — тихо произнес он.
— Так, смутно, — солгал Михаил, весь внутренне напрягаясь. Он вовсе не был так пьян, как казалось Игорю. Он сам настоял на этой встрече, предложив угостить Игоря и поговорить о долге. Он прекрасно помнил его старшего брата Коляку. Эта угрюмая тупая личность в постоянной кепочке-малокозырочке, с папироской, прилипшей к губе, появлялась с приблатненной компашкой около их школы, когда Игоря кто-то обижал, и наводила шорох. Игорь и Коляка жили в коммуналке в соседнем с Михаилом доме на Ленинградском проспекте. Собственно, из-за этого старшего брата Михаил и водил дружбу с тупым малограмотным Игорем, подкидывал ему деньжат с барского плеча, доставал продукты, шмотье. Взамен этих услуг Михаилу была обеспечена безопасности и неприкосновенность. Но это так, для пущей страховки, вообще-то его мало кто обижал, слишком уж нужным он был человеком. Пару раз Игорь побывал у них дома, после чего из квартиры пропало несколько серебряных ложек и дефицитных книг. «Ты этого ублюдка больше в дом не води», — заявила Михаилу мать. — «А то скоро по миру пойдем. И вообще нечего тебе с ним дружить, тоже мне, нашел себе приятеля, пакость какая…» — «Ты знаешь, мам,» — произнес тринадцатилетний Миша. — «Это нужный человек. Из-за дружбы с ним меня никто обидеть не может.» — «Да?» — покосилась на него мать. — «Тогда общайся, но только там, на стороне. А здесь ему нечего воздух портить… Не обеднеем, разумеется, но больно уж он поган, ты меня извини…»
Игорь наведался в шикарную квартиру Лычкиных ещё один раз, заявившись как-то без приглашения, якобы за учебником. Михаил старался не оставлять его ни на секунду без присмотра, и когда в гостиной зазвонил телефон, позвал Игоря с собой. Отвернулся он лишь на какое-то мгновение и ничего подозрительного не заметил. А после его ухода с ужасом обнаружил, что из шкатулки стоявшей на столе пропали серебряное колье и браслет с аквамаринами, которые неделю назад привез отцу из Таиланда один писатель, отоваривавшийся у него. Отец подарил набор матери, которой он очень понравился, хотя украшений у неё было видимо-невидимо. Но это была очень оригинальная вещь, к тому же аквамарин был её камень по гороскопу.
— Глотов был? — держа в руках шкатулку и бешеными глазами глядя на сына, спросила мать. Михаил молчал, потупив глаза. Тогда мать залепила сыну пощечину и вышла из комнаты.
Больше Глотова в квартиру не пускали. Да тот и не рвался, знал, что рыло в пуху. Но отношения их не прекратились, Миша понимал, что это человек нужный. Когда отца посадили, он был одним из немногих, кто продолжал дружить с Мишей. И когда он почти год назад обратился к нему за помощью, он дал ему взаймы. А дал, потому что знал — тот самый тупорылый брат, который приходил в школу мочить обидчиков брата, имел уже две ходки в зону, а затем вошел в одну преступную группировку под кличкой Живоглот. Кликуха, сочетаемая с фамилией, очень подходила этому квадратному, на первый взгляд недалекому, но в то же время хитроумному парняге. Как-то раз Михаил зашел к Игорю, тоже снимавшего квартиру, а выходя от него, увидел подъехавший к подъезду серебристый БМВ. Из тачки вылезло четверо мордоворотов, одним из которых был Коляка. Михаил бочком пошел в противоположную сторону. На скамейке сидели всезнающие бабки. Он услышал приглушенный старушечьий шепоток: «Бандюга проклятущая… К братику приехал, он квартиру тут снимает в третьем подъезде, шпана чертова… А этот, я слыхала, только что освободился, мне участковый говорил… Пришло время таких…» Михаил намотал информацию на ус, а через некоторое время Игорь обратился к нему за помощью. И он дал, хотя денежки уже подходили к концу… Знал, что пригодится. И, кажется, пригодилось…
В свою очередь и Игорь хотел этой встречи. Его крутой братан уже прослышал про процветающую фирму «Гермес», не имеющую «крыши», основанную на деньги Фонда инвалидов-афганцев. От этой фирмы можно было немало поиметь. Вот он и приказал братишке прощупать почву.
— Братана моего помнишь? — переспросил Игорь, не расслышав тихо произнесенного ответа. — Братана, Коляку…
— Ну помню, помню, что с того? — деланно равнодушным голосом произнес Михаил и отхлебнул наваристого супа из акульего плавника, который вовсе ему не нравился, несмотря на полезность.
— Потрепала судьба братана, — криво усмехнулся Игорь. — Попал по подставе ни за что ни про что в зону… Оттрубил три года, вышел, потоптался на воле с месяц, и опять… Тоже на три… Мать так переживала, — вздохнул он, пытаясь вложить в голос жалость к старушке-матери. Не получилось. Бойкую бабенку Маньку знали все в округе, когда они жили на Ленинградском проспекте. Она торговала в соседнем магазине водкой и была такой матерщинницей, что от её жаргона вяли уши даже у бывалых алкашей, до того уж грязен был её язык. Обсчитывала она так нагло, что долго на этом хлебном месте не продержалась. А как раз грянул горбачевский указ, и утраченное ей место стало не просто хлебным, а золотым. Манька была близка к апоплексическому удару от распиравшей её злобы и досады. Работала уборщицей в подъезде, по знакомству доставала дефицитную водку и материла площадными словами всех проходивших мимо нее, когда она, выставив толстенную задницу, драила тряпкой подъездный пол. Потом села на годик за драку в общественном месте, начистив харю какой-то сделавшей ей замечание пожилой врачихе.
— Да, мать переживала, — вздохнул Игорь. — Сам знаешь, всю жизнь работала, а чего добилась? Так и живет в коммуналке той самой.
— Ну а братан-то что? — совсем уже равнодушным голосом спросил Михаил, боясь и переиграть и недоиграть.
— Коляка-то? — ощерился Игорь. — Раскрутился братан, на бээмвухе гоняет, нас, прохожих, грязью обдает.
— Да ну? — попытался имитировать изумление Михаил.
— Вот те и ну! А ты говоришь, я тебе не пригожусь… Еще не вечер, Мишаня, какие наши годы! Покатаемся и мы на «мерседесах-бенцах»…
— Ты бы мне хоть часть долга отдал, — нудным голосом произнес Михаил. — Я сам по твоей милости в долги влез, — солгал он и налил обоим в рюмки водки. — Хоть вешайся, — надрывным голосом крикнул он и залпом выпил водку.
Игорь нахмурился, округлил водянистые коровьи глазенки и произнес:
— С братаном моим не желаешь повидаться?
— А зачем? Тоже у меня хочет занять? Или отобрать? Так нечего же, Игоряха, ну совсем нечего. Шел на работу в фирму, думал раскручусь, куда там? А ведь стал помощником Кондратьева… Сколько я пользы принес фирме, один Бог знает… Таких клиентов находил… И все это за триста баксов в месяц… Разве же это деньги? Разве мы так жили, Игоряха? Вспомни покойного батю, вот был человек, какими бабками ворочал. Так все мать пропила-проела со своим ебарем… Он «Волгу» разбил, — солгал, чтобы подчеркнуть подлость Эдика Михаил, потому что не Эдик разбил «Волгу», а он разбил о столб свою «девятку». — На ремонт денег нет, квартиры скоро и этой лишится и дачи тоже, помяни мое слово. Тоже в коммуналку переедет… Она в коммуналку, а твоя мать в нашу бывшую квартиру на Ленинградском, — чуть не рыдал Михаил.
— Хера ей Коляка квартиру купит, — усмехнулся Игорь. — Он денежки зря тратить не станет, умный… Сам-то уже прибарахлился, в Крылатском трешку приобрел… А я вот, как и ты, вынужден снимать хату, чтобы с мамашей не жить… Нервная она стала, все от переживаний… Ханку глушит литрами да матюгается, спасу от неё нет…
— Пошли по домам, Игоряха, — предложил Михаил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— А вот это хорошо, Аллочка, это очень хорошо. — В комнату вошел высокий седой человек лет тридцати пяти в китайской куртке и кожаной кепочке. — Надо же, только два часа отсутствовал и столько звонков. И все мной интересуются, и Пенсионный Фонд, понимаете ли, и налоговая инспекция. — Он подмигнул Михаилу, словно старому знакомому. — Вы ко мне?
— Здравствуйте, — поднялся с места Михаил. — Да, к вам.
— Здравствуйте, — протянул ему руку вошедший. — Я Кондратьев, директор «Гермеса». Вы по какому вопросу по мою душу?
— Моя фамилия Лычкин. Михаил Гаврилович Лычкин. Я вам звонил позавчера.
— Ну, во-первых, не позавчера, а третьего дня. Мы ждали вас позавчера. Что же вы не пришли?
— Я заболел. Неожиданно поднялась температура, — промямлил Лычкин.
— Позвонили бы. Понимаете, в чем дело, господин Лычкин. Место, которое я хотел предложить вам, уже занято.
— А что это за место?
— Хорошее место, — открыто улыбнулся Кондратьев. — Место менеджера, Михаил Гаврилович. А свято место, как известно, пусто не бывает.
От досады Михаил прикусил губу. Вот тебе и карьера бизнесмена. Черт бы побрал мамашу со своим волосатым Эдиком!
— И что же теперь? — пробубнил Михаил.
— А теперь придется обождать. Вообще-то вы нам подходите по всем показателям. Но… опоздали. Вчера я оформил на это место другого человека. Вакансия занята…
— Ладно, я пошел, — покрутил на пальце ключи от машины Михаил и направился к выходу.
— Послушайте, — остановил его Кондратьев. — Я могу пока предложить вам место… грузчика.
— Грузчика? — вспыхнул Лычкин. — Но я закончил Плехановский институт.
— Ну временно, временно. Поработаете, войдете в курс нашего дела. Да и зарплата будет немалая. В свободной валюте, между прочим.
— Да? — воодушевился Лычкин.
— Да, да. Для начала двести долларов в месяц. Соглашайтесь, а потом разберемся. Очень не хотелось бы терять такого работника, молодого специалиста. Мы же пока только начали работать, правда, довольно успешно. Возим продукты из Китая, и все разбирают, привозить не успеваем. Но сейчас у нас первая цель рассчитаться с банком за кредит. Преодолеем это, дальше все пойдет как по маслу! А грузчиками и мы ещё пару месяцев назад наработались всласть, и я, и мой заместитель Никифоров. Только вот Аллочку бережем от такой работы, — подмигнул он девушке. — Ну? Как вы? Согласны?
Михаил подумал с полминуты, а затем махнул рукой и сказал:
— А, была, не была! Что мне терять? Согласен!
3.
… — Да не верю я тебе, Игорек, больше! Ты что, меня за окончательного лоха держишь? — укоризненно глядя на Глотова, говорил Михаил Лычкин. Они сидели в полупустом зале ресторана «Пекин». Михаил никак не мог доесть дорогостоящий суп из акульих плавников.
— Да ты ешь, Мишаня, ешь, полезнейшая вещь, так потенцию поднимает. Врачи рекомендуют, гадом буду, — таращил на него свои круглые словно бусинки водянистые глазенки Игорь Глотов. — А то ты налегаешь на водку, будто ты её никогда не пил… Я вот закусываю, и ни в одном глазу. — Вот, грибочков китайских, бамбук хавай, трепанги тоже очень рекомендуются для постельных подвигов…
— У меня нет таких проблем, — огрызнулся Михаил. — Проблемы обратного порядка, времени нет всех красивых телок перетрахать, торчу на работе день и ночь, и толку никакого, мать их…
— Как это нет толку? Сам же говорил, ваш «Гермес» процветает, товарчик ваш китайский идет нарасхват. — При этих словах глаза Игоря стали совсем круглыми и непроницаемыми.
— «Гермес»-то, может быть, и процветает, я не спорю, только вот Михаил Гаврилович Лычкин не процветает, а меня это как-то больше колышет, Игоряха. А старые товарищи бабки не отдают… Надо ещё пивка заказать, запивать нечем…
— Да запивай лучше минералкой, здоровее будешь, Мишаня. А сколько же тебе твой босс платит, если не секрет?
— Триста баксов, какие тут секреты, — злобно отвечал Михаил. — А ты мне, Игоряха, если считать по нынешнему курсу должен три штуки. Или я не прав?
— Да прав, прав, — рассмеялся Глотов. — И я не отказываюсь отдать. Ты не боись, Мишаня, за мной не заржавеет. Я тебе, братан, ещё могу ой как пригодиться…
— Да чем ты мне можешь пригодиться? Что с тебя проку? Только и знаешь, что в казино торчишь, да водку глушишь…
Игорь слегка скривился, но сглотнул оскорбление.
— Братана моего помнишь? — тихо произнес он.
— Так, смутно, — солгал Михаил, весь внутренне напрягаясь. Он вовсе не был так пьян, как казалось Игорю. Он сам настоял на этой встрече, предложив угостить Игоря и поговорить о долге. Он прекрасно помнил его старшего брата Коляку. Эта угрюмая тупая личность в постоянной кепочке-малокозырочке, с папироской, прилипшей к губе, появлялась с приблатненной компашкой около их школы, когда Игоря кто-то обижал, и наводила шорох. Игорь и Коляка жили в коммуналке в соседнем с Михаилом доме на Ленинградском проспекте. Собственно, из-за этого старшего брата Михаил и водил дружбу с тупым малограмотным Игорем, подкидывал ему деньжат с барского плеча, доставал продукты, шмотье. Взамен этих услуг Михаилу была обеспечена безопасности и неприкосновенность. Но это так, для пущей страховки, вообще-то его мало кто обижал, слишком уж нужным он был человеком. Пару раз Игорь побывал у них дома, после чего из квартиры пропало несколько серебряных ложек и дефицитных книг. «Ты этого ублюдка больше в дом не води», — заявила Михаилу мать. — «А то скоро по миру пойдем. И вообще нечего тебе с ним дружить, тоже мне, нашел себе приятеля, пакость какая…» — «Ты знаешь, мам,» — произнес тринадцатилетний Миша. — «Это нужный человек. Из-за дружбы с ним меня никто обидеть не может.» — «Да?» — покосилась на него мать. — «Тогда общайся, но только там, на стороне. А здесь ему нечего воздух портить… Не обеднеем, разумеется, но больно уж он поган, ты меня извини…»
Игорь наведался в шикарную квартиру Лычкиных ещё один раз, заявившись как-то без приглашения, якобы за учебником. Михаил старался не оставлять его ни на секунду без присмотра, и когда в гостиной зазвонил телефон, позвал Игоря с собой. Отвернулся он лишь на какое-то мгновение и ничего подозрительного не заметил. А после его ухода с ужасом обнаружил, что из шкатулки стоявшей на столе пропали серебряное колье и браслет с аквамаринами, которые неделю назад привез отцу из Таиланда один писатель, отоваривавшийся у него. Отец подарил набор матери, которой он очень понравился, хотя украшений у неё было видимо-невидимо. Но это была очень оригинальная вещь, к тому же аквамарин был её камень по гороскопу.
— Глотов был? — держа в руках шкатулку и бешеными глазами глядя на сына, спросила мать. Михаил молчал, потупив глаза. Тогда мать залепила сыну пощечину и вышла из комнаты.
Больше Глотова в квартиру не пускали. Да тот и не рвался, знал, что рыло в пуху. Но отношения их не прекратились, Миша понимал, что это человек нужный. Когда отца посадили, он был одним из немногих, кто продолжал дружить с Мишей. И когда он почти год назад обратился к нему за помощью, он дал ему взаймы. А дал, потому что знал — тот самый тупорылый брат, который приходил в школу мочить обидчиков брата, имел уже две ходки в зону, а затем вошел в одну преступную группировку под кличкой Живоглот. Кликуха, сочетаемая с фамилией, очень подходила этому квадратному, на первый взгляд недалекому, но в то же время хитроумному парняге. Как-то раз Михаил зашел к Игорю, тоже снимавшего квартиру, а выходя от него, увидел подъехавший к подъезду серебристый БМВ. Из тачки вылезло четверо мордоворотов, одним из которых был Коляка. Михаил бочком пошел в противоположную сторону. На скамейке сидели всезнающие бабки. Он услышал приглушенный старушечьий шепоток: «Бандюга проклятущая… К братику приехал, он квартиру тут снимает в третьем подъезде, шпана чертова… А этот, я слыхала, только что освободился, мне участковый говорил… Пришло время таких…» Михаил намотал информацию на ус, а через некоторое время Игорь обратился к нему за помощью. И он дал, хотя денежки уже подходили к концу… Знал, что пригодится. И, кажется, пригодилось…
В свою очередь и Игорь хотел этой встречи. Его крутой братан уже прослышал про процветающую фирму «Гермес», не имеющую «крыши», основанную на деньги Фонда инвалидов-афганцев. От этой фирмы можно было немало поиметь. Вот он и приказал братишке прощупать почву.
— Братана моего помнишь? — переспросил Игорь, не расслышав тихо произнесенного ответа. — Братана, Коляку…
— Ну помню, помню, что с того? — деланно равнодушным голосом произнес Михаил и отхлебнул наваристого супа из акульего плавника, который вовсе ему не нравился, несмотря на полезность.
— Потрепала судьба братана, — криво усмехнулся Игорь. — Попал по подставе ни за что ни про что в зону… Оттрубил три года, вышел, потоптался на воле с месяц, и опять… Тоже на три… Мать так переживала, — вздохнул он, пытаясь вложить в голос жалость к старушке-матери. Не получилось. Бойкую бабенку Маньку знали все в округе, когда они жили на Ленинградском проспекте. Она торговала в соседнем магазине водкой и была такой матерщинницей, что от её жаргона вяли уши даже у бывалых алкашей, до того уж грязен был её язык. Обсчитывала она так нагло, что долго на этом хлебном месте не продержалась. А как раз грянул горбачевский указ, и утраченное ей место стало не просто хлебным, а золотым. Манька была близка к апоплексическому удару от распиравшей её злобы и досады. Работала уборщицей в подъезде, по знакомству доставала дефицитную водку и материла площадными словами всех проходивших мимо нее, когда она, выставив толстенную задницу, драила тряпкой подъездный пол. Потом села на годик за драку в общественном месте, начистив харю какой-то сделавшей ей замечание пожилой врачихе.
— Да, мать переживала, — вздохнул Игорь. — Сам знаешь, всю жизнь работала, а чего добилась? Так и живет в коммуналке той самой.
— Ну а братан-то что? — совсем уже равнодушным голосом спросил Михаил, боясь и переиграть и недоиграть.
— Коляка-то? — ощерился Игорь. — Раскрутился братан, на бээмвухе гоняет, нас, прохожих, грязью обдает.
— Да ну? — попытался имитировать изумление Михаил.
— Вот те и ну! А ты говоришь, я тебе не пригожусь… Еще не вечер, Мишаня, какие наши годы! Покатаемся и мы на «мерседесах-бенцах»…
— Ты бы мне хоть часть долга отдал, — нудным голосом произнес Михаил. — Я сам по твоей милости в долги влез, — солгал он и налил обоим в рюмки водки. — Хоть вешайся, — надрывным голосом крикнул он и залпом выпил водку.
Игорь нахмурился, округлил водянистые коровьи глазенки и произнес:
— С братаном моим не желаешь повидаться?
— А зачем? Тоже у меня хочет занять? Или отобрать? Так нечего же, Игоряха, ну совсем нечего. Шел на работу в фирму, думал раскручусь, куда там? А ведь стал помощником Кондратьева… Сколько я пользы принес фирме, один Бог знает… Таких клиентов находил… И все это за триста баксов в месяц… Разве же это деньги? Разве мы так жили, Игоряха? Вспомни покойного батю, вот был человек, какими бабками ворочал. Так все мать пропила-проела со своим ебарем… Он «Волгу» разбил, — солгал, чтобы подчеркнуть подлость Эдика Михаил, потому что не Эдик разбил «Волгу», а он разбил о столб свою «девятку». — На ремонт денег нет, квартиры скоро и этой лишится и дачи тоже, помяни мое слово. Тоже в коммуналку переедет… Она в коммуналку, а твоя мать в нашу бывшую квартиру на Ленинградском, — чуть не рыдал Михаил.
— Хера ей Коляка квартиру купит, — усмехнулся Игорь. — Он денежки зря тратить не станет, умный… Сам-то уже прибарахлился, в Крылатском трешку приобрел… А я вот, как и ты, вынужден снимать хату, чтобы с мамашей не жить… Нервная она стала, все от переживаний… Ханку глушит литрами да матюгается, спасу от неё нет…
— Пошли по домам, Игоряха, — предложил Михаил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60