— Как нам пройти…
Куда они собирались пройти, Леночка не поняла, поскольку второй господин приставил ей к животу острие заточки. Оно укололо через платье, хотя всего лезвия не было видно: его маскировала газета, свернутая трубочкой.
По правилам безопасности, которые ей объяснил Сундук, Леночка должна была произнести слова предупреждения: «Мужики, я застрахована». После этого тем надлежало спросить: «У кого?» Ответ «у Сундука» должен был заставить их немедленно отступить. Так, во всяком случае, поступили бы любые мужики их города.
— Я застрахована, — произнесла Леночка чуть более взволнованно, чем ей самой хотелось.
— Тихо! — прервал её тот, что приставил шило к животу. — Застрахована, значит, получишь компенсацию. А пока шагай вперед.
Свистящий шепот звучал зловеще. Что-то не сработало в системе страхования.
Леночка испугалась и сразу же нажала «пыпочку» на часах, назначение которой ей объяснил Сундук. Подталкиваемая плечами прихвативших её мужчин, двинулась с ними.
В переулке демонстративный лоск с налетчиков сошел мгновенно. Злые безжалостные глаза, шипящие голоса; откровенное желание запугать, оскорбить и унизить поперло из них.
— Пикнешь, сука, замочу!
Это сказал тот, который по-гусарски прикладывал пальчики к виску. А второй тут же подколол её для устрашения заточкой. Теперь острие упиралось не в живот, а в горло.
Чужие руки сорвали с шеи тяжелую золотую цепочку итальянского дорогого витья, сумочку вырвали и кинули в бездонный портфель, который один из налетчиков держал в руке.
— Снимай кольца, сучка! Иначе пообрубаю с пальцами.
Трясущимися пальцами Леночка стянула тугие кольца. Одно, два, три…
— Лицом к стене! — приказал ей налетчик, завершив чистку. — И замри! Раньше чем через пять минут с места не уходи.
Она понимала — пять минут стоять необязательно. Подонки уже за три минуты умотают так далеко, что поиск их окажется бессмысленным.
От кирпичной стены, к которой её подтолкнули носом, пахло известью и сыростью. Слезы страха и злости навернулись на глаза. Леночка не видела, а только слышала, как с двух сторон в переулок разом влетели машины. Завизжали на камнях мостовой колеса, резко зажатые тормозами. Хлопнули дверцы.
Леночка полуобернулась и увидела, как почистивших её мужиков окружили шестеро ребят из команды Сундука. Это не было нежной встречей старых друзей. Замелькали резиновые полицейские палки. Минуту спустя налетчики уже лежали на мостовой. Крепкие руки втолкнули их по одному в каждую машину. Один из охранников подскочил к Леночке:
— В машину, быстро! Едешь с нами. По дороге расскажешь.
Перед ней распахнули дверцу. Она забралась на заднее сиденье, стараясь успокоиться и прийти в себя.
Опять завизжали шины. Трогаться с места лихим рывком — особый шик у крутых.
Леночку придавило к спинке сиденья. Машина сразу пошла в гору и полетела, не снижая скорости на поворотах.
Один из грабителей, тот, что грозил ей пообрубать пальцы вместе с кольцами, лежал на полу под сиденьем, а в затылок ему упирался набалдашник глушителя. И амбал, державший пистолет в левой руке, повторял с равными промежутками:
— Ну, козлы, доигрались? Ну, козлы… — Он повернулся к Леночке. — Ты предупреждала, что застрахована?
— Они мне такое ответили…
— Может, не городские. Да ладно, разберемся. Машины выехали за город к мусорной свалке. Здесь обоих залетных, не знавших городских слов-оберегов, вытащили наружу. Раздели начисто, догола, не оставив ни трусов, ни маек. Швырнули на кучи мусора и долго охаживали дубинками по спинам и задницам. Затем уже недвижимых — черт знает, живых или мертвых, — оставили лежать там, где те упали.
На обратном пути один из охранников высыпал на сиденье содержимое большого портфеля — добычу грабителей. Сказал Леночке:
— Что твое, выбери.
В куче блестящих украшений Леночка нашла свои три кольца, золотую цепочку, сережки. Потом её взгляд остановился на двух перстнях — с сапфиром и александритом. Она взяла их и небрежно бросила в сумочку: разве не было у неё права на часть добычи?
— Все.
Охранник собрал оставшиеся цацки в портфель.
— Окончен бал, погасли свечи.
***
Каждый гражданин общества процветающей демократии, желавший попасть на прием к губернатору, должен был миновать сперва милицейский пост у входа в здание администрации, затем пост у входа в лифт, который ходил только до третьего, губернаторского, этажа. В большом предбаннике, через который нужно проследовать, прежде чем достигнешь приемной, сидят четыре мужика. Двое в штатском с хорошей выправкой, двое — в сером камуфляже. Все четверо похожи один на другого — мышцы из-под одежды прут буграми, прямые затылки без изгибов переходят в шеи, толстые, крепкие. Это уже личная стража. И только в конце пути, похожем на чистилище пред вратами рая, человек попадает в светлую комнату, где за компьютерами сидят две милашки — брюнетка и блондинка.
Злые языки говорят, что у губернатора есть график, по которому он ласкает то Женечку — темненькую, то Валечку — беленькую. Впрочем, злые языки для того и нужны, чтобы злословить.
Объективно же система безопасности обеспечивает губернатору рабочее спокойствие на сто десять процентов.
Однажды в город приехал важный чин из Москвы из администрации президента. Его физиономия была всем хорошо известна, поскольку независимое столичное телевидение от этого господина зависело очень сильно. Так вот к губернатору он с ходу прорваться не мог. Сановного гостя проманежили у дверей более часа. Конечно, Носенко потом принес ему извинения, руку пожал. Объяснил убедительно, что к Москве все относятся с неимоверным почтением, но в охране состоят люди тупые, неумные, толщина шеи которых не свидетельствует о наличии извилин в мозгах, но он их все же научит разбираться в том, кто есть кто. Ну и так далее. Короче, сказано было все, что положено говорить в таких случаях. А когда москвич уехал, вся дежурная смена получила премию — по миллиону на рыло. И поняли ребята, что промахов не допустили.
Гулливер проходил к губернатору запросто, без задержек. Потому как был круче всех крутых, оберегавших сановное тело Носенко, и все знали — если идет, значит, так нужно.
Обеспокоенный кознями Муллы, Гулливер зашел к Носенко в неурочный час. Помахав ручкой, гость проследовал все посты, в приемной ласково тронул попочку Валечки, легонько ткнул пальцем в грудочку Женечки, бросил им на столы блестящие пакеты с колготками «Санпелегрино» и, сопровождаемый ласковыми улыбками секретарш, открыл тяжелую дверь губернаторского кабинета.
У Носенко сидел начальник управления железной дороги, но кто он против Гулливера? Потому Носенко сказал:
— Главное, Василий Егорович, мы обговорили. Зайди к помощнику, скажи, что я дал добро. Ко мне вот товарищ по очень важному делу.
Когда железнодорожник вышел, Гулливер вынул из внутреннего кармана пиджака плотный желтый конверт. Небрежно шлепнул его на стол.
— Это тебе, Игнат, на табак.
Носенко не курил, но не на чай же ему давать?
Впрочем, проделай подобное в этом кабинете кто-то другой, последствия могли быть самыми печальными: от возможности вылететь в дверь и скатиться по губернаторской лестнице до судебного дела за попытку всучить взятку должностному лицу. Губернатор не нуждался в крохах. Миллионные доходы ему давали акции ПАКТа. Он был достаточно обеспечен, чтобы не брать без разбору, и в то же время недостаточно богат, чтобы не брать вообще. Носенко брал с разбором, у тех, кому доверял, кого поддерживал.
Они обменялись рукопожатием.
— Садись, Алексей. Что скажешь?
— Пришел идею провентилировать.
— Крути.
— Сколько у тебя, Игнат, в городе казино?
— А хрен его знает. Задай вопрос полегче. У меня и без казино забот выше макушки.
— Плохо, Игнат. Не владеешь обстановкой. Спроси у меня.
— Сколько?
— Восемнадцать.
— И что?
— Нашему городу такого множества бардаков не требуется.
Носенко помял подбородок пальцами, стараясь понять, что имел в виду Гулливер. Понял. В смышлености губернатору отказать трудно: умен, хитер, изворотлив.
— Что предлагаешь?
— Двенадцать надо закрыть. Оставить шесть.
— Твои?
— Значит, понял.
— А как я их закрою? Сразу спросят: почему именно двенадцать, а не все сразу.
Гулливер знал, зачем шел к губернатору, и заранее все продумал.
— Как ты думаешь, Игнат, сколько казино в Баку содержат русские? А в Тбилиси?
Носенко сразу поймал нить логики.
— Так, так. Интересно. А что, все те двенадцать…
— Не все, но десять точно. Хозяин — Мулла. По паспорту Махмуд Салимов. Шнырь из Ленкорани. Анашист. Правда, у него все расписано на подставных лиц.
— На чем же его можно прищучить?
— Связи с террористами. Все эти казино давно превратились в малины. Ко всему налоги утаивают. Короче, тебе требуется упорядочить в городе игорный бизнес. И все.
— Мысль разумная. — Носенко уже проникся пониманием проблемы. Ликвидация мелких игорных заведений позволит увеличить доходы крупных, которые принадлежат Гулливеру. А это сулит немалые выгоды. Хотя на пути решения стоят досадные мелочи. Не учтешь их — провалишь дело.
— По-моему, насчет терроризма ты загнул. — Носенко постучал карандашом по столу. — Слава те господи, кроме разных психов, у нас этого племени нет.
— Это нетрудно поправить.
— Алексей, я понимаю, но ты смотри… Скоро выборы. Жертвы мне не нужны.
— Какие жертвы? Небольшой выбух и большой шум. Выбух делаю я, шум — твой.
— Забито. — Губернатор взглянул на часы. — Ты прости, но через минуту у меня начальник порта. И давай так, не торопись. Все должно быть сделано чисто.
— Все так и будет. Я расстараюсь.
***
Родион Шишкин, почетный бомж портового города по кличке Тюфяк, поднялся в троллейбус пятого маршрута с задней площадки. Огляделся. Прошел в салон, сел на предпоследнее сиденье справа. Обычно это место он недолюбливал: оно размещалось над колесом, и пассажир возвышался над остальными, будто сидел на скамье подсудимых. Это вызывало далеко не лучшие воспоминания.
Через переднюю дверь в салон вошли две женщины — седая толстая и молодая, габаритами ещё не догнавшая маму, но к этому упорно стремившаяся. Обе тащили огромные хозяйственные сумки, наполненные чем-то тяжелым. Не глядя на Тюфяка, они устроились на переднем сиденье, опустив на пол свой груз.
— Осторожно, двери закрываются! Следующая остановка Партизанская. Конечная.
Троллейбус тронулся, подпрыгивая колесами на выбоинах асфальта. В этом месте ещё весной вскрывали теплотрассу, однако положить асфальт до сих пор не удосужились — у мэрии не оказалось денег.
Взглянув под ноги, Тюфяк осторожно по кожуху колеса опустил сумку под сиденье, находившееся впереди. Пластик скользнул и лег на пол, мало чем отличаясь по цвету от затоптанного ногами пола.
Свернув с Корабельной направо, троллейбус подъехал к конечной и остановился.
Тюфяк встал и прошел к средней двери. Лязгнули створки. Двери отворились. Тюфяк спрыгнул со ступенек. Хотелось побежать, но он помнил предупреждение заказчика вести себя так, как всегда. Тем более он всей спиной ощущал, что за ним наблюдают. Кто именно, Тюфяк не знал. Народу вокруг сновало немало.
Он слышал, как троллейбус тронулся и поехал по маршруту.
До вокзала Тюфяк добрался без приключений. Он уже шел по бульвару Водников, когда навстречу понеслись спецмашины. Сперва, истерично завывая визгливой сиреной, сверкая огнями красных и синих мигалок, прошмыгнули два милицейских «Мерседеса». Затем со стороны Заводского района, уныло постанывая, пролетели две машины «Скорой помощи»…
Был бы Тюфяк верующим — перекрестился бы…
***
Начальник седьмого отделения городской милиции майор Комков за свою жизнь и годы службы встречал немало людей с военными фамилиями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45