— Я был у женщины. В городе.
— Кто об этом знает?
— В гарнизоне? Никто. Такие вещи не афишируют.
— Кто эта женщина?
— Отвечать обязательно?
— Это в ваших интересах.
— В интересах мужчины не называть женских имен.
— И все же?
— Она директор магазина «Белый парус». Ариадна Сергеевна Лосева. Может быть, не стоит её тревожить? Она замужем…
— Не беспокойтесь, Геннадий Корнеевич, мы не нанесем ущерба чести и достоинству госпожи Лосевой.
— Спасибо. Я могу идти?
Гуляев встал:
— Простите, но вам придется у нас задержаться.
Блинов вскочил. Мертвенная бледность легла на его лицо. Руки тряслись.
— По какому праву?
— Мы подозреваем вас в причастности к организации пожара и взрыва в хранилищах. На большинство вопросов вы отвечали неискренне. Прокуратура считает возможным прибегнуть к вашему задержанию…
Блинов понуро опустил голову.
***
«Красный директор» казино «Уссури» дородная Зоечка, проверив свои записи, выдала Леночке отгул на три дня. Тампаксы и прокладки — это, конечно, хорошо и удобно: с ними можно и светлое платье носить и свободно двигаться — реклама тут не обманывает, — но «эскортного» сопровождения и общения с клиентами строгие правила в женские «красные» дни календаря не допускали.
Леночка походила по городу, зашла в ювелирный магазин, в фирменной лавке купила видеокассету «Унесенные ветром» и отправилась домой. День стоял погожий, солнечный. За ветреную ночь с улиц выдуло густой запах бензиновой гари, и прогулка казалась удовольствием.
Чтобы срезать дорогу домой — Леночка теперь снимала квартиру на Спасской, — она двинулась тихой узкой улочкой, тянувшейся к хлебозаводу. Интенсивного движения здесь не было, и потому звук резко притормозившей машины заставил Леночку обернуться. Она увидела большую волосатую руку, высунувшуюся из-за опущенного стекла темно-малинового «Мерседеса». Рука тянулась с явным желанием схватить за ремень сумочку, висевшую на левом плече.
Леночка отпрянула, из машины раздался громкий хохот.
— Э, душа, нэ боис! Садыс к нам, погулаем!
— Гуляй без меня, кацо! — Леночка с ужасом подумала, что зря в этот день не надела на руку часы-сигнализатор. Они напоминали ей о работе, и носить их в свободное время не хотелось.
— Э, зачэм так? — Небритая физиономия выглядела свирепо. — Я хочу, ты поедеш со мной.
Леночка в отчаянии оглянулась.
Когда Рубцов вышел из Колокольного переулка на Спасскую, сразу же увидел машину и мужика в ней, который пытался схватить молодую женщину в светлом платье.
Рубцов прибавил шаг. В темно-вишневом «Мерседесе» с тупым новомодным задком сидели регочущие в жеребячьем восторге грузины. Их было трое. На заднем сиденье слева виднелась голова рыжеволосой женщины. Лихие кавказские джигиты охотились за дамами.
Рубцов догнал светлое платье. Поравнялся. Спросил негромко, не поворачивая головы к машине:
— Вам помочь?
Женщина бросила благодарный взгляд.
— Если сможете.
Рубцов шагнул к машине, схватил руку, торчавшую наружу, и нажал на нее, работая на излом через ребро дверцы.
Из машины раздался крик, полный боли и злости.
— Ну, собака! Сэчас узнаэш!
Машина резко тормознула, выскочил водитель — грузин в темно-бордовом пиджаке с клювом кондора над ниткой черных усов. Он размахивал руками, демонстрируя агрессивную свирепость.
Скользящим движением кавказец сунул руку в карман. Сверкнуло лезвие.
Рубцов с облегчением вздохнул. Нападающий ставил себя в невыгодное положение.
— Брось нож!
Рубцов приказал это спокойно и в то же время с предельной категоричностью. Впрочем, он знал, нельзя словами остановить человека, уверенного в своей безнаказанности, опьяненного чувством собственной силы и власти. Рубцов понимал и то, что нож — только пугающий аргумент. Если сейчас отступить и побежать, лихой кавказец не бросится в погоню. Для него куда важнее преподать урок, испугать, заставить противника обнаружить свою ничтожность перед представителем ночной власти.
— Заражу тэбя, потом брошу, — пообещал Кондор Кавказа, скаля блестящие белые зубы.
«Как хочешь», — подумал Рубцов. Левша от рождения, он носил пистолет под мышкой справа. Ему нравилась кобура немецкого производства Х-88, которую он приобрел для себя за свой счет. Она позволяла быстро выхватить оружие, удобно размещалась под рукой справа и слева. Кондор ещё не обошел капот, а Рубцов уже держал в руке «ПСС» — самозарядный бесшумный пистолет с прицельной дальностью, в два раза превышавшей «Макарова».
У людей, далеких от пользования оружием, бытует представление, что глушитель создан для удушения звука в чисто криминальных целях. Это далеко не так. Лучшие глушители для боевых образцов оружия — винтовок, пистолетов, автоматов — созданы на оружейных заводах совсем с иной целью. Огневые действия спецслужб в тесных замкнутых пространствах домов, в ангарах, подвалах, канализационных коллекторах оберегают слух стрелков от влияния громких звуков. Оглушенному собственным выстрелом стрелку труднее ориентироваться в обстановке боя, а стрельба очередью вообще надолго глушит человека, доставляя ему крайние неудобства.
Пистолет бесшумной стрельбы «ПСС-6-П-28», созданный русскими конструкторами для бойцов спецслужб, стоит в ряду лучших мировых образцов молчаливого оружия. Его система глушения не уступает, а в ряде случаев превосходит известные зарубежные образцы так называемых «сайленсеров». При выстреле стрелок и посторонний наблюдатель слышат только лязганье движущихся частей пистолета.
Рубцов быстро двинул рукой. Из простреленной шины переднего правого колеса со свистом попер сжатый воздух.
Увидев оружие, грузин замер в нерешительности. Но его друзья, сидевшие в машине, ещё ничего не поняли. Хлопнула дверца, и на подмогу Кондору выскочил тот, который приставал к женщине.
Ударом левой ноги Рубцов вогнал его туда, откуда он появился. Тот схватился руками за пузо, переваливавшееся бурдюком через брючный ремень, стукнулся затылком о проем двери и опрокинулся на сиденье.
Рыжеволосая пассажирка, на время оставшаяся без присмотра, стремительно выскочила и, пригибаясь, словно под бомбежкой, побежала на противоположную сторону улицы.
Рубцов выстрелил в правое заднее колесо. И опять засвистел воздух, вырывавшийся из принудительного заточения. Правой рукой Рубцов вынул из кармана трубку телефона сотовой связи.
Два свидетельства большой крутости — пистолет и телефон «Джиэсэм» — заставили Кондора оцепенеть. Надо же им было напороться на такое крутое яйцо местной варки. То, что это мог быть представитель закона, Кондор даже не думал. Кто из «серых рубах» — ментов — будет стрелять днем на городской улице? Такие улаживают дела с Кавказом на даш-баш. Твоя власть — наши деньги, и разошлись, будто друг друга не видели. И потом кто из них врежет грузину в бордовом пиджаке по пузу от полного сердца, когда рядом маячат два свидетеля?
— Дарагой! — Кондор приложил левую руку к груди. — Нэ званы своим. Нэ надо. Мы нэ правы… Нэ званы, дорогой! Пожалуста.
Герой «верийского квартала» Тбилиси, занесенный ветрами перемен и жаждой наживы из родных солнечных мест в край далекий, но «нашенский», чувствовал, что может произойти, если по звонку сейчас сюда накатит местная крутизна, со стволами и всяким таким…
Рубцов убрал телефон. Взглянул на часы.
— Три минуты. И — бегом!
Два рослых бугая и третий маленький, тщедушный сын Кахетии с берегов реки Иори, сидевший на переднем сиденье справа, выражая покорность, лихо толкнули обезноженный «мере» и покатили его на руках подальше от злополучного места недоброй встречи.
Когда старательные толкачи завернули за угол, Рубцов повернулся к женщине. Она все ещё стояла рядом, не покинув заступника в трудную минуту.
Они встретились взглядами. Она улыбнулась благодарно, растерянно и смущенно. Чего больше было в этой улыбке, Рубцов сразу определить не мог.
— Спасибо вам, — сказала она.
Лицо её показалось ему страшно знакомым. Но вспомнить, где, когда он её встречал, не удавалось.
— Простите, — извинился Рубцов, — я бы вас проводил. Мало ли что… Но крайне спешу. По делу. Думаю, теперь вас никто не тронет.
— Спасибо вам, — повторила она и опять лучисто улыбнулась.
***
Подруга полковника Блинова Ариадна Сергеевна Лосева оказалась дамой пышной, сдобной, таких в народе ласково называют толстушками. Все при ней все на своих местах, только всего природа ей выделила щедрее, чем другим. Не зря говорят, что девяносто процентов мужчин любят толстушек, остальные десять их тоже любят, но стесняются об этом сказать.
«Белый парус» — магазин широкого диапазона. Войдя в него голодным, с чувством неудовлетворенной жажды, босиком и для приличия в одних трусах, при наличии денег уйдешь в кроссовках, брюках-джинсах, с бутылкой водки «Крейсер» и банкой красной икры в руках.
Разговор Гуляева с Ариадной Сергеевной состоялся в её чистеньком светлом кабинете с решеткой на окнах. В старые советские времена решетки такого рода приучали торговцев видеть небо в крупную клетку, в век рыночных отношений она защищает от тех, кто пытается приватизировать приватизированное.
Ариадна Сергеевна оглядела Гуляева взглядом, каким домашняя милая кошечка оглядывает банку с хозяйской сметаной. Кошечка сыта, обласкана, но свежей сметанки ей всегда охота попробовать.
Мадам спрятала улыбку и нахмурилась, когда Гуляев спросил, знакома ли она с полковником Блиновым Геннадием Корнеевичем.
— А в чем дело?
— Увы, закон. Он не щадит наших чувств ни тайных, ни явных, не интересуется нашими желаниями…
Ариадна Сергеевна сделала вид, что не обратила на его разъяснения никакого внимания.
— Могу не отвечать?
— Я выясню другими способами. Они доставят вам больше неудобств и беспокойства, возможно, и неприятностей. Итак, повторяю вопрос. Вы знакомы с Блиновым?
— Да, но подтверждать это на суде не буду. Могу я говорить с вами откровенно? Могу быть уверенной, что завтра об этом не станут болтать по всему городу?
— Тайна исповеди — закон.
— Ладно. Я с ним спала. Впрочем, если уж точно, то бодрствовала ночью. Вы удовлетворены?
— Попрошу уточнить. Вы бодрствовали в ночь пожара и взрыва на базе?
— Нет. Муж вернулся из рейса. У нас с ним свои дела, чтобы я в это время могла принимать ещё и Блинова.
***
Блинов сломался, или как принято ещё говорить «раскололся» на третьи сутки. Оказалось, что преступником быть не так-то просто.
Протокол допроса госпожи Лосевой, акты экспертиз, показания прапорщика Рушникова, которые никак не стыковались с тем, что утверждал Блинов, справки архивов и железной дороги заставили его понять — дело труба.
Трое суток в следственном изоляторе Блинов провел в полном одиночестве.
Камера тесная — три на два. Железная кровать с сырым матрасом и вытертым шерстяным одеялом. Металлическая дверь громко хлопает. Синяя лампочка над дверью горит и ночью, все вокруг мертвенно-синее. В зарешеченное окошко, прикрытое намордником, свет снаружи не проникает. Блинов старался не смотреть на свои руки, которые выглядели будто у утопленника — одутловатые, с фиолетовыми ногтями.
— Можно лампочку поставить нормальную? — спросил с неудовольствием прапорщика, который приглядывал за арестованными.
— Давайте гроши, для вас куплю персональную.
Еду приносили из солдатской столовой: кислые вонючие щи из прошлогодней капусты, перловую кашу без масла, клейкий хлеб, из которого только и лепить шахматные тюремные фигурки. «Мандра» — само по себе пришло на ум название, которое гуляло в уголовной среде.
Уже в первую ночь в левой стороне груди возникла боль. Он так и не сумел заснуть. Закрывал глаза — темно, но сон не приходил. Открывал — оказывался в клетке стен, освещенных синим мертвенным светом, и смотреть ни на что не хотелось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45