Возникало желание вскочить и стучать в тяжелую железную дверь. Но он знал — стучи не стучи — все равно не откроют. Лишь щелкнет стальная заслонка «волчка» — квадратной дырки в двери, появится глаз охранника.
— Что тебе?
Кто бы так посмел говорить с Блиновым ещё совсем недавно? И что можно требовать от прапорщика, который хотя и по ту сторону двери, но все равно в тюрьме.
Гуляев, внимательно наблюдавший за состоянием подследственного, уловил перемены. Утром, когда Блинова привели на допрос, тот увидел следователя, который возился с электрической кофеваркой. В помещении пахло хорошим кофе.
— Садитесь, Геннадий Корнеевич. — Гуляев был любезен и совсем не официален. — Как насчет кофе?
Блинов затравленно огляделся. Полковничий лоск за два дня уже сошел с него, но принимать предложение не хотелось. С какой стати он будет пить кофе с человеком, которого успел люто возненавидеть.
— Садитесь, садитесь. — Гуляев повторил приглашение и указал на обычное место подследственного. — Так я вам налью, идет?
Боль в груди, не оставлявшая полковника ни днем ни ночью, стала пульсирующей — сожмет сердце, потом отпустит. И опять сожмет. Блинов опустился на стул.
— Налейте.
С удовольствием отхлебнул горячую черную жидкость и расслабленно опустил плечи.
Гуляев выдвинул ящик стола, вынул листок бумаги, положил на стол так, чтобы его мог разглядеть Блинов.
— Посмотрите, Геннадий Корнеевич. На листе были нарисованы кружки, соединенные между собой тонкими прямыми линиями. Несколько крупных кружков вверху, другие, чуть поменьше размерами, располагались пониже, и совсем уж маленькие занимали самый низ страницы. Это могло быть чем угодно: от скелета схемы, объясняющей организацию мотострелковой дивизии, до системы родства млекопитающих или классификации растений.
— Вижу. И что это?
Блинов говорил с нескрываемой усталостью. Бессонные ночи давали о себе знать.
— Это схема, которую я для себя заполняю во время следствия. Когда она доведена до конца, дело можно передавать в суд. Вы знаете, что такое соучастие?
— Догадываюсь.
Блинову уже расхотелось пить кофе, но демонстративно отставить чашку он не мог. Это бы выглядело слишком по-детски: мальчик обиделся, и теперь пусть мама волнуется.
— Все же я расскажу. Соучастники — это люди, умышленно принявшие совместное участие в преступлении. Закон выстраивает их по ранжиру. Организаторы преступления. Подстрекатели. Пособники. Степень и характер вины каждого суд учитывает при вынесении приговора.
Блинов язвительно хмыкнул.
— Вы хотите, чтобы я взял на себя роль организатора?
— Даже если бы старался польстить вашему самолюбию, не стал утверждать такое. Не обижайтесь, но в уголовной иерархии вас бы назвали сявкой или чиграшом.
Гуляев никогда не любил блатного жаргона, не пользовался им в быту, хотя специфика работы и опыт общения с криминальной средой обязывали знать и понимать этот лексикон.
Слово больно ударило Блинова. Он стиснул челюсти, сжал кулаки.
— Если честно, я не испытываю упреков совести. Сожалею о двух вещах… О том, что не успел стать генералом. И о том, что попался. Я свои дела делал сознательно. — Блинов ожесточился. Говорил зло, отрывисто. — Куда ни глянь — все обогащаются. Воруют. Политики в Москве гребут под себя. Генералы в министерстве — под себя. Война в Чечне для одних кровь, для других — доллары. А полковник Блинов должен защищать честь страны и армии, которой нет! Так? Ни хрена! Ну, загоните меня в зону. А разве, здесь, в этом медвежьем углу, я не в зоне? Разве все энергетики, шахтеры, транспортники не в зоне? Давайте бумагу. Я все напишу. И не вносите меня в верхний кружок своей схемы. Я, как вы сказали, — сявка…
Вечером Гуляев засиделся в прокуратуре — читал написанное Блиновым признание.
События в арсенале начались задолго до того, как Блинов стал начальником. До него это место занимал полковник-инженер Давид Иосифович Бергман. Путем изощренных махинаций на базе создавались неучтенные запасы вооружения. Делалось это довольно просто. В расформированные воинские части по официально оформленным нарядам отгружались автоматы, пулеметы, гранатометы, патроны, снаряды. Все это следовало по конкретным адресам, однако из-за отсутствия получателя возвращалось железной дорогой в Каменку. Такой возврат в документах базы не фиксировался. Так создавалась видимость, что груз доставлен получателю и принят им. Ни одна самая изощренная комиссия, сверявшая наличие вооружения с учетной документацией, никогда не догадалась бы проверить поступление отправленного с базы груза в воинские части разных военных округов.
Блинов, принимавший командование базой у полковника Бергмана, был в курсе всех махинаций предшественника. Ему за соучастие капал определенный немалый процент с каждой незаконно провернутой операции.
Тысяча тонн артиллерийских снарядов, которая якобы поступила в арсенал, была продана прямо на территории Западной группы войск в Германии. Однако её поступление Бергман сумел заприходовать. Провести же по документам рассылку этого количества боеприпасов на нужды боевой подготовки несуществующих артиллерийских полков Бергман своевременно не сумел. Комиссия, которую в арсенале ожидали со дня на день, могла обнаружить, что вместо гаубичных снарядов в пятом хранилище находится воздух.
После обсуждения ситуации было принято решение организовать взрыв, который бы стер все следы злоупотреблений.
Зажигательную бомбу в склад оружия заложил сам Блинов. Он же разместил там пластмассовые канистры с бензином.
Взрывное устройство в хранилище боеприпасов установил прапорщик Рушников. Как материально ответственное лицо он знал о том, что на складе нет тех боеприпасов, которые по учету должны там находиться.
Взрыв и пожар с помощью радиоуправляемых устройств произвел тот же прапорщик Рушников. К точке, откуда подавался радиоимпульс взрывателям, его на своей машине доставил Блинов. Он же увез Рушникова с места преступления в город, где они и скоротали ночь.
О том, что следователь вызвал в гарнизон прапорщика Кудряшова, Блинову сообщил подполковник Дробот. Блинов передал известие Бергману, который требовал постоянных докладов о ходе следствия. Кто убил Кудряшо-ва, Блинов не знал.
Прочитав материал, Гуляев испытал сильное потрясение. Он почувствовал себя мелким муравьем, оказавшимся рядом с башмаком великана — одно неверное движение, и тебя раздавят.
Однажды Гуляев испытал такое чувство. Он приехал в Ленинград и гулял по городу. У Исаакиевского собора поднялся по ступенькам к гранитным колоннам портика, коснулся полированного камня, поднял голову и замер, пораженный. Размеры колонн, их монументальность в один миг подавили в нем ощущение собственной силы и значимости, заставили понять, что в мире есть нечто, перед которым человек ничто.
Это чувство вернулось к Гуляеву, когда в показаниях Блинова замелькала фамилия генерала армии Петра Хряченко, одного из заместителей министра обороны, облеченного властью и обласканного правительством.
Хряченко подписал все распоряжения Каменскому арсеналу об отгрузке оружия и боеприпасов в несуществующие армии и дивизии. Без его команды никто таких действий произвести не мог бы.
И вот перед этим гранитным столпом в здании военной иерархии он, майор Гуляев, всего лишь пигмей, которому — чтобы увидеть — надо запрокидывать голову до хруста в шейных позвонках. На память пришли слова из анонимного письма: «Те, кто грабит армию в масштабах огромных, ответственности не боятся. Ворон ворону — глаз не выклюет».
Гуляев оказался перед выбором: как быть? Конечно, придется докладывать окружному военному прокурору. Но тот властвует только над судьбами офицеров, которые ходят под рукой командующего войсками округа. Конечно, о своем открытии прокурор доложит главному военному прокурору в Москве. Тот обо всем сообщит министру обороны. И что? Не за горами президентские выборы. Любой скандал в высших эшелонах власти правительству не с руки. Ты, Гуляев, на кого замахиваешься? На папу с мамой? Ты хочешь войны? Так ты её получишь!
Вспомнился флотский анекдот. В густом тумане катер пограничной службы обнаружил приближение неизвестного корабля. Включив громкоговорящую установку, капитан пограничника объявил: «Прошу сообщить, кто вы? Иначе открою огонь!» И тогда из тумана, откуда-то из-под небес раздался ответ: «Я тяжелый авианосный крейсер „Москва“. Открывайте огонь!»
Так что же делать катеру «Виктор Гуляев», если его путь пересекся с крейсером «Петр Хряченко»?
***
Бытует в народе дурацкое по своей сути мнение, будто генералы воруют. Глупее ничего не придумаешь.
Генерал делает лишь намек, и для него все достанут, уволокут, упакуют и привезут.
Генералами, как принято говорить, не рождаются. Чтобы получить широкий золотой погон без просветов с большой шитой канителью шайбой на нем, приходится служить годы и годы. На этом служебном пути будущий генерал находится среди офицеров, которые все видят, все примечают. И когда «X» становится генералом, все о нем уже хорошо известно его подчиненным.
Петр Маркианович Хряченко обладал искренней уверенностью в своей важности, незаменимости, способности вершить. Он верил, что погоны возвышают его и над остальными людьми, и над законом.
Когда лейтенант Василий Петрович Хряченко, сын генерал-майора Петра Маркиановича, женился на дочери полковника Рябченко, это вызвало глухое неудовольствие у генерала-отца. Для своего сына Хряченко намечал более выгодную партию. Конечно, дочь генерала армии Колесова не вышла ничем, кроме обильного веса, огромных полужидких грудей и необъятных бедер, но для карьеры она была куда перспективней.
Тем не менее выбор сына оказался более удачным, чем предполагал отец. Полковник Рябченко, оказавшись в центре московских событий рядом с президентом Ельциным, сумел подсуетиться и, обласканный монаршьей благосклонностью, быстро попер вверх. Он стремительно стал генералом армии, а его сват — Хряченко с подачи родственника сподобился звания генерал-полковника.
О недавнем социалистическом прошлом Петр Маркианович вспоминал с отвращением. Эти проклятые коммунистические комиссары оплели в армии все. Даже расстегнуть ширинку, чтобы это осталось незамеченным, не удавалось никому. Перед лицом строгой партийной комиссии Хряченко представал дважды. И не за государственную измену, а за любовь-с. За благодатные, так сказать, порывы.
В первом случае, будучи майором, облагодетельствовал жену старшины-сверхсрочника Дубова. А тот, вместо того чтобы пережить, поднял неимоверный хай. Хряченко схлопотал строгача. Сверхсрочник, конечно, вылетел со службы: не надо вякать! Была бы хоть баба, за которую стоило заступаться.
Во второй раз Хряченко прокололся на несоблюдении правил дурацкой партийной морали уже в звании полковника-инженера. К этому времени он научился маскировать случаи нештатного расстегивания ширинки в чужих домах и тем самым обезопасил себя от комиссаров. Прогар произошел по другой причине.
Теща Хряченко Людмила Сергеевна Хвощ, баба деловая и крайне активная, отхватила себе дачный участок в Подмосковье рядом с Рязанью. Не с тем городом, что стоит на Оке и где, по пословице, пекут пироги с глазами, а у небольшой одноименной деревеньки в живописной местности — хоть глазами ешь, хоть рисуй, — расположенной между Звенигородом и Кубинкой на Москве-реке.
К недостаткам тещи относилась её настырность, а к недостаткам дачи то, что её надо сперва построить, а потом постоянно достраивать и обихаживать.
Чтобы теща перестала доставать его дачными беспокойствами, Хряченко послал в её распоряжение солдатика срочной службы, крепкого деревенского парня, умело владевшего топором, косой и столовой ложкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Что тебе?
Кто бы так посмел говорить с Блиновым ещё совсем недавно? И что можно требовать от прапорщика, который хотя и по ту сторону двери, но все равно в тюрьме.
Гуляев, внимательно наблюдавший за состоянием подследственного, уловил перемены. Утром, когда Блинова привели на допрос, тот увидел следователя, который возился с электрической кофеваркой. В помещении пахло хорошим кофе.
— Садитесь, Геннадий Корнеевич. — Гуляев был любезен и совсем не официален. — Как насчет кофе?
Блинов затравленно огляделся. Полковничий лоск за два дня уже сошел с него, но принимать предложение не хотелось. С какой стати он будет пить кофе с человеком, которого успел люто возненавидеть.
— Садитесь, садитесь. — Гуляев повторил приглашение и указал на обычное место подследственного. — Так я вам налью, идет?
Боль в груди, не оставлявшая полковника ни днем ни ночью, стала пульсирующей — сожмет сердце, потом отпустит. И опять сожмет. Блинов опустился на стул.
— Налейте.
С удовольствием отхлебнул горячую черную жидкость и расслабленно опустил плечи.
Гуляев выдвинул ящик стола, вынул листок бумаги, положил на стол так, чтобы его мог разглядеть Блинов.
— Посмотрите, Геннадий Корнеевич. На листе были нарисованы кружки, соединенные между собой тонкими прямыми линиями. Несколько крупных кружков вверху, другие, чуть поменьше размерами, располагались пониже, и совсем уж маленькие занимали самый низ страницы. Это могло быть чем угодно: от скелета схемы, объясняющей организацию мотострелковой дивизии, до системы родства млекопитающих или классификации растений.
— Вижу. И что это?
Блинов говорил с нескрываемой усталостью. Бессонные ночи давали о себе знать.
— Это схема, которую я для себя заполняю во время следствия. Когда она доведена до конца, дело можно передавать в суд. Вы знаете, что такое соучастие?
— Догадываюсь.
Блинову уже расхотелось пить кофе, но демонстративно отставить чашку он не мог. Это бы выглядело слишком по-детски: мальчик обиделся, и теперь пусть мама волнуется.
— Все же я расскажу. Соучастники — это люди, умышленно принявшие совместное участие в преступлении. Закон выстраивает их по ранжиру. Организаторы преступления. Подстрекатели. Пособники. Степень и характер вины каждого суд учитывает при вынесении приговора.
Блинов язвительно хмыкнул.
— Вы хотите, чтобы я взял на себя роль организатора?
— Даже если бы старался польстить вашему самолюбию, не стал утверждать такое. Не обижайтесь, но в уголовной иерархии вас бы назвали сявкой или чиграшом.
Гуляев никогда не любил блатного жаргона, не пользовался им в быту, хотя специфика работы и опыт общения с криминальной средой обязывали знать и понимать этот лексикон.
Слово больно ударило Блинова. Он стиснул челюсти, сжал кулаки.
— Если честно, я не испытываю упреков совести. Сожалею о двух вещах… О том, что не успел стать генералом. И о том, что попался. Я свои дела делал сознательно. — Блинов ожесточился. Говорил зло, отрывисто. — Куда ни глянь — все обогащаются. Воруют. Политики в Москве гребут под себя. Генералы в министерстве — под себя. Война в Чечне для одних кровь, для других — доллары. А полковник Блинов должен защищать честь страны и армии, которой нет! Так? Ни хрена! Ну, загоните меня в зону. А разве, здесь, в этом медвежьем углу, я не в зоне? Разве все энергетики, шахтеры, транспортники не в зоне? Давайте бумагу. Я все напишу. И не вносите меня в верхний кружок своей схемы. Я, как вы сказали, — сявка…
Вечером Гуляев засиделся в прокуратуре — читал написанное Блиновым признание.
События в арсенале начались задолго до того, как Блинов стал начальником. До него это место занимал полковник-инженер Давид Иосифович Бергман. Путем изощренных махинаций на базе создавались неучтенные запасы вооружения. Делалось это довольно просто. В расформированные воинские части по официально оформленным нарядам отгружались автоматы, пулеметы, гранатометы, патроны, снаряды. Все это следовало по конкретным адресам, однако из-за отсутствия получателя возвращалось железной дорогой в Каменку. Такой возврат в документах базы не фиксировался. Так создавалась видимость, что груз доставлен получателю и принят им. Ни одна самая изощренная комиссия, сверявшая наличие вооружения с учетной документацией, никогда не догадалась бы проверить поступление отправленного с базы груза в воинские части разных военных округов.
Блинов, принимавший командование базой у полковника Бергмана, был в курсе всех махинаций предшественника. Ему за соучастие капал определенный немалый процент с каждой незаконно провернутой операции.
Тысяча тонн артиллерийских снарядов, которая якобы поступила в арсенал, была продана прямо на территории Западной группы войск в Германии. Однако её поступление Бергман сумел заприходовать. Провести же по документам рассылку этого количества боеприпасов на нужды боевой подготовки несуществующих артиллерийских полков Бергман своевременно не сумел. Комиссия, которую в арсенале ожидали со дня на день, могла обнаружить, что вместо гаубичных снарядов в пятом хранилище находится воздух.
После обсуждения ситуации было принято решение организовать взрыв, который бы стер все следы злоупотреблений.
Зажигательную бомбу в склад оружия заложил сам Блинов. Он же разместил там пластмассовые канистры с бензином.
Взрывное устройство в хранилище боеприпасов установил прапорщик Рушников. Как материально ответственное лицо он знал о том, что на складе нет тех боеприпасов, которые по учету должны там находиться.
Взрыв и пожар с помощью радиоуправляемых устройств произвел тот же прапорщик Рушников. К точке, откуда подавался радиоимпульс взрывателям, его на своей машине доставил Блинов. Он же увез Рушникова с места преступления в город, где они и скоротали ночь.
О том, что следователь вызвал в гарнизон прапорщика Кудряшова, Блинову сообщил подполковник Дробот. Блинов передал известие Бергману, который требовал постоянных докладов о ходе следствия. Кто убил Кудряшо-ва, Блинов не знал.
Прочитав материал, Гуляев испытал сильное потрясение. Он почувствовал себя мелким муравьем, оказавшимся рядом с башмаком великана — одно неверное движение, и тебя раздавят.
Однажды Гуляев испытал такое чувство. Он приехал в Ленинград и гулял по городу. У Исаакиевского собора поднялся по ступенькам к гранитным колоннам портика, коснулся полированного камня, поднял голову и замер, пораженный. Размеры колонн, их монументальность в один миг подавили в нем ощущение собственной силы и значимости, заставили понять, что в мире есть нечто, перед которым человек ничто.
Это чувство вернулось к Гуляеву, когда в показаниях Блинова замелькала фамилия генерала армии Петра Хряченко, одного из заместителей министра обороны, облеченного властью и обласканного правительством.
Хряченко подписал все распоряжения Каменскому арсеналу об отгрузке оружия и боеприпасов в несуществующие армии и дивизии. Без его команды никто таких действий произвести не мог бы.
И вот перед этим гранитным столпом в здании военной иерархии он, майор Гуляев, всего лишь пигмей, которому — чтобы увидеть — надо запрокидывать голову до хруста в шейных позвонках. На память пришли слова из анонимного письма: «Те, кто грабит армию в масштабах огромных, ответственности не боятся. Ворон ворону — глаз не выклюет».
Гуляев оказался перед выбором: как быть? Конечно, придется докладывать окружному военному прокурору. Но тот властвует только над судьбами офицеров, которые ходят под рукой командующего войсками округа. Конечно, о своем открытии прокурор доложит главному военному прокурору в Москве. Тот обо всем сообщит министру обороны. И что? Не за горами президентские выборы. Любой скандал в высших эшелонах власти правительству не с руки. Ты, Гуляев, на кого замахиваешься? На папу с мамой? Ты хочешь войны? Так ты её получишь!
Вспомнился флотский анекдот. В густом тумане катер пограничной службы обнаружил приближение неизвестного корабля. Включив громкоговорящую установку, капитан пограничника объявил: «Прошу сообщить, кто вы? Иначе открою огонь!» И тогда из тумана, откуда-то из-под небес раздался ответ: «Я тяжелый авианосный крейсер „Москва“. Открывайте огонь!»
Так что же делать катеру «Виктор Гуляев», если его путь пересекся с крейсером «Петр Хряченко»?
***
Бытует в народе дурацкое по своей сути мнение, будто генералы воруют. Глупее ничего не придумаешь.
Генерал делает лишь намек, и для него все достанут, уволокут, упакуют и привезут.
Генералами, как принято говорить, не рождаются. Чтобы получить широкий золотой погон без просветов с большой шитой канителью шайбой на нем, приходится служить годы и годы. На этом служебном пути будущий генерал находится среди офицеров, которые все видят, все примечают. И когда «X» становится генералом, все о нем уже хорошо известно его подчиненным.
Петр Маркианович Хряченко обладал искренней уверенностью в своей важности, незаменимости, способности вершить. Он верил, что погоны возвышают его и над остальными людьми, и над законом.
Когда лейтенант Василий Петрович Хряченко, сын генерал-майора Петра Маркиановича, женился на дочери полковника Рябченко, это вызвало глухое неудовольствие у генерала-отца. Для своего сына Хряченко намечал более выгодную партию. Конечно, дочь генерала армии Колесова не вышла ничем, кроме обильного веса, огромных полужидких грудей и необъятных бедер, но для карьеры она была куда перспективней.
Тем не менее выбор сына оказался более удачным, чем предполагал отец. Полковник Рябченко, оказавшись в центре московских событий рядом с президентом Ельциным, сумел подсуетиться и, обласканный монаршьей благосклонностью, быстро попер вверх. Он стремительно стал генералом армии, а его сват — Хряченко с подачи родственника сподобился звания генерал-полковника.
О недавнем социалистическом прошлом Петр Маркианович вспоминал с отвращением. Эти проклятые коммунистические комиссары оплели в армии все. Даже расстегнуть ширинку, чтобы это осталось незамеченным, не удавалось никому. Перед лицом строгой партийной комиссии Хряченко представал дважды. И не за государственную измену, а за любовь-с. За благодатные, так сказать, порывы.
В первом случае, будучи майором, облагодетельствовал жену старшины-сверхсрочника Дубова. А тот, вместо того чтобы пережить, поднял неимоверный хай. Хряченко схлопотал строгача. Сверхсрочник, конечно, вылетел со службы: не надо вякать! Была бы хоть баба, за которую стоило заступаться.
Во второй раз Хряченко прокололся на несоблюдении правил дурацкой партийной морали уже в звании полковника-инженера. К этому времени он научился маскировать случаи нештатного расстегивания ширинки в чужих домах и тем самым обезопасил себя от комиссаров. Прогар произошел по другой причине.
Теща Хряченко Людмила Сергеевна Хвощ, баба деловая и крайне активная, отхватила себе дачный участок в Подмосковье рядом с Рязанью. Не с тем городом, что стоит на Оке и где, по пословице, пекут пироги с глазами, а у небольшой одноименной деревеньки в живописной местности — хоть глазами ешь, хоть рисуй, — расположенной между Звенигородом и Кубинкой на Москве-реке.
К недостаткам тещи относилась её настырность, а к недостаткам дачи то, что её надо сперва построить, а потом постоянно достраивать и обихаживать.
Чтобы теща перестала доставать его дачными беспокойствами, Хряченко послал в её распоряжение солдатика срочной службы, крепкого деревенского парня, умело владевшего топором, косой и столовой ложкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45