— Да.
— Тогда считай, проблема снята.
Носенко опустил трубку, вздохнул тяжело, будто только что взбежал по лестнице на пятый этаж. Достал из кармана платок, вытер лоб.
Ни хрена не понимают те, кто думает, будто жизнь политиков — это мед. Она только по цвету на него похожа, на самом деле имеет вкус и запах дерьма. Да-с, господа!
Носенко прошел в комнату отдыха, налил в стакан коньяка и дернул со смаком: выпивку он заслужил.
***
Майор Рубцов возвращался домой обычным маршрутом. Он пересек Сихотэ-алинскую, пошел по Охотской, поравнялся с домом, возле которого ещё недавно его пытались прихватить крутые парни. Кто и по какой причине помог ему в неравной схватке и сделал нападавших, Рубцов разбираться не стал: это его мало интересовало. Утром в сводке происшествий по городу прочитал: «Убиты трое. На месте преступления обнаружен пистолет „Глок“, ранее находившийся в розыске». Выяснять подробности Рубцову не было нужды.
Из задумчивости Рубцова вывел резкий скрип тормозов. Он обернулся и увидел две черные машины, из которых быстро выскакивали пассажиры и с трех сторон бежали к нему.
Эти люди словно вышли на охоту против хорошо вооруженной банды. Четырехцветные камуфляжные костюмы типа «Вудленд». Бронежилеты «Штурм» пятого класса защиты. Сферические противопулевые шлемы. Поверх броневых жилетов так называемые «разгрузочные», позволявшие навесить на бойца дополнительный запас вооружения — магазины автоматов, гранаты ручного метания и для подствольников.
— Стоять!
Сильные руки толкнули Рубцова к стене дома.
— Не шевелиться! Руки! Ноги!
Все это сопровождалось резкими толчками и ударами по телу.
Рубцов даже не понял, к чему маскарад, пока не увидел красное, покрытое каплями пота лицо одного из спецназовцев. Парень явно перегрелся в своей броне. Ему было душно и неудобно ощущать себя вьючным верблюдом. Он злился. Эта злость изливалась на странного типа, которого приказали задержать. Скорее всего каждого участника захвата предупредили, что тип опасный преступник, который может начать стрельбу и оказать сопротивление при задержании. Тактика простая, но действенная. Говорить в такой обстановке со спецназовцамн как с обычными людьми, нормально воспринимающими чужие слова и поддающимися логике, не имело смысла.
Человек, вооруженный дубинкой и наделенный правом пройтись ею по чужой спине без особой ответственности для себя, готов делать это по поводу и без повода. Рубцов знал, сколько жалоб на омоновцев поступает в прокуратуру после каждого футбольного матча, когда у блюстителей порядка бывает много поводов истолковать азарт болельщиков как нарушение общественного порядка. Огнестрельное оружие в таких случаях не используется — худо-бедно каждый факт его применения расследуется на предмет законности и необходимости. Дубинка — не оружие. Этим все сказано.
Рубцову помнилась история о первом опыте внедрения в полицейскую практику России резиновых палок. Сделано это было по инициативе министра охраны общественного порядка России Вадима Тикунова. Осуществить проверку действенности нового средства «демократизации» отношений власти с обществом на практике разрешил Никита Хрущев. И вот в одном из областных центров милиционерам выдали «игрушки», закупленные за валюту за рубежом. Испытания окончились быстро и бесславно. Вступать в беседы с милиционером, который выразительно размахивал палочкой, тем более доказывать свою правоту для граждан сразу стало небезопасным. И вышло, что первым, кто на своей голове испытал удар «демократизатора», оказался представитель власти — секретарь горкома комсомола. Разразился скандал. В Москве поняли, что давать дубинки в руки стражей порядка, воспитанных в духе «моему ндраву не перечь», рановато.
Нынешняя демократическая власть открыла шлюзы преступности и потому вынуждена была сделать дубинку и металлический щит законным средством убеждения масс.
Ловкие руки ощупали Рубцова со всех сторон — грудь, спину, ноги.
— Сергей, — обыскивавший взволнованно сообщил кому-то, чьего лица Рубцов не видел, о своей находке, — у него пистолет!
— Разрешение? — Глухой голос прозвучал совсем рядом.
— Есть, — пытался ответить Рубцов. И сразу дубинка ткнула в поясницу.
— Молчать! Отвечать будешь, когда спросят. — И уже другим тоном, предназначенным для своего начальства: — Разрешение есть. А вот номер у оружия не тот.
Всякий раз Рубцов вынимал пистолет из своего сейфа, и чужого номера на нем быть никак не могло. Стало ясно — оружие ему уже успели подменить. Но разве это докажешь?
Чужая ладонь скользнула в правый наружный карман пиджака.
— Сергей, смотри.
— Что там? — Глухой голос прозвучал со спины над самым ухом.
— С виду белый порошок. Но похоже, наркотики.
— Фиксируйте в протоколе.
Еще один полиэтиленовый пакетик размерами с упаковку растворимого чая ловкие пальцы извлекли из внутреннего кармана пиджака Рубцова.
— Сергей, его документы и ещё порошок.
Невидимый Сергей, судя по тому, как щелкнули корочки удостоверения, быстро просмотрел его и захлопнул.
— Ребята, отойдите. — Глухой голос прозвучал строго. — Оставьте нас одних.
Тяжелая рука легла на плечо Рубцова.
— Слушай, майор, ты был в Афганистане? В Алишанге? Когда брали Али Мансура?
— Был. — Рубцов ответил без особой охоты. Мог бы и промолчать, но когда спрашивают такое, то интересующийся, возможно, сам побывал где-то радом с местами минувших дел и что-то о тебе знал.
— Командовал взводом спецназа. Так?
— Так.
— Значит, я тебя знаю. Мы обеспечивали прикрытие операции. Сергей Кузьмин. Слыхал? Это я.
— Приятная встреча. — Рубцов грустно усмехнулся. — Теперь душманом стал я, а группа Кузьмина по-прежнему обеспечивает прикрытие. Очень рад.
— Не надо, майор. Ты понимаешь, оба мы люди служивые. Из разных колод, но один хер шестерки. Вьючные мулы власти. Ты делаешь свое дело, я — свое. Но в данном случае нас подставили. Тебя, меня и моих людей.
— Тогда к чему весь этот разговор?
— Не знал бы твоего имени по Афгану, он бы не состоялся. А так есть возможность и желание уберечь тебя от беды.
— Разве она уже не пришла?
— Не догадываешься?
— Знать и догадываться — разные вещи.
— Дай слово, что разговор останется между нами.
— Ха! Кто в наше время под слово даст хотя бы десять тысяч рублей?
— Под твое слово, Рубцов, я дам столько, сколько у меня окажется.
— Спасибо. Слово даю.
— Тогда пойми, я и мои ребята не с горки сосклизнули. Нам приказали тебя взять и макнуть в дерьмо. Чтоб ты понял — ставить планку нужно на ту высоту, которую можешь взять.
— Как же вы собирались макнуть меня?
— А ты таких штучек не знаешь, да? Пакетики с кокаином. Ровно столько, чтобы отдать под суд. Или подбросить материальчик прессе. А уж она любого из нас искупает в говне. С заголовками вроде «Кокаиновые майоры»…
— Кому это все надо?
— Откровенно? Точно не знаю. Но команда прошла из Москвы. Значит, ты прижал яйца крупной фигуре. Попробуй вспомнить сам.
Лицо Рубцова недоуменно вытянулось.
— Вроде бы никого из властей не задевал…
— А деньги? Замахивался на чужой кошелек?
— Так ставишь вопрос? Кошелек?.. Вроде было… Но чтобы конфликт с властью…
— Рубцов! Ты же умный мужик, не мне тебя учить. Неужели не понял — мы живем в криминальной зоне. Вся власть… Я имею в виду реальную, а не ту, которая дает право вещать с трибуны парламента. Так вот вся власть в руках денежных паханов. Наш государственный строй — паханат. Хотел ты того или нет, но раз обстоятельства столкнули тебя с деньгами, значит, ты выступил против власти. И тебе не позволят её тронуть.
— И мы этому служим, Кузьмин?
Сергей вытер испарину со лба.
— Служим. Ты носил бронежилет?
— При чем он?
Ход мыслей Кузьмина вверг Рубцова в недоумение.
— При том, что в нем жарко. А ты со своими вопросами. Поневоле запьешь.
Кузьмин пригнулся, сунул руку в карман, пристроченный к правой брючине ниже колена. Достал плоскую металлическую фляжку, похожую на портсигар. Отвинтил пробку. Сдедал два больших жадных глотка. Традиционно поморщился, показывая, что не мед пьет. Аккуратно завернул пробку, поднес фляжку к уху и поболтал, удостоверяясь, осталось ли в ней содержимое. Только после этого опять положил в карман.
— Как видишь, служу. И не смотри осуждающе. Людей, которые не осознают своей дерьмушности, не бывает. Может, только Горбачев и Калугин. И каждый умеет себя оправдать. Хочешь услышать мои откровения?
— Не очень.
— Я так и думал. Между тем мог рассказать тебе немало поучительного.
— Потом когда-нибудь. Что мне надо сейчас делать?
— Учти, Рубцов, я совершаю должностное преступление.
— Представляю.
— Чтобы не подводить меня и себя, забудь о деле, которым занимаешься. Закрой его к едреной матери!
— У меня есть начальник…
— Судя по всему он предупрежден. Он у тебя полковник?
— До сих пор был. Или уже разжаловали?
— Говорят, уже генерал. Вчера и присвоили.
— Крепко.
Кузьмин пожал плечами.
— От монаршьей милости никто не застрахован. — Он сделал паузу. — Так ты согласен?
— Меня вываляли в дерьме, верно?
— От нас пахнет не лучше. Но можно умыться.
— Иного выхода нет?
— Откажешься — ничем помочь не могу. Мы тебя увезем. Наркота — это погано…
— Хорошо, будь по-вашему.
— Юра! — Кузьмин махнул рукой одному из своих бойцов. — Верни майору пистолет и документы. И не перепутай: пушку его отдай…
***
Военный прокурор полковник Струков — большеголовый, лысый, с усталыми глазами загнанной вусмерть лошади, крутил в руках авторучку с золоченым колпачком и смотрел не на собеседника — майора Гуляева, а через его плечо на облезлую стену своего кабинета. Он уже не раз чувствовал себя как та жена, что, ложась с мужем в постель, не к месту вспомнила — потолок надо белить.
— Виктор Петрович, дорогой. — Струков говорил унылым голосом человека, которому все давно надоело: работа, разговоры и сама жизнь. — Пора закруглять дело по арсеналу.
— Василий Васильевич, надо его все же довести до конца.
Гуляев догадывался: полковник чем-то встревожен, но понять, чем именно, ещё не мог.
— Не надо до конца. Ставь точку посередине фразы. Материалы мне на стол. В архив…
— Что случилось, товарищ полковник? Струков сделал неопределенное движение рукой, покрутил пальцем в пространстве и ткнул им вверх.
— Есть правило, майор, — выше крыши лестница не ведет. А мы с тобой полезли черт знает куда. «Все выше и выше» — это не наша, прокурорская песня. Дошло?
— Нет.
— Не пойму, Гуляев, ты это в самом деде или придуряешься?
— В чем?
— В том, что ухе после года работа! в прокуратуре положено понимать: законы действуют до определенного уровня. Выше — нет. Ты в самом деле веришь, что если президент… того, то его можно привлечь к ответственности, как бомжа?
— Разве нельзя? Если он в самом деле… того?
— Плохо знаешь законы, Виктор. Неподсудность начинается с президента, включает в себя сенаторов, депутатов Государственной Думы и опускается аж до районного судьи.
— Да, но…
— Успокойся. Не нравится — пиши рапорт. Уволим запросто.
Гуляев понимал — Струков нашел возможность выговориться и теперь изливал душу.
— Есть же, в конце концов, кто-то такой, кто сумеет навести порядок?
— Не надо подталкивать общество к переменам. Не надо. Дайте мне дотянуть до пенсии, потом уж играйте во что хотите. После меня прокурором станешь ты. А я двину на покой.
— Не волнуйтесь, Василий Васильевич, дослужите. Еще не вечер.
Струков вскинул на майора умные, по-собачьи жалостливые и унылые глаза.
— Зря ты, Гуляев. Ты приглядись. В воздухе что-то носится… того и гляди…
— Придут красные?
— Никуда они не придут. Да, их старики ходят на демонстрации. Стучат ложками по пустым кастрюлям. Ты видел среди них молодежь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45