Нелепо. Глупо. Страшно. Каждый из нас мог оказаться на его месте. Просто оказаться на линии полёта пули. И все. И не более того.
Глава семнадцатая

— 70 -
Страшно хотелось курить. Выходить как-то тоже неловко. Я посмотрел на мужиков. Ни слова не говоря, мы взяли тело Михаила, и вышли, БМП, урча двигателем, стояла рядом. Мы положили его на нос. И потихоньку машина тронулась к нашему дому. Мы шли рядом, Володя шёл, придерживая тело Михаила, чтобы оно не сползло с брони при тряске.
За спиной продолжался бой. Но никого это уже не волновало. Кто кого победит, ради чего и кого, нам все равно, мы и так уже заплатили огромную цену на этой войне.
Я вспомнил тот азарт, который меня охватывал в бою, и стало страшно и стыдно. Я был жив, а Мишка нет. Кто следующий?
Подъехали к дому, подняли Михаила на второй этаж. Молча сели, закурили.
— Что делать будем? — первым нарушил общее тягостное молчание Виктор.
— Хоронить надо. Кто знает, как все это делается?
— Вроде на третий день положено.
— Нас может не быть на третий день. Завтра, — я глубоко затянулся, загоняя клубок слез внутрь.
— Гроб нужен.
— Я столярничать умею, — Владимир тоже отчаянно дымил и тёр глаза.
— А я помогу, — Александр смотрел в окно, в ту сторону, где продолжался бой.
— А мы с тобой, Виктор, могилу отроем.
Владимир подошёл к телу, внимательно осмотрел его, потом достал фотографии, бумаги, письмо, которое Михаил написал родителям. Все сложил в сторону, потом начал осматривать входное пулевое отверстие.
— Саша, подойди сюда, — позвал он.
Вдвоём они перевернули тело на бок и, подсвечивая себе фонариком, стали осматривать рану.
— А ведь это был снайпер, мужики, — после недолгого совещания они вынесли вердикт.
Так как мы с Виктором не разбирались в этих делах, то приняли его на веру. Какая разница, снайпер тебя убьёт или просто автоматная очередь. Итог всегда малоутешительный.
Постепенно бой стал затихать, видимо, противника отбили, но преследовать не стали.
— Володя, сколько у тебя соляры в баках? — спросил я.
— Мало. Нам не уйти, — Володя был мрачен.
Он понял, что я имел ввиду.
— А накопить можно? А другие БМП вывести из строя. На БМП можно и штаб развалить, сейф вывезти, по дороге вскроем, на крайний случай — разнести гранатой к чёртовой матери.
— Надо подумать, только позже, сейчас мозги не в том направлении работают. Если снайпера начали против нас работать — плохо. Жди «кукушек».
— Каких таких кукушек? — не понял Виктор.
— Примета есть такая. Снайпера садятся в засаде. Вот их называют такими птичками. Выщёлкивают потихоньку, и не видно их и не слышно. В годы Великой Отечественной два снайпера уничтожили роту. А в финскую и того больше было.
— Снайпера докторов не любят, — мрачно произнёс Виктор.
— Вот видишь. Надо беречь её.
По лестнице раздались шаги нескольких человек. Мы напряглись, подтянули оружие поближе.
В комнату вошли Вели и Ахмед. Они были разгорячены. Увидели тело Михаила, сняли головные уборы.
— Соболезнуем.
— Спасибо. Нам нужны инструменты и доски для гроба и пирамидки. Найдёте?
— Да. Может, ещё чем помочь?
— Нет.
— Гусейнов думал, что вы убежали. Хотел погоню послать. Нас грозился расстрелять.
— Туточки мы. Со своими покойными. Как бой?
— Отбили мы их. Но потери у нас большие. Как будто снайпера работали.
— Похоже на это. Вот и Михаила тоже, вероятно, снайпер убил.
— Гусейнов хочет вас видеть.
— Некогда нам, ему надо, пусть сам приходит. Пока не похороним сегодня его, не двинемся.
— Так и передать?
— Так и передай. Слово в слово. Поторопитесь с инструментом — пару лопат с киркой надо. Могилу отрыть.
— Скоро будет, — пообещали они и ушли.
— 71 -
Мы принесли воды. Никто никогда не занимался похоронами. Присутствовать присутствовали, а вот так непосредственно… Молитв тоже никто не знал, которые положено читать. Вымыли Михаилу лицо и руки с мылом. Намылили щеки, побрили. Сложили руки на груди, тело уже начало костенеть. Накрыли лицо платком.
Через пару часов пришла наша охрана, ни слова не говоря сложили доски, большие куски фанеры, инструменты: две лопаты штыковые, две «подборки», лом, кирку. Где они все это взяли мы не стали спрашивать.
Мы с Виктором пошли копать могилу. На конце села было православное кладбище. Война, вандалы не пощадили его. Кресты, пирамидки со звёздочками были повалены. Во многих местах было видно, что опорожнялись прямо на могилы.
Много было свежих могил с православными крестами. Дерево на них даже не успело толком просохнуть.
Мы стали копать в стороне от остальных могил. Поначалу грунт был каменистый, махали ломом и киркой. Потом дело пошло легче. Работали молча, с каким-то ожесточением, вонзая в грунт шанцевый инструмент. Казалось, что силы у нас не кончаются. Злость, обида, страх, стыд за смерть Михаила — все это смешалось. Когда углубились больше чем на полтора метра, и работали в могиле уже по очереди, пришёл Гусейнов со свитой. Мы не переставая работали, не обращая на него внимания. Он постоял молча и так же молча ушёл.
Могила получилась глубокая, сами того не ожидая, мы отрыли на два с половиной метра. Перекурили и пошли к дому.
Когда пришли, тело уже лежало в гробу, крышка от гроба стояла у входа в дом. Александр и Владимир заканчивали пирамидку.
Аида с заплаканными глазами, постоянно смахивая набегавшую слезу, выводила красной краской на табличке надпись. Виктор молча постоял у неё за спиной, наблюдая за работой, потом добавил:
После даты смерти, напиши «Русский офицер».
Она кивнула. Через полчаса пирамидка была готова. Неровную звёздочку покрасили красной краской.
Посмотрели на часы. Два часа пополудни. Двое суток не спали. Вся жизнь, что была прежде, казалась нереальной, призрачной. Все теперь разделилось до смерти Домбровского, и после.
БМП по-прежнему стояла у входа. Володя сам сел за управление. Гроб погрузили на нос, сами сели рядом. Медленно тронулись. Аида осталась. Вот и кладбище. Из солдатских плащ-палаток, что валялись в десантном отсеке, выдернули верёвки, связали их, не хватало. Разрезали несколько этих же плащ-палаток, связали. Сняли гроб. Подошли, молча стояли и смотрели на восковое, жёлтое лицо Михаила. Все плакали. Молча, беззвучно. Слезы капали с носа, с подбородка. Так же молча вытирали их. Никто не смотрел друг на друга. Все мы, каждый из нас виноват в его смерти. Не сговариваясь закурили. Потом закрыли гроб крышкой, заколотили гвоздями и спустили в могилу. Закопали, зарыли могилу. В ногах установили, прикопали памятник-пирамидку. Взяли оружие, Володя сел в БМП.
— Залп! — скомандовал я.
Грянул салют из трех автоматов и из пушки БМП.
— Залп! Залп!
Небо разорвалось выстрелами. Мы молча стояли. Потом Владимир достал флягу коньяка. Пустили по кругу. По глотку. Немного на свежую могилу. Спи, друг. Виктор достал рабочую карту Михаила, там мы сделали отметку, где похоронен прежний её владелец.
— 72 -
Когда приехали назад, там был накрыт стол, и никого не было. Охрана. Молодцы.
Не присаживаясь, молча налили себе, отдельно в стаканчик, кусок хлеба сверху, не чокаясь выпили.
Пришёл Гусейнов. Один, вся свита и охрана осталась внизу. Было слышно, как они о чем-то громко говорят на своём языке.
Налей! — сказал он.
Виктор налил ему полстакана коньяку. Он молча выпил.
Завтра идём в наступление на селение Сапёр. Выезд в семь утра. Будьте в форме. Приготовимся без вас, — сказал он и вышел.
Мы ещё немного посидели, выпили. И разошлись по своим комнатам. Виктор ушёл к Аиде. Каждому хотелось побыть одному. Плюс усталость навалилась. Я только лёг, мгновенно уснул. Проснулся уже на закате. Разбудил Сашку и Владимира. Поужинали, почистили оружие, снарядили магазины. Володя ушёл к своей бронетехнике, Сашка — в первую роту, я — во вторую.
Потери в «моей» роте в ночном бою составляли пятнадцать человек убитыми и двадцать восемь раненых. Многие из них были легко ранены, и поэтому оставались в строю.
Из разговоров я понял, что и трофеи хорошие достались. Смерть их не пугала. Все рвались в бой. Вот только я до конца так и не понял, что ими двигало. На патриотов и фанатиков они не были похожи. Разве корысть может быть таким двигателем? Не знаю, не знаю.
Все роты по очереди обходил мулла, читал что-то, опять призывал к священной войне. Но публика вяло реагировала на это. Народ был уже обстрелян, новому их научить я уже не мог, и не было желания. Была лишь мысль — уцелеть и вырваться домой.
Про комбата и его штаб рассказывали, что когда был ночной бой, то Гусейнов погнал их всех на оборону. Но если Модаев хоть стрелял, то комбат просто сидел в окопе и периодически прикладывался к бутылке. Мулла так и не вышел из здания школы.
Меня встречали уже как своего. Не было издёвок, многие подходили, выражали соболезнования по поводу гибели Михаила.
Не было возможности совершения обходного манёвра. Деревни располагались на расстоянии десяти километров друг от друга. Сначала шла узкая дорога между трех холмов, а затем было широкое поле.
Первая рота ушла в пять часов. Их задача была оседлать эти холмы, если есть там противник — выбить его, и по возможности сделать все это по-тихому.
Мы выдвинулись в восемь. Вторая рота, бронетехника с Володей во главе, третья рота, обоз. Теперь комбату с его штабом не удалось отсидеться в тылу. И приехать уже к готовому пирогу тоже не удастся.
Второй переход начался. Все были сосредоточены и спокойны. С первого холма сбежал боец. Рассказал, что удалось тихо вырезать взвод противника. На втором холме тоже была рукопашная, но также все было тихо. Третий холм взяли без боя, никого не было, сняли лишь две растяжки.
При подходе к деревне растянулись. Вторая рота по центру, первая рота пошла по левому флангу, третья — по правому. Бронетехника — за спинами второй роты.
Деревня как деревня, таких много. Дома каменные. За нашими спинами раздался разрыв снаряда. Градобойные оружия. Видел трофейные на полигоне. Стреляли мы из них, но они были в полуразрушенном состоянии и реанимировать их не удалось. Поэтому разрыв снаряда узнал.
Все это подстегнуло систему организма к выживанию, все побежали вперёд. Потом по нам ударили из автоматического оружия. Вперёд. Вперёд. Но нет азарта. Только напряжённость. Собранность, обострены рефлексы. До первых строений осталось метров сто. Огонь усилился. Но не было перед этими строениями никаких окопов.
Градобойные орудия перенесли огонь на нас. Ещё метров пятнадцать, и мы выскочим в «мёртвую» зону. Там орудия нас не достанут. С автоматическим оружием не попрёшь на «зенитку». Но как-то атака захлебнулась, падали люди, падали и не шевелились. Раненых тоже было немало. Я приметил впереди симпатичный валун и нырнул под него.
Хороший камушек. Надо мной на полметра торчит и ширина приличная. Толстый такой камушек, сантиметров семьдесят в ширину. Спасибо тому ленивому, кто не убрал его. За таким камнем, как на груди любимой женщины, можно всю войну и провести. Если выживу, то можно с собой таскать, так, на всякий случай. Добрый камень всегда в хозяйстве сгодится. Можно кому-нибудь и на голову положить, а можно и головой об него кого-нибудь шваркнуть.
Лежу за ним, отдыхаю, перевожу дыхание. Перевернулся на спину, закурил. Хорошо. Война вокруг, но меня это вроде как-то и не касается.
Ну, ладно. Пора и осмотреться. Сначала, что сзади, что по бокам. Сзади встала наша техника. Боится Володя впереди пехоты пускать её. Правильно, спалить могут. Вот они и пытаются огнём своих пушек подавить огневые точки противника. Насколько знаю, у градобоек снаряды осколочные, по крайней мере, другие не попадались, и не слышал я о них. Так что они ему не страшны, только вот не выйдешь из техники, в туалет не сбегаешь.
Слева и справа бойцы лежат. Только нет у них таких камушков. Кто в канавку нырнул, кто так лежит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42