— Я ничего не обещаю.
— И не надо обещать.
Он повернулся, собираясь уходить, но на полдороге обернулся и уставился на меня, качая головой.
— Я не понимаю вас, Джин. Вы ведете себя так, будто это всего лишь очередная банальная история. Думаю, вы тут не правы. Я думаю, что это самое крупное дело со дня моего появления в вашем крысином городе.
— Откровенно говоря, Дэйв, я не успел составить об этом собственного мнения.
— Ну-ну! — пробормотал он и вышел из кабинета, не поверив ни одному моему слову.
Но я сказал правду. И теперь, освободившись наконец от всех, кроме Джилл, снова склонившейся над телефоном, я повернулся в кресле к окну; солнце садилось, и тень от большого вяза уже наполовину закрывала газон. Стивен Грир исчез, растворился в ночи на поле для гольфа. Это было нелепо, невероятно. Я ворошил в памяти все, что знал о Грире, начиная с нашей первой встречи во время избирательной кампании и кончая последней, вчерашней, когда он так нервничал и без конца смотрел на часы. Я просидел так, наверно, с полчаса, пока не обнаружил с удивлением, что почти ничего не знаю ни о самом Грире, ни о его исчезновении. Впервые с тех пор, как я появился в Белом доме, важное государственное событие прошло мимо меня как в какой-то далекой туманной дали. У меня не было фактов, не было источников информации, не было даже предположений. Чувствовал я себя препогано.
— Джин, — нежно окликнула меня Джилл, — пора уходить. Скоро стемнеет.
Тень от большого вяза целиком покрывала газон, когда мы закрыли лавочку и отправились домой.
4
Стэнли Уолкотт поднял высокий бокал — джин со льдом и лимонным соком — и покачал, льдинки звякнули о стекло. Он сидел в широком кожаном кресле в кабинете своего губернаторского дома в Иллинойсе. Кондиционированный воздух был прохладен и мягок, но дышалось тяжело. Новая роль душила его как слишком тесный воротник.
С тех пор как его выдвинули на конференции в Хьюстоне кандидатом на пост президента и он стал противником Роудбуша, надеявшегося на переизбрание, все окружающие, даже старые друзья, относились к нему по-новому: с почтительной сдержанностью. Почтительность эта нелепа, думал он, чувствуя себя, как водопроводчик, которого прочат на должность инженера-сантехника. Потому что он был заранее обречен, он был «кандидат-жертва». Его шансы победить Роудбуша котировались от минимальных до нуля. Первые предвыборные опросы Галлапа и Гарриса в общем подтверждали это. В середине августа Галлап предсказывал ему 38% голосов на ноябрьских выборах, анкеты Гарриса давали 36,7%. Уолкотт не впал в отчаяние. Он этого ожидал. Он был готов до конца служить партии по мере своих сил. И гордился, что был реалистом.
Таким же реалистом считал себя и Мэтью Силкуорт, его главный распорядитель в предвыборной кампании, который сейчас сидел напротив него с бокалом виски с содовой. Силкуорт был приземистый толстяк с жесткими черными волосами и синеватыми тенями на щеках. Он провозглашал себя пессимистом, но это опровергала его бьющая через край энергия. Любой человек, находящийся в постоянном движении, бессознательный оптимист. Разум взывает к осторожности, а тело требует действий, действия же зачастую влияют на характер. Уолкотту нравилась жестокая откровенность Силкуорта. Но, вскрывая слабости их позиций, Мэтью в то же время напоминал кандидату, что предвыборную кампанию придется довести до конца.
— Я слушал в шесть часов последние известия, — сказал Уолкотт. — Мне кажется, здесь все же замешана женщина.
— Ни в чем нельзя быть уверенным, губернатор, — возразил Силкуорт; при любых обстоятельствах он не терял привычной собранности и настороженности.
— Мэтью, в последний раз, перестань называть меня «губернатором». Мое имя Стэн. С-Т-Э-Н!
— Хорошо, Стэн, но первые сведения из Вашингтона не радуют. Этот Грир — холодный, настойчивый, преуспевающий делец. Если бы он завел роман, он был бы предельно осторожен. Еще бы — ему есть что терять! Имя его постоянно встречается в газетах рядом с именем Роудбуша, и это одно увеличивает его гонорары на триста-четыреста тысяч в год.
— Значит, ты думаешь, это киднэпинг? — спросил Уолкотт.
Силкуорт задумчиво покачал головой.
— Возможно, но мы пока ничего не знаем, кроме того, что рассказал мальчишка-фантазер, который что-то там увидел в полутьме. Если это киднэпинг, почему на земле возле ограды и на четвертой площадке не осталось следов борьбы? И потом только психопат решится похитить лучшего друга президента.
— У нас достаточно психопатов, Мэтью.
— Конечно, но, если это киднэпинг, все выяснится достаточно быстро, — сказал Силкуорт. — Людей похищают ради денег, ради сомнительной славы или из мести. В любом случае, захватив Грира, похитители должны вскоре сообщить о своих требованиях.
Силкуорт подумал немного, затем нагнулся вперед и потряс указательным пальцем перед лицом кандидата.
— А знаете, что, Стэн? Нам надо молить бога, чтобы это не было похищением. Потому что киднэпинг поможет Роудбушу. Похищенный Грир, мертвый или живой, вызовет сочувствие к его семье и его друзьям, в том числе и к боссу из Белого дома.
— Я не думал о политических последствиях, Мэтью.
Силкуорт бросил на губернатора недоверчивый взгляд. Неужели он это серьезно? Мэтью никогда не знал, чего ждать от этого человека, даже после стольких лет совместной работы. Эти великие политики так заботятся с судьбах человечества, что порой забывают о собственной выгоде.
— Неважно, что думаете вы или я, — сказал он. — Важно, что история с Гриром может спутать все карты в этой избирательной кампании и помочь нам. Задумайтесь на минуту, Стэн? С чего бы это один из столпов общества вдруг испарился? Может быть, он за границей? Если Грир удрал с женщиной, это политический шаг. На каждую домохозяйку, которая отшатнется от президента, потому что его друг не способен управлять своими инстинктами, найдется другой избиратель, который посочувствует Роудбушу. Все эти истории с женщинами еще никогда не вредили кандидатам. Вспомните!.. Но если человек исчез по другой причине? Предположим, что он… того! — Силкуорт выразительно покрутил пальцем у виска.
— Я бы не пожелал этого ни миссис Грир, ни Роудбушу, — пробормотал Уолкотт, поеживаясь.
— Однако любой намек на умственное расстройство Грира для нас плюс, — сказал Силкуорт. — Всякие психозы настораживают избирателей. Они начнут спрашивать, почему Роудбуш сам не заметил опасных симптомов и по каким это сверхважным делам он советовался с ненормальным юристом. — Он отхлебнул виски и закурил сигарету. — А может быть, Грир бежал от какой-нибудь финансовой катастрофы, которая грозила его разорить и повредить его другу президенту? Для нас это тоже крупный козырь. Газеты проглотят любую чушь. Роудбуш запутается в опровержениях, объяснениях и всяческих алиби. Он сядет в лужу и не выберется из нее до конца избирательной кампании.
— Ты порядочная скотина, Мэтью, — сказал Уолкотт.
— Я реалист, — возразил Силкуорт. — Настоящий, не то что вы, хотя вы и считаете себя реалистом… О, у нас есть масса вариантов! Скажем, Грир страдает временной потерей памяти. Или — он вел двойную жизнь, и это обнаружилось. Или — он коммунист и сбежал в Россию. — Силкуорт отхлебнул еще глоток. — Может быть, он заядлый шутник и решил одурачить всю страну. Может быть, он тайно связался с «Черными мусульманами», чтобы устроить вооруженный бунт. А может, он ненароком завернул к какому-нибудь приятелю и налакался там до полного обалдения. Черт побери, выбор у нас богатый!
— Разумеется, — усмехнулся Уолкотт. — Но вероятнее всего другое. У Грира стало плохо с сердцем, он выбрался на дорогу, и там его подобрали. Может, ограбили, а может, даже и убили.
— Допустимо, — согласился Силкуорт. — В таком случае дня через два все выплывет наружу. Но вряд ли это так. Вспомните уличные туфли, которые он не сменил для гольфа, сумку с клюшками, оставленную на виду, ключи в автомашине, чтобы кто-нибудь мог отогнать ее домой. Все говорит о том, что он заранее готовился исчезнуть.
— Да, это я упустил, — сказал Уолкотт. — Это ведь улики, не правда ли?
Силкуорт кивнул.
— Все доказывает, что он или был не в себе, или бежал из-за женщины. Или из-за денежных затруднений. Лично я считаю, что это связано с деньгами. Надо бы раздобыть список его клиентов… и узнать, что именно он для них делал.
Уолкотт улыбнулся.
— Принимаешь желаемое за действительное? По-моему, ты преувеличиваешь.
— Может, преувеличиваю. А может, и нет. — Силкуорт допил свое виски. — Посмотрите, что делается на бирже! Это может иметь серьезные последствия, очень серьезные. Это наша первая удача в предвыборной кампании, и, видит бог, она нам как нельзя более кстати!
— С этим кощунственным замечанием я согласен.
— Ладно, я бегу! — Силкуорт бросил сигарету и встал. — Придется позвонить кое-кому в Вашингтоне. За этим делом надо следить в оба.
Уолкотт поднялся и положил руку на плечо Силкуорта.
— Смотрите, Мэтью, от нас не должно исходить никаких дутых сенсаций. Пока нет фактов, нужна предельная осторожность.
На бритом лице Силкуорта мелькнула улыбка.
— Не беспокойтесь! Пока я только собираю сведения, чтобы подготовить почву.
Они пожали друг другу руки, Силкуорт ушел, а губернатор Уолкотт переключил телевизор на восьмичасовую программу новостей. Ему не терпелось услышать последние сообщения о Грире. Потому что, говоря по совести, он знал, что, если исчезновение Грира объяснится простым и естественным способом, ему, губернатору Уолкотту, конец. И, подумав об этом, он возблагодарил бога за то, что Мэтью не умеет читать его мысли.

Питер Дескович сидел в своем кабинете в новом здании ФБР на Пенсильвания-авеню. Комната была небольшой. Между столом и стеной слева едва оставалось место для развернутого американского флага. С другой стороны достаточно близко стоял книжный шкаф. На подоконнике за его правым плечом красовалась увеличенная печать ФБР — щит с весами правосудия под девизом: «Преданность, Отвага, Неподкупность». Дескович чувствовал бы себя потерянным в средневековых апартаментах старого здания, которое досталось его предшественнику от Эдгара Гувера. Пит Дескович любил уют, любил, чтобы книги были всегда под рукой, а посетители сидели прямо напротив.
Сейчас таким посетителем был агент особого назначения Клайд Мурхэд.
— Здесь собрано все, — сказал он, похлопывая по толстой папке у себя на коленях. — На Грира было заведено подробное досье три года назад.
Дескович полистал свою копию досье. Он был болезненно тучен и осмотрителен; врожденная осторожность не раз помогала ему обходить опасные бюрократические рифы. Он посвятил свою жизнь этой работе еще до того, как Роудбуш назначил его директором ФБР. У него не было нюха и зачастую не хватало воображения, но зато он не упускал ни малейших подробностей, и коллеги считали его самым настойчивым и дотошным следователем ФБР.
— Я просматривал это целый час, — сказал Дескович. — Но толку немного… Мы все проверили?
— Да, — ответил Мурхэд, могучий здоровяк, бывший защитник бейсбольной команды Висконсинского университета, бухгалтер и юрист. Хотя он сам подшучивал над своей работой и высмеивал других агентов, его ценили как знающего и надежного агента. — Все отделения поставлены на ноги, и я уже отобрал двадцать пять ребят для специального расследования.
Дескович откинулся на спинку кресла.
— Клайд, вы знаете, какое это щекотливое дело. Президентские выборы на носу, и люди Уолкотта землю роют, стараясь откопать хоть что-нибудь, что может повредить Роудбушу… Все это мне не нравится. Мы влипли в хорошенькую историю.
— Ясно, о чем вы думаете, — сказал Мурхэд. — В этих политических делах никогда не знаешь, где сядешь.
— Поэтому я требую особой осторожности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67