Они пробуждали воспоминания о последних сумасшедших неделях президентских выборов. Губернатор Уолкотт сдержал слово. Он поддержал Тристанское соглашение в своей речи в ночь перед выборами, разумеется, не столь горячо, как Роудбуш, но вполне определенно.
Другое дело — Мэтти Силкуорт и Хиллари Калп. За спиной Уолкотта они столковались с лидерами проатомной оппозиции, которая начала создаваться уже через несколько часов после пресс-конференции о соглашении на Тристане. Внешне избирательный штаб Уолкотта присоединился к позиции своего кандидата в отношении Альфы. Но скоро из Спрингфилда дошел слух, что, если Уолкотт будет избран, Тристанское соглашение истлеет в долгом ящике. Благодаря этому маневру Уолкотт приобретал поддержку сразу двух противоборствующих группировок — честных членов своей партии, которые одобряли его официальную программу борьбы за мир, свободный от атомной угрозы, и тех членов обеих партий, которые были против Тристанского соглашения и полагали, что слухи из Спрингфилда отражают истинную позицию Уолкотта.
Из достоверного источника в штабе Уолкотта мы узнали, что Силкуорт и Калп ведут подпольную кампанию. Они тайно встречались с проатомными лидерами и использовали часть фондов избирательного комитета Уолкотта для борьбы против Альфы. Мы не знаем, подозревал ли Уолкотт лично Силкуорта и Калпа, но нам сообщили, что он созвал своих стратегов и предупредил, что не допустит извращений его официальной программы.
События подтвердили, насколько прав был Роудбуш, когда сказал на Тристанской пресс-конференции, что «политика не терпит пустоты». Многие американцы искренне опасались последствий Альфы. Они боялись, что уничтожение атомного оружия нарушит мировое равновесие сил в пользу Китая с его огромной наземной армией, и неистощимым резервом рабочих рук. По принципу выбора «наименьшего из двух зол» эти люди должны были неизбежно примкнуть к Уолкотту. Собственно, главное, чего добились Силкуорт и Калп, заключалось в том, что они поддержали, поощрили и углубили эту тенденцию.
В последние дни кампании стало очевидным, что большое число избирателей настроено против Тристанского соглашения. Роудбуш в этот критический момент вынужден был защищать себя и свою идею и выступал почти ежедневно. Многие кандидаты в конгресс и на правительственные должности обвиняли его в фантазерстве и некомпетентности, называли «мягкотелым идеалистом», который готов по глупости задешево продать свою страну на новой атомной Ялтинской конференции. Некоторые лидеры из партии самого Роудбуша отступились от него в последний момент. Возможно, Уолкотт чувствовал себя во всей этой истории довольно неловко, но так или иначе он унаследовал сотни тысяч голосов противников Альфы.
Когда Роудбуш был все-таки переизбран, он получил всего 53% голосов, ничтожное большинство, которое никак не могло бы послужить символом всенародного движения за запрет атомной бомбы.
Поэтому сразу же после выборов Пол Роудбуш сам возглавил новую кампанию, всячески агитируя американцев за дело Альфы. Другие люди занимались тем же за границей. Члены Альфы действовали почти во всех странах, и многие главы правительств и государственные деятели официально примкнули к их движению. Однако мир понимал, что Соединенные Штаты остаются главным полем боя, ибо, если нация, породившая бомбу, откажется ее похоронить, сторонники Альфы в других странах соберут скудный урожай.
Президент исколесил тысячи миль, и на его страстные проповеди ушли тонны газетной бумаги. Он надолго стал центральной фигурой современной истории.
Все помнят его полет в Рим на конференцию в Ватикане, за которой последовал горячий призыв папы римского уничтожить атомное оружие… И как президент шел во главе гигантской процессии в честь Альфы по Пятой авеню… И какое потрясающее, страстное обращение он написал, взывая к «духу Тристана»… И его многочасовую блестящую язвительную речь по телевидению, когда он пункт за пунктом разбил все доводы крайне правых организаций, которые заваливали конгресс письмами — по пятьдесят тысяч в день, — называя его «безумцем с Тристана» и коммунистическим агентом, стремящимся подорвать оборону страны.
Голосование в Организации Объединенных Наций стало наградой для многих, но особенно для Пола Роудбуша за его энергию и упорство. Однако победа пришла как раз вовремя. Мы все уже начали опасаться за здоровье Роудбуша. Он не щадил себя. И меня преследовал по ночам кошмарный призрак нового Вудро Уилсона в Белом доме, измученного и подавленного, павшего жертвой в неравной борьбе за свой идеал.
Теперь все это осталось позади. После голосования в ООН Роудбуш проспал двенадцать часов и наутро проснулся полный сил и бодрости. Он обладал изумительной способностью быстро входить в форму. Энтузиазм и жизнерадостность переполняли его. Своей энергией он заражал нас всех. Жизнь снова стала прекрасной!
Мы заговорили о всяких пустяках, заказали еще по бокалу и принялись обсуждать сегодняшний матч. Мы сыграли две партии пара на пару. В первой партии против Грира и Джерри Фрейтага выступали Ларри Сторм и Мигель Лумис. Грир хорошо пошел с самого начала и впервые в жизни сразу положил мяч в трудную четвертую лунку.
— Стив сказал мне одну вещь сегодня утром, — вспомнил Мигель. — Сначала я как-то не обратил внимания… Не знаю, почему, играя в гольф, он вдруг заговорил об Артуре Ингреме.
Бармен принес вино, и Мигель подождал, пока нас обслужат.
— Стив сказал, что высоко ценит многие качества Ингрема, — продолжал Мигель. — С его упорством и целеустремленностью Ингрем мог бы стать великим человеком, не будь у него некоторых недостатков.
— У Ингрема их, слава богу, хватает, — едко заметил Полик. — Который же из них Стив имел в виду?
— Сейчас скажу, — ответил Мигель. — Этакая ироническая деталь в славной истории Альфы. Все помнят тот вечер за два дня до знаменитой пресс-конференции, когда министерство обороны и ЦРУ получили донесение от военно-морской разведки? Об обстановке в районе острова Тристан-да-Кунья?
— Это было в четверг пятого октября, — сказал я. — В тот самый день, когда на Тристане подписали соглашение.
— Совершенно верно! — Мигель посмотрел в окно на длинную зеленую дорожку. — Так вот, Стив говорит, что в тот день Ингрем сделал маленькую, но очень характерную для него ошибку. Когда генерал Полфрей сообщил ему по телефону о русском крейсере и китайском торговом судне, которые шли к Тристану, Ингрем мог бы еще избежать конфуза, если бы уточнил одну деталь.
— Какую? — спросил Полик.
— Он мог бы выяснить, что означает название китайского судна.
— «Хо Пинг-Хао», — сказал Сторм.
— Да, — подтвердил Мигель.
Мы понимающе переглянулись. Весь мир теперь знал, что «Хо Пинг-Хао» означает «Корабль мира».
— Забавно, но так ли уж характерно? — спросил Полик. — Нет, по-моему, главной бедой Ингрема было слепое преклонение перед разведкой, ставшей для него самоцелью. Он считал, что ЦРУ и он сам оберегают Америку от опасностей «холодной войны», хотя к тому времени «холодная война» уже начала оттаивать. Он по природе своей сторожевой пес, а не стратег и не новатор. Например, я не могу представить, чтобы Артур Ингрем возглавил какое-либо начинание, подобное Альфе.
Этот неожиданный психологический экскурс удивил нас. Полик всегда был донельзя прям и прост.
— Возможно, — проговорил Мигель. С минуту он смотрел в свой бокал. — А чем, в сущности, Роудбуш отличается от Ингрема?
— Что ты хочешь сказать? — спросил Ларри Сторм.
— По мнению Дэйва, Ингрем считал, что цель — как он ее понимал — оправдывает средства, — ответил Мигель. — А чем лучше Роудбуш? Вместо того чтобы прямо обратиться к народу с призывом запретить атомную бомбу, он придумал секретную операцию. Он поощрял Киссича на шантаж, это его собственное слово. Решил устроить так, чтобы и сам он, и весь мир отказались от атомного оружия под угрозой забастовки ученых. Все делалось тайком, со всевозможными предосторожностями… Как, по-вашему. Джин, почему он избрал этот путь?
— Не могу сказать, — признался я. — Я знаю Пола и в то же время я его не знаю. Он честный рыцарь без страха и упрека, и он же ловкий политик. Наверное, он убедился на горьком опыте, что народ и его руководители редко внимают голосу разума или моральным доводам. Их может сдвинуть с места лишь решительный нажим. В данном случае такой нажим, и немалый, оказали ученые Альфы.
— Выходит, Роудбуш — второй Ингрем, не так ли? — спросил Мигель.
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Я не знал, допускает ли наше взаимное уважение к Роудбушу объективный ответ.
— Выражайтесь точнее, Майк, — сказал Сторм. — В каком именно смысле?
Мигель ответил вопросом на вопрос:
— Цель оправдывает средства?
— Да, если это стоящая цель, — быстро сказал Полик.
— Вы слишком циничны, Дэйв, — усмехнулся Сторм.
— Что ж, подождем, пока Ингрем изложит свое мнение, — сказал Полик. — Я слышал, он пишет книгу.
— А кто напишет истинную историю Альфы? — спросил Мигель.
— У нас Дэйв писатель, — сказал я. Полик выглядел польщенным. Помедлив, я добавил: — Но и у меня накопился кое-какой материал… Записи разговоров Роудбуша с Ингремом, во время которых я присутствовал… Адмирал Фристоун обещал предоставить мне его приказы авианосцу «Франклин Д.Рузвельт»… Дневник Джерри Фрейтага…
— Не говоря уже о семичасовом ночном разговоре со мной, — добавил Сторм и ухмыльнулся.
Я взглянул на Полика.
— Ты проиграл, Дэйв, впервые в жизни.
Полик развел руками.
— С такими друзьями можно обойтись и без врагов!
На следующий вечер я начал писать первую главу «Исчезнувшего» и закончил книгу ровно через год.
Я не умалчивал ни о чем существенном из истории Альфы, дабы пощадить чьи-то чувства. Ни один факт не был подтасован в пользу президента или кого-либо из моих друзей, все эпизоды пересказаны без изменений, все беседы приведены дословно. Моей целью было рассказать правду, ничего не упустив из повествования об исчезновении Стивена Грира. Когда я писал, я старался быть верным только Истории. Что же касается вопроса Мигеля о президенте Роудбуше, то на него я не знаю ответа.
Юджин Р.Каллиган, Вашингтон, 20 июня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Другое дело — Мэтти Силкуорт и Хиллари Калп. За спиной Уолкотта они столковались с лидерами проатомной оппозиции, которая начала создаваться уже через несколько часов после пресс-конференции о соглашении на Тристане. Внешне избирательный штаб Уолкотта присоединился к позиции своего кандидата в отношении Альфы. Но скоро из Спрингфилда дошел слух, что, если Уолкотт будет избран, Тристанское соглашение истлеет в долгом ящике. Благодаря этому маневру Уолкотт приобретал поддержку сразу двух противоборствующих группировок — честных членов своей партии, которые одобряли его официальную программу борьбы за мир, свободный от атомной угрозы, и тех членов обеих партий, которые были против Тристанского соглашения и полагали, что слухи из Спрингфилда отражают истинную позицию Уолкотта.
Из достоверного источника в штабе Уолкотта мы узнали, что Силкуорт и Калп ведут подпольную кампанию. Они тайно встречались с проатомными лидерами и использовали часть фондов избирательного комитета Уолкотта для борьбы против Альфы. Мы не знаем, подозревал ли Уолкотт лично Силкуорта и Калпа, но нам сообщили, что он созвал своих стратегов и предупредил, что не допустит извращений его официальной программы.
События подтвердили, насколько прав был Роудбуш, когда сказал на Тристанской пресс-конференции, что «политика не терпит пустоты». Многие американцы искренне опасались последствий Альфы. Они боялись, что уничтожение атомного оружия нарушит мировое равновесие сил в пользу Китая с его огромной наземной армией, и неистощимым резервом рабочих рук. По принципу выбора «наименьшего из двух зол» эти люди должны были неизбежно примкнуть к Уолкотту. Собственно, главное, чего добились Силкуорт и Калп, заключалось в том, что они поддержали, поощрили и углубили эту тенденцию.
В последние дни кампании стало очевидным, что большое число избирателей настроено против Тристанского соглашения. Роудбуш в этот критический момент вынужден был защищать себя и свою идею и выступал почти ежедневно. Многие кандидаты в конгресс и на правительственные должности обвиняли его в фантазерстве и некомпетентности, называли «мягкотелым идеалистом», который готов по глупости задешево продать свою страну на новой атомной Ялтинской конференции. Некоторые лидеры из партии самого Роудбуша отступились от него в последний момент. Возможно, Уолкотт чувствовал себя во всей этой истории довольно неловко, но так или иначе он унаследовал сотни тысяч голосов противников Альфы.
Когда Роудбуш был все-таки переизбран, он получил всего 53% голосов, ничтожное большинство, которое никак не могло бы послужить символом всенародного движения за запрет атомной бомбы.
Поэтому сразу же после выборов Пол Роудбуш сам возглавил новую кампанию, всячески агитируя американцев за дело Альфы. Другие люди занимались тем же за границей. Члены Альфы действовали почти во всех странах, и многие главы правительств и государственные деятели официально примкнули к их движению. Однако мир понимал, что Соединенные Штаты остаются главным полем боя, ибо, если нация, породившая бомбу, откажется ее похоронить, сторонники Альфы в других странах соберут скудный урожай.
Президент исколесил тысячи миль, и на его страстные проповеди ушли тонны газетной бумаги. Он надолго стал центральной фигурой современной истории.
Все помнят его полет в Рим на конференцию в Ватикане, за которой последовал горячий призыв папы римского уничтожить атомное оружие… И как президент шел во главе гигантской процессии в честь Альфы по Пятой авеню… И какое потрясающее, страстное обращение он написал, взывая к «духу Тристана»… И его многочасовую блестящую язвительную речь по телевидению, когда он пункт за пунктом разбил все доводы крайне правых организаций, которые заваливали конгресс письмами — по пятьдесят тысяч в день, — называя его «безумцем с Тристана» и коммунистическим агентом, стремящимся подорвать оборону страны.
Голосование в Организации Объединенных Наций стало наградой для многих, но особенно для Пола Роудбуша за его энергию и упорство. Однако победа пришла как раз вовремя. Мы все уже начали опасаться за здоровье Роудбуша. Он не щадил себя. И меня преследовал по ночам кошмарный призрак нового Вудро Уилсона в Белом доме, измученного и подавленного, павшего жертвой в неравной борьбе за свой идеал.
Теперь все это осталось позади. После голосования в ООН Роудбуш проспал двенадцать часов и наутро проснулся полный сил и бодрости. Он обладал изумительной способностью быстро входить в форму. Энтузиазм и жизнерадостность переполняли его. Своей энергией он заражал нас всех. Жизнь снова стала прекрасной!
Мы заговорили о всяких пустяках, заказали еще по бокалу и принялись обсуждать сегодняшний матч. Мы сыграли две партии пара на пару. В первой партии против Грира и Джерри Фрейтага выступали Ларри Сторм и Мигель Лумис. Грир хорошо пошел с самого начала и впервые в жизни сразу положил мяч в трудную четвертую лунку.
— Стив сказал мне одну вещь сегодня утром, — вспомнил Мигель. — Сначала я как-то не обратил внимания… Не знаю, почему, играя в гольф, он вдруг заговорил об Артуре Ингреме.
Бармен принес вино, и Мигель подождал, пока нас обслужат.
— Стив сказал, что высоко ценит многие качества Ингрема, — продолжал Мигель. — С его упорством и целеустремленностью Ингрем мог бы стать великим человеком, не будь у него некоторых недостатков.
— У Ингрема их, слава богу, хватает, — едко заметил Полик. — Который же из них Стив имел в виду?
— Сейчас скажу, — ответил Мигель. — Этакая ироническая деталь в славной истории Альфы. Все помнят тот вечер за два дня до знаменитой пресс-конференции, когда министерство обороны и ЦРУ получили донесение от военно-морской разведки? Об обстановке в районе острова Тристан-да-Кунья?
— Это было в четверг пятого октября, — сказал я. — В тот самый день, когда на Тристане подписали соглашение.
— Совершенно верно! — Мигель посмотрел в окно на длинную зеленую дорожку. — Так вот, Стив говорит, что в тот день Ингрем сделал маленькую, но очень характерную для него ошибку. Когда генерал Полфрей сообщил ему по телефону о русском крейсере и китайском торговом судне, которые шли к Тристану, Ингрем мог бы еще избежать конфуза, если бы уточнил одну деталь.
— Какую? — спросил Полик.
— Он мог бы выяснить, что означает название китайского судна.
— «Хо Пинг-Хао», — сказал Сторм.
— Да, — подтвердил Мигель.
Мы понимающе переглянулись. Весь мир теперь знал, что «Хо Пинг-Хао» означает «Корабль мира».
— Забавно, но так ли уж характерно? — спросил Полик. — Нет, по-моему, главной бедой Ингрема было слепое преклонение перед разведкой, ставшей для него самоцелью. Он считал, что ЦРУ и он сам оберегают Америку от опасностей «холодной войны», хотя к тому времени «холодная война» уже начала оттаивать. Он по природе своей сторожевой пес, а не стратег и не новатор. Например, я не могу представить, чтобы Артур Ингрем возглавил какое-либо начинание, подобное Альфе.
Этот неожиданный психологический экскурс удивил нас. Полик всегда был донельзя прям и прост.
— Возможно, — проговорил Мигель. С минуту он смотрел в свой бокал. — А чем, в сущности, Роудбуш отличается от Ингрема?
— Что ты хочешь сказать? — спросил Ларри Сторм.
— По мнению Дэйва, Ингрем считал, что цель — как он ее понимал — оправдывает средства, — ответил Мигель. — А чем лучше Роудбуш? Вместо того чтобы прямо обратиться к народу с призывом запретить атомную бомбу, он придумал секретную операцию. Он поощрял Киссича на шантаж, это его собственное слово. Решил устроить так, чтобы и сам он, и весь мир отказались от атомного оружия под угрозой забастовки ученых. Все делалось тайком, со всевозможными предосторожностями… Как, по-вашему. Джин, почему он избрал этот путь?
— Не могу сказать, — признался я. — Я знаю Пола и в то же время я его не знаю. Он честный рыцарь без страха и упрека, и он же ловкий политик. Наверное, он убедился на горьком опыте, что народ и его руководители редко внимают голосу разума или моральным доводам. Их может сдвинуть с места лишь решительный нажим. В данном случае такой нажим, и немалый, оказали ученые Альфы.
— Выходит, Роудбуш — второй Ингрем, не так ли? — спросил Мигель.
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Я не знал, допускает ли наше взаимное уважение к Роудбушу объективный ответ.
— Выражайтесь точнее, Майк, — сказал Сторм. — В каком именно смысле?
Мигель ответил вопросом на вопрос:
— Цель оправдывает средства?
— Да, если это стоящая цель, — быстро сказал Полик.
— Вы слишком циничны, Дэйв, — усмехнулся Сторм.
— Что ж, подождем, пока Ингрем изложит свое мнение, — сказал Полик. — Я слышал, он пишет книгу.
— А кто напишет истинную историю Альфы? — спросил Мигель.
— У нас Дэйв писатель, — сказал я. Полик выглядел польщенным. Помедлив, я добавил: — Но и у меня накопился кое-какой материал… Записи разговоров Роудбуша с Ингремом, во время которых я присутствовал… Адмирал Фристоун обещал предоставить мне его приказы авианосцу «Франклин Д.Рузвельт»… Дневник Джерри Фрейтага…
— Не говоря уже о семичасовом ночном разговоре со мной, — добавил Сторм и ухмыльнулся.
Я взглянул на Полика.
— Ты проиграл, Дэйв, впервые в жизни.
Полик развел руками.
— С такими друзьями можно обойтись и без врагов!
На следующий вечер я начал писать первую главу «Исчезнувшего» и закончил книгу ровно через год.
Я не умалчивал ни о чем существенном из истории Альфы, дабы пощадить чьи-то чувства. Ни один факт не был подтасован в пользу президента или кого-либо из моих друзей, все эпизоды пересказаны без изменений, все беседы приведены дословно. Моей целью было рассказать правду, ничего не упустив из повествования об исчезновении Стивена Грира. Когда я писал, я старался быть верным только Истории. Что же касается вопроса Мигеля о президенте Роудбуше, то на него я не знаю ответа.
Юджин Р.Каллиган, Вашингтон, 20 июня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67