“Роллеры” разгонялись и, поджав ноги, взлетали в воздух, вызывая восхищение и зависть даже у взрослых, которые шумными компаниями сидели под зонтиками летнего кафе.
Начальник службы безопасности Кулаков вышел через проходную заднего двора, обошел супермаркет, попутно оглядывая двери и огромные толстые стекла, поблескивающие в темноте. Вечером он выпил лишнего и не рискнул сесть за руль своего “Фольксвагена”. Впрочем, сейчас было самое время слегка проветриться, прогуляться, прийти в себя. Обэповская проверка его, конечно, мало тронула, но после нее атмосфера в супермаркете накалилась до предела. Директор с замом начали цапаться по пустякам, видимо, что-то не поделив или о чем-то не договорившись. Они по очереди, то один, то другой “наезжали” на Кулакова. Говорили, что грош цена его славному ментовскому прошлому, если он ни черта о предстоящей проверке не знал. Интересно, кто же ему такое скажет? Раньше и не было такого отдела — ОБЭП. ОБХСС был, так они за социалистическую собственность боролись. А теперь каждый за себя бороться должен. Береги карманы, как говорится. С Кулакова требовали безупречной работы службы, стопроцентной поимки “мойщиков”. Говорили, что из-за воровства несут большие убытки. Ловит он их, ловит. Как миленьких ловит. А даже когда и не ловит, они сами с повинной идут. Смешные люди! Вот на прошлой неделе профессор попался. Зашел в отдел игрушек и утянул прямо с прилавка надувного крокодила. И ведь как утянул — никто ничего не заметил! Потихоньку выпустил из крокодила воздух, сунул его за пазуху и был таков! Через час жена его пришла, принесла ворованного крокодила. Вся красная, нервничает, волнуется, говорит, муж у нее настоящий клептоман. Куда бы ни пошли: в гости, в магазин, на банкет, в театр — хоть ложку, хоть кусок сахару, но обязательно прихватит. Никак не может с собой совладать. А ей потом ходи и извиняйся. Каких же он там наук профессор? Филологических, кажется. Интересно, а у своих студенток он лифчики ворует?
Кулаков улыбнулся. Не верил он ни в какие там “воровские” болезни. Все это от лукавого. Человек — он или вор, или не вор. Третьего не дано. Большая часть населения, конечно, воры, потому что с малолетства приучена к тому, что взять чужое вовсе не грешно, а, может, даже и престижно. Никто тебя за это к позорному столбу не поставит, потому что у самих рыльце в пушку…
“Вот поганцы, стойки ограждения приспособили! — подумал Кулаков, глядя, как взлетают в воздух на роликах подростки. — Им только дай волю, весь магазин по камешкам разнесут.”
Среди роллеров он заметил знакомого “мойщика” из Анькиной компании. Кулаков остановился чуть поодаль от подростков, закурил сигарету, и стал за ними наблюдать.
— Боря, — позвал он негромко, когда парень, сделав очередной прыжок, разгоряченный и красный, проезжал мимо.
Парень притормозил, всмотрелся в лицо Кулакова.
— А, здрасьте, — кивнул он. — Нравится?
— Очень, — соврал Кулаков. — Ты просто ас! Долго учился?
— Ролики — плевое дело, — презрительно сморщился Боря. — В этом году на коньки встал.
— Не может быть! — притворно удивился Кулаков.
— Я вот скоро на “тачке” научусь, — похвастался Боря. — У вас какая машина?
— Фольксваген “Пассат”. Да она у меня старенькая, как вы там говорите? — отстойная.
— А у моего отца “Дэу”. Только он ни фига не дает поучиться. Боится, что я куда-нибудь въеду или с пацанами без его ведома кататься начну.
— Правильно боится, — кивнул Кулаков. — Вы вон из стоек трамплин себе сделали, а ведь на место потом не поставите. Как пить дать не поставите!
— Да ладно, поставим мы. Я ребятам скажу, — сказал Боря и уже собрался отъехать от Кулакова, но начальник службы безопасности его остановил.
— Слушай, вообще-то я тебя могу вождению поучить. Знаешь, какой у меня водительский стаж? Тридцать лет, считай. Я вижу, ты парень смышленый. Быстро научишься.
— Правда? — обрадовался Боря. — А когда?
— Завтра часам к восьми подъезжай с заднего двора, там где проходная. Минут сорок порулишь.
— Все, заметано! Четко буду.
— Да, вот что, — Кулаков сделал небольшую паузу, вглядываясь в горящие глаза подростка. — Вы тут постоянно тусуетесь?
— А то! Каждый вечер. Иногда до ночи, часов до двенадцати, пока “шнурки” спать не загонят.
— “Шнурки”— это…?
— Предки, — усмехнулся Боря.
— Ну и народ постоянный вы тоже знаете? Пьянчуг всяких там, бомжар?
— Конечно, они тут все — постоянные. Никуда не денутся, пока “боты не двинут”.
— В общем, просьба такая к пацанам. Последить за всякими там машинами и прохожими, которые “маркет” “пасут”. Особенно рядом с проходной. А я вам за это немного деньжат подкину на жвачку, да и вообще… всем, которые наши, в “маркете” будет раздолье. Понял, о чем я?
— Ну, а чего ж не понять? — усмехнулся Боря. — Менты или бандиты, их пасти.
— Ну что, сможете?
— Запросто. Мимо муха не проскочит. Всех “левых” — сразу же на крючок.
— Ну, тогда — хоп? — Кулаков протянул Боре руку.
— Хоп! — Боря ударил по его руке и помчался на роликах к трамплину. В следующее мгновение он уже взлетел в воздух с воплем: — Банзай!
Кулаков еще немного постоял, глядя на тусующихся подростков, и отправился домой.
Сергей Моисеев сидел за мониторами на проходной и читал “Мадам Бовари”. Вообще-то был он небольшой поклонник подобной литературы, но это была любимая Лерочкина книга. А он очень хотел во всем соответствовать любимой девушке: знать ее книги, фильмы, привычки, чувствовать то, что чувствует она, понимать, предугадывать желания… Пока служил оперативником, читать и вовсе не приходилось — некогда, разве что сводки, протоколы и дела. Когда лежал в госпитале, “расчитался” от нечего делать, и теперь, как без наркотика, не мог без этого, без Лерочкиной “Бовари”.
— Привет, Сережа, — за стеклянной стойкой Моисеев увидел Владимира Генриховича. Был он в новом дорогом костюме и весь светился счастьем.
— С днем рождения прошедшим, — улыбнувшись, сказал Моисеев.
— А чего сам на банкет не пришел? — Владимир Генрихович зашел к нему в комнату, посмотрел на мониторы с застывшей картинкой.
— Так я ведь теперь не один. Невеста у меня. Куда же я без нее пойду? Помните Леру из мясного?
— А, она, — кивнул Владимир Генрихович. — Потрясающе! Подтверждение поговорки: “Милые бранятся — только тешатся”. На свадьбу-то пригласишь? Или как?
— Вас — обязательно, — сказал Сергей.
— Опять “выкаешь”? Сколько раз просил говорить мне “ты”! Раньше-то мы с тобой безо всяких экивоков общались.
— Так то раньше, — вздохнул Моисеев. — Вы… то есть ты тогда не такой “крутой” был, а даже наоборот… — Сергей замолчал, подбирая слово.
— Опущенный? — подсказал Владимир Генрихович. — Да-да, опущенный, именно так. А вот теперь им меня опустить не удастся. Помнишь наш разговор по поводу склада Евгения Викторовича?
— Конечно, помню, — кивнул Моисеев.
— Он все свою линию гнет, что нам без “левого” товара не прожить. Все понятно: на него Моргун давит, да и свой личный интерес тоже немаленький. Опять меня подставляют. Следующую проверку менты проведут, тщательно подготовившись, и, что надо, обязательно найдут. Тогда — “секир мне башка”. А если я сейчас кулаком по столу ударю и всех их пошлю куда подальше, значит меня уберут. Поэтому, пока нас не опередили, мы должны первыми начать. Соберем компромат и “закроем” их всех на длительный срок по “зонам” усиленного режима. А потом и “крышу” поменяем. Как Моисеев, могут твои бывшие коллеги быть моей “крышей”, или нет?
— Я слышу голос не мальчика, но мужа, — рассмеялся Сергей. — Конечно, будут, куда денутся. Им ведь нужно деньги зарабатывать, а с такой зарплатой не то, что семью кормить, ноги протянешь.
— Ну что, поможешь мне во второй раз?
— Я уже помогаю, — кивнул Моисеев. Он достал из кармана форменной куртки блокнот, открыл его, показал директору. — Вот здесь номера тех машин, которые привозят “левый” товар. Машин немного, все номера повторяются. Но четкой схемы завоза нет. Бывает, целую неделю ни одной машины. Специально, чтобы не так просто было вычислить. Только все это белыми нитками шито. Я тут немного покумекал на досуге и понял, что вот эти три машинки Моргуна, а вот эта Евгения Викторовича. Если хотите, можем вашего зама прямо сейчас спихнуть. Стоит только Моргуну на ушко два слова шепнуть, мол, ваш человечек за спиной у группировки свои дела проворачивает, и…
— Ты, Сережа, не торопись. С поспешностью, сам знаешь, что… А если Моргун сразу не поверит и начнет нас проверять. Думаешь, Евгений Викторович будет сложа руки сидеть?
— Не думаю, — сказал Сергей. — Нужно, чтобы “папа” все своими глазами увидел. Что зам твой из “общяковских” денег свой бизнес делает, вот тогда ему точно “крышка”.
— А делает ли он его из воровских денег? — с сомнением покачал головой директор.
— Делает-делает, — прошептал Сергей. — Я его натуру уже хорошо изучил. Он жмот и своими деньгами рисковать не станет. А чужие пропадут — не так жалко.
— Ладно, у меня тоже коке-какой материал имеется. Сергей, ты поосторожней тут, — погрозил пальцем Владимир Генрихович. — Сам знаешь, какие они, эти “братки”.
— Я постараюсь, — кивнул Моисеев. — Кто не рискует, тот…
— Не ест икру, не пьет шампанское и не трахает баб, — добавил директор.
— Вот-вот, дайте мне еще недельку, и мы тут такую операцию проведем, куда там нашему ОБЭПУ!
Они попрощались, и Владимир Генрихович зашагал по двору, по-хозяйски оглядывая пустые поддоны и ящики под навесами.
Кулаков снял наушники, отложил их в сторону, нажал кнопку, выключая диктофон, и улыбнулся. Он знал, что “не все спокойно в Датском королевстве”, но вот теперь убедился в этом окончательно. Прослушивание кабинетов и проходной он устроил по собственной инициативе, ни с кем не советуясь, никому не докладывая. Сам! Лет пятнадцать назад был у него такой опыт, когда пришлось “слушать” крупных мошенников, собирающихся “кинуть” на инкассации один московский универмаг. Был он тогда “засланным мальчонкой”, крутился среди всякой швали, спал с их девицами и чувствовал себя очень вольготно. Пока его товарищи ночью глаз не сомкнут, караулят, выслеживают, ловят бандитов, он жрет в три горла, катается на машине, меняет баб, купается в море, пользуясь всеми благами бандитской жизни, и при этом постоянно находится “под прикрытием”, в относительной безопасности. Именно тогда товарищи научили его ремеслу “подслушки”. Для этого нужен самый обыкновенный телефон, с обыкновенными проводами и обыкновенной трубкой. Ну, а если не обыкновенный, а радио-…, так еще проще, только сумей настройся на определенную частоту… Зачем, спрашивается, прослушивал и не боялся ли праведного гнева начальников в случае разоблачения? Если бы Кулакову задали этот вопрос, он не задумываясь на него ответил: а затем, что привык за годы шакальей ментовской службы никому не доверять и зарабатывать деньги там, где их только можно заработать, а в торговом деле на одних только разговорах можно неплохо “капусты нарубить”, потому что торговля — это всегда недомолвки, обман, “кидалово”, подлог. Может, в какой другой стране это и не так, все на честном слове и доверии, а у нас… Успех у того, кто хитрей, умней и изворотливей.
Теперь Кулакову предстояло решить для себя, на чью сторону встать: на сторону директора или на сторону зама. А это был очень непростой вопрос. Реальная власть принадлежала, конечно, не Владимиру Генриховичу, а тому, кто никогда, ни разу, не показывался в супермаркете — “вору в законе” Моргуну, у которого была самая большая доля. Кулаков не знал, какая точно, но догадывался, что никак не меньше шестидесяти процентов. На втором месте по значимости был Евгений Викторович. Пока директор занимался товарами, он занимался деньгами, зарабатывая чистую прибыль для себя и для других.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Начальник службы безопасности Кулаков вышел через проходную заднего двора, обошел супермаркет, попутно оглядывая двери и огромные толстые стекла, поблескивающие в темноте. Вечером он выпил лишнего и не рискнул сесть за руль своего “Фольксвагена”. Впрочем, сейчас было самое время слегка проветриться, прогуляться, прийти в себя. Обэповская проверка его, конечно, мало тронула, но после нее атмосфера в супермаркете накалилась до предела. Директор с замом начали цапаться по пустякам, видимо, что-то не поделив или о чем-то не договорившись. Они по очереди, то один, то другой “наезжали” на Кулакова. Говорили, что грош цена его славному ментовскому прошлому, если он ни черта о предстоящей проверке не знал. Интересно, кто же ему такое скажет? Раньше и не было такого отдела — ОБЭП. ОБХСС был, так они за социалистическую собственность боролись. А теперь каждый за себя бороться должен. Береги карманы, как говорится. С Кулакова требовали безупречной работы службы, стопроцентной поимки “мойщиков”. Говорили, что из-за воровства несут большие убытки. Ловит он их, ловит. Как миленьких ловит. А даже когда и не ловит, они сами с повинной идут. Смешные люди! Вот на прошлой неделе профессор попался. Зашел в отдел игрушек и утянул прямо с прилавка надувного крокодила. И ведь как утянул — никто ничего не заметил! Потихоньку выпустил из крокодила воздух, сунул его за пазуху и был таков! Через час жена его пришла, принесла ворованного крокодила. Вся красная, нервничает, волнуется, говорит, муж у нее настоящий клептоман. Куда бы ни пошли: в гости, в магазин, на банкет, в театр — хоть ложку, хоть кусок сахару, но обязательно прихватит. Никак не может с собой совладать. А ей потом ходи и извиняйся. Каких же он там наук профессор? Филологических, кажется. Интересно, а у своих студенток он лифчики ворует?
Кулаков улыбнулся. Не верил он ни в какие там “воровские” болезни. Все это от лукавого. Человек — он или вор, или не вор. Третьего не дано. Большая часть населения, конечно, воры, потому что с малолетства приучена к тому, что взять чужое вовсе не грешно, а, может, даже и престижно. Никто тебя за это к позорному столбу не поставит, потому что у самих рыльце в пушку…
“Вот поганцы, стойки ограждения приспособили! — подумал Кулаков, глядя, как взлетают в воздух на роликах подростки. — Им только дай волю, весь магазин по камешкам разнесут.”
Среди роллеров он заметил знакомого “мойщика” из Анькиной компании. Кулаков остановился чуть поодаль от подростков, закурил сигарету, и стал за ними наблюдать.
— Боря, — позвал он негромко, когда парень, сделав очередной прыжок, разгоряченный и красный, проезжал мимо.
Парень притормозил, всмотрелся в лицо Кулакова.
— А, здрасьте, — кивнул он. — Нравится?
— Очень, — соврал Кулаков. — Ты просто ас! Долго учился?
— Ролики — плевое дело, — презрительно сморщился Боря. — В этом году на коньки встал.
— Не может быть! — притворно удивился Кулаков.
— Я вот скоро на “тачке” научусь, — похвастался Боря. — У вас какая машина?
— Фольксваген “Пассат”. Да она у меня старенькая, как вы там говорите? — отстойная.
— А у моего отца “Дэу”. Только он ни фига не дает поучиться. Боится, что я куда-нибудь въеду или с пацанами без его ведома кататься начну.
— Правильно боится, — кивнул Кулаков. — Вы вон из стоек трамплин себе сделали, а ведь на место потом не поставите. Как пить дать не поставите!
— Да ладно, поставим мы. Я ребятам скажу, — сказал Боря и уже собрался отъехать от Кулакова, но начальник службы безопасности его остановил.
— Слушай, вообще-то я тебя могу вождению поучить. Знаешь, какой у меня водительский стаж? Тридцать лет, считай. Я вижу, ты парень смышленый. Быстро научишься.
— Правда? — обрадовался Боря. — А когда?
— Завтра часам к восьми подъезжай с заднего двора, там где проходная. Минут сорок порулишь.
— Все, заметано! Четко буду.
— Да, вот что, — Кулаков сделал небольшую паузу, вглядываясь в горящие глаза подростка. — Вы тут постоянно тусуетесь?
— А то! Каждый вечер. Иногда до ночи, часов до двенадцати, пока “шнурки” спать не загонят.
— “Шнурки”— это…?
— Предки, — усмехнулся Боря.
— Ну и народ постоянный вы тоже знаете? Пьянчуг всяких там, бомжар?
— Конечно, они тут все — постоянные. Никуда не денутся, пока “боты не двинут”.
— В общем, просьба такая к пацанам. Последить за всякими там машинами и прохожими, которые “маркет” “пасут”. Особенно рядом с проходной. А я вам за это немного деньжат подкину на жвачку, да и вообще… всем, которые наши, в “маркете” будет раздолье. Понял, о чем я?
— Ну, а чего ж не понять? — усмехнулся Боря. — Менты или бандиты, их пасти.
— Ну что, сможете?
— Запросто. Мимо муха не проскочит. Всех “левых” — сразу же на крючок.
— Ну, тогда — хоп? — Кулаков протянул Боре руку.
— Хоп! — Боря ударил по его руке и помчался на роликах к трамплину. В следующее мгновение он уже взлетел в воздух с воплем: — Банзай!
Кулаков еще немного постоял, глядя на тусующихся подростков, и отправился домой.
Сергей Моисеев сидел за мониторами на проходной и читал “Мадам Бовари”. Вообще-то был он небольшой поклонник подобной литературы, но это была любимая Лерочкина книга. А он очень хотел во всем соответствовать любимой девушке: знать ее книги, фильмы, привычки, чувствовать то, что чувствует она, понимать, предугадывать желания… Пока служил оперативником, читать и вовсе не приходилось — некогда, разве что сводки, протоколы и дела. Когда лежал в госпитале, “расчитался” от нечего делать, и теперь, как без наркотика, не мог без этого, без Лерочкиной “Бовари”.
— Привет, Сережа, — за стеклянной стойкой Моисеев увидел Владимира Генриховича. Был он в новом дорогом костюме и весь светился счастьем.
— С днем рождения прошедшим, — улыбнувшись, сказал Моисеев.
— А чего сам на банкет не пришел? — Владимир Генрихович зашел к нему в комнату, посмотрел на мониторы с застывшей картинкой.
— Так я ведь теперь не один. Невеста у меня. Куда же я без нее пойду? Помните Леру из мясного?
— А, она, — кивнул Владимир Генрихович. — Потрясающе! Подтверждение поговорки: “Милые бранятся — только тешатся”. На свадьбу-то пригласишь? Или как?
— Вас — обязательно, — сказал Сергей.
— Опять “выкаешь”? Сколько раз просил говорить мне “ты”! Раньше-то мы с тобой безо всяких экивоков общались.
— Так то раньше, — вздохнул Моисеев. — Вы… то есть ты тогда не такой “крутой” был, а даже наоборот… — Сергей замолчал, подбирая слово.
— Опущенный? — подсказал Владимир Генрихович. — Да-да, опущенный, именно так. А вот теперь им меня опустить не удастся. Помнишь наш разговор по поводу склада Евгения Викторовича?
— Конечно, помню, — кивнул Моисеев.
— Он все свою линию гнет, что нам без “левого” товара не прожить. Все понятно: на него Моргун давит, да и свой личный интерес тоже немаленький. Опять меня подставляют. Следующую проверку менты проведут, тщательно подготовившись, и, что надо, обязательно найдут. Тогда — “секир мне башка”. А если я сейчас кулаком по столу ударю и всех их пошлю куда подальше, значит меня уберут. Поэтому, пока нас не опередили, мы должны первыми начать. Соберем компромат и “закроем” их всех на длительный срок по “зонам” усиленного режима. А потом и “крышу” поменяем. Как Моисеев, могут твои бывшие коллеги быть моей “крышей”, или нет?
— Я слышу голос не мальчика, но мужа, — рассмеялся Сергей. — Конечно, будут, куда денутся. Им ведь нужно деньги зарабатывать, а с такой зарплатой не то, что семью кормить, ноги протянешь.
— Ну что, поможешь мне во второй раз?
— Я уже помогаю, — кивнул Моисеев. Он достал из кармана форменной куртки блокнот, открыл его, показал директору. — Вот здесь номера тех машин, которые привозят “левый” товар. Машин немного, все номера повторяются. Но четкой схемы завоза нет. Бывает, целую неделю ни одной машины. Специально, чтобы не так просто было вычислить. Только все это белыми нитками шито. Я тут немного покумекал на досуге и понял, что вот эти три машинки Моргуна, а вот эта Евгения Викторовича. Если хотите, можем вашего зама прямо сейчас спихнуть. Стоит только Моргуну на ушко два слова шепнуть, мол, ваш человечек за спиной у группировки свои дела проворачивает, и…
— Ты, Сережа, не торопись. С поспешностью, сам знаешь, что… А если Моргун сразу не поверит и начнет нас проверять. Думаешь, Евгений Викторович будет сложа руки сидеть?
— Не думаю, — сказал Сергей. — Нужно, чтобы “папа” все своими глазами увидел. Что зам твой из “общяковских” денег свой бизнес делает, вот тогда ему точно “крышка”.
— А делает ли он его из воровских денег? — с сомнением покачал головой директор.
— Делает-делает, — прошептал Сергей. — Я его натуру уже хорошо изучил. Он жмот и своими деньгами рисковать не станет. А чужие пропадут — не так жалко.
— Ладно, у меня тоже коке-какой материал имеется. Сергей, ты поосторожней тут, — погрозил пальцем Владимир Генрихович. — Сам знаешь, какие они, эти “братки”.
— Я постараюсь, — кивнул Моисеев. — Кто не рискует, тот…
— Не ест икру, не пьет шампанское и не трахает баб, — добавил директор.
— Вот-вот, дайте мне еще недельку, и мы тут такую операцию проведем, куда там нашему ОБЭПУ!
Они попрощались, и Владимир Генрихович зашагал по двору, по-хозяйски оглядывая пустые поддоны и ящики под навесами.
Кулаков снял наушники, отложил их в сторону, нажал кнопку, выключая диктофон, и улыбнулся. Он знал, что “не все спокойно в Датском королевстве”, но вот теперь убедился в этом окончательно. Прослушивание кабинетов и проходной он устроил по собственной инициативе, ни с кем не советуясь, никому не докладывая. Сам! Лет пятнадцать назад был у него такой опыт, когда пришлось “слушать” крупных мошенников, собирающихся “кинуть” на инкассации один московский универмаг. Был он тогда “засланным мальчонкой”, крутился среди всякой швали, спал с их девицами и чувствовал себя очень вольготно. Пока его товарищи ночью глаз не сомкнут, караулят, выслеживают, ловят бандитов, он жрет в три горла, катается на машине, меняет баб, купается в море, пользуясь всеми благами бандитской жизни, и при этом постоянно находится “под прикрытием”, в относительной безопасности. Именно тогда товарищи научили его ремеслу “подслушки”. Для этого нужен самый обыкновенный телефон, с обыкновенными проводами и обыкновенной трубкой. Ну, а если не обыкновенный, а радио-…, так еще проще, только сумей настройся на определенную частоту… Зачем, спрашивается, прослушивал и не боялся ли праведного гнева начальников в случае разоблачения? Если бы Кулакову задали этот вопрос, он не задумываясь на него ответил: а затем, что привык за годы шакальей ментовской службы никому не доверять и зарабатывать деньги там, где их только можно заработать, а в торговом деле на одних только разговорах можно неплохо “капусты нарубить”, потому что торговля — это всегда недомолвки, обман, “кидалово”, подлог. Может, в какой другой стране это и не так, все на честном слове и доверии, а у нас… Успех у того, кто хитрей, умней и изворотливей.
Теперь Кулакову предстояло решить для себя, на чью сторону встать: на сторону директора или на сторону зама. А это был очень непростой вопрос. Реальная власть принадлежала, конечно, не Владимиру Генриховичу, а тому, кто никогда, ни разу, не показывался в супермаркете — “вору в законе” Моргуну, у которого была самая большая доля. Кулаков не знал, какая точно, но догадывался, что никак не меньше шестидесяти процентов. На втором месте по значимости был Евгений Викторович. Пока директор занимался товарами, он занимался деньгами, зарабатывая чистую прибыль для себя и для других.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44