— Нина Владимировна накинула халат и направилась к входной двери. — Кто там?
— Это Иван. Аню можно? — послышался голос за дверью.
— Иван, ты знаешь, сколько сейчас времени?
— Знаю, двенадцать. Очень надо, Нина Владимировна.
Мимо Нины Владимировны в туалет прошлепал Валерик в семейных трусах, походя похлопал ее по “филейным частям”.
— Ладно, — Нина Владимировна открыла дверь. — Совести у тебя нет!
— Простите, пожалуйста, — сказал Иван, входя в прихожую. Одну руку он держал за спиной.
— Анюта, к тебе гость! — Нина Владимировна стукнула в Анькину дверь.
— Какой еще гость? — раздался недовольный голос Аньки.
— Каменный, — пошутила мать. — Иван, кто еще может так поздно? — она ушла в свою комнату, хлопнула дверью.
Анька, щурясь от света, вылезла в прихожую. На ней был халатик, под которым уже угадывался маленький живот.
— Привет, Аня, — кивнул ей Иван. Он вынул руку из-за спины, протянул ей букет роз.
— Ты с ума сошел? Утром-то нельзя было? — сердито спросила Анька. — Завтра мне всыплют за тебя.
Иван жестом показал, что им лучше уйти из прихожей в кухню. Анька щелкнула выключателем.
— Ну, чего ты хотел? — спросила она, прикрывая кухонную дверь.
— Ты вот что, Анют, выходи за меня. Так лучше будет, — сказал Иван, потупив взгляд.
Анька прыснула со смеху.
— Ты, Ваня, сегодня много на грудь принял?
— Не пил я! — набычился Иван. — Я вообще теперь не пью. Ты не думай, я не какой-нибудь там лох. Мы с ребятами завтра ночной клуб открываем. Деньги будут. Сначала квартиру поснимать можно. Потом купим. Все сделаю!
Валерик сидел на унитазе и читал “Спид-инфо”. Зз стеной, примыкающей к кухне, раздались невнятные голоса. Валерик положил газету на пол и припал ухом к стене.
— Иван, не будь дураком, беременная я, не видишь, что ли! — вздохнула Анька.
— Знаю. Ну и что! — упрямо сказал Иван. — Меня это нисколько не колышет. Ребенка на мое имя запишем, и все дела. Никто никогда не догадается.
— Ой, блин, ну ты просто атасный мужик! — Анька села на табурет, взяла из вазы засохшее овсяное печенье, откусила. — И давно ты это знаешь?
— Давненько. Ты не думай, козла того я наказал. Долго помнить будет.
— Какого козла? — побледнела Анька.
— Какого надо. Мы с Майклом его тачку малость подкоптили. Шашлыков хотели поесть.
— Ой, Иван, какой же ты все-таки мудак! Ну как за такого уголовника можно замуж выходить, а?
— Я за тебя кому хочешь шею сверну, — Иван тоже взял из вазы печенье, сунул его в рот, захрустел. — Анюта, ну, пожалуйста, выходи, я тебя очень люблю!
Анька рассмеялась. — И в любви ты тоже по-мудацки признаешься, — потом вдруг посерьезнела. — Иван, не надо было этого делать. Я тебя не просила.
— Сделано уже. Назад не воротишь, — нахмурился Иван. — Он, значит, будет наших девчонок трахать, а мы ему улыбаться — нате вам, здрасьте!
— Иван, заткнись! — рассердилась на него Анька. — Иди вообще отсюда, я спать хочу!
— Ладно, — согласился Иван. — Только ты мне скажи.
— Ну, ладно, знаешь, что порядочные девушки должны в таких случаях говорить?
— Что? — глупо спросил Иван.
— Я подумаю.
— Ну и че?
— Ну, вот я и подумаю, — снова рассмеялась Анька. — Дурацкий ты какой-то, ей богу! Иди!
Иван взял еще одно печенье и вышел из кухни.
Анька закрыла за ним дверь, улеглась в кровать. Сердце в груди тревожно трепетало. Щеки горели. Вот смеху-то! — мужик ей сегодня предложение сделал.
Сергей вышел из дверей СЭС, пересек тротуар и поднял руку, ловя машину. Ему нужно было срочно в больницу. В СЭС подтвердили его худшие опасения. В верхнем колпачке “Паркера” оказался крохотный контейнер с кадмием. В ручке был хитроумный, не видимый на первый взгляд механизм, который открывал контейнер только тогда, когда владелец “Паркера” начинал писать, надавливая на перо. Барышни В СЭС слегка охренели, когда открылась тайна ручки. Тут же стали звонить в милицию, чтобы сообщить о случившемся. Уголовное преступление было на лицо. Теперь оставалось выяснить только одно — кто подарил Владимиру Генриховичу эту ручку. Впрочем, Сергей догадывался — кто. Ну, а если найдутся свидетели и удастся доказать, что Евгений Викторович в день рождения преподнес своему директору смертельно опасный подарок, тогда ему долго горевать возле тюремной параши. Попытка убийства — это вам не шуточки! А, может, уже и не попытка…! Сергей нахмурился.
Он подошел к дверям реанимационного отделения, потоптался немного, высматривая в коридоре врачей и медсестер.
— Извините… — Моисеев попытался остановить молоденькую сестричку со спрятанными под колпак волосами. — Врач у вас тут такой кряжистый. Седой…
— Всеволод Станиславович? — озорно глянула на него медсестра. — Сейчас позову.
Врач вышел минут через двадцать.
— А, это вы, — узнал он Сергея. — Жена приезжала, мы пустили ее на пять минут. В обморок грохнулась.
— Он не пришел в себя? Мне бы спросить буквально пару слов.
— В коме. Мы заменили кровь… Да вряд ли, молодой человек. Вы настройтесь на худшее.
— Источник отравления мы нашли — ручка “Паркер”, — сообщил врачу Сергей. — Вопрос, кто ему ее дал?
— Хорошенькое дело! — усмехнулся врач. — Значит, хорошо спланированное преступление? И как изящно! — он покачал головой. — На конкурентов по бизнесу не похоже. Шерше ля фам, как говорят французы.
“Старик, живущий иллюзиями, — подумал Сергей. — Сейчас жизнь человеческую меряют не любовью, а деньгами. А, может, он и прав? Евгений Викторович не такой дурак, чтобы самому дарить ручку. Вполне вероятно, для этой цели он нашел прекрасную дарительницу”.
Идя по больничному коридору, Сергей проигрывал в голове различные варианты. Однажды он видел в машине Владимира Генриховича рыжую девицу. Девица хохотала, а директор смотрел на нее влюбленным взглядом.
Сергей достал из кармана записную книжку, стал ее листать с конца. Напротив некоторых телефонов значились только инициалы. Напротив других — подробно фамилия, имя, отчество, домашний адрес и чем занимается. Опт, бакалея, джинсы, парфюмерия, золото, меха. Листая книжку, Сергей дошел до буквы “А”. На второй страничке губной помадой был записан телефон безо всяких инициалов. Сергей хмыкнул и поискал глазами автомат.
Анька с матерью ушли на рынок. Валерику было поручено начистить картошки и пропылесосить паласы в комнатах. Нина Владимировна сказала так: “Раз ты у нас здесь вроде варяжского гостя, изволь помогать. С паршивой овцы хоть шерсти клок.” На эти слова Валерик обиделся, но виду не подал.
Он пылесосил палас в Анькиной комнате, когда в дверь позвонили. Валерик выключил пылесос и пошел открывать.
На лестничной клетке стоял чернявый старший лейтенант с широким лицом.
— Участковый Гайниев, — представился “старлей”, отдавая честь. — Вы здесь проживаете?
— Да нет, — замялся Валерик. — Я тут в гостях, понимаете ли.
— Документики ваши можно посмотреть?
Валерик пригласил старшего лейтенанта войти, пошел в комнату за паспортом. Участковый внимательно изучил паспорт, вернул его владельцу.
— А хозяева где? — поинтересовался он, оглядываясь. — Мать с дочкой, кажется, да?
— На рынок ушли, — сообщил Валерик.
— Вы давно здесь гостите?
— Четвертый день. А что, возбраняется?
— Да нет, что вы! Документы в порядке, гостите сколько угодно. Просто сейчас мы выясняем обстоятельства одного преступления. Вчера была сожжена машина начальника охраны нашего супермаркета. Здесь, на соседней улице. Начальник утверждает, что сделать это мог кто-то из местных “мойщиков”. Так называют тех, кто ворует в магазинах, — пояснил участковый. — Может, слыхали что-нибудь интересненькое? Анька-то девица оторвяжная, во дворе с парнями все время тусуется. Случайно ничего по этому поводу не говорила?
— Да нет, вроде, — пожал плечами Валерик, чувствуя, что начинает волноваться. — Она у нас теперь дома сидит, за ум взялась. К школе готовится.
— Значит, ничего?
— Ничего, — покачал головой Валерик.
— Ну, ладно, тогда извините, — участковый козырнул на прощание.
Валерик закрыл за ним дверь. Он направился было в комнату, чтобы включить пылесос и продолжить уборку, но остановился на полпути, наморщил лоб и громко произнес вслух: “Хрен вам, ублюдки!”
В следующее мгновение Валерик уже опять открывал входную дверь. Участковый стоял у дверей квартиры справа, давил на кнопку звонка.
Услышав звук открываемого замка, он обернулся.
— Товарищ старший лейтенант, я кое-что вспомнил, — сказал Валерик, высовываясь из дверей. — Зайдите к нам на минуточку.
Алиса глянула в дверной глазок. На лестничной площадке стоял Моисеев.
— Вам кого? — спросила девушка.
— Я вам звонил. Мы с вами договорились о встрече, — сказал Сергей.
— А, это вы, — Алиса открыла дверь. — Пожалуйста, проходите. Обувь можете не снимать — у меня грязно.
Моисеев прошел в гостиную, огляделся.
— Кофе будете? -спросила Алиса гостя.
— Не откажусь, — кивнул Сергей, разглядывая постеры в рамках.
Алиса ушла и через минуту появилась с подносом, на котором дымились крохотные чашки с кофе.
— Так что случилось? — спросила Алиса, отхлебывая напиток.
Сергей не знал, с чего начать: то ли с отравления Владимира Генриховича, то ли с подарка. А вдруг она его безумно любит и сейчас начнет реветь как белуга?
— Хорошие у вас картинки, — кивнул на постеры Моисеев. — Дорогие, наверное?
— Да что вы! Это же обычные плакатики, — усмехнулась Алиса его невежеству.
— Владимир Генрихович сейчас находится в коме в реанимационном отделение токсикологии. Его отравили кадмием, который находился в ручке “Паркер”. Вы случайно не знает, кто подарил ему эту ручку? — скороговоркой, безразлично сообщил Моисеев.
Алиса побледнела, позеленела, покраснела. Губы задрожали. Из ее руки выпало блюдце с ложкой, благо что на палас, перевернулось вверху дном.
— Почему в коме? — задала Алиса глупый вопрос. Из глаз выкатились слезы.
— Потому что его хотели убить, — просто сказал Сергей. — Кто подарил ему ручку? Наверняка он вам ею хвастался, показывал. Сказал — кто.
Алиса мотала головой, бессмысленно глядя в одну точку.
— Господи, я так и знала, что-то будет. Сердцем чувствовала! — сказала она, наконец, утирая слезы.
— Это вы ее подарили? — догадался Моисеев. — И кто ее вам дал?
— Видите ли, полтора месяца назад у меня странно и неожиданно появился загадочный поклонник. — начала Алиса свой рассказ. — Я от него отбрыкивалась, как могла…
Серафима Дмитриевна лежала на пляже, подставив южному горячему солнцу свою веснушчатую спину. Ласково шумели волны, слышались крики детворы, упруго отскакивал от рук играющих волейбольный мяч. Серафима улыбалась с закрытыми глазами. Проклятая двойная бухгалтерия осталась там, в далекой пыльной Москве, а здесь только фрукты, крик чаек, вода, поджаренные на солнце полуобнаженные тела. Тела, тела, тела. Хоть бы какой завалящий сморчок посмотрел на нее! Нет, даже сморчки теперь любуются семнадцатилетними девицами в умопомрачительных купальниках, пускают слюни и владеют ими в своих мыслях. На глазах у Серафимы люди знакомятся, танцуют, гуляют — возникают кратковременные курортные романы, которые она так люто ненавидит. “Вот, милочка моя, раз тебе не нравятся все эти плотские утехи безо всякой любви, никто к тебе и не подходит. Глаз не горит, флюиды не исходят, все корабли проплывают мимо! А клюет на тебя одно только жулье, видя твою беззащитность,”— Серафима Дмитриевна до того расстроилась от дурных мыслей, что ей даже расхотелось купаться.
Она поднялась, встряхнула махровую простыню, сунула ее в плетеную сумку и зашагала с пляжа с босоножками в руке. Все, с нее хватит! Хватит этого ленивого и скучного города, где только трахаются и пьют, не давая пищи для пытливого бухгалтерского ума, — пора уезжать, тем более, что через два дня ей нужно быть на работе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44