— закричал он, раздражаясь на ее медлительность.
Они выбежали из квартиры, Сергей захлопнул дверь. Он подхватил девушку на руки и побежал вниз по лестнице.
— А суп? Он прокиснет, — твердила Лерочка, прижимаясь к груди Сергея.
Минут через семь на лестничную площадку пятого этажа, где была расположена квартира Моисеева, поднялись двое. На одном была кожаная куртка, другой был одет в хороший костюм.
— Тихо открой! — приказал мужчина в костюме, заклеивая оберткой от жвачки глазок двери напротив.
Парень в куртке вынул из кармана связку отмычек, глянул на замки. Отмычку подобрал в течение пятнадцати секунд.
— На нижний не закрыто, — тихо сообщил он напарнику, поворачивая отмычку.
— Очень хорошо, — мужчина в костюме вынул пистолет. — Вперед!
Они вбежали в квартиру, осмотрели комнату, заглянули в туалет, в ванную, на кухню.
— Суп теплый еще, — сказал парень, прикасаясь к кастрюле. — И тарелки на столе. Обедать собирались, — парень взял поварешку, поднял крышку кастрюли, зачерпнул суп, хлебнул жижи. — Ничего у него баба готовит.
— Поешь-поешь, раз проголодался, — второй, в костюме, вынул из кармана пиджака сотовый телефон, набрал номер. — Привет, это Гуня. Фраер наш свалил со своей бабой. Судя по всему, недавно. Ничего страшного, далеко не оторвется.
В дверь позвонили. Парень в куртке так и присел с поварешкой в руке. Суп полился на пол.
— Тихо ты! — цыкнул на него напарник. Он сунул телефон в карман, на цыпочках направился к входной двери. Заглянул в глазок. На площадке перед дверью стояла Тамара Алексеевна. В руках у нее были тяжелые сумки.
— Лерочка, открой, это я — мама! — громко произнесла Тамара Алексеевна.
Мужчина покачал головой и отошел от двери.
Тамара Алексеевна позвонила еще несколько раз, вздохнула, поставила сумки на пол.
— Интересно, куда они могли пропасть? — сказала она самой себе. — В магазине сказали — дома. Вот свинья, таскает девочку! Ведь сказано — постельный режим!
Тамара Алексеевна подошла к двери напротив, позвонила. Послышались шаркающие шаги.
— Кто там? — спросил из-за двери старушечий голос.
— Это…, — замялась Тамара Алексеевна. — Я мама вашей соседки напротив.
Из двадцатой квартиры.
— Нету у нас напротив никакой соседки, — возразила старуха. — Я вас не вижу! Зачем вы глазок пальцем закрыли?
Тут Тамара Алексеевна заметила на дверном глазке обертку, сорвала ее.
— Теперь видите? Лерочка сюда недавно переехала, к Моисееву Сергею.
— К Сереже? — старуха, наконец-то решилась открыть. Загремели замки. Она осмотрела женщину, прищурившись. — Женился и мне ничего не сказал!
— Можно у вас эти сумки оставить? Я Лерочке вещи привезла, а их дома нету. Не тащить же все снова домой?
— Вещи, — покачала головой старуха. — А вдруг у вас там бомба спрятана, я откуда знаю?
— Да вы что, какая бомба? — возмутилась Тамара Алексеевна. — Не верите, посмотрите, пожалуйста! — она расстегнула обе сумки. — Смотрите, смотрите, не стесняйтесь!
— Да ладно-ладно, — махнула рукой старуха. — В прихожей вон оставьте. А я вечером им позвоню.
— Вот спасибо, — Тамара Алексеевна занесла сумки в прихожую, застегнула молнии.
К сумкам тут же подошел огромный белый кот, принялся их обнюхивать.
— Брысь! — прикрикнула на кота старуха. Кот, выгнув хвост, опрометью бросился прочь. — Все метит, все! Такой подлец! И ведь гуляет во дворе каждый день, — объяснила она.
— Вы уж за ним проследите, пожалуйста, там хорошие вещи, — попросила Тамара Алексеевна. — До свидания!
— Да ладно уж, — вздохнула старуха, закрывая за Тамарой Алексеевной дверь. — Нет, ты посмотри-ка, женился и мне ни слова не сказал! А я ему обеды варила!
Старуха ногой задвинула сумки в угол, собралась было покинуть прихожую, но тут ее ушей коснулся звук открываемой двери напротив. С удивительным для ее возраста проворством старуха подскочила к своей двери, припала к глазку. Она увидела двоих мужчин, которые вышли из двадцатой квартиры. Они захлопнули дверь и стали быстро спускаться по лестнице.
— Угу, ишь ты, дома у них никого! — прошептала старуха. Она подошла к сумкам, расстегнула, и стала в них рыться.
Мороженое “На бис”
Анька сидела на лавочке в джинсовом комбинезоне и легкой курточке, поеживалась. Дул по-осеннему прохладный ветер, срывая с деревьев первую пожухлую листву. Липовый листок, крутнувшись в воздухе, застрял между реек скамейки. Анька взяла его в руку и смяла в крохотный комочек. Вчера врачиха сказала ей, что токсикоз может длиться всю беременность — сорок недель! Мрак! Ей столько не выжить!
Она увидела идущую по аллее журналистку. Оксана Павленко была не одна. Рядом с ней, ссутулившись, вышагивал высокий парень с непослушными вихрами на голове. Он что-то оживленно рассказывал девушке, смешно размахивая огромными руками. Оксана была увлечена рассказом, и Аньку не заметила.
Анька поднялась со скамейки и двинулась следом за парочкой.
— Я ему говорю: у меня на полосу шикарная аналитическая статья про подпольный бордель с малолетками, а он мне — это неактуально, это неинтересно, это избито. Как, говорю, избито, когда он существует, действует и процветает? И милиция на эту дрянь ноль внимания? — горячился парень. — Ксюша, ты мою статью читала, скажи, избито? Ну, избито?
Оксана неопределенно пожала плечами.
— Если честно — сыровато. Материал интересный, но как-то ты его не очень умело подал. Уж больно ты смачно все описываешь. Не знаю, как бабам, а мужики, когда прочитают, у них слюни потекут, тут захочется это заведение посетить. Скажем так — пафос не тот.
— Да какой там пафос? — возмутился парень. — Чистая уголовщина! Они их из других городов целыми командами на автобусах возят! Паспорта отбирают!
Оксана со вздохом отвела взгляд и увидела Аньку, которая стояла вполоборота у театральной афиши, стараясь не смотреть в их сторону.
— Вадим, ты извини, пожалуйста, у меня встреча, — торопливо произнесла Оксана, дежурно кивнула на прощание и подошла к Аньке.
Парень постоял немного, растерянно глядя вслед Оксане, тяжело вздохнул и пошел своей дорогой.
— Здравствуй, — сказала журналистка. — Ты меня ждала или просто так гуляешь?
— Просто так, — сказала Анька.
— Ладно, не ври! — резко сказала журналистка. — Пойдем присядем на скамейку, поговорим.
Они сели на скамейку, Оксана достала сигареты.
— Курить будешь?
— Мне сейчас нельзя — бронхит, — вздохнула Анька. — А иногда так хочется, просто сил никаких нет!
— Ты что, в положении? — тут же догадалась журналистка.
Анька посмотрела на нее с каким-то детским испугом. Какая прозорливая!
— Да нет, просто… Ну да, есть немного, — неуверенно кивнула она.
— Этого немного не бывает. Или есть или нет, — усмехнулась Оксана.
— В общем, я просто хотела вам деньги вернуть, — Анька полезла в карман куртки, вынула из него купюры. — Вы нас извините, пожалуйста, что так в прошлый раз получилось. Нехорошо.
— Да уж, конечно, что хорошего? — сказала журналистка. — Деньги убери, они ваши. Статья про “мойщиков” давно вышла, так что заработали.
— Нет, а как же…? — растерялась Анька. — Мы еж вас подставили!
— Отрицательный опыт — тоже опыт. Научили. Что это ты вдруг ни с того ни с сего добренькой стала? Попалась?
Анька снова с испугом посмотрела на журналистку — мысли она ее читает?
— Ничего я не попалась! Неудобно просто. Вы нам деньги, мы вам — подлянку.
— Грехи искупаешь? Хочешь своему будущему ребенку счастливую судьбу? Чтоб твою “грязь” на своих плечах по жизни не нес?
— Хочу, — призналась Анька. Он не совсем поняла, что имела в виду журналистка, когда сказала о “грязи” на плечах. — Кто же этого не хочет?
— Просто ангел, а не женщина, — рассмеялась Оксана. — Только не так это просто — свои прежние грехи искупить. Тут, моя милая, помучаться надо, пострадать. Деньгами не отделаешься!
— Может, возьмете? — Анька заглянула в глаза Оксане, и журналистка увидела, какие они красивые — карие, с темными крапинками.
— Нет, не возьму, — Оксана задумалась. — Ладно, если хочешь доброе дело сделать, пойдем в кафешку зайдем, покормишь меня из этих денег, заодно расскажешь, что там с тобой в “супермаркете” случилось, — она поднялась со скамейки, пошла по аллее. Анька осталась на месте. Смотрела на нее как-то затравленно, по-собачьи. — Ну, чего ты сидишь? Передумала?
— Нет-нет, пойдемте! — Анька вскинулась, торопливо зашагала за журналисткой.
Владимир Генрихович почувствовал себя нехорошо: опять потемнело в глазах, руки сделались ватными. Он испугался, что потеряет управление автомобилем, перестроился в правый ряд, притормозил у тротуара.
В зеркало заднего вида он увидел, что к машине, помахивая жезлом, направляется “гаишник”. “Только этого еще не хватало!”— с тоской подумал Владимир Генрихович, вытирая покрывшийся холодным потом лоб.
— Нарушаем? — наклонился к окошку инспектор и представился.
— Плохо мне что-то, — поморщился Владимир Генрихович, вздыхая.
— Плохо — не надо за руль садиться, — заметил инспектор. — Вы сплошную линию пересекли. Выйдите из машины.
Владимир Генрихович подчинился. Его обдало запахом гари от рванувшихся на зеленый свет автомобилей. Он закашлялся, глотнул серый воздух, и тут его вырвало прямо на сапоги инспектору.
— О, как все запущено! — покачал головой милиционер. — Придется вам в трубочку дыхнуть. Давайте мне сюда свои права!
Владимир Генрихович отдал инспектору права и поплелся следом за ним к милицейской машине.
Сергей Моисеев видел все случившееся. Он стоял чуть поодаль у аптечного киоска, якобы изучая ценники на лекарствах, на самом деле — внимательно смотрел по сторонам. Директора Сергей поджидал специально. Он знал, что Владимир Генрихович всегда ездит домой именно этой дорогой. До Моисеева директор не доехал каких-нибудь тридцати метров.
Сергей оглянулся, двинулся к машине директора. Подойдя, еще раз оглянулся, тронул ручку задней дверцы. Дверца оказалась открыта. Видимо, подгоняемый инспектором, в спешке, Владимир Генрихович забыл щелкнуть кнопкой пульта дистанционного управления. Сергей открыл дверцу и быстро влез в машину. Он осмотрелся и, подогнув колени, лег на заднее сиденье, укрывшись плащом директора.
Через несколько минут Владимир Генрихович вернулся к машине, завел мотор, тронулся с места. Вид у него был очень бледный.
— Володя, — позвал Сергей, поднимаясь с сиденья.
Владимир Генрихович вздрогнул, увидев в зеркале Моисеева.
— Ты прямо как черт из табакерки! — рассмеялся он нервно. — Что случилось, почему ты не вышел на работу?
— За мной охотятся, — просто сказал Сергей.
— Кто?
— Не знаю точно, они мне ничего рассказать толком не успели, но думаю — люди Моргуна. Евгений Викторович и Моргун — одна ниточка. Кто-то узнал о нашем с тобой разговоре на проходной. Может, и не только о нем. Не знаю.
— Тебя пытались убрать? — встревожено спросил Владимир Генрихович.
— Отвезли за город и посадили в подпол, — объяснил Моисеев. — Потом я убежал.
— А с твоими прошлыми делами это никак не связано? Бандитские обиды? Месть?
— Да нет, это наше дело, — Моисеев оглянулся, выискивая глазами “хвост”. — Одного “быка” я узнал. Он к Лере в палату приходил, и на проходной я его видел. К заму твоему шастает. Шастал, — уточнил Сергей.
— Ты его грохнул, что ли? — удивился директор.
— Сам себя грохнул. В общем так, Володя, если они все узнали, недолго нам с тобой по этому свету ходить. Все равно достанут. Я Леру к родителям отправил, сам — в бега.
— А если к своим, бывшим, за помощью? — с сомнением в голосе спросил Владимир Генрихович.
— Не будь наивным. Пока что у нас против них ничего нет.
Директору опять сделалось плохо. Он, на этот раз стараясь внимательно глядеть на разметку, перестроился, затормозил. Когда машина остановилась, Владимир Генрихович уронил голову на руль, закрыл глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Они выбежали из квартиры, Сергей захлопнул дверь. Он подхватил девушку на руки и побежал вниз по лестнице.
— А суп? Он прокиснет, — твердила Лерочка, прижимаясь к груди Сергея.
Минут через семь на лестничную площадку пятого этажа, где была расположена квартира Моисеева, поднялись двое. На одном была кожаная куртка, другой был одет в хороший костюм.
— Тихо открой! — приказал мужчина в костюме, заклеивая оберткой от жвачки глазок двери напротив.
Парень в куртке вынул из кармана связку отмычек, глянул на замки. Отмычку подобрал в течение пятнадцати секунд.
— На нижний не закрыто, — тихо сообщил он напарнику, поворачивая отмычку.
— Очень хорошо, — мужчина в костюме вынул пистолет. — Вперед!
Они вбежали в квартиру, осмотрели комнату, заглянули в туалет, в ванную, на кухню.
— Суп теплый еще, — сказал парень, прикасаясь к кастрюле. — И тарелки на столе. Обедать собирались, — парень взял поварешку, поднял крышку кастрюли, зачерпнул суп, хлебнул жижи. — Ничего у него баба готовит.
— Поешь-поешь, раз проголодался, — второй, в костюме, вынул из кармана пиджака сотовый телефон, набрал номер. — Привет, это Гуня. Фраер наш свалил со своей бабой. Судя по всему, недавно. Ничего страшного, далеко не оторвется.
В дверь позвонили. Парень в куртке так и присел с поварешкой в руке. Суп полился на пол.
— Тихо ты! — цыкнул на него напарник. Он сунул телефон в карман, на цыпочках направился к входной двери. Заглянул в глазок. На площадке перед дверью стояла Тамара Алексеевна. В руках у нее были тяжелые сумки.
— Лерочка, открой, это я — мама! — громко произнесла Тамара Алексеевна.
Мужчина покачал головой и отошел от двери.
Тамара Алексеевна позвонила еще несколько раз, вздохнула, поставила сумки на пол.
— Интересно, куда они могли пропасть? — сказала она самой себе. — В магазине сказали — дома. Вот свинья, таскает девочку! Ведь сказано — постельный режим!
Тамара Алексеевна подошла к двери напротив, позвонила. Послышались шаркающие шаги.
— Кто там? — спросил из-за двери старушечий голос.
— Это…, — замялась Тамара Алексеевна. — Я мама вашей соседки напротив.
Из двадцатой квартиры.
— Нету у нас напротив никакой соседки, — возразила старуха. — Я вас не вижу! Зачем вы глазок пальцем закрыли?
Тут Тамара Алексеевна заметила на дверном глазке обертку, сорвала ее.
— Теперь видите? Лерочка сюда недавно переехала, к Моисееву Сергею.
— К Сереже? — старуха, наконец-то решилась открыть. Загремели замки. Она осмотрела женщину, прищурившись. — Женился и мне ничего не сказал!
— Можно у вас эти сумки оставить? Я Лерочке вещи привезла, а их дома нету. Не тащить же все снова домой?
— Вещи, — покачала головой старуха. — А вдруг у вас там бомба спрятана, я откуда знаю?
— Да вы что, какая бомба? — возмутилась Тамара Алексеевна. — Не верите, посмотрите, пожалуйста! — она расстегнула обе сумки. — Смотрите, смотрите, не стесняйтесь!
— Да ладно-ладно, — махнула рукой старуха. — В прихожей вон оставьте. А я вечером им позвоню.
— Вот спасибо, — Тамара Алексеевна занесла сумки в прихожую, застегнула молнии.
К сумкам тут же подошел огромный белый кот, принялся их обнюхивать.
— Брысь! — прикрикнула на кота старуха. Кот, выгнув хвост, опрометью бросился прочь. — Все метит, все! Такой подлец! И ведь гуляет во дворе каждый день, — объяснила она.
— Вы уж за ним проследите, пожалуйста, там хорошие вещи, — попросила Тамара Алексеевна. — До свидания!
— Да ладно уж, — вздохнула старуха, закрывая за Тамарой Алексеевной дверь. — Нет, ты посмотри-ка, женился и мне ни слова не сказал! А я ему обеды варила!
Старуха ногой задвинула сумки в угол, собралась было покинуть прихожую, но тут ее ушей коснулся звук открываемой двери напротив. С удивительным для ее возраста проворством старуха подскочила к своей двери, припала к глазку. Она увидела двоих мужчин, которые вышли из двадцатой квартиры. Они захлопнули дверь и стали быстро спускаться по лестнице.
— Угу, ишь ты, дома у них никого! — прошептала старуха. Она подошла к сумкам, расстегнула, и стала в них рыться.
Мороженое “На бис”
Анька сидела на лавочке в джинсовом комбинезоне и легкой курточке, поеживалась. Дул по-осеннему прохладный ветер, срывая с деревьев первую пожухлую листву. Липовый листок, крутнувшись в воздухе, застрял между реек скамейки. Анька взяла его в руку и смяла в крохотный комочек. Вчера врачиха сказала ей, что токсикоз может длиться всю беременность — сорок недель! Мрак! Ей столько не выжить!
Она увидела идущую по аллее журналистку. Оксана Павленко была не одна. Рядом с ней, ссутулившись, вышагивал высокий парень с непослушными вихрами на голове. Он что-то оживленно рассказывал девушке, смешно размахивая огромными руками. Оксана была увлечена рассказом, и Аньку не заметила.
Анька поднялась со скамейки и двинулась следом за парочкой.
— Я ему говорю: у меня на полосу шикарная аналитическая статья про подпольный бордель с малолетками, а он мне — это неактуально, это неинтересно, это избито. Как, говорю, избито, когда он существует, действует и процветает? И милиция на эту дрянь ноль внимания? — горячился парень. — Ксюша, ты мою статью читала, скажи, избито? Ну, избито?
Оксана неопределенно пожала плечами.
— Если честно — сыровато. Материал интересный, но как-то ты его не очень умело подал. Уж больно ты смачно все описываешь. Не знаю, как бабам, а мужики, когда прочитают, у них слюни потекут, тут захочется это заведение посетить. Скажем так — пафос не тот.
— Да какой там пафос? — возмутился парень. — Чистая уголовщина! Они их из других городов целыми командами на автобусах возят! Паспорта отбирают!
Оксана со вздохом отвела взгляд и увидела Аньку, которая стояла вполоборота у театральной афиши, стараясь не смотреть в их сторону.
— Вадим, ты извини, пожалуйста, у меня встреча, — торопливо произнесла Оксана, дежурно кивнула на прощание и подошла к Аньке.
Парень постоял немного, растерянно глядя вслед Оксане, тяжело вздохнул и пошел своей дорогой.
— Здравствуй, — сказала журналистка. — Ты меня ждала или просто так гуляешь?
— Просто так, — сказала Анька.
— Ладно, не ври! — резко сказала журналистка. — Пойдем присядем на скамейку, поговорим.
Они сели на скамейку, Оксана достала сигареты.
— Курить будешь?
— Мне сейчас нельзя — бронхит, — вздохнула Анька. — А иногда так хочется, просто сил никаких нет!
— Ты что, в положении? — тут же догадалась журналистка.
Анька посмотрела на нее с каким-то детским испугом. Какая прозорливая!
— Да нет, просто… Ну да, есть немного, — неуверенно кивнула она.
— Этого немного не бывает. Или есть или нет, — усмехнулась Оксана.
— В общем, я просто хотела вам деньги вернуть, — Анька полезла в карман куртки, вынула из него купюры. — Вы нас извините, пожалуйста, что так в прошлый раз получилось. Нехорошо.
— Да уж, конечно, что хорошего? — сказала журналистка. — Деньги убери, они ваши. Статья про “мойщиков” давно вышла, так что заработали.
— Нет, а как же…? — растерялась Анька. — Мы еж вас подставили!
— Отрицательный опыт — тоже опыт. Научили. Что это ты вдруг ни с того ни с сего добренькой стала? Попалась?
Анька снова с испугом посмотрела на журналистку — мысли она ее читает?
— Ничего я не попалась! Неудобно просто. Вы нам деньги, мы вам — подлянку.
— Грехи искупаешь? Хочешь своему будущему ребенку счастливую судьбу? Чтоб твою “грязь” на своих плечах по жизни не нес?
— Хочу, — призналась Анька. Он не совсем поняла, что имела в виду журналистка, когда сказала о “грязи” на плечах. — Кто же этого не хочет?
— Просто ангел, а не женщина, — рассмеялась Оксана. — Только не так это просто — свои прежние грехи искупить. Тут, моя милая, помучаться надо, пострадать. Деньгами не отделаешься!
— Может, возьмете? — Анька заглянула в глаза Оксане, и журналистка увидела, какие они красивые — карие, с темными крапинками.
— Нет, не возьму, — Оксана задумалась. — Ладно, если хочешь доброе дело сделать, пойдем в кафешку зайдем, покормишь меня из этих денег, заодно расскажешь, что там с тобой в “супермаркете” случилось, — она поднялась со скамейки, пошла по аллее. Анька осталась на месте. Смотрела на нее как-то затравленно, по-собачьи. — Ну, чего ты сидишь? Передумала?
— Нет-нет, пойдемте! — Анька вскинулась, торопливо зашагала за журналисткой.
Владимир Генрихович почувствовал себя нехорошо: опять потемнело в глазах, руки сделались ватными. Он испугался, что потеряет управление автомобилем, перестроился в правый ряд, притормозил у тротуара.
В зеркало заднего вида он увидел, что к машине, помахивая жезлом, направляется “гаишник”. “Только этого еще не хватало!”— с тоской подумал Владимир Генрихович, вытирая покрывшийся холодным потом лоб.
— Нарушаем? — наклонился к окошку инспектор и представился.
— Плохо мне что-то, — поморщился Владимир Генрихович, вздыхая.
— Плохо — не надо за руль садиться, — заметил инспектор. — Вы сплошную линию пересекли. Выйдите из машины.
Владимир Генрихович подчинился. Его обдало запахом гари от рванувшихся на зеленый свет автомобилей. Он закашлялся, глотнул серый воздух, и тут его вырвало прямо на сапоги инспектору.
— О, как все запущено! — покачал головой милиционер. — Придется вам в трубочку дыхнуть. Давайте мне сюда свои права!
Владимир Генрихович отдал инспектору права и поплелся следом за ним к милицейской машине.
Сергей Моисеев видел все случившееся. Он стоял чуть поодаль у аптечного киоска, якобы изучая ценники на лекарствах, на самом деле — внимательно смотрел по сторонам. Директора Сергей поджидал специально. Он знал, что Владимир Генрихович всегда ездит домой именно этой дорогой. До Моисеева директор не доехал каких-нибудь тридцати метров.
Сергей оглянулся, двинулся к машине директора. Подойдя, еще раз оглянулся, тронул ручку задней дверцы. Дверца оказалась открыта. Видимо, подгоняемый инспектором, в спешке, Владимир Генрихович забыл щелкнуть кнопкой пульта дистанционного управления. Сергей открыл дверцу и быстро влез в машину. Он осмотрелся и, подогнув колени, лег на заднее сиденье, укрывшись плащом директора.
Через несколько минут Владимир Генрихович вернулся к машине, завел мотор, тронулся с места. Вид у него был очень бледный.
— Володя, — позвал Сергей, поднимаясь с сиденья.
Владимир Генрихович вздрогнул, увидев в зеркале Моисеева.
— Ты прямо как черт из табакерки! — рассмеялся он нервно. — Что случилось, почему ты не вышел на работу?
— За мной охотятся, — просто сказал Сергей.
— Кто?
— Не знаю точно, они мне ничего рассказать толком не успели, но думаю — люди Моргуна. Евгений Викторович и Моргун — одна ниточка. Кто-то узнал о нашем с тобой разговоре на проходной. Может, и не только о нем. Не знаю.
— Тебя пытались убрать? — встревожено спросил Владимир Генрихович.
— Отвезли за город и посадили в подпол, — объяснил Моисеев. — Потом я убежал.
— А с твоими прошлыми делами это никак не связано? Бандитские обиды? Месть?
— Да нет, это наше дело, — Моисеев оглянулся, выискивая глазами “хвост”. — Одного “быка” я узнал. Он к Лере в палату приходил, и на проходной я его видел. К заму твоему шастает. Шастал, — уточнил Сергей.
— Ты его грохнул, что ли? — удивился директор.
— Сам себя грохнул. В общем так, Володя, если они все узнали, недолго нам с тобой по этому свету ходить. Все равно достанут. Я Леру к родителям отправил, сам — в бега.
— А если к своим, бывшим, за помощью? — с сомнением в голосе спросил Владимир Генрихович.
— Не будь наивным. Пока что у нас против них ничего нет.
Директору опять сделалось плохо. Он, на этот раз стараясь внимательно глядеть на разметку, перестроился, затормозил. Когда машина остановилась, Владимир Генрихович уронил голову на руль, закрыл глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44