А потом, ласково отчитав ее и расставив все точки над i (как я поступил с ее отцом), уйду, посоветовав никому не рассказывать о моем визите». Он прошелся вдоль решетки. Ну, чем он рискует? Перед уходом из отдела он позвонил лейтенанту Симмонсу, дежурившему в порту. Тот подтвердил, что «Герцогиня Бедфордская» недавно пришвартовалась и что какой-то итальянец, пришедший от имени Ларри, предъявил пропуск и ждет, когда судно разгрузят, а выгрузка продлится до позднего вечера, потому что на рассвете корабль должен отплыть в Палермо. Времени у Ларри, таким образом, было предостаточно. И потом, в конце концов, она предлагала ему какие-то сведения, и, желая получить их, он просто выполняет свои служебные обязанности!
С бьющимся сердцем Ларри перешел через улицу. Убогие занавески загораживали окна привратницкой под сводом ворот, выбоины мостовой заполняла стоячая вода, тускло блестевшая в свинцовом свете, пробивавшемся со двора.
Он направился к черному ходу. В темном колодце лестничного проема не было ничего от поблекшей роскоши парадной лестницы. Шаткие ступени освещались только узкими запыленными окошками, выходившими на тихую площадь Сан-Паскуале. Ларри осторожно миновал площадку второго этажа и медленно поднялся на третий. На верхней ступеньке он споткнулся, ухватился за перила и, прежде чем тихонько постучать в дверь, подождал, пока утихнет сердцебиение.
Дверь немедленно открылась, и молодые люди оказались лицом к лицу. Словно удивившись своей обоюдной храбрости, они на миг застыли в неподвижности, молча рассматривая друг друга. Потом девушка отступила, пропуская Ларри в квартиру. Он вошел в слабо освещенную кухню, казавшуюся такой же убогой и запущенной, как та часть квартиры, которую он видел на прошлой неделе.
— Он действительно ушел? — спросил он вполголоса.
Она кивнула. Повисло молчание. Она застенчиво и испуганно смотрела под ноги. В ее позе не было ни самонадеянности, ни развязности, которых он так опасался.
— Вы… вы ждали за дверью? — спросил он взволнованно. — Я не слышал шагов…
— Я видела, как вы идете через двор, — ответила она. Она подняла голову и смотрела прямо на него, и Ларри смог наконец как следует рассмотреть лицо той, что мелькнула грациозным видением. Он почувствовал разочарование, смешанное с непреодолимым влечением: именно эти противоречивые чувства он и ожидал испытать. Девушка в самом деле была красива, с изящно очерченными бровями над темными, как и волосы, глазами, и хотя на вид ей нельзя было дать больше шестнадцати, в ней не было ничего от свежести девочки-подростка. Казалось, что она уже все пережила, глубокая усталость исказила чистые черты ее лица, проложила тени под глазами и лишила кожу юной чистоты.
— Вы тогда меня очень удивили и испугали, — сказал он. — Возможно, виновато зеркало, но мне почудилось, что в полумраке внезапно возникло… какое-то видение… Как встреча во сне…
Она шаловливо усмехнулась и весело спросила:
— Или как в замке с привидениями?
Он кивнул. «Почему бы и нет, — подумал он. — Мы в доме Мэри Шелли, ей бы это понравилось».
— Может, вы и видели мое отражение, — продолжала девушка, — но в тот день я не хотела быть замеченной! Напротив, я хотела спрятаться, чтобы рассмотреть и послушать вас, когда вы не знаете о моем присутствии. Мне это не удалось.
Ларри решился развить успех.
— А когда взорвалась бомба, вы тоже играли в привидение, не так ли? — спросил он.
Она бросила на него злой взгляд, но глаза ее в ту же минуту подернулись дымкой удивления.
— Вы и тогда хотели остаться незамеченной?
Она небрежно махнула рукой:
— В тот день это был не просто сон, а кошмар…
— Так это были вы? — настаивал Ларри.
Она вновь издала сдержанный смешок, очень похожий на признание.
— Вы слишком любопытны, — произнесла она, снова опуская голову.
— Когда взорвалась бомба, вы, наверное, испугались за отца!
Она нахмурилась:
— Наоборот, в какой-то момент меня охватила безумная надежда на то, что он больше не встанет. Я была в отчаянии, когда он поднялся и пошел прочь, покрытый пылью и яичными желтками, точно клоун… Нет, если я и испугалась, то только за вас. Я чуть не бросилась вам на помощь, едва не наклонилась, чтобы помочь подняться. Я бы так и сделала, если бы рядом не было отца…
Он только пожал плечами:
— Ваш отец считает, что вы сердитесь на него, потому что чувствуете себя здесь пленницей. Но, кажется, это неправда: стоит ему отвернуться, как вы убегаете!
— Бывает, — ответила она, едва заметно улыбаясь. — В тот день, когда на почте взорвалась бомба, я просто хотела убедиться, что не ошиблась в вас.
— Как давно вы следите за мной? — живо спросил Ларри. — И как вы узнали, где меня искать?
Девушка состроила насмешливую гримасу.
— Некоторые посланцы отца служат и мне…
— Да-да, понимаю. Название траттории вы узнали у мальчишки…
— Вы так встревожились, увидев ее, — сказала она, давясь смехом, как маленькая девчонка. — Я никогда не решилась бы туда войти! Увидев, как храбро вы шли по этим отвратительным переулкам, я убедилась в том, что хочу написать вам еще раз.
Испытывая неловкость, Ларри сел на табурет, который Амброджио приносил в гостиную в прошлый понедельник.
— Поговорим об этих письмах, синьорина, — произнес он укоризненно. — Два за неделю, и все об одном и том же — это слишком много. Поэтому мне придется повторить вам все (правда, в более мягкой форме), что я говорил вашему отцу: не стоило их мне писать, потому что это лишено всякого смысла. Вы сами прекрасно знаете, что мы почти не видели друг друга, и понимаете, что и речи не может идти о том, чтобы между нами возникла любовная связь, даже если мне очень хочется поверить, что вы имеете все основания желать уехать от этого человека и из этого города.
Он старался говорить спокойно и рассудительно, не повышая голоса, словно объяснял трудный урок невнимательному ученику. На лице девушки читалось глубокое разочарование.
— Но если вы не хотите забрать меня отсюда, тогда для чего вы пришли? — спросила она.
— Для того, чтобы ознакомиться с документом, о котором вы говорили! Я провожу расследование о местах, где прячут произведения искусства, и мне необходимо увидеть его как можно скорее! Я говорю: как можно скорее, поскольку не желаю оставаться в этой квартире ни одной лишней минуты.
Облокотясь на кухонный стол, она глубоко вздохнула.
— И все же я была права, отправив вам это письмо, потому что вы здесь, я вижу вас, слышу ваш голос, и это, как ничто другое, укрепляет мою уверенность в том, что я в вас не ошиблась… Вы человек, с которым я хочу жить, лейтенант, умоляю вас, поверьте мне…
— Не начинайте все сначала, — проговорил он, не повышая голоса. — Разве отец не передал вам, как я отнесся к вашему посланию?
— Нашему посланию, — вновь уточнила она. — Мы писали его вместе, и это единственное, что я делала в полном согласии с ним. Именно тогда, когда я узнала, как вы к нему отнеслись, я решила написать еще одно, своими собственными словами, но с той же мыслью в голове и с той же целью: уехать с вами отсюда, и как можно скорее.
Она произнесла последние слова так решительно, что Ларри встал.
— Почему вы хотите уехать со мной? Это совершенно невозможно! Я никогда не слышал подобной нелепицы! Я вас не знаю, я не влюблен в вас, но даже если бы и был влюблен, это ничего бы не изменило: я солдат, неизвестно, как долго еще продлится эта война, и в любом случае мне не на что вас содержать у меня на родине.
— Но вы уже победили! — воскликнула она. — Так и ведите себя как победитель! Украдите меня! Возьмите, сорвите, как цветок!..
Он жестом прервал ее.
— Вы говорите как экзальтированная девица, начитавшаяся плохих романов! Вас извиняют трудные условия жизни, но я здесь ни при чем… Может быть, я смогу их улучшить, заплатив немного денег вашему отцу… А сейчас я ухожу. — решительно сказал он, направляясь к двери.
Она на миг растерялась, переступила с ноги на ногу, словно оценивая его решимость.
— Но вы же пришли посмотреть на фотографию! — торопливо воскликнула она, увидев, что Ларри уже пересек кухню. — В любом случае вы увидели бы ее завтра, и вы не так уж и торопитесь! Вы пришли, зная, что папы не будет дома, потому что хотели увидеть меня! Я его знаю, он тоже мечтает, чтобы я уехала, он наверняка расхваливал меня и говорил, что я очаровательна… Вы же только дважды мельком видели мой силуэт, и я уверена, хотели сами убедиться…
Ларри рассмеялся:
— Я охотно допускаю, что вы красивы, — до такой степени, что мне, как и вашему отцу, трудно поверить, что вы его дочь, и я рад, что вы для меня теперь не просто растаявшее в воздухе видение. Ну, прощайте, синьорина.
Он открыл дверь черного хода.
— А письмо, касающееся Шелли, вы тоже не хотите посмотреть? — выкрикнула она так, словно использовала свой последний шанс.
Он оглянулся.
— Извините, меня этим не проймешь. Если мне когда-нибудь потребуется взглянуть на письмо, мне его покажет сам дон Этторе Креспи.
— Не покажет, если я его разорву, — ответила она тоном упрямого подростка.
Он притворился, что не услышал, и начал спускаться по лестнице. Одним прыжком она догнала его и крепко обняла. Он чувствовал, как прижимается к нему ее худенькое тельце, проступающие сквозь кожу ребра, вдыхал почти животный запах плохо вымытого подростка. Ее груди под грубой тканью кофточки казались слишком тяжелыми для худеньких плеч.
— Пустите меня, — выдохнул Ларри ей в ухо. — Он может в любой момент вернуться, а я не хочу, чтобы он узнал, что я приходил!
— Это значит, что вы приходили ради меня! — торжествующе воскликнула Домитилла.
Он оттолкнул девушку и спустился еще на несколько ступенек, потом остановился.
— Я знал, что мне не надо было приходить! — воскликнул Ларри. — Все делают ошибки, и я сделал. Но я не совершу еще одной глупости и не поддамся на ваши провокации!
— Письмо жены английского поэта тоже было провокационным, — сказала девушка.
Ларри пожал плечами:
— Провокационным? Письмо Мэри Шелли? Меня это удивляет!
— А отец вам о нем не сказал…
— Вы пишете, что письмо у синьора Креспи на втором этаже. Откуда вы об этом знаете? Ваш отец рассказывал, что у него очень плохие отношения с доном Этторе.
— Знаю, и все… Поднимитесь в квартиру, невозможно говорить на лестнице.
Он колебался. На лестничной площадке, прислонившись к перилам, стояла девушка, похожая на танагрскую статуэтку. Ларри медленно поднялся на несколько ступенек.
— Это правда, что ваш отец в плохих отношениях с владельцем дома? — спросил он, словно пытаясь найти оправдание тому, что повернул назад.
— Разумеется, ведь он не платит за квартиру с самого начала войны! Но я с доном Этторе в хороших отношениях, — уточнила она с видом заговорщицы. — Я считаю его своим стареньким дядюшкой. Как я вам писала, у меня даже есть ключ от его квартиры и я могу сейчас же сходить за письмом; как только вы его прочтете, верну его на место и никто ничего не узнает.
— Я не согласен, — сухо ответил Ларри. — А ваш отец знает, что вы поддерживаете… дружеские отношения с синьором Креспи?
Она скорчила детскую рожицу.
— Дружеские и невинные, не думайте, что…
— Я ничего такого не думаю.
— Если бы не он, я бы давно умерла с голоду. Ну же, не стойте на лестнице! Вы сможете уйти, когда захотите! Обещаю, что не стану вас задерживать. В конце концов, мне наплевать, прочтете вы письмо синьоры Шелли или нет. В нем, кстати, нет ничего особенного: это скорее записка, чем письмо. Но раз мы заговорили о поэзии, скажу, что именно благодаря ей я и познакомилась с доном Этторе Креспи. Как многие дети, я писала стишки и показывала их ему, когда встречала на лестнице, — понимаете, показывала ему, а не отцу! Как-то раз я выучила наизусть «Бесконечность» Леопарди, прочитала стихотворение дону Этторе, а он в награду сводил меня в Королевскую библиотеку посмотреть на рукопись, сказав, что это самое знаменитое стихотворение итальянской литературы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
С бьющимся сердцем Ларри перешел через улицу. Убогие занавески загораживали окна привратницкой под сводом ворот, выбоины мостовой заполняла стоячая вода, тускло блестевшая в свинцовом свете, пробивавшемся со двора.
Он направился к черному ходу. В темном колодце лестничного проема не было ничего от поблекшей роскоши парадной лестницы. Шаткие ступени освещались только узкими запыленными окошками, выходившими на тихую площадь Сан-Паскуале. Ларри осторожно миновал площадку второго этажа и медленно поднялся на третий. На верхней ступеньке он споткнулся, ухватился за перила и, прежде чем тихонько постучать в дверь, подождал, пока утихнет сердцебиение.
Дверь немедленно открылась, и молодые люди оказались лицом к лицу. Словно удивившись своей обоюдной храбрости, они на миг застыли в неподвижности, молча рассматривая друг друга. Потом девушка отступила, пропуская Ларри в квартиру. Он вошел в слабо освещенную кухню, казавшуюся такой же убогой и запущенной, как та часть квартиры, которую он видел на прошлой неделе.
— Он действительно ушел? — спросил он вполголоса.
Она кивнула. Повисло молчание. Она застенчиво и испуганно смотрела под ноги. В ее позе не было ни самонадеянности, ни развязности, которых он так опасался.
— Вы… вы ждали за дверью? — спросил он взволнованно. — Я не слышал шагов…
— Я видела, как вы идете через двор, — ответила она. Она подняла голову и смотрела прямо на него, и Ларри смог наконец как следует рассмотреть лицо той, что мелькнула грациозным видением. Он почувствовал разочарование, смешанное с непреодолимым влечением: именно эти противоречивые чувства он и ожидал испытать. Девушка в самом деле была красива, с изящно очерченными бровями над темными, как и волосы, глазами, и хотя на вид ей нельзя было дать больше шестнадцати, в ней не было ничего от свежести девочки-подростка. Казалось, что она уже все пережила, глубокая усталость исказила чистые черты ее лица, проложила тени под глазами и лишила кожу юной чистоты.
— Вы тогда меня очень удивили и испугали, — сказал он. — Возможно, виновато зеркало, но мне почудилось, что в полумраке внезапно возникло… какое-то видение… Как встреча во сне…
Она шаловливо усмехнулась и весело спросила:
— Или как в замке с привидениями?
Он кивнул. «Почему бы и нет, — подумал он. — Мы в доме Мэри Шелли, ей бы это понравилось».
— Может, вы и видели мое отражение, — продолжала девушка, — но в тот день я не хотела быть замеченной! Напротив, я хотела спрятаться, чтобы рассмотреть и послушать вас, когда вы не знаете о моем присутствии. Мне это не удалось.
Ларри решился развить успех.
— А когда взорвалась бомба, вы тоже играли в привидение, не так ли? — спросил он.
Она бросила на него злой взгляд, но глаза ее в ту же минуту подернулись дымкой удивления.
— Вы и тогда хотели остаться незамеченной?
Она небрежно махнула рукой:
— В тот день это был не просто сон, а кошмар…
— Так это были вы? — настаивал Ларри.
Она вновь издала сдержанный смешок, очень похожий на признание.
— Вы слишком любопытны, — произнесла она, снова опуская голову.
— Когда взорвалась бомба, вы, наверное, испугались за отца!
Она нахмурилась:
— Наоборот, в какой-то момент меня охватила безумная надежда на то, что он больше не встанет. Я была в отчаянии, когда он поднялся и пошел прочь, покрытый пылью и яичными желтками, точно клоун… Нет, если я и испугалась, то только за вас. Я чуть не бросилась вам на помощь, едва не наклонилась, чтобы помочь подняться. Я бы так и сделала, если бы рядом не было отца…
Он только пожал плечами:
— Ваш отец считает, что вы сердитесь на него, потому что чувствуете себя здесь пленницей. Но, кажется, это неправда: стоит ему отвернуться, как вы убегаете!
— Бывает, — ответила она, едва заметно улыбаясь. — В тот день, когда на почте взорвалась бомба, я просто хотела убедиться, что не ошиблась в вас.
— Как давно вы следите за мной? — живо спросил Ларри. — И как вы узнали, где меня искать?
Девушка состроила насмешливую гримасу.
— Некоторые посланцы отца служат и мне…
— Да-да, понимаю. Название траттории вы узнали у мальчишки…
— Вы так встревожились, увидев ее, — сказала она, давясь смехом, как маленькая девчонка. — Я никогда не решилась бы туда войти! Увидев, как храбро вы шли по этим отвратительным переулкам, я убедилась в том, что хочу написать вам еще раз.
Испытывая неловкость, Ларри сел на табурет, который Амброджио приносил в гостиную в прошлый понедельник.
— Поговорим об этих письмах, синьорина, — произнес он укоризненно. — Два за неделю, и все об одном и том же — это слишком много. Поэтому мне придется повторить вам все (правда, в более мягкой форме), что я говорил вашему отцу: не стоило их мне писать, потому что это лишено всякого смысла. Вы сами прекрасно знаете, что мы почти не видели друг друга, и понимаете, что и речи не может идти о том, чтобы между нами возникла любовная связь, даже если мне очень хочется поверить, что вы имеете все основания желать уехать от этого человека и из этого города.
Он старался говорить спокойно и рассудительно, не повышая голоса, словно объяснял трудный урок невнимательному ученику. На лице девушки читалось глубокое разочарование.
— Но если вы не хотите забрать меня отсюда, тогда для чего вы пришли? — спросила она.
— Для того, чтобы ознакомиться с документом, о котором вы говорили! Я провожу расследование о местах, где прячут произведения искусства, и мне необходимо увидеть его как можно скорее! Я говорю: как можно скорее, поскольку не желаю оставаться в этой квартире ни одной лишней минуты.
Облокотясь на кухонный стол, она глубоко вздохнула.
— И все же я была права, отправив вам это письмо, потому что вы здесь, я вижу вас, слышу ваш голос, и это, как ничто другое, укрепляет мою уверенность в том, что я в вас не ошиблась… Вы человек, с которым я хочу жить, лейтенант, умоляю вас, поверьте мне…
— Не начинайте все сначала, — проговорил он, не повышая голоса. — Разве отец не передал вам, как я отнесся к вашему посланию?
— Нашему посланию, — вновь уточнила она. — Мы писали его вместе, и это единственное, что я делала в полном согласии с ним. Именно тогда, когда я узнала, как вы к нему отнеслись, я решила написать еще одно, своими собственными словами, но с той же мыслью в голове и с той же целью: уехать с вами отсюда, и как можно скорее.
Она произнесла последние слова так решительно, что Ларри встал.
— Почему вы хотите уехать со мной? Это совершенно невозможно! Я никогда не слышал подобной нелепицы! Я вас не знаю, я не влюблен в вас, но даже если бы и был влюблен, это ничего бы не изменило: я солдат, неизвестно, как долго еще продлится эта война, и в любом случае мне не на что вас содержать у меня на родине.
— Но вы уже победили! — воскликнула она. — Так и ведите себя как победитель! Украдите меня! Возьмите, сорвите, как цветок!..
Он жестом прервал ее.
— Вы говорите как экзальтированная девица, начитавшаяся плохих романов! Вас извиняют трудные условия жизни, но я здесь ни при чем… Может быть, я смогу их улучшить, заплатив немного денег вашему отцу… А сейчас я ухожу. — решительно сказал он, направляясь к двери.
Она на миг растерялась, переступила с ноги на ногу, словно оценивая его решимость.
— Но вы же пришли посмотреть на фотографию! — торопливо воскликнула она, увидев, что Ларри уже пересек кухню. — В любом случае вы увидели бы ее завтра, и вы не так уж и торопитесь! Вы пришли, зная, что папы не будет дома, потому что хотели увидеть меня! Я его знаю, он тоже мечтает, чтобы я уехала, он наверняка расхваливал меня и говорил, что я очаровательна… Вы же только дважды мельком видели мой силуэт, и я уверена, хотели сами убедиться…
Ларри рассмеялся:
— Я охотно допускаю, что вы красивы, — до такой степени, что мне, как и вашему отцу, трудно поверить, что вы его дочь, и я рад, что вы для меня теперь не просто растаявшее в воздухе видение. Ну, прощайте, синьорина.
Он открыл дверь черного хода.
— А письмо, касающееся Шелли, вы тоже не хотите посмотреть? — выкрикнула она так, словно использовала свой последний шанс.
Он оглянулся.
— Извините, меня этим не проймешь. Если мне когда-нибудь потребуется взглянуть на письмо, мне его покажет сам дон Этторе Креспи.
— Не покажет, если я его разорву, — ответила она тоном упрямого подростка.
Он притворился, что не услышал, и начал спускаться по лестнице. Одним прыжком она догнала его и крепко обняла. Он чувствовал, как прижимается к нему ее худенькое тельце, проступающие сквозь кожу ребра, вдыхал почти животный запах плохо вымытого подростка. Ее груди под грубой тканью кофточки казались слишком тяжелыми для худеньких плеч.
— Пустите меня, — выдохнул Ларри ей в ухо. — Он может в любой момент вернуться, а я не хочу, чтобы он узнал, что я приходил!
— Это значит, что вы приходили ради меня! — торжествующе воскликнула Домитилла.
Он оттолкнул девушку и спустился еще на несколько ступенек, потом остановился.
— Я знал, что мне не надо было приходить! — воскликнул Ларри. — Все делают ошибки, и я сделал. Но я не совершу еще одной глупости и не поддамся на ваши провокации!
— Письмо жены английского поэта тоже было провокационным, — сказала девушка.
Ларри пожал плечами:
— Провокационным? Письмо Мэри Шелли? Меня это удивляет!
— А отец вам о нем не сказал…
— Вы пишете, что письмо у синьора Креспи на втором этаже. Откуда вы об этом знаете? Ваш отец рассказывал, что у него очень плохие отношения с доном Этторе.
— Знаю, и все… Поднимитесь в квартиру, невозможно говорить на лестнице.
Он колебался. На лестничной площадке, прислонившись к перилам, стояла девушка, похожая на танагрскую статуэтку. Ларри медленно поднялся на несколько ступенек.
— Это правда, что ваш отец в плохих отношениях с владельцем дома? — спросил он, словно пытаясь найти оправдание тому, что повернул назад.
— Разумеется, ведь он не платит за квартиру с самого начала войны! Но я с доном Этторе в хороших отношениях, — уточнила она с видом заговорщицы. — Я считаю его своим стареньким дядюшкой. Как я вам писала, у меня даже есть ключ от его квартиры и я могу сейчас же сходить за письмом; как только вы его прочтете, верну его на место и никто ничего не узнает.
— Я не согласен, — сухо ответил Ларри. — А ваш отец знает, что вы поддерживаете… дружеские отношения с синьором Креспи?
Она скорчила детскую рожицу.
— Дружеские и невинные, не думайте, что…
— Я ничего такого не думаю.
— Если бы не он, я бы давно умерла с голоду. Ну же, не стойте на лестнице! Вы сможете уйти, когда захотите! Обещаю, что не стану вас задерживать. В конце концов, мне наплевать, прочтете вы письмо синьоры Шелли или нет. В нем, кстати, нет ничего особенного: это скорее записка, чем письмо. Но раз мы заговорили о поэзии, скажу, что именно благодаря ей я и познакомилась с доном Этторе Креспи. Как многие дети, я писала стишки и показывала их ему, когда встречала на лестнице, — понимаете, показывала ему, а не отцу! Как-то раз я выучила наизусть «Бесконечность» Леопарди, прочитала стихотворение дону Этторе, а он в награду сводил меня в Королевскую библиотеку посмотреть на рукопись, сказав, что это самое знаменитое стихотворение итальянской литературы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70