Я проводил ее туда, потому что вы не велели оставлять ее одну.
— Мы были в маленькой гостиной, Джанни!
— Я не мог этого знать, дон Этторе! А наверху горел свет. Я тоже решил, что вы там… Я поднялся вместе с синьорой и, наверное, нечаянно запер за ней дверь…
— Свет! — удивленно воскликнул Креспи. — Но, Джанни, вот уже неделя, как наверху никого нет!
— Идемте скорее туда, — сказал Пол и бросился в прихожую.
Они двинулись к лестнице и быстро поднялись наверх. Из-под двери виднелась полоска света.
— Я понял, — сказал Креспи, отпирая дверь. — Наверное, восстановили электрическое освещение. После бомбардировок станция не работала, и Амброджио, должно быть, оставил включенным выключатель в прихожей. Он всегда так делал…
— Сабина! — позвал Пол, как только дверь открылась. Она тут же появилась, немного бледная и осунувшаяся в слабом свете лампочки, свисавшей с потолка. Он едва не обнял ее прямо на глазах у Креспи, но сумел сдержаться.
— Если бы я знал, что разбужу вас, то говорил бы тише, — смутился дон Этторе. — Я видел, что вы отправились в объятия Морфея, а эта квартира — не то место, где приятно оказаться взаперти…
— Мое заточение продолжалось недолго, — ответила она, пытаясь улыбнуться. — Мне стыдно за то, что я заснула. Что вы теперь обо мне подумаете?
Креспи с нежностью посмотрел на нее:
— Я снова начинаю сожалеть о том, что заговорил с капитаном о математике, моя дорогая, — мне хотелось бы просто смотреть на вас спящую.
— Я могу оставить вас, если вы этого желаете, — сказал Пол.
— Во сне мне показалось, что ваши голоса доносятся откуда-то сверху; проснувшись, я сказала Джанни: «Скорее пойдемте к ним». Потом мы увидели на лестнице свет… Он проводил меня и тут услышал какой-то шум и сразу спустился вниз, по ошибке заперев меня здесь. Я бродила по пустым комнатам и искала вас и только тогда поняла, что ошиблась… Здесь совсем не так, как внизу.
— Теперь вы понимаете, что я имел в виду. Этот мерзавец продал все, до последнего коврика! А ему от отца досталось много прекрасных вещей. Посмотрите вокруг и представьте себе, как чувствовала себя Домитилла, которая просидела здесь взаперти несколько лет! Что вы хотите, голубка покинула клетку, как только ей представилась такая возможность.
Кроме двух разнокалиберных стульев и кухонного табурета, на котором стояла ацетиленовая лампа, в квартире не осталось ни следа от былого благополучия, если не считать разбитого зеркала на ножках. Сабина едва не заплакала.
— И еще этот тип во фраке, разгуливающий по пустынным комнатам, точно призрак, — шепнула она Полу. — Чего мы ждем? Уйдем отсюда, Пол!
Он не ответил, и она обернулась. Пол остановился напротив зеркала и рассматривал остатки стекла.
— Какая комната находится под этим местом? — внезапно спросил он у дона Этторе.
— Конец галереи… А почему вы спрашиваете? — с тревогой поинтересовался старик. — Вы что-нибудь заметили?
Пол покачал головой и увлек Сабину на лестницу, где их поджидал смущенный Джанни.
— Синьора, мне очень жаль… — начал было он.
— Джанни, ты не сказал мне, что отнес портшез в мастерскую, — прервал его дон Этторе.
— Портшез? — переспросил Джанни, не понимая.
— Разве ты не заметил, что его нет в гостиной?
Джанни, казалось, был ужасно удивлен.
— Почему я должен был им заниматься? Я бы предупредил его светлость!
— Это очень странно, — сказал дон Этторе.
— Во всяком случае, когда я уезжал в Солерно, он стоял на месте. Я точно это помню, потому что делал в этой комнате уборку!
Они все вместе прошли в маленькую гостиную. Пол смотрел на идущих впереди него освещенных пламенем свечей стариков, на их фрак и ливрею, и ему казалось, что под их тряпье незаметно просочилось какое-то непонятное беспокойство.
— Смотрите, на ковре еще видны вмятины от ножек, — заметил Джанни.
— Больше ничего не пропало? — спросила Сабина.
— Кажется, нет, — ответил дон Этторе.
Пол опустился на колени. Ковер на полу был гранатового цвета, яркий и одновременно кое-где выцветший.
— Посветите мне, — попросил он.
Джанни уже подошел к нему с подсвечником, когда дон Этторе воскликнул: «Какие мы дураки!» — и включил электричество.
Маленькая комната тут же потеряла все свое очарование и стала тем, чем она и была на самом деле: тесным будуаром, забитым вещами. Не надо было быть математиком, чтобы понять, почему фарфоровые безделушки, находившиеся в ней, не разбились при бомбардировке: трещин на стенах было гораздо меньше и они были не такими глубокими, как в галерее. Он присел на корточки и стал внимательно рассматривать ковер, потрогал его пальцем и встал.
— Вы что-то заметили? — спросил Креспи; было видно, что он обеспокоен.
— Можно задать вам один вопрос: вы запираете квартиру на ключ?
Дон Этторе едва заметно замялся.
— С тех пор как началась война, запираем. Но я вам говорил, что ключ был у Домитиллы, — сказал он.
Пол кивнул и вместе со всеми вышел в галерею. В резком свете электрических лампочек повреждения, причиненные зданию, стали гораздо заметнее, чем при мягком свете свечей. Он обратил внимание и на то, что дон Этторе не до конца застегнул манишку. Эта деталь только усилила то впечатление обветшания и упадка, которое произвели на него потертые ковры и осыпающаяся позолота рам. Сабина заметила, что, выходя из галереи в прихожую, Пол бросил взгляд на потолок. На пороге он вытянулся по стойке «смирно» и подал руку пожилому господину. Джанни стоял немного позади.
— Благодарю за прием, дон Этторе. Если позволите, я хотел бы поддерживать с вами связь. Завтра же я поеду в Баньоли допросить эту девушку.
Креспи кивнул в знак согласия.
— Если я услышу что-нибудь об Амброджио, то тотчас же дам вам знать, одновременно с полицией. Мое почтение, мадам, — сказал он чуть напряженно, поклонившись Сабине.
Он неподвижно стоял на пороге, казалось, сразу утратив интерес к жизни. Спускаясь по лестнице, она все время чувствовала на себе его взгляд и, выйдя на улицу, с облегчением вздохнула.
Снаружи потеплело. Улица была пуста. Над городом низко нависало тяжелое небо. Они молча прошли мимо развалин соседнего дома.
— Надеюсь, ни снега, ни дождя не будет, — с тревогой сказал Пол. — Наступление Пятой армии начнется завтра, у Волтурно.
— Знаю, потому что постоянно нахожусь с ними на связи… А мне завтра надо возвращаться на командный пункт экспедиционного корпуса в Витербо.
Пол остановился. Она почувствовала его руку у себя на плече.
— Вы мне об этом не говорили, — сказал он дрогнувшим голосом.
Она молчала.
— Надеюсь, мы будем не так уж далеко друг от друга, — добавил он. — И что там будет не слишком опасно.
Они снова молча зашагали по улице.
— Господи, как быстро все кончилось, — прошептал он. Сабина остановилась у стены.
— Слишком быстро, — вздохнула она. — Ничего даже не успело начаться.
Вместо ответа Пол прижал ее к стене и начал яростно целовать, тиская руками ее тяжелые груди. Ее прекрасное лицо оказалось на уровне его губ, и она, казалось, задохнулась от поцелуя.
— Признайтесь, я была права, что хотела попробовать…
— Попробовать поцелуй?
— Да нет же! Перейти через дорогу и навестить синьора Креспи. И вы хотели оставить меня ждать на улице!
— Может быть, я и должен был… Вы ему чертовски понравились, он глаз не мог от вас отвести.
— Мне стыдно, что я заснула на этом диване, достойном куртизанки. Это было немного смешно, да?
— Я предпочел бы, чтобы вы заснули в моих объятиях, — вздохнул Пол.
Она с нежностью прижала свой пальчик к его губам, словно умоляя замолчать.
— Меня сморило, когда Креспи заговорил о недоказуемых утверждениях. Должна признаться, я никогда ничего не понимала в математике.
— Могу вам привести несколько вполне понятных примеров, — сказал Пол, притягивая женщину к себе. — Первый: предположим, я скажу, что хочу вас. Это я могу доказать.
— Правда, судя по всему, вы в прекрасной форме, — смеясь ответила Сабина.
Он поцеловал ее в шею. Затхлый запах пачулей, к счастью, остался на софе.
— Теперь предположим, что вы скажете, что готовы ответить на мои ухаживания. Этого я доказать не могу.
— А я могу.
Она взяла его руки и прижала к своей груди. Он медленно поднял их к ее белому, как алебастр, лицу, нежно светившемуся на фоне иссеченной пулями стены.
— Стены, у которой мы целуемся, — шепнула она на ухо Полу, — через полгода здесь, наверное, уже не будет, хотя из всех стен Неаполя именно ее мне больше всего хотелось бы сохранить. Гораздо больше, чем стены памятников, которые вы призваны охранять.
Он улыбнулся:
— Знаете, что я скажу Ларри, когда снова увижу его? Поскольку он англичанин и мне хочется сделать ему приятное, я скажу, что любовь набросилась на меня, как «Спит-файр» на добычу.
— Это сравнение высокого полета, очень подходящее! На самом деле вы кажетесь мне добычей довольно… — она никак не могла подобрать нужное слово, — довольно легкой, ведь так? Вы, наверное, ветреник?
— Совсем наоборот. Я убежденный холостяк, представьте себе.
— Ладно, признаюсь вам, хотя, может быть, это и неуместно: что-то в вас притягивает меня, но я еще не поняла что. Вы можете решить, что это очень странное заявление, но я немного тороплю события и говорю тому, кто мне встретился таких было, надо сказать, не так уж много, — как Горацио в конце «Гамлета»: «Покойной ночи, милый принц».
Он снова прижал ее к себе.
— Наверное, я слишком выспренно выражаюсь, но если бы я только мог предположить, каким извилистым будет этот путь — концерт для армии, новозеландцы, ожившие тени, призрачный обед у Креспи и невольное заточение, готовые обрушиться стены, у которых я вас целовал… Раз вы начали цитировать Шекспира, то можно говорить о сне в… зимнюю ночь… А на заре снова стало светло, то есть сон кончился и я стал видеть яснее, в прямом смысле этого слова, — добавил он со смехом.
— Вы хотите сказать: в этом деле об исчезновении?
— Да… Что касается внутреннего света, то я уже довольно давно догадался о многом, — загадочно заметил он.
Они сделали в молчании несколько шагов, когда на них пахнул порыв влажного ветра. Сабина остановилась и взяла его за руку.
— Если уж мы заговорили о снах, можно, я расскажу вам свой? — спросила она.
Он встревожился, но ничего не ответил.
— Предположим, фиакр снова появится из тумана, как в тот раз…
Она прислонилась к стене, и лицо ее стало серьезным. Пол сделал вид, что прислушивается к цокоту лошадиных копыт в темноте.
— Кто бы вышел из фиакра? Кажется, я знаю…
— Ваш друг Ларри и малышка Домитилла. А коль скоро в этом доме так любят переодевания, он может быть одет так же, как Шелли… А на ней будет платье, которое…
— Не надо над этим шутить, — мягко прервал ее Пол. — Вы думаете, эта девушка как-то связана с исчезновением Ларри?
Она кивнула.
— В этот раз она могла выбрать более молодого спутника…
— Боже мой, может быть, вы и правы, — прошептал он. — В какую передрягу он попал на этот раз?
— Вы будете знать об этом больше завтра, после того как допросите ее, — сказала Сабина. — Мне хотелось бы остаться с вами, чтобы узнать конец этой истории, в которую я случайно попала!
Пол остановился.
— Подарите мне последний обед перед отъездом. Среда — хороший день в офицерской столовой, потому что туда привозят свежие продукты. Кто знает, может быть, будет рыба и апельсины.
— Потом я сразу же должна буду уехать в Волтурно, — сказала она.
Он снова обнял ее и пылко поцеловал. Издалека, с площади Витториа, доносился не стук копыт запряженной в фиакр лошади, а глухой рев автоколонны.
— Вы недавно приводили мне пример недоказуемого утверждения, — неожиданно напомнила она.
Он резко дернул ее за руку, словно желая оторвать от этих выщербленных стен, пустынной улицы, враждебного города.
— Есть еще один пример утверждения, в котором я уверен, но не могу сейчас доказать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
— Мы были в маленькой гостиной, Джанни!
— Я не мог этого знать, дон Этторе! А наверху горел свет. Я тоже решил, что вы там… Я поднялся вместе с синьорой и, наверное, нечаянно запер за ней дверь…
— Свет! — удивленно воскликнул Креспи. — Но, Джанни, вот уже неделя, как наверху никого нет!
— Идемте скорее туда, — сказал Пол и бросился в прихожую.
Они двинулись к лестнице и быстро поднялись наверх. Из-под двери виднелась полоска света.
— Я понял, — сказал Креспи, отпирая дверь. — Наверное, восстановили электрическое освещение. После бомбардировок станция не работала, и Амброджио, должно быть, оставил включенным выключатель в прихожей. Он всегда так делал…
— Сабина! — позвал Пол, как только дверь открылась. Она тут же появилась, немного бледная и осунувшаяся в слабом свете лампочки, свисавшей с потолка. Он едва не обнял ее прямо на глазах у Креспи, но сумел сдержаться.
— Если бы я знал, что разбужу вас, то говорил бы тише, — смутился дон Этторе. — Я видел, что вы отправились в объятия Морфея, а эта квартира — не то место, где приятно оказаться взаперти…
— Мое заточение продолжалось недолго, — ответила она, пытаясь улыбнуться. — Мне стыдно за то, что я заснула. Что вы теперь обо мне подумаете?
Креспи с нежностью посмотрел на нее:
— Я снова начинаю сожалеть о том, что заговорил с капитаном о математике, моя дорогая, — мне хотелось бы просто смотреть на вас спящую.
— Я могу оставить вас, если вы этого желаете, — сказал Пол.
— Во сне мне показалось, что ваши голоса доносятся откуда-то сверху; проснувшись, я сказала Джанни: «Скорее пойдемте к ним». Потом мы увидели на лестнице свет… Он проводил меня и тут услышал какой-то шум и сразу спустился вниз, по ошибке заперев меня здесь. Я бродила по пустым комнатам и искала вас и только тогда поняла, что ошиблась… Здесь совсем не так, как внизу.
— Теперь вы понимаете, что я имел в виду. Этот мерзавец продал все, до последнего коврика! А ему от отца досталось много прекрасных вещей. Посмотрите вокруг и представьте себе, как чувствовала себя Домитилла, которая просидела здесь взаперти несколько лет! Что вы хотите, голубка покинула клетку, как только ей представилась такая возможность.
Кроме двух разнокалиберных стульев и кухонного табурета, на котором стояла ацетиленовая лампа, в квартире не осталось ни следа от былого благополучия, если не считать разбитого зеркала на ножках. Сабина едва не заплакала.
— И еще этот тип во фраке, разгуливающий по пустынным комнатам, точно призрак, — шепнула она Полу. — Чего мы ждем? Уйдем отсюда, Пол!
Он не ответил, и она обернулась. Пол остановился напротив зеркала и рассматривал остатки стекла.
— Какая комната находится под этим местом? — внезапно спросил он у дона Этторе.
— Конец галереи… А почему вы спрашиваете? — с тревогой поинтересовался старик. — Вы что-нибудь заметили?
Пол покачал головой и увлек Сабину на лестницу, где их поджидал смущенный Джанни.
— Синьора, мне очень жаль… — начал было он.
— Джанни, ты не сказал мне, что отнес портшез в мастерскую, — прервал его дон Этторе.
— Портшез? — переспросил Джанни, не понимая.
— Разве ты не заметил, что его нет в гостиной?
Джанни, казалось, был ужасно удивлен.
— Почему я должен был им заниматься? Я бы предупредил его светлость!
— Это очень странно, — сказал дон Этторе.
— Во всяком случае, когда я уезжал в Солерно, он стоял на месте. Я точно это помню, потому что делал в этой комнате уборку!
Они все вместе прошли в маленькую гостиную. Пол смотрел на идущих впереди него освещенных пламенем свечей стариков, на их фрак и ливрею, и ему казалось, что под их тряпье незаметно просочилось какое-то непонятное беспокойство.
— Смотрите, на ковре еще видны вмятины от ножек, — заметил Джанни.
— Больше ничего не пропало? — спросила Сабина.
— Кажется, нет, — ответил дон Этторе.
Пол опустился на колени. Ковер на полу был гранатового цвета, яркий и одновременно кое-где выцветший.
— Посветите мне, — попросил он.
Джанни уже подошел к нему с подсвечником, когда дон Этторе воскликнул: «Какие мы дураки!» — и включил электричество.
Маленькая комната тут же потеряла все свое очарование и стала тем, чем она и была на самом деле: тесным будуаром, забитым вещами. Не надо было быть математиком, чтобы понять, почему фарфоровые безделушки, находившиеся в ней, не разбились при бомбардировке: трещин на стенах было гораздо меньше и они были не такими глубокими, как в галерее. Он присел на корточки и стал внимательно рассматривать ковер, потрогал его пальцем и встал.
— Вы что-то заметили? — спросил Креспи; было видно, что он обеспокоен.
— Можно задать вам один вопрос: вы запираете квартиру на ключ?
Дон Этторе едва заметно замялся.
— С тех пор как началась война, запираем. Но я вам говорил, что ключ был у Домитиллы, — сказал он.
Пол кивнул и вместе со всеми вышел в галерею. В резком свете электрических лампочек повреждения, причиненные зданию, стали гораздо заметнее, чем при мягком свете свечей. Он обратил внимание и на то, что дон Этторе не до конца застегнул манишку. Эта деталь только усилила то впечатление обветшания и упадка, которое произвели на него потертые ковры и осыпающаяся позолота рам. Сабина заметила, что, выходя из галереи в прихожую, Пол бросил взгляд на потолок. На пороге он вытянулся по стойке «смирно» и подал руку пожилому господину. Джанни стоял немного позади.
— Благодарю за прием, дон Этторе. Если позволите, я хотел бы поддерживать с вами связь. Завтра же я поеду в Баньоли допросить эту девушку.
Креспи кивнул в знак согласия.
— Если я услышу что-нибудь об Амброджио, то тотчас же дам вам знать, одновременно с полицией. Мое почтение, мадам, — сказал он чуть напряженно, поклонившись Сабине.
Он неподвижно стоял на пороге, казалось, сразу утратив интерес к жизни. Спускаясь по лестнице, она все время чувствовала на себе его взгляд и, выйдя на улицу, с облегчением вздохнула.
Снаружи потеплело. Улица была пуста. Над городом низко нависало тяжелое небо. Они молча прошли мимо развалин соседнего дома.
— Надеюсь, ни снега, ни дождя не будет, — с тревогой сказал Пол. — Наступление Пятой армии начнется завтра, у Волтурно.
— Знаю, потому что постоянно нахожусь с ними на связи… А мне завтра надо возвращаться на командный пункт экспедиционного корпуса в Витербо.
Пол остановился. Она почувствовала его руку у себя на плече.
— Вы мне об этом не говорили, — сказал он дрогнувшим голосом.
Она молчала.
— Надеюсь, мы будем не так уж далеко друг от друга, — добавил он. — И что там будет не слишком опасно.
Они снова молча зашагали по улице.
— Господи, как быстро все кончилось, — прошептал он. Сабина остановилась у стены.
— Слишком быстро, — вздохнула она. — Ничего даже не успело начаться.
Вместо ответа Пол прижал ее к стене и начал яростно целовать, тиская руками ее тяжелые груди. Ее прекрасное лицо оказалось на уровне его губ, и она, казалось, задохнулась от поцелуя.
— Признайтесь, я была права, что хотела попробовать…
— Попробовать поцелуй?
— Да нет же! Перейти через дорогу и навестить синьора Креспи. И вы хотели оставить меня ждать на улице!
— Может быть, я и должен был… Вы ему чертовски понравились, он глаз не мог от вас отвести.
— Мне стыдно, что я заснула на этом диване, достойном куртизанки. Это было немного смешно, да?
— Я предпочел бы, чтобы вы заснули в моих объятиях, — вздохнул Пол.
Она с нежностью прижала свой пальчик к его губам, словно умоляя замолчать.
— Меня сморило, когда Креспи заговорил о недоказуемых утверждениях. Должна признаться, я никогда ничего не понимала в математике.
— Могу вам привести несколько вполне понятных примеров, — сказал Пол, притягивая женщину к себе. — Первый: предположим, я скажу, что хочу вас. Это я могу доказать.
— Правда, судя по всему, вы в прекрасной форме, — смеясь ответила Сабина.
Он поцеловал ее в шею. Затхлый запах пачулей, к счастью, остался на софе.
— Теперь предположим, что вы скажете, что готовы ответить на мои ухаживания. Этого я доказать не могу.
— А я могу.
Она взяла его руки и прижала к своей груди. Он медленно поднял их к ее белому, как алебастр, лицу, нежно светившемуся на фоне иссеченной пулями стены.
— Стены, у которой мы целуемся, — шепнула она на ухо Полу, — через полгода здесь, наверное, уже не будет, хотя из всех стен Неаполя именно ее мне больше всего хотелось бы сохранить. Гораздо больше, чем стены памятников, которые вы призваны охранять.
Он улыбнулся:
— Знаете, что я скажу Ларри, когда снова увижу его? Поскольку он англичанин и мне хочется сделать ему приятное, я скажу, что любовь набросилась на меня, как «Спит-файр» на добычу.
— Это сравнение высокого полета, очень подходящее! На самом деле вы кажетесь мне добычей довольно… — она никак не могла подобрать нужное слово, — довольно легкой, ведь так? Вы, наверное, ветреник?
— Совсем наоборот. Я убежденный холостяк, представьте себе.
— Ладно, признаюсь вам, хотя, может быть, это и неуместно: что-то в вас притягивает меня, но я еще не поняла что. Вы можете решить, что это очень странное заявление, но я немного тороплю события и говорю тому, кто мне встретился таких было, надо сказать, не так уж много, — как Горацио в конце «Гамлета»: «Покойной ночи, милый принц».
Он снова прижал ее к себе.
— Наверное, я слишком выспренно выражаюсь, но если бы я только мог предположить, каким извилистым будет этот путь — концерт для армии, новозеландцы, ожившие тени, призрачный обед у Креспи и невольное заточение, готовые обрушиться стены, у которых я вас целовал… Раз вы начали цитировать Шекспира, то можно говорить о сне в… зимнюю ночь… А на заре снова стало светло, то есть сон кончился и я стал видеть яснее, в прямом смысле этого слова, — добавил он со смехом.
— Вы хотите сказать: в этом деле об исчезновении?
— Да… Что касается внутреннего света, то я уже довольно давно догадался о многом, — загадочно заметил он.
Они сделали в молчании несколько шагов, когда на них пахнул порыв влажного ветра. Сабина остановилась и взяла его за руку.
— Если уж мы заговорили о снах, можно, я расскажу вам свой? — спросила она.
Он встревожился, но ничего не ответил.
— Предположим, фиакр снова появится из тумана, как в тот раз…
Она прислонилась к стене, и лицо ее стало серьезным. Пол сделал вид, что прислушивается к цокоту лошадиных копыт в темноте.
— Кто бы вышел из фиакра? Кажется, я знаю…
— Ваш друг Ларри и малышка Домитилла. А коль скоро в этом доме так любят переодевания, он может быть одет так же, как Шелли… А на ней будет платье, которое…
— Не надо над этим шутить, — мягко прервал ее Пол. — Вы думаете, эта девушка как-то связана с исчезновением Ларри?
Она кивнула.
— В этот раз она могла выбрать более молодого спутника…
— Боже мой, может быть, вы и правы, — прошептал он. — В какую передрягу он попал на этот раз?
— Вы будете знать об этом больше завтра, после того как допросите ее, — сказала Сабина. — Мне хотелось бы остаться с вами, чтобы узнать конец этой истории, в которую я случайно попала!
Пол остановился.
— Подарите мне последний обед перед отъездом. Среда — хороший день в офицерской столовой, потому что туда привозят свежие продукты. Кто знает, может быть, будет рыба и апельсины.
— Потом я сразу же должна буду уехать в Волтурно, — сказала она.
Он снова обнял ее и пылко поцеловал. Издалека, с площади Витториа, доносился не стук копыт запряженной в фиакр лошади, а глухой рев автоколонны.
— Вы недавно приводили мне пример недоказуемого утверждения, — неожиданно напомнила она.
Он резко дернул ее за руку, словно желая оторвать от этих выщербленных стен, пустынной улицы, враждебного города.
— Есть еще один пример утверждения, в котором я уверен, но не могу сейчас доказать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70