Вот мы часто говорим о западных политиках, ушедших в отставку, которых тут же берут к себе крупные компании. Так было почти со всеми мало-мальски известными американскими политиками, да вспомните хоть Макнамару, Хейга, Киссинджера. И у нас некоторым образом происходит то же самое… правда, масштабы не те и возможности иные, но суть одна. Ручаюсь за это, опираясь на свой опыт: я подобрал немало «бывших», и они оправдали мои надежды и вложенные в них средства. Правда, многие не выдерживали испытания временем, ни у себя на прежней работе, ни на службе у меня «лоббистом». Их почему-то постоянно заносит — то ли прежняя должность и безмерная власть в своей сфере их портит, и у меня, оправившись, оперившись, они пытаются что-то мне диктовать; а хозяйственные дела решаются не диктатом и амбицией, а экономическими расчётами, быстрой и чёткой стратегией, поэтому я без сожаления расстаюсь с такими. Говорю об этом не для того, чтобы предостеречь вас на будущее, вы человек иной, моим «бывшим» не чета: вы лишены мелкого тщеславия, а это важно.
Когда я говорил Хаитову о ваших перспективах, я не шутил. Подумайте на досуге об этом, у вас действительно нет преград, чтобы получить здесь любой высокий пост — нужно только время. Хозяйствовать, управлять «теневой» экономикой, как выражаются некоторые экономисты, это прежде всего тонко чувствовать политику, кадровый вопрос. Пока существует партийная номенклатура должностных лиц, «бывшие» долго ещё будут в цене. Опыт показывает, что на должностях постоянно тасуются одни и те же люди, оттого я иногда делаю ставку на «бывших». Восточный народ — осторожный, на всякий случай поостережётся отказать вчерашнему хозяину, потому что завтра «бывший» вновь может оказаться на коне, то есть в кресле, и тогда я выигрываю вдвойне. «Бывшие» тут долго не теряют влияния и связей. Вот почему я хотел бы перетянуть к себе Хаитова — он избавил бы меня от множества неприятных для меня визитов к чиновникам разного ранга в партийном и советском аппарате. Для него просто открылась бы тут любая труднодоступная для меня дверь.
Так что опыт наших классовых врагов я не только изучаю, но и беру на вооружение. Все в мире повторяется, только с запозданием и в более уродливой форме. Наверное, вас в студенческие годы стращали кока-колой и жвачкой — атрибутами буржуазной жизни, а теперь мы сами построили такие заводы по их лицензиям. И совсем не шутки ради я содержу телохранителя, который влетает мне в копеечку… — Артур Александрович весело потрепал по плечу Ашота, не отрывающего глаз от ночной дороги.
Чувствуя, что Шубарин сегодня расположен к разговору, Азларханов решил не упускать подходящего момента.
— Вы обещали рассказать на обратном пути о Хаитове.
Шубарин прикрыл окошечко в боковом стекле — видно, опасался сквозняка.
— О Хаитове? О нем я ничего сказать не могу, хотя и располагаю не менее подробным досье, чем на вас. Поэтому я расскажу, почему я добивался у него аудиенции, которую он наконец-то назначил на завтра. Впрочем, история эта в двух словах, но значение её вы поймёте, как только войдёте в курс дела. Маленький ликбез, с вашего разрешения?
Прокурор согласно кивнул головой и откинулся на сиденье.
— Для теневой экономики (остановимся на этом термине, поскольку определение «подпольная» не отражает нашей сути: мы организация вполне официальная, или, точнее, действуем в рамках существующих законодательных актов или ходим на грани) вопрос реализации готовой продукции гораздо важнее, чем само производство. Как это ни парадоксально звучит для человека, знакомого с нашим хозяйством, ведь куда ни глянь — у нас дефицит! Вот это меня волнует больше, чем производство товаров, потому что, только имея постоянно возрастающий капитал, я могу влиять на производство.
Но тут возникает вопрос о рынке сбыта. Обозначим сразу сферу нашего влияния, я имею в виду лишь реализацию — она только в пределах республики. Выход за её пределы чреват непредсказуемыми последствиями. Нет, вовсе не оттого, что там, в других республиках, твёрже закон или блюдут интересы государства строже. Нет, просто там мы чужие, и на нас можно показать действительную силу закона, поскольку там у нас нет покровителей. Не совсем просто и в своей республике: в каждой области свой хозяин, запретить, чинить препятствия всегда найдётся повод, поэтому я и держу «лоббистов», наводящих мосты. В области, где прокурором Хаитов, мы ничего не производим, только продаём изготовленное. Признаюсь, это наиболее существенный наш рынок, потому что половина туристических маршрутов в республике проходит через эту область. Каждый день сотни новых потенциальных покупателей с карманами, полными денег…
Но за этот рынок приходится бороться. Откровенно говоря, отчасти мы сами и создали этот рынок, не без наших усилий был заключён договор между экскурсионными бюро областей, и каждую пятницу по трехдневным путёвкам туда прибывают сотни туристов из Кемерова, Донецка, Тюмени, Хабаровска — краёв с традиционно высоким заработком. В расчёте на них мы шьём дублёнки и продаём их, что называется, с пылу, с жару, ориентируя производство именно на конец недели, и наши лавки при гостиницах работают до глубокой ночи, до последнего покупателя, — где вы ещё видели такую торговлю? Там же в киоске лежит книга заказов: те, кто ничего не подобрал или кому не досталась вещь нужного размера, могут оставить аванс, а в следующую пятницу выкупить.
У вас будет возможность ознакомиться с нашим овчинно-шубным хозяйством, оно прекрасно отлажено — от сбора шкур у населения до реализации готовых изделий. Дублёнки я привёл в пример только потому, что это самое дорогое и рентабельное производство, хотя ассортимент нашей продукции составляет сотни наименований, и все, безусловно, прибыльно и даже сверхприбыльно. И на таком вот, по существу, нами же созданном рынке время от времени возникают препятствия. В этой области трудно с занятостью населения, и Хаитов хотел бы, чтобы я часть своих предприятий перевёл сюда. Но мне не резон, а почему, я объясню позже, или вы потом поймёте сами.
Реализацией нашей продукции в области занимается Ахраров, человек энергичный, коммерсант от Бога, — так прокурор опечатал у него пять киосков и не разрешает продавать с лотков на улицах, а это преимущественный вид нашей торговли — прямо с колёс. Для нас каждый день простоя влетает в копеечку. Мы работаем не на склад и производим дефицит, поэтому оплата труда только с учётом проданной покупателю продукции. Да и оборудование у нас индивидуальное, штучное, дорогое, оно окупается только при условии полной загрузки. Поэтому действия Хаитова для меня — нож к горлу, мы должны прийти к какому-то обоюдному согласию. Наверное, нас терпят ещё и потому, что мы делаем большие отчисления с реализации в местный бюджет, и так просто потерять дармовые деньги властям не хочется, не говоря уже о том, что нас «доит» всякий, кому позволяет должность. Но нам выгоднее заплатить, чем сбиваться с ритма. Имеет свою дань с Ахрарова, и уже давно, и ваш бывший коллега Хаитов, но теперь… выкручиванием рук он хотел бы навязать нам ещё и свою политику в производстве.
Амирхана Даутовича так заинтересовал рассказ Шубарина, что у него невольно вырвался вопрос:
— А почему бы вам вправду не открыть здесь свои предприятия или хотя бы филиалы, цехи, если тут так легко с рабочей силой и местные власти заинтересованы в этом?
— Ну вот, и вы туда же, Амирхан Даутович! Дорога дальняя, пройдём и этот раздел экономики — он наиболее существенный в нашем деле. Почему я не использую предлагаемые Хаитовым трудовые ресурсы? Отвечаю: мне нужны не всякие трудовые ресурсы. Вот вам простой пример… В какой-то местности шумят, мол, у нас не заняты в производстве женщины, девяносто процентов их сидит дома, и следует использовать такой мощный потенциал. А толком ведь не изучают, сколько женщин, каков их возрастной состав, семейное положение, чем бы они хотели заниматься, к чему склонны, готовы ли к ритму современного производства, увязывается ли он с укладом их жизни…
Разведут газетную демагогию насчёт раскрепощения восточной женщины и строят в глубинке, скажем, ковровую фабрику — женское, по сути, как и везде в мире, предприятие. Поначалу все женщины в округе дружно идут туда устраиваться, потому что, ещё не ведая, чем будут конкретно заниматься, уже знают и о больничных листах по уходу за детьми, и о декретных отпусках, и о послеродовом отпуске в полтора года, и о доплате на детей, и о прочих преимуществах работающей женщины — ведь в сознание уже как-то внедрилось, что зарплата не зарабатывается, а выдаётся в любом случае всем, кто числится на предприятии. А потом начинается хаос…
Что прикажете делать директору, если у него каждый день не выходит в цех треть работниц — у каждой тут трое-четверо детей, а то и больше, и все они продолжают ещё рожать, а дети частенько болеют. Вот и получается, что все двести семьдесят рабочих дней в году вполне могут оказаться состоящими из больничных листков. А если к больничным обычным постоянно прибавляются больничные по декрету, то иных работниц можно видеть на рабочем месте раз пять в году, и так из года в год.
А какая из неё работница, если она в год работает в среднем по два-три дня в месяц? Современное предприятие требует навыков, высокой профессиональной выучки, чёткой технологической дисциплины. К тому же такую работницу ни за что нельзя уволить — вот и лихорадит фабрику, кстати сказать, оборудованную новейшей импортной техникой. В конце концов рядом срочно строят общежития и привозят по оргнабору, суля всякие блага, из разных краёв молодых девушек. О какой рентабельности, какой низкой себестоимости продукции может быть разговор на таких горе-предприятиях, даже если выполнят девушки по полторы нормы в день? Построив такой завод, государство заведомо обрекает себя на убытки; правда, в данном случае, может быть, спасают несуразно высокие цены на ковры.
Надеюсь, вам теперь понятно, какую бы я получил тут «рабочую силу». У меня не бюро добрых услуг, не собес и не филантропическая организация. По идее, наши предприятия — прообраз будущих хозрасчётных, самоокупаемых, самофинансируемых организаций, у которых есть возможность добиваться неограниченных прибылей, исключающих потолок заработка; но зато над ними постоянно висит угроза банкротства без всяких выходных пособий. Чтобы этого не случилось, нужно постоянно изучать спрос, рынок, следить за насыщением его, обновлять и улучшать ассортимент, а то и вовсе срочно перестраиваться на выпуск нового изделия, снижать себестоимость за счёт максимальной загруженности оборудования и использования меньшего числа работающих за счёт их высокой, я бы сказал — высочайшей квалификации. О качестве я уже не говорю — на том и держимся. И такие кадры подбираю я сам. Мои люди чувствуют ответственность за дело. Мы находим их по рекомендациям, если надо, учим, но учим тех, на кого надеемся, тех, кто хочет работать и зарабатывать. При ином подборе кадров, подходе к труду, я бы вылетел в трубу, поэтому меня не устраивает навязываемое Хаитовым предложение.
— И все-таки, мне кажется, ваше нежелание открыть у Хаитова в области свои предприятия связано не только с вопросами кадров, не так ли, Артур Александрович?
Шубарин от души рассмеялся и вновь потрепал по плечу молчаливого шофёра.
— Сколько больших людей, Ашот, перебывало в этой машине, и ни один из них не соображал так быстро, как Амирхан Даутович. Быть вам когда-нибудь министром местной промышленности, если так будете хватать проблемы на лету.
Да, вы правы, вопрос о кадрах — всего лишь часть проблемы, хотя тоже существенная. И я скажу вам откровенно, как бы ни были ценны наши кадры, все же главным для нас является высокопроизводительное оборудование и сырьё.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48