Эта бумага снимала в будущем обвинение в сговоре, подкупе поставщика, в противозаконных операциях в крупном масштабе. Хотя без сговора, без толкачей, и по фондам что бы то ни было получить непросто. Это знает каждый, кто хоть немного знаком с материальным снабжением. Скорее всего Шубарину сырьё отовсюду отправляли в первую очередь и самое лучшее, а уж потом, что осталось, выбирали те, кто имел фонды.
По мере того, как прокурор готовил все новые документы, получавшие одобрение Шубарина, Амирхан Даутович вдруг почувствовал, что ревностное отношение к нему Файзиева неожиданно сменилось интересом, который тот, как ни странно, не афишировал при Артуре Александровиче.
Эту внезапную перемену к себе Амирхан Даутович анализировал долго, две недели, и кажется, понял, что клан Файзиевых не прочь при случае скинуть Артура Александровича — слишком уж тот властен, не подпускает ко всем финансовым секретам своего зама. Наверное, клан считал, что машина, запущенная Шубариным, теперь уже будет функционировать и без него. И, по их подсчётам, прокурор, наверное, подходил на место Шубарина, тем более что Икрам Махмудович не мог не оценить значимости тех документов, что еженедельно выдавал Азларханов.
Открытие это, однако, не обрадовало прокурора — меньше всего ему хотелось оказаться между жерновами; теперь его волновала только своя игра, и карты день ото дня шли к нему козырные: он уже составил наполовину список людей в области и в республике на самых высоких постах, что состояли на содержании у Артура Александровича, и доказать ему это не составляло труда. Сложнее было выйти на людей из Москвы, но и тут следовало ждать и работать. Но и не учитывать новый расклад, принимать безоговорочно сторону Шубарина, как решил он прежде, значило обрекать себя на дополнительный риск: из опыта противоборства с Бекходжаевыми он догадывался и о возможностях клана Файзиевых. Оставалось одно: осторожничать, потихоньку блефовать и, собрав достаточную информацию, при первой же возможности исчезнуть.
Ремонт в квартире заканчивался, наводили последний глянец, оставалось лишь отлакировать новые паркетные полы — и можно было переезжать; у него уже не раз спрашивали, когда же новоселье? Амирхан Даутович прекрасно понимал, что вряд ли ему удастся прожить в этой квартире хотя бы несколько месяцев, но начатую игру следовало продолжать, показывать, что вьёт гнездо всерьёз и надолго.
Пачка денег, что вручил ему Шубарин за посредничество в сделке с Хаитовым, так и продолжала лежать в ящике стола — он даже не удосужился переложить её в сейф. Странное чувство у него было: он даже не ощущал эти деньги деньгами, они не вызывали никаких желаний. То же самое с квартирой, за ходом ремонта которой он якобы ревностно следил… И деньги, и квартира, так неожиданно свалившиеся на него, казались ненастоящими, обманом, миражем… Только своё положение в «системе» Шубарина он принимал всерьёз.
Деньги в столе и навели на мысль хотя бы на полмесяца нейтрализовать Коста, внушить ему, что он пустил корни в «Лас-Вегасе» глубоко.
— Коста, я хотел бы обратиться к вам с личной просьбой. Во-первых, потому, что доверяю вашему вкусу, о котором все вокруг говорят, а во-вторых, у меня совершенно нет времени. Документы, которые я готовлю, во сто крат важнее моих личных дел. И мне хотелось бы скорее оправдать ту заботу и внимание, что проявляют ко мне мои и ваши благодетели. Я уже не говорю о том, что, ожидая результата, меня щедро авансировали, а я человек старой школы, не могу жить в кредит, оттого и корплю над бумагами день и ночь. А просьба моя такая… Через неделю-две закончится ремонт моей квартиры на улице Красина, где вам тоже, кажется, сняли комнату; необходимо обставить квартиру мебелью. Вот вам деньги. Здесь есть хороший магазин, с выбором импортных гарнитуров. Пожалуйста, вымеряйте квартиру и подберите мебель на ваш вкус в спальню, зал и на кухню. Заодно присмотрите что-нибудь из посуды.
— И Амирхан Даутович протянул Коста пачку денег.
Коста машинально надломил пачку, проверяя, не подложили ли ему «куклу», затем, вспомнив, с кем имеет дело, рассмеялся…
Засмеялся и Амирхан Даутович — оба поняли жест Коста однозначно. Предложение оказалось для Коста столь неожиданным, что он, кажется, растерялся, хотя и пытался скрыть это.
В первое Мгновение Джиоев, похоже, подумал, что прокурор даёт ему возможность отбыть с этими деньгами и не мешать ему в чем-то, но тут же отбросил эту мысль, потому что понимал: Азларханов знает, что для него, Коста, одна банковская упаковка денег, даже сторублевок, ничего не значит, и прокурор не станет так очевидно рисковать.
После ухода своего опекуна Амирхан Даутович как-то сразу сник, навалилась усталость и, если бы в кабинете стоял диван, он, наверное, прилёг бы — пропала охота к бумагам… Хотя он начал вновь регулярно совершать свои пешие прогулки и питался куда лучше прежнего, чувствовал он себя неважно, сердце то и дело напоминало о себе, спасали сверхдефицитные заморские таблетки, которые добывал ему Шубарин, да обычный нитроглицерин держал в кармане. Прежде чем подготовить решающий шаг, следовало окончательно стать в компании своим, но он не чувствовал пока к себе полного доверия ни со стороны старого бухгалтера Кима, ни его давнего друга Христоса Георгади: они постоянно, очень ловко, чего-то не договаривали ему, а без этого задуманное им дело заходило в тупик — он должен был найти ключи к конструкции айсберга.
Оба старичка, несмотря на преклонный возраст, любили заглянуть в «Лидо», каждый из них ещё не прочь был пропустить рюмку-другую хорошего коньячку, да и на кухне в такие дни, заранее предупреждённые Плейбоем, готовили для них какие-то особые блюда и тонкие закуски. В эти вечера и Амирхан Даутович вынужден был появляться в «Лидо», строить из себя человека, довольного жизнью и своим неожиданным положением. Гуляли широко; к ним за стол, сменяясь, подсаживались разные люди, и прокурору приходилось терпеть фамильярное отношение незнакомых типов и даже молодых приятелей и приятельниц Икрама Махмудовича, лезущих к нему в подпитии чуть не с объятиями. Но более всего его раздражал ресторанный дым — он едва не задыхался в табачных клубах, хотя ради поставленной цели терпел и это.
После ухода Коста Амирхан Даутович вспомнил: опять не предупредил Артура Александровича, что через неделю годовщина смерти Ларисы, пять лет; он собирался поехать на могилу — надо было решить вопрос с машиной и сопровождением. Разговор этот ему не хотелось откладывать, потому что могли возникнуть и какие-нибудь неотложные дела, требующие его присутствия здесь. В последнее время почти ни одно мероприятие не проводилось без согласования или консультации с ним, в отсутствие Шубарина люди часто обращались к нему с неотложными делами, и он никогда не уходил от решения, а по одобрительному отношению Артура Александровича понимал, что пока попадал все время в точку.
Шубарин подписывал бумаги для бухгалтерии, но, увидев Амирхана Даутовича, отложил их в сторону. Чувствовалось, что в последнее время он убедил оппонентов в необходимости участия в «синдикате» опытного юриста, и дела подтверждали его стратегию. Шубарин пошутил однажды наедине с прокурором, что если он и дальше так будет ограждён за счёт умело использованных юридических тонкостей, то вскоре, пожалуй, не ему, а он будет предъявлять счёт властям и требовать для себя вместо статьи помягче особого положения в обществе и признания заслуг.
Амирхан Даутович напомнил шефу о годовщине, сказал и о поездке. Шубарин как-то очень странно выслушал простейшую просьбу, словно Азларханов подслушал его тайную мысль или даже оказался в курсе неких его сиюминутных планов, но, как всегда, очень быстро овладел собой. Прокурор уже знал, что в разговоре с Артуром Александровичем следовало ловить его первоначальную реакцию — через мгновение Шубарин опять становился «нечитаемым».
Шубарин вышел из-за стола, что делал в сильном волнении или когда распекал кого-то, прошёлся по кабинету.
— Ну и задали вы мне задачу, Амирхан Даутович. Я обязан вас предупредить и, если хотите, даже приказать: вам не следует появляться в том городе ещё с полгода, однако сегодня я не могу объяснить вам, почему. Поверьте, это в ваших же интересах. А что касается даты, я не забыл, и на этот счёт дана уже команда. Мы, ваши новые друзья, коллеги по службе, помянем вашу жену вместе с вами. Впрочем, почему вам нежелательно там появляться, я объясню недели через две, а может, даже раньше. Что касается могилы вашей жены, она в порядке. Григоряны, сделавшие такой прекрасный памятник, — дальние родственники нашего Ашота; я был там на прошлой неделе с ним и братьями-скульпторами, за могилой хорошо смотрят, и в печальную годовщину она не останется без цветов — пусть ваша душа будет спокойна.
Вернулся к себе в кабинет Азларханов крайне озадаченный — о работе не могло быть и речи, да и нездоровилось что-то. Что крылось за всем этим? Каким орудием он был в руках у Японца? Что тот ещё затеял и почему нежелательно или даже опасно появляться ему в соседнем областном городе, где он долго пробыл прокурором?
Опять у него вопросов оказалось больше, чем ответов.
Он не сомневался, что Шубарин действительно был на прошлой неделе на могиле его жены и, как человек деятельный, наверняка с кем-то договорился об уходе, оставил деньги. Не сомневался он и в том, что и цветы появятся на могиле в годовщину, как обещано, и самые роскошные, а не жалкие жестяные венки от общественности, что увидел Азларханов, когда появился в первый раз на кладбище. Почему-то казалось Амирхану Даутовичу, что умри он сейчас — неожиданно, скоропостижно, от сердечного приступа, — похоронят его Шубарин с Файзиевым с подобающим вниманием и наверняка положат рядом с женой. Не исключено, что братья Григоряны сделают ещё один, возможно, даже общий для них с Ларисой, памятник, и для этого найдутся и деньги и время, которого так не хватает этим деловым людям. И поминки справят как положено, и добрые слова какие-нибудь скажут, и на могилу хоть однажды, но заглянут. Сами проверят, все ли в порядке с так много знавшим прокурором.
Глава VII.
ИГРА С ВЫБЫВАНИЕМ
1
Неделя прошла нервозная, напряжённая, что сказалось на его самочувствии. Дважды среди ночи пришлось вызывать «Скорую» — вот где по-настоящему Амирхан Даутович оценил опеку Коста. В первый раз, когда почувствовал себя плохо, он потянулся к стене и слабо ударил по ней кулаком
— так у них было условлено, на всякий случай. Коста появился тут же — как сказали врачи, весьма кстати, вызвал «Скорую» и просидел, не отходя от прокурора, до утра, пока не стало лучше. Но к концу недели все как-то образовалось, Амирхан Даутович чувствовал себя прилично и вышел на работу; об одном жалел — что не может поехать на могилу жены. С Шубариным они больше не говорили на эту тему, и прокурор не допытывался, отчего же нельзя туда ехать; понимал — придёт срок, и он узнает.
В пятницу, когда они с Шубариным вдвоём обедали в «Лидо» — это был день смерти Ларисы, Артур Александрович протянул ему через стол цветную фотографию, сделанную «Полароидом».
— Вот привезли полчаса назад. Снято сегодня, в девять утра.
На фотографии могила утопала в цветах, не видно было даже кованой ограды, только памятник. На переднем плане — несколько роскошных венков из белых и красных роз; а на самом большом, в центре, из одних белых роз, на широкой муаровой ленте значилось: «От управления местной промышленности». На другом можно было прочитать только краткое «От друзей».
Амирхан Даутович смотрел на фотографию и чувствовал, как слезы невольно подступают к глазам.
— Спасибо, — сказал он. — Я очень тронут вашим вниманием, мне даже неловко, что вы проявляете столько заботы обо мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
По мере того, как прокурор готовил все новые документы, получавшие одобрение Шубарина, Амирхан Даутович вдруг почувствовал, что ревностное отношение к нему Файзиева неожиданно сменилось интересом, который тот, как ни странно, не афишировал при Артуре Александровиче.
Эту внезапную перемену к себе Амирхан Даутович анализировал долго, две недели, и кажется, понял, что клан Файзиевых не прочь при случае скинуть Артура Александровича — слишком уж тот властен, не подпускает ко всем финансовым секретам своего зама. Наверное, клан считал, что машина, запущенная Шубариным, теперь уже будет функционировать и без него. И, по их подсчётам, прокурор, наверное, подходил на место Шубарина, тем более что Икрам Махмудович не мог не оценить значимости тех документов, что еженедельно выдавал Азларханов.
Открытие это, однако, не обрадовало прокурора — меньше всего ему хотелось оказаться между жерновами; теперь его волновала только своя игра, и карты день ото дня шли к нему козырные: он уже составил наполовину список людей в области и в республике на самых высоких постах, что состояли на содержании у Артура Александровича, и доказать ему это не составляло труда. Сложнее было выйти на людей из Москвы, но и тут следовало ждать и работать. Но и не учитывать новый расклад, принимать безоговорочно сторону Шубарина, как решил он прежде, значило обрекать себя на дополнительный риск: из опыта противоборства с Бекходжаевыми он догадывался и о возможностях клана Файзиевых. Оставалось одно: осторожничать, потихоньку блефовать и, собрав достаточную информацию, при первой же возможности исчезнуть.
Ремонт в квартире заканчивался, наводили последний глянец, оставалось лишь отлакировать новые паркетные полы — и можно было переезжать; у него уже не раз спрашивали, когда же новоселье? Амирхан Даутович прекрасно понимал, что вряд ли ему удастся прожить в этой квартире хотя бы несколько месяцев, но начатую игру следовало продолжать, показывать, что вьёт гнездо всерьёз и надолго.
Пачка денег, что вручил ему Шубарин за посредничество в сделке с Хаитовым, так и продолжала лежать в ящике стола — он даже не удосужился переложить её в сейф. Странное чувство у него было: он даже не ощущал эти деньги деньгами, они не вызывали никаких желаний. То же самое с квартирой, за ходом ремонта которой он якобы ревностно следил… И деньги, и квартира, так неожиданно свалившиеся на него, казались ненастоящими, обманом, миражем… Только своё положение в «системе» Шубарина он принимал всерьёз.
Деньги в столе и навели на мысль хотя бы на полмесяца нейтрализовать Коста, внушить ему, что он пустил корни в «Лас-Вегасе» глубоко.
— Коста, я хотел бы обратиться к вам с личной просьбой. Во-первых, потому, что доверяю вашему вкусу, о котором все вокруг говорят, а во-вторых, у меня совершенно нет времени. Документы, которые я готовлю, во сто крат важнее моих личных дел. И мне хотелось бы скорее оправдать ту заботу и внимание, что проявляют ко мне мои и ваши благодетели. Я уже не говорю о том, что, ожидая результата, меня щедро авансировали, а я человек старой школы, не могу жить в кредит, оттого и корплю над бумагами день и ночь. А просьба моя такая… Через неделю-две закончится ремонт моей квартиры на улице Красина, где вам тоже, кажется, сняли комнату; необходимо обставить квартиру мебелью. Вот вам деньги. Здесь есть хороший магазин, с выбором импортных гарнитуров. Пожалуйста, вымеряйте квартиру и подберите мебель на ваш вкус в спальню, зал и на кухню. Заодно присмотрите что-нибудь из посуды.
— И Амирхан Даутович протянул Коста пачку денег.
Коста машинально надломил пачку, проверяя, не подложили ли ему «куклу», затем, вспомнив, с кем имеет дело, рассмеялся…
Засмеялся и Амирхан Даутович — оба поняли жест Коста однозначно. Предложение оказалось для Коста столь неожиданным, что он, кажется, растерялся, хотя и пытался скрыть это.
В первое Мгновение Джиоев, похоже, подумал, что прокурор даёт ему возможность отбыть с этими деньгами и не мешать ему в чем-то, но тут же отбросил эту мысль, потому что понимал: Азларханов знает, что для него, Коста, одна банковская упаковка денег, даже сторублевок, ничего не значит, и прокурор не станет так очевидно рисковать.
После ухода своего опекуна Амирхан Даутович как-то сразу сник, навалилась усталость и, если бы в кабинете стоял диван, он, наверное, прилёг бы — пропала охота к бумагам… Хотя он начал вновь регулярно совершать свои пешие прогулки и питался куда лучше прежнего, чувствовал он себя неважно, сердце то и дело напоминало о себе, спасали сверхдефицитные заморские таблетки, которые добывал ему Шубарин, да обычный нитроглицерин держал в кармане. Прежде чем подготовить решающий шаг, следовало окончательно стать в компании своим, но он не чувствовал пока к себе полного доверия ни со стороны старого бухгалтера Кима, ни его давнего друга Христоса Георгади: они постоянно, очень ловко, чего-то не договаривали ему, а без этого задуманное им дело заходило в тупик — он должен был найти ключи к конструкции айсберга.
Оба старичка, несмотря на преклонный возраст, любили заглянуть в «Лидо», каждый из них ещё не прочь был пропустить рюмку-другую хорошего коньячку, да и на кухне в такие дни, заранее предупреждённые Плейбоем, готовили для них какие-то особые блюда и тонкие закуски. В эти вечера и Амирхан Даутович вынужден был появляться в «Лидо», строить из себя человека, довольного жизнью и своим неожиданным положением. Гуляли широко; к ним за стол, сменяясь, подсаживались разные люди, и прокурору приходилось терпеть фамильярное отношение незнакомых типов и даже молодых приятелей и приятельниц Икрама Махмудовича, лезущих к нему в подпитии чуть не с объятиями. Но более всего его раздражал ресторанный дым — он едва не задыхался в табачных клубах, хотя ради поставленной цели терпел и это.
После ухода Коста Амирхан Даутович вспомнил: опять не предупредил Артура Александровича, что через неделю годовщина смерти Ларисы, пять лет; он собирался поехать на могилу — надо было решить вопрос с машиной и сопровождением. Разговор этот ему не хотелось откладывать, потому что могли возникнуть и какие-нибудь неотложные дела, требующие его присутствия здесь. В последнее время почти ни одно мероприятие не проводилось без согласования или консультации с ним, в отсутствие Шубарина люди часто обращались к нему с неотложными делами, и он никогда не уходил от решения, а по одобрительному отношению Артура Александровича понимал, что пока попадал все время в точку.
Шубарин подписывал бумаги для бухгалтерии, но, увидев Амирхана Даутовича, отложил их в сторону. Чувствовалось, что в последнее время он убедил оппонентов в необходимости участия в «синдикате» опытного юриста, и дела подтверждали его стратегию. Шубарин пошутил однажды наедине с прокурором, что если он и дальше так будет ограждён за счёт умело использованных юридических тонкостей, то вскоре, пожалуй, не ему, а он будет предъявлять счёт властям и требовать для себя вместо статьи помягче особого положения в обществе и признания заслуг.
Амирхан Даутович напомнил шефу о годовщине, сказал и о поездке. Шубарин как-то очень странно выслушал простейшую просьбу, словно Азларханов подслушал его тайную мысль или даже оказался в курсе неких его сиюминутных планов, но, как всегда, очень быстро овладел собой. Прокурор уже знал, что в разговоре с Артуром Александровичем следовало ловить его первоначальную реакцию — через мгновение Шубарин опять становился «нечитаемым».
Шубарин вышел из-за стола, что делал в сильном волнении или когда распекал кого-то, прошёлся по кабинету.
— Ну и задали вы мне задачу, Амирхан Даутович. Я обязан вас предупредить и, если хотите, даже приказать: вам не следует появляться в том городе ещё с полгода, однако сегодня я не могу объяснить вам, почему. Поверьте, это в ваших же интересах. А что касается даты, я не забыл, и на этот счёт дана уже команда. Мы, ваши новые друзья, коллеги по службе, помянем вашу жену вместе с вами. Впрочем, почему вам нежелательно там появляться, я объясню недели через две, а может, даже раньше. Что касается могилы вашей жены, она в порядке. Григоряны, сделавшие такой прекрасный памятник, — дальние родственники нашего Ашота; я был там на прошлой неделе с ним и братьями-скульпторами, за могилой хорошо смотрят, и в печальную годовщину она не останется без цветов — пусть ваша душа будет спокойна.
Вернулся к себе в кабинет Азларханов крайне озадаченный — о работе не могло быть и речи, да и нездоровилось что-то. Что крылось за всем этим? Каким орудием он был в руках у Японца? Что тот ещё затеял и почему нежелательно или даже опасно появляться ему в соседнем областном городе, где он долго пробыл прокурором?
Опять у него вопросов оказалось больше, чем ответов.
Он не сомневался, что Шубарин действительно был на прошлой неделе на могиле его жены и, как человек деятельный, наверняка с кем-то договорился об уходе, оставил деньги. Не сомневался он и в том, что и цветы появятся на могиле в годовщину, как обещано, и самые роскошные, а не жалкие жестяные венки от общественности, что увидел Азларханов, когда появился в первый раз на кладбище. Почему-то казалось Амирхану Даутовичу, что умри он сейчас — неожиданно, скоропостижно, от сердечного приступа, — похоронят его Шубарин с Файзиевым с подобающим вниманием и наверняка положат рядом с женой. Не исключено, что братья Григоряны сделают ещё один, возможно, даже общий для них с Ларисой, памятник, и для этого найдутся и деньги и время, которого так не хватает этим деловым людям. И поминки справят как положено, и добрые слова какие-нибудь скажут, и на могилу хоть однажды, но заглянут. Сами проверят, все ли в порядке с так много знавшим прокурором.
Глава VII.
ИГРА С ВЫБЫВАНИЕМ
1
Неделя прошла нервозная, напряжённая, что сказалось на его самочувствии. Дважды среди ночи пришлось вызывать «Скорую» — вот где по-настоящему Амирхан Даутович оценил опеку Коста. В первый раз, когда почувствовал себя плохо, он потянулся к стене и слабо ударил по ней кулаком
— так у них было условлено, на всякий случай. Коста появился тут же — как сказали врачи, весьма кстати, вызвал «Скорую» и просидел, не отходя от прокурора, до утра, пока не стало лучше. Но к концу недели все как-то образовалось, Амирхан Даутович чувствовал себя прилично и вышел на работу; об одном жалел — что не может поехать на могилу жены. С Шубариным они больше не говорили на эту тему, и прокурор не допытывался, отчего же нельзя туда ехать; понимал — придёт срок, и он узнает.
В пятницу, когда они с Шубариным вдвоём обедали в «Лидо» — это был день смерти Ларисы, Артур Александрович протянул ему через стол цветную фотографию, сделанную «Полароидом».
— Вот привезли полчаса назад. Снято сегодня, в девять утра.
На фотографии могила утопала в цветах, не видно было даже кованой ограды, только памятник. На переднем плане — несколько роскошных венков из белых и красных роз; а на самом большом, в центре, из одних белых роз, на широкой муаровой ленте значилось: «От управления местной промышленности». На другом можно было прочитать только краткое «От друзей».
Амирхан Даутович смотрел на фотографию и чувствовал, как слезы невольно подступают к глазам.
— Спасибо, — сказал он. — Я очень тронут вашим вниманием, мне даже неловко, что вы проявляете столько заботы обо мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48