— невольно вырвалось у прокурора.
— Настоящий мафиози, — согласился Файзиев, — не зря боится его прокурор Хаитов. И знаете, любимый фильм у него «Крёстный отец» — он его каждый месяц смотрит. Мне кажется, он у них, в Италии или Америке, все быстро к рукам прибрал бы, а теперь и вас в это дело впутал… — Плейбой вдруг осёкся, поняв, что сказал лишнее, и громко позвал Адика, попросив чайник чая.
Разговор сразу как-то разладился, и прокурор понял: Икрам Махмудович почувствовал, что упустил шанс перетянуть его в свой лагерь, хотя нынче вроде, как никогда, был близок к этому.
Вот-вот могли вернуться Шубарин с Ашотом, а Амирхан Даутович сегодня уже не желал ни с кем общаться — слишком серьёзный оборот принимали события. Не хотелось ему оставлять Файзиева без надежд: кто знает, к кому придётся вдруг обращаться за помощью, чтобы уцелеть, поэтому он сказал:
— Я признателен вам — вы на многое открыли мне глаза. Но я вынужден все перепроверить и, взвесить своё положение, разумеется, не затрагивая ваших интересов, — вы ведь сами сказали, что Артур Александрович безжалостный человек. Я думаю, мы с вами ещё продолжим сегодняшний разговор и проясним свои отношения на будущее. — И, оставив Икрама Махмудовича переваривать сказанное, прокурор поднялся из-за стола и направился в конец зала, где висел портрет Ларисы. Осторожно сняв застеклённую фотографию, он вышел с нею в узкий коридор, что вёл прямо в гостиницу.
— Пауки! — вырвалось у него вслух, едва он закрыл дверь своего номера.
Он понимал: не обладай Шубарин властью и не имей за плечами опыт поражения от Бекходжаевых, семейство Файзиевых и дня не церемонилось бы с ним, и так же, как Бекходжаевы, попытались бы все прибрать к рукам; но теперь Японец был учен и всегда начеку, оттого и не во всем доверял Икраму Махмудовичу.
А может, убийство Анвара Бекходжаева заодно и предупреждение семейке Файзиевых? Не мог не догадаться столь проницательный человек, как Шубарин, на что нацелилось окружение Плейбоя. Опять возникали вопросы и вопросы, и главный: почему вдруг осёкся Файзиев, сказав: «Вот и вас втянул в дело…»? Что крылось за этим? Во что ещё втягивает его Шубарин?
Азларханов догадывался и о том, в какую зависимость попал к нему теперь сам Файзиев: стоило прокурору только намекнуть Шубарину о разговоре в пустом банкетном зале, и жизнь Икрама Махмудовича оказалась бы под угрозой.
Вдруг его взгляд упал на фотографию, и мысли о главарях тайного синдиката, наёмных убийцах и мерзавцах прокурорах улетучились сами собой — сегодня день Ларисы, и кощунственно думать о другом, даже если это самые неотложные дела. Он снял со стены блеклую репродукцию и повесил на её место фотографию Ларисы, убрав траурную ленту.
«Благословила бы меня Лариса на то, что я задумал, будь жива, зная, какому риску я себя подвергаю?» И, вспомнив давние дни и споры с ней о законе и праве — она точно так же интересовалась его работой, как он её керамикой, ответил себе: да, Лариса понимала, чему посвятил жизнь её муж, и слово «долг» было для неё не пустым звуком, потому что выросла она в среде русской интеллигенции. И опять мысли его закружились вокруг понятий «честь», «достоинство», «долг», и, рассуждая об этом, он неожиданно наткнулся на парадоксальное открытие: хоть он обладал большой властью — и не один год, ему ни разу не пришлось принимать такое ответственное решение или совершать поступок, равный тому, который предстоял ему теперь. И вдруг, только сегодня, сейчас, в годовщину смерти жены, он понял, что внутренне никогда не слагал с себя полномочий прокурора, хотя официально лишился этой должности, — от этой мысли стало как-то спокойнее на душе, исчез страх, сидевший в нем, как гвоздь, весь вечер.
2
Прошло две недели… Амирхан Даутович ни разу не виделся с Шубариным после поминок Ларисы — в ту же ночь Артура Александровича поднял поздний звонок из Москвы, и он срочно улетел в столицу. Две эти недели Азларханов провёл с большой пользой для себя, понимая, что времени у него в обрез: много занимался делами, подготовил несколько документов, которые наверняка обрадуют Шубарина, а главное, он понял из бумаг некоторые принципы непотопляемого айсберга. Хитрый трюк финансовых мошенников преклонного возраста Кима и Георгади и их главаря Японца состоял в том, что они организовали немало предприятий на стыке двух областей или двух районов, с одним и тем же штатом: по одну сторону границы существовало реальное, по другую фиктивное производство, как тот армянский авторемзавод, — это давало им большие возможности манипулировать финансами и сырьём, вроде как обходясь без мёртвых душ и без откровенного подлога.
Нащупал Ликург и несколько банков, откуда слишком щедро снабжали их чековыми книжками на крупные суммы, которые без труда становились наличными деньгами; через эти банки они наверняка получали наличные деньги, «заработанные» и по другим каналам. Прежде чем отдать Коста пачку сторублевок, Амирхан Даутович отметил в записной книжке банковский штамп и, выйдя по документам на этот же банк, утвердился в своей мысли, что именно там приберегали для Шубарина крупные купюры. И пачки денег — сторублевыми купюрами из этого же банка — наверняка хранятся в тайниках у первого секретаря Заркентского обкома партии, главного покровителя и друга Шубарина: вряд ли тот доверял такие суммы сберкассе, — когда-нибудь прокурор собирался выстроить и эту линию.
Вернулся из Москвы Шубарин днём и первым делом заглянул в кабинет Азларханова.
— Рад вас видеть в добром здравии, — едва переступив порог, сказал, радушно улыбаясь, Артур Александрович. — Надеюсь, вы не подумали, что в такой сложный момент я бросил вас? Я наказал Коста до моего приезда особо тщательно присматривать за вами и через день звонил ему, не замечает ли он что-нибудь подозрительное вокруг вас. Слава Богу, никаких происшествий, но теперь я рядом с вами, и душа моя спокойна — я не люблю удаляться от своих дел, даже если имею хороших помощников. Но дела есть дела, и есть люди, которым я не могу отказать в помощи, если они попали в беду, оттого и срочный вызов в Москву: решил и чужие и свои проблемы. Как служебные успехи?
Амирхан Даутович молча пододвинул к нему красную папку с оттиском: «На подпись».
Артур Александрович быстро пробежал глазами все четыре документа и тут же дал им оценку, правда, пытаясь придать сказанному шутливый тон:
— Каждый из этих циркуляров вы могли продавать мне поштучно, и сколько бы я ни заплатил, думаю, что не прогадал бы. — Вспомнив что-то, добавил: — А у меня для вас тоже припасены подарки, — и открыл кейс, вроде того, что Азларханов некогда видел в руках у Коста. — Это швейцарские часы «Роллекс», надеюсь, они вам понравятся — солиднее не бывает, золотые, с платиновым циферблатом и стрелками. Многофункциональная счётная машинка «Кассио» — она необходима вам в работе — и маленький диктофон «Шарп» — можете наговаривать текст для машинистки у себя в кабинете: я вижу, она раздражает вас своей медлительностью.
Амирхан Даутович раскрыл коробку с часами — они и в самом деле оказались великолепными: массивные, с гранёным хрустальным стеклом.
— Ну, теперь мне будет завидовать сам Коста, — пошутил юрисконсульт, но Японец покачал головой:
— Нет, не должен — ему я тоже привёз прекрасные часы в подарок. Коста и для меня и для вас очень нужный человек, он долгое время был у Бекходжаевых доверенным лицом, и мы нанесём им с его помощью ещё один сокрушительный удар.
Узнав о приезде Шубарина, с третьего этажа спустился Икрам Махмудович. Увидев в руках у Амирхана Даутовича коробку с часами, он совсем не солидно, по-мальчишески обиженно спросил:
— А мне?
Артур Александрович в ответ рассмеялся — он, видимо, был в хорошем настроений — и, обняв Файзиева, сказал:
— А тебе подарок посерьёзнее: я решил твой вопрос с белым «мерседесом» — посылай человека, пусть пригоняют. Машина Санобар, которой ты завидуешь, просто колымага по сравнению с этой моделью: обивка из мягкой красной кожи, белые, из ламы, чехлы, кондиционер, бар… двести сорок лошадиных сил!
Файзиев взвизгнул от радости и пустился плясать посреди кабинета, и в этот момент вошли Ким и Георгади, неразлучные, словно сиамские близнецы, старики.
Подарки открыто лежали на столе — Амирхан Даутович не пытался их убрать, и оттого не ясно было, доволен он ими или нет. Стало шумно, и Артур Александрович, незаметно озорно подмигнув Азларханову, увёл незваных гостей в свой кабинет.
Прокурор и после ухода Шубарина долго не убирал со стола дорогие презенты из Москвы: нет, он не любовался ими, хотя они не вызывали в нем и неприязни, он просто был равнодушен к ним — все эти страсти с модными тряпками и престижными вещами прошли как-то мимо него и Ларисы. Он думал о том, сколько есть путей и способов подкупа: деньгами, должностью, женщиной, машиной, модной одеждой, редкой книгой, дачей, антиквариатом, драгоценностями, спортивным снаряжением… Наверное, существует целая наука, которой в совершенстве владел Японец: он-то знал, как к кому подступиться — старому и молодому, мужчине и женщине, богатому и бедному, жадному и моту, трезвеннику и пьянице, лодырю и трудяге…
Да, внимательный человек Артур Александрович.
Амирхан Даутович вспомнил две прошедшие недели. Догляд за ним Коста в это время действительно был особо тщательным, хотя Джиоев ни о какой опасности не говорил, не предупреждал и даже не намекал, видимо, чтобы не беспокоить. Но несколько раз, выходя в гостиничный коридор, он встречал там Коста, неизменно собранного, улыбчивого, учтивого. Значит, существовала какая-то опасность, которой остерегался Шубарин? От кого она должна была исходить? От Бекходжаевых? А может, его изолировали от человека, который хотел передать ему особо важную информацию? Тогда кто же он? Не прокурор ли Адыл Хаитов? С ним ведь они так толком и не объяснились, и на поминках Ларисы им не дали возможности и минуты побыть наедине.
Прокручивая в памяти вечер в банкетном зале, Азларханов почувствовал, что, кажется, Хаитов действительно порывался ему что-то сказать, а может, даже и что-то передать. О чем бы поведал ему старый знакомый, дольше других сопротивлявшийся системе Шубарина? Надо попытаться как-нибудь связаться или встретиться с ним. Может, Хаитов так же, как и он, вступил в контакт с Шубариным с единственной целью — нанести в конце концов ему удар? Этот вариант следовало продумать и проанализировать особо тщательно, потому что Амирхан Даутович чувствовал страх прокурора перед Шубариным. Да, такой союзник, обладающий официальной властью, не помешал бы, но пока приходилось рассчитывать только на свои силы.
В конце рабочего дня Шубарин зашёл к Амирхану Даутовичу ещё раз.
— Поужинаем вместе по случаю моего приезда и обмоем «Роллекс», чтобы носились? — предложил он и, по привычке не дожидаясь ответа, продолжал: — Я привёз кое-что из Москвы: ваше любимое баночное пиво «Дрейер» и к нему краба свежемороженного килограммов на пять. Икрам Махмудович уже отправился в «Лидо» распорядиться насчёт ужина. И старики наши на краба придут… Посидим, я люблю видеть своих людей рядом, и лучше всего за накрытым столом. Это объединяет, даёт чувство семьи. — Внимательнее всмотревшись в осунувшееся лицо Амирхана Даутовича, сказал неожиданно: — Что-то вы неважно выглядите, прокурор, вас гнетёт наш самосуд? Но другого способа мести я, к сожалению, не знаю. У вас, мне кажется, психологический шок — это бывает, бывало и со мной вначале, надо привыкать — большое дело требует крепких нервов.
А впрочем, может, вам стоит развеяться, сменить обстановку на две-три недели, попутно и хорошим врачам показаться? Через неделю Гольдберг, наш заведующий цехом овчинно-шубных изделий, едет в Москву — как обычно, снимать мерку с нужных людей для дублёнок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
— Настоящий мафиози, — согласился Файзиев, — не зря боится его прокурор Хаитов. И знаете, любимый фильм у него «Крёстный отец» — он его каждый месяц смотрит. Мне кажется, он у них, в Италии или Америке, все быстро к рукам прибрал бы, а теперь и вас в это дело впутал… — Плейбой вдруг осёкся, поняв, что сказал лишнее, и громко позвал Адика, попросив чайник чая.
Разговор сразу как-то разладился, и прокурор понял: Икрам Махмудович почувствовал, что упустил шанс перетянуть его в свой лагерь, хотя нынче вроде, как никогда, был близок к этому.
Вот-вот могли вернуться Шубарин с Ашотом, а Амирхан Даутович сегодня уже не желал ни с кем общаться — слишком серьёзный оборот принимали события. Не хотелось ему оставлять Файзиева без надежд: кто знает, к кому придётся вдруг обращаться за помощью, чтобы уцелеть, поэтому он сказал:
— Я признателен вам — вы на многое открыли мне глаза. Но я вынужден все перепроверить и, взвесить своё положение, разумеется, не затрагивая ваших интересов, — вы ведь сами сказали, что Артур Александрович безжалостный человек. Я думаю, мы с вами ещё продолжим сегодняшний разговор и проясним свои отношения на будущее. — И, оставив Икрама Махмудовича переваривать сказанное, прокурор поднялся из-за стола и направился в конец зала, где висел портрет Ларисы. Осторожно сняв застеклённую фотографию, он вышел с нею в узкий коридор, что вёл прямо в гостиницу.
— Пауки! — вырвалось у него вслух, едва он закрыл дверь своего номера.
Он понимал: не обладай Шубарин властью и не имей за плечами опыт поражения от Бекходжаевых, семейство Файзиевых и дня не церемонилось бы с ним, и так же, как Бекходжаевы, попытались бы все прибрать к рукам; но теперь Японец был учен и всегда начеку, оттого и не во всем доверял Икраму Махмудовичу.
А может, убийство Анвара Бекходжаева заодно и предупреждение семейке Файзиевых? Не мог не догадаться столь проницательный человек, как Шубарин, на что нацелилось окружение Плейбоя. Опять возникали вопросы и вопросы, и главный: почему вдруг осёкся Файзиев, сказав: «Вот и вас втянул в дело…»? Что крылось за этим? Во что ещё втягивает его Шубарин?
Азларханов догадывался и о том, в какую зависимость попал к нему теперь сам Файзиев: стоило прокурору только намекнуть Шубарину о разговоре в пустом банкетном зале, и жизнь Икрама Махмудовича оказалась бы под угрозой.
Вдруг его взгляд упал на фотографию, и мысли о главарях тайного синдиката, наёмных убийцах и мерзавцах прокурорах улетучились сами собой — сегодня день Ларисы, и кощунственно думать о другом, даже если это самые неотложные дела. Он снял со стены блеклую репродукцию и повесил на её место фотографию Ларисы, убрав траурную ленту.
«Благословила бы меня Лариса на то, что я задумал, будь жива, зная, какому риску я себя подвергаю?» И, вспомнив давние дни и споры с ней о законе и праве — она точно так же интересовалась его работой, как он её керамикой, ответил себе: да, Лариса понимала, чему посвятил жизнь её муж, и слово «долг» было для неё не пустым звуком, потому что выросла она в среде русской интеллигенции. И опять мысли его закружились вокруг понятий «честь», «достоинство», «долг», и, рассуждая об этом, он неожиданно наткнулся на парадоксальное открытие: хоть он обладал большой властью — и не один год, ему ни разу не пришлось принимать такое ответственное решение или совершать поступок, равный тому, который предстоял ему теперь. И вдруг, только сегодня, сейчас, в годовщину смерти жены, он понял, что внутренне никогда не слагал с себя полномочий прокурора, хотя официально лишился этой должности, — от этой мысли стало как-то спокойнее на душе, исчез страх, сидевший в нем, как гвоздь, весь вечер.
2
Прошло две недели… Амирхан Даутович ни разу не виделся с Шубариным после поминок Ларисы — в ту же ночь Артура Александровича поднял поздний звонок из Москвы, и он срочно улетел в столицу. Две эти недели Азларханов провёл с большой пользой для себя, понимая, что времени у него в обрез: много занимался делами, подготовил несколько документов, которые наверняка обрадуют Шубарина, а главное, он понял из бумаг некоторые принципы непотопляемого айсберга. Хитрый трюк финансовых мошенников преклонного возраста Кима и Георгади и их главаря Японца состоял в том, что они организовали немало предприятий на стыке двух областей или двух районов, с одним и тем же штатом: по одну сторону границы существовало реальное, по другую фиктивное производство, как тот армянский авторемзавод, — это давало им большие возможности манипулировать финансами и сырьём, вроде как обходясь без мёртвых душ и без откровенного подлога.
Нащупал Ликург и несколько банков, откуда слишком щедро снабжали их чековыми книжками на крупные суммы, которые без труда становились наличными деньгами; через эти банки они наверняка получали наличные деньги, «заработанные» и по другим каналам. Прежде чем отдать Коста пачку сторублевок, Амирхан Даутович отметил в записной книжке банковский штамп и, выйдя по документам на этот же банк, утвердился в своей мысли, что именно там приберегали для Шубарина крупные купюры. И пачки денег — сторублевыми купюрами из этого же банка — наверняка хранятся в тайниках у первого секретаря Заркентского обкома партии, главного покровителя и друга Шубарина: вряд ли тот доверял такие суммы сберкассе, — когда-нибудь прокурор собирался выстроить и эту линию.
Вернулся из Москвы Шубарин днём и первым делом заглянул в кабинет Азларханова.
— Рад вас видеть в добром здравии, — едва переступив порог, сказал, радушно улыбаясь, Артур Александрович. — Надеюсь, вы не подумали, что в такой сложный момент я бросил вас? Я наказал Коста до моего приезда особо тщательно присматривать за вами и через день звонил ему, не замечает ли он что-нибудь подозрительное вокруг вас. Слава Богу, никаких происшествий, но теперь я рядом с вами, и душа моя спокойна — я не люблю удаляться от своих дел, даже если имею хороших помощников. Но дела есть дела, и есть люди, которым я не могу отказать в помощи, если они попали в беду, оттого и срочный вызов в Москву: решил и чужие и свои проблемы. Как служебные успехи?
Амирхан Даутович молча пододвинул к нему красную папку с оттиском: «На подпись».
Артур Александрович быстро пробежал глазами все четыре документа и тут же дал им оценку, правда, пытаясь придать сказанному шутливый тон:
— Каждый из этих циркуляров вы могли продавать мне поштучно, и сколько бы я ни заплатил, думаю, что не прогадал бы. — Вспомнив что-то, добавил: — А у меня для вас тоже припасены подарки, — и открыл кейс, вроде того, что Азларханов некогда видел в руках у Коста. — Это швейцарские часы «Роллекс», надеюсь, они вам понравятся — солиднее не бывает, золотые, с платиновым циферблатом и стрелками. Многофункциональная счётная машинка «Кассио» — она необходима вам в работе — и маленький диктофон «Шарп» — можете наговаривать текст для машинистки у себя в кабинете: я вижу, она раздражает вас своей медлительностью.
Амирхан Даутович раскрыл коробку с часами — они и в самом деле оказались великолепными: массивные, с гранёным хрустальным стеклом.
— Ну, теперь мне будет завидовать сам Коста, — пошутил юрисконсульт, но Японец покачал головой:
— Нет, не должен — ему я тоже привёз прекрасные часы в подарок. Коста и для меня и для вас очень нужный человек, он долгое время был у Бекходжаевых доверенным лицом, и мы нанесём им с его помощью ещё один сокрушительный удар.
Узнав о приезде Шубарина, с третьего этажа спустился Икрам Махмудович. Увидев в руках у Амирхана Даутовича коробку с часами, он совсем не солидно, по-мальчишески обиженно спросил:
— А мне?
Артур Александрович в ответ рассмеялся — он, видимо, был в хорошем настроений — и, обняв Файзиева, сказал:
— А тебе подарок посерьёзнее: я решил твой вопрос с белым «мерседесом» — посылай человека, пусть пригоняют. Машина Санобар, которой ты завидуешь, просто колымага по сравнению с этой моделью: обивка из мягкой красной кожи, белые, из ламы, чехлы, кондиционер, бар… двести сорок лошадиных сил!
Файзиев взвизгнул от радости и пустился плясать посреди кабинета, и в этот момент вошли Ким и Георгади, неразлучные, словно сиамские близнецы, старики.
Подарки открыто лежали на столе — Амирхан Даутович не пытался их убрать, и оттого не ясно было, доволен он ими или нет. Стало шумно, и Артур Александрович, незаметно озорно подмигнув Азларханову, увёл незваных гостей в свой кабинет.
Прокурор и после ухода Шубарина долго не убирал со стола дорогие презенты из Москвы: нет, он не любовался ими, хотя они не вызывали в нем и неприязни, он просто был равнодушен к ним — все эти страсти с модными тряпками и престижными вещами прошли как-то мимо него и Ларисы. Он думал о том, сколько есть путей и способов подкупа: деньгами, должностью, женщиной, машиной, модной одеждой, редкой книгой, дачей, антиквариатом, драгоценностями, спортивным снаряжением… Наверное, существует целая наука, которой в совершенстве владел Японец: он-то знал, как к кому подступиться — старому и молодому, мужчине и женщине, богатому и бедному, жадному и моту, трезвеннику и пьянице, лодырю и трудяге…
Да, внимательный человек Артур Александрович.
Амирхан Даутович вспомнил две прошедшие недели. Догляд за ним Коста в это время действительно был особо тщательным, хотя Джиоев ни о какой опасности не говорил, не предупреждал и даже не намекал, видимо, чтобы не беспокоить. Но несколько раз, выходя в гостиничный коридор, он встречал там Коста, неизменно собранного, улыбчивого, учтивого. Значит, существовала какая-то опасность, которой остерегался Шубарин? От кого она должна была исходить? От Бекходжаевых? А может, его изолировали от человека, который хотел передать ему особо важную информацию? Тогда кто же он? Не прокурор ли Адыл Хаитов? С ним ведь они так толком и не объяснились, и на поминках Ларисы им не дали возможности и минуты побыть наедине.
Прокручивая в памяти вечер в банкетном зале, Азларханов почувствовал, что, кажется, Хаитов действительно порывался ему что-то сказать, а может, даже и что-то передать. О чем бы поведал ему старый знакомый, дольше других сопротивлявшийся системе Шубарина? Надо попытаться как-нибудь связаться или встретиться с ним. Может, Хаитов так же, как и он, вступил в контакт с Шубариным с единственной целью — нанести в конце концов ему удар? Этот вариант следовало продумать и проанализировать особо тщательно, потому что Амирхан Даутович чувствовал страх прокурора перед Шубариным. Да, такой союзник, обладающий официальной властью, не помешал бы, но пока приходилось рассчитывать только на свои силы.
В конце рабочего дня Шубарин зашёл к Амирхану Даутовичу ещё раз.
— Поужинаем вместе по случаю моего приезда и обмоем «Роллекс», чтобы носились? — предложил он и, по привычке не дожидаясь ответа, продолжал: — Я привёз кое-что из Москвы: ваше любимое баночное пиво «Дрейер» и к нему краба свежемороженного килограммов на пять. Икрам Махмудович уже отправился в «Лидо» распорядиться насчёт ужина. И старики наши на краба придут… Посидим, я люблю видеть своих людей рядом, и лучше всего за накрытым столом. Это объединяет, даёт чувство семьи. — Внимательнее всмотревшись в осунувшееся лицо Амирхана Даутовича, сказал неожиданно: — Что-то вы неважно выглядите, прокурор, вас гнетёт наш самосуд? Но другого способа мести я, к сожалению, не знаю. У вас, мне кажется, психологический шок — это бывает, бывало и со мной вначале, надо привыкать — большое дело требует крепких нервов.
А впрочем, может, вам стоит развеяться, сменить обстановку на две-три недели, попутно и хорошим врачам показаться? Через неделю Гольдберг, наш заведующий цехом овчинно-шубных изделий, едет в Москву — как обычно, снимать мерку с нужных людей для дублёнок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48