В эту минуту в бар заявилась помощница-европейка.
— Привет, хозяйка! — крикнула она, и Нами-тян ушла с ней на кухню.
Я посмотрел на часы. Без десяти шесть. Пора открывать заведение. Собрав со стойки бумаги, я затолкал их в карман и окликнул Майка.
— Я смотрю, контора у этой «Ёсинага» — в районе Ногидзака. Это сразу напротив Управления обороны, верно? Как думаешь, там еще открыто?
— Да, обычно они до семи… А ты что, идти к ним собрался? Зачем?
— Да так… Раз уж все равно на Роппонги — загляну на всякий случай. На чашечку кофе с президентом Сугино.
— Да вы что, шеф? С температурой тридцать девять?! — вмешалась Охара. — Срочно домой — и спать! Иначе точно в ящик сыграете!
— Боюсь, что поспать мне сегодня уже не дадут… Она взглянула на Майка:
— О чем это он?
— Ну ты же слышала, как папаша сэнсэю звонил? — усмехнулся Майк. — Наживка заброшена. Рыбка плывет на крючок.
Я с интересом посмотрел на него. Проницательный парнишка, что и говорить… Но Охара по-прежнему не понимала. И тогда он объяснил:
— Когда люди, связанные с якудзой, попадают в какой-нибудь крутой переплет, на сцене должен появиться их босс, который решит все проблемы. Такой уж у них сценарий, всегда и везде… Только что по телефону папаша сильно напугал Ёсиюки Ёду. Значит, те, кому велено контролировать ситуацию, уже зашевелились и скоро полезут на свет, как осы из гнезда. Да и те красавчики, что вчера сюда заглядывали, вряд ли смолчали в тряпочку. Наверняка уже рассказали кому положено, чем дело кончилось, пускай и приврали чуток… А разузнать, где наш дядя живет, для ихнего брата — раз плюнуть! Так что спокойного сна ему желать пока бесполезно…
— Так что же, он позвонил, чтобы выманить из логова якудзу?!
Майк кивнул. Побледнев от ярости, Охара стрельнула по мне глазами:
— Что за глупости?! Вот уж не думала, что мой начальник — такой беспросветный идиот!
— Согласен, — поддакнул Майк. — Но в случае с папашей остается только рукой махнуть. Горбатого могила исправит…
— Кстати, — вклинился я. — Если до «Ёсинаги» на такси добираться, дорога сильно забита?
— Забита — не то слово, — ответил он. — Парализована. На такси — полчаса, не меньше. А пешком минут за пятнадцать дойдешь.
— Ладно, тогда прогуляюсь… — Я повернулся к Охаре. — Тебя, кстати, все это уже не касается.
— Как это не касается? Я же выполняю приказ!
— Какой еще приказ?
— Начальник отдела Санада велел мне принимать у вас дела. А вы хотите, чтобы я не знала, что происходит? Как же я буду разгребать завалы после задания, которое вам поручал сам президент?!
— Ладно, — вздохнул я обреченно. — Сделаем так. Раз уж ты принимаешь дела — завтра утром я тебе предоставлю подробный отчет. А сейчас ты пойдешь домой. На сегодняшний день пока еще я твой начальник. Так что слушай мою команду.
— Я поняла. Но до этой «Ёсинаги» я все-таки вас провожу. Заодно загляну в один бутик на Ногидзаке, давно собиралась…
— Это уже твои проблемы. Делай как хочешь. Я поднялся.
— Пиво было за счет заведения, — объявил Майк.
— Слабое место всех теоретиков, — покачал я головой и заплатил по счету.
Он вздохнул, но покорно взял деньги.
Я повернулся к выходу, но он окликнул меня:
— Поосторожней на улице. Сразу вряд ли что-нибудь случится, но как стемнеет — будь начеку. И не рискуй почем зря.
Я обернулся:
— Большего риска, чем на мотоцикле твоей сестренки, все равно не придумаешь!
— Это уж точно, — кивнул он, пряча улыбку. Когда я открывал дверь, нам в спину пропели гитары. Джим Кроче затянул свою нетленную «Time in a Bottle».
Вопреки ожиданию на улице было свежо. Полуденная жара растворилась бесследно.
— Просто волшебная парочка, — пробормотала Охара словно самой себе. — Редко бывает, чтобы брат с сестрой так дружили.
— Да уж, — согласился я. — Столько лет выживают спина к спине… Понятно, отчего насчет учебы в Штатах так колеблется.
Мы вышли на улицу Гайэн-Хигаси. Майк не ошибся: машины забили всю проезжую часть и застыли, как на фотографии. Солнце уже почти село. Вокруг, докуда хватало глаз, мелькала неоновая реклама, и лишь жидкая тьма в промежутках еще отливала красными сполохами в последних лучах заката. Я всмотрелся в эту багряную тьму и невольно вспомнил другой закат — на стене дома Исидзаки, когда началась заупокойная служба. Что ни говори, а сегодняшний закат был куда тяжелее и угрюмее. Ближе к горизонту небо стало совсем кровавым, и неоновые иероглифы мерцали в нем, точно тлеющие угли.
Я стоял посреди улицы, забитой машинами и людьми. Молодые энергичные люди проносились мимо, задевая меня плечами и наступая на ноги. В голове все крутился рассказ Нами-тян. «Обычная серая жизнь…» Много лет я потратил на то, чтобы жить такой жизнью. И даже какое-то время считал, что добился цели. Но может быть, сама эта цель — иллюзия? Может, все дело в интонации, с которой она говорила? Ведь какая бы яркая ни выпала человеку судьба, — что толку, если он сам перекрашивает ее в серый цвет?
Я стоял посреди улицы и смотрел на полоску заката. Наконец удивленный голос Охары вызвал меня из забытья.
— Эй, шеф! Что вы там разглядываете?
— Закат. Уже почти кончился.
— Любите закаты?
— Терпеть не могу.
— Почему?
— Сразу прошлое вспоминается.
— Вот как? Что же именно?
Ничего не ответив, я двинулся в сторону Ногидзаки. Охара молча последовала за мной.
Ближе к перекрестку Роппонги толпа начала прибывать волна за волной, и вскоре уже невозможно было перейти через дорогу, не петляя среди пешеходов. Странный район, бурлящий в самом сердце гигантского города исключительно для того, чтобы попавший сюда мог оборвать все связи с нудной тяжелой работой и обязанностями серой обычной жизни. Моих сверстников — по пальцам пересчитать. Толпа, которая не идет никуда конкретно, кружится на месте и наслаждается сама собой. Уж не знаю, с какими целями прибыли сюда эти люди, но ни одного скучающего лица не заметно. Я глазел по сторонам, и ни о каких закатах больше мыслей не возникало.
— А знаешь, Охара, — сказал я ей на очередном перекрестке. — Нам ведь с тобой общаться уже недолго осталось, правда?
— Да уж…
Мы переправились через дорогу, и среди галдящей толпы я продолжил:
— Так и быть, я отвечу на вопросы домашнего задания. Почему-то вдруг захотелось. Ты ведь просила рассказать тебе сказки о моем прошлом?
— Но тогда пойдемте туда, где потише…
— Да нет, не стоит! Всего-то разговора на пять минут. О том, как я убил своего отца.
Она онемела.
С чего бы начать?.. С чего угодно, ошарашенно выдавила она. И я начал с чего угодно.
Мой отец был третьим по счету главарем банды Сиода.
Я знаю это имя, сказала она. Уже более спокойным голосом. И добавила, что услышала его в разговоре Санады и Одзаки во время заупокойной службы. Ну и хорошо, кивнул я. Мне же меньше рассказывать.
В эту минуту мы уже подошли к Управлению национальной обороны. Я хотел продолжить, но не был уверен, получится ли у меня так же коротко и складно, как это вышло у Нами-тян.
Я остановился. Озноб и усталость давали о себе знать. Мы подошли к палисаднику у стены здания, и я присел на каменный бордюр. Не боясь испачкать одежду, Охара пристроилась рядом, не глядя на меня. Ее рассеянный взгляд устремился куда-то через дорогу, в тесный квартальчик вечерних пивнушек и забегаловок. С минуту я разглядывал вместе с нею фигурки завсегдатаев, а затем продолжил рассказ. Так, будто разговаривал сам с собой.
Я не знаю, как зовут мою мать. Видимо, уже к старости отец переспал с какой-то случайной женщиной, в результате чего я и появился на свет. Других детей у него, по-моему, не было. Как получилось, что я стал жить у него? Этого я тоже не знаю. Ни разу об этом не слышал. Когда я начал соображать, что происходит вокруг, я уже воспитывался в отцовском доме и не задумывался, что все могло быть и как-нибудь по-другому.
В общем, не знаю, как насчет матери, но отец мой был жестоким и деспотичным. Звали его Хидэюки Хориэ. Наверное, последний японский бандит, от которого еще пахло средневековым якудзой. Банда Сиода сформировалась сразу после войны из воротил — спекулянтов черного рынка. И ко времени, когда мой папаша ее возглавил, держала в кулаке весь район Канто. Несмотря на свое плебейское происхождение, это была на редкость сильная организация с традиционным уставом и старыми, классическими «понятиями». От кого-то я слышал, что характер отца с самого детства затачивали для единственной цели — передачи огромной власти в надежные руки. Сам он считал себя «прирожденным игроком», и ничем, кроме этого. Бандитскую братву держал в черном теле, а собственного сына в постоянном страхе. Сколько раз он меня колотил — сосчитать невозможно. Никаких «сыновних чувств» к такому родителю у меня, понятно, и быть не могло. Однажды он ударил меня лишь за то, что я выбросил карандаш — достаточно длинный, чтобы им еще можно было писать. «Знай цену вещам», — только и сказал он.
Возможно, тогда-то в моей голове и зародился неосознанный план: послать папашу с его «воспитанием» ко всем чертям. Уже в первом классе школы меня отдали в секцию кэндо, которую вел папашин знакомый. Это было единственное увлечение, привитое мне отцом. Которое, впрочем, уже очень скоро переросло в нечто большее. Я стал мотаться на тренировки как по утрам, так и после уроков, не страшась никаких перегрузок. Довольно скоро наставник подошел ко мне прямо в зале. «Молодец! И реакция, и мышцы что надо», — сказал он, похлопав меня по плечу, и это вдохновило меня еще больше. Шутка ли — впервые в жизни меня за что-то хвалили! «Только смотри носа не задирай», — добавил наставник.
С одной стороны, он был прав: причин задрать нос у меня хватало. Уже в пятом классе я занимался в группе для старшеклассников. А в схватках со вторым даном — парнем, который участвовал во Всеяпонском чемпионате среди юниоров, — я выигрывал два поединка из пяти. Но как бы упорно я ни тренировался, наставник не вызывал меня на аттестацию. «Даны присваивают с седьмого класса!» — только и повторял он. Я знал, что таковы правила, и честно ждал до седьмого. Но и в седьмом классе ничего не изменилось: я по-прежнему не получал никаких данов и тренировался вхолостую. Пока не догадался, что такова была воля моего отца.
И тогда я перешел в муниципальный клуб кэндо. Не знаю, практикуется ли это и сегодня, но в те времена раз в неделю, в вечернее время, зал открывали для всех желающих. И разрешали схватки со взрослыми. А наставник этого клуба, в числе прочего, тренировал полицейских. Я на всю жизнь запомнил, с каким сожалением он однажды вздохнул: «Эх! Не будь твоим отцом Хидэюки Хориэ — из тебя мог бы выйти очень крутой полицейский…»
Отцова «братва» — молодые гангстеры, постоянно торчавшие в доме, — звали меня «малой». И хотя папаша грозился, что скоро мне придется выполнять те же домашние поручения, что и им, — я был еще слишком мал, и бандюги обращались со мной как с ребёнком. Одного из них, помню, звали Дайго Сакадзаки. Каждый раз, когда я убегал из дома на тренировки, закинув за спину сумку с доспехами и деревянный меч, он провожал меня глазами и загадочно улыбался.
Однажды, классе в восьмом, я не выдержал.
— Что-то не так? — спросил я его.
— Пора бы уже и на мне свою деревяшку опробовать, — все так же улыбаясь, ответил он. — Да, наверно, отец не позволит…
Я удивился. Вот уж не думал, что этот Сакадзаки соображает в кэндо! В тот же вечер, улучив минутку, я попытался уговорить отца. Против обыкновения папаша расхохотался.
— Ну что ж! — проревел он. — Наверно, тебе и правда пора… Давай поточи об него коготки!
Наш поединок состоялся наутро во дворе дома. Ну-ка, посмотрим, на что ты способен, усмехался я в душе. Сейчас ты у меня получишь… Не самые скромные мысли, что говорить.
Не успели мы выставить перед собою мечи, как меня парализовало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Привет, хозяйка! — крикнула она, и Нами-тян ушла с ней на кухню.
Я посмотрел на часы. Без десяти шесть. Пора открывать заведение. Собрав со стойки бумаги, я затолкал их в карман и окликнул Майка.
— Я смотрю, контора у этой «Ёсинага» — в районе Ногидзака. Это сразу напротив Управления обороны, верно? Как думаешь, там еще открыто?
— Да, обычно они до семи… А ты что, идти к ним собрался? Зачем?
— Да так… Раз уж все равно на Роппонги — загляну на всякий случай. На чашечку кофе с президентом Сугино.
— Да вы что, шеф? С температурой тридцать девять?! — вмешалась Охара. — Срочно домой — и спать! Иначе точно в ящик сыграете!
— Боюсь, что поспать мне сегодня уже не дадут… Она взглянула на Майка:
— О чем это он?
— Ну ты же слышала, как папаша сэнсэю звонил? — усмехнулся Майк. — Наживка заброшена. Рыбка плывет на крючок.
Я с интересом посмотрел на него. Проницательный парнишка, что и говорить… Но Охара по-прежнему не понимала. И тогда он объяснил:
— Когда люди, связанные с якудзой, попадают в какой-нибудь крутой переплет, на сцене должен появиться их босс, который решит все проблемы. Такой уж у них сценарий, всегда и везде… Только что по телефону папаша сильно напугал Ёсиюки Ёду. Значит, те, кому велено контролировать ситуацию, уже зашевелились и скоро полезут на свет, как осы из гнезда. Да и те красавчики, что вчера сюда заглядывали, вряд ли смолчали в тряпочку. Наверняка уже рассказали кому положено, чем дело кончилось, пускай и приврали чуток… А разузнать, где наш дядя живет, для ихнего брата — раз плюнуть! Так что спокойного сна ему желать пока бесполезно…
— Так что же, он позвонил, чтобы выманить из логова якудзу?!
Майк кивнул. Побледнев от ярости, Охара стрельнула по мне глазами:
— Что за глупости?! Вот уж не думала, что мой начальник — такой беспросветный идиот!
— Согласен, — поддакнул Майк. — Но в случае с папашей остается только рукой махнуть. Горбатого могила исправит…
— Кстати, — вклинился я. — Если до «Ёсинаги» на такси добираться, дорога сильно забита?
— Забита — не то слово, — ответил он. — Парализована. На такси — полчаса, не меньше. А пешком минут за пятнадцать дойдешь.
— Ладно, тогда прогуляюсь… — Я повернулся к Охаре. — Тебя, кстати, все это уже не касается.
— Как это не касается? Я же выполняю приказ!
— Какой еще приказ?
— Начальник отдела Санада велел мне принимать у вас дела. А вы хотите, чтобы я не знала, что происходит? Как же я буду разгребать завалы после задания, которое вам поручал сам президент?!
— Ладно, — вздохнул я обреченно. — Сделаем так. Раз уж ты принимаешь дела — завтра утром я тебе предоставлю подробный отчет. А сейчас ты пойдешь домой. На сегодняшний день пока еще я твой начальник. Так что слушай мою команду.
— Я поняла. Но до этой «Ёсинаги» я все-таки вас провожу. Заодно загляну в один бутик на Ногидзаке, давно собиралась…
— Это уже твои проблемы. Делай как хочешь. Я поднялся.
— Пиво было за счет заведения, — объявил Майк.
— Слабое место всех теоретиков, — покачал я головой и заплатил по счету.
Он вздохнул, но покорно взял деньги.
Я повернулся к выходу, но он окликнул меня:
— Поосторожней на улице. Сразу вряд ли что-нибудь случится, но как стемнеет — будь начеку. И не рискуй почем зря.
Я обернулся:
— Большего риска, чем на мотоцикле твоей сестренки, все равно не придумаешь!
— Это уж точно, — кивнул он, пряча улыбку. Когда я открывал дверь, нам в спину пропели гитары. Джим Кроче затянул свою нетленную «Time in a Bottle».
Вопреки ожиданию на улице было свежо. Полуденная жара растворилась бесследно.
— Просто волшебная парочка, — пробормотала Охара словно самой себе. — Редко бывает, чтобы брат с сестрой так дружили.
— Да уж, — согласился я. — Столько лет выживают спина к спине… Понятно, отчего насчет учебы в Штатах так колеблется.
Мы вышли на улицу Гайэн-Хигаси. Майк не ошибся: машины забили всю проезжую часть и застыли, как на фотографии. Солнце уже почти село. Вокруг, докуда хватало глаз, мелькала неоновая реклама, и лишь жидкая тьма в промежутках еще отливала красными сполохами в последних лучах заката. Я всмотрелся в эту багряную тьму и невольно вспомнил другой закат — на стене дома Исидзаки, когда началась заупокойная служба. Что ни говори, а сегодняшний закат был куда тяжелее и угрюмее. Ближе к горизонту небо стало совсем кровавым, и неоновые иероглифы мерцали в нем, точно тлеющие угли.
Я стоял посреди улицы, забитой машинами и людьми. Молодые энергичные люди проносились мимо, задевая меня плечами и наступая на ноги. В голове все крутился рассказ Нами-тян. «Обычная серая жизнь…» Много лет я потратил на то, чтобы жить такой жизнью. И даже какое-то время считал, что добился цели. Но может быть, сама эта цель — иллюзия? Может, все дело в интонации, с которой она говорила? Ведь какая бы яркая ни выпала человеку судьба, — что толку, если он сам перекрашивает ее в серый цвет?
Я стоял посреди улицы и смотрел на полоску заката. Наконец удивленный голос Охары вызвал меня из забытья.
— Эй, шеф! Что вы там разглядываете?
— Закат. Уже почти кончился.
— Любите закаты?
— Терпеть не могу.
— Почему?
— Сразу прошлое вспоминается.
— Вот как? Что же именно?
Ничего не ответив, я двинулся в сторону Ногидзаки. Охара молча последовала за мной.
Ближе к перекрестку Роппонги толпа начала прибывать волна за волной, и вскоре уже невозможно было перейти через дорогу, не петляя среди пешеходов. Странный район, бурлящий в самом сердце гигантского города исключительно для того, чтобы попавший сюда мог оборвать все связи с нудной тяжелой работой и обязанностями серой обычной жизни. Моих сверстников — по пальцам пересчитать. Толпа, которая не идет никуда конкретно, кружится на месте и наслаждается сама собой. Уж не знаю, с какими целями прибыли сюда эти люди, но ни одного скучающего лица не заметно. Я глазел по сторонам, и ни о каких закатах больше мыслей не возникало.
— А знаешь, Охара, — сказал я ей на очередном перекрестке. — Нам ведь с тобой общаться уже недолго осталось, правда?
— Да уж…
Мы переправились через дорогу, и среди галдящей толпы я продолжил:
— Так и быть, я отвечу на вопросы домашнего задания. Почему-то вдруг захотелось. Ты ведь просила рассказать тебе сказки о моем прошлом?
— Но тогда пойдемте туда, где потише…
— Да нет, не стоит! Всего-то разговора на пять минут. О том, как я убил своего отца.
Она онемела.
С чего бы начать?.. С чего угодно, ошарашенно выдавила она. И я начал с чего угодно.
Мой отец был третьим по счету главарем банды Сиода.
Я знаю это имя, сказала она. Уже более спокойным голосом. И добавила, что услышала его в разговоре Санады и Одзаки во время заупокойной службы. Ну и хорошо, кивнул я. Мне же меньше рассказывать.
В эту минуту мы уже подошли к Управлению национальной обороны. Я хотел продолжить, но не был уверен, получится ли у меня так же коротко и складно, как это вышло у Нами-тян.
Я остановился. Озноб и усталость давали о себе знать. Мы подошли к палисаднику у стены здания, и я присел на каменный бордюр. Не боясь испачкать одежду, Охара пристроилась рядом, не глядя на меня. Ее рассеянный взгляд устремился куда-то через дорогу, в тесный квартальчик вечерних пивнушек и забегаловок. С минуту я разглядывал вместе с нею фигурки завсегдатаев, а затем продолжил рассказ. Так, будто разговаривал сам с собой.
Я не знаю, как зовут мою мать. Видимо, уже к старости отец переспал с какой-то случайной женщиной, в результате чего я и появился на свет. Других детей у него, по-моему, не было. Как получилось, что я стал жить у него? Этого я тоже не знаю. Ни разу об этом не слышал. Когда я начал соображать, что происходит вокруг, я уже воспитывался в отцовском доме и не задумывался, что все могло быть и как-нибудь по-другому.
В общем, не знаю, как насчет матери, но отец мой был жестоким и деспотичным. Звали его Хидэюки Хориэ. Наверное, последний японский бандит, от которого еще пахло средневековым якудзой. Банда Сиода сформировалась сразу после войны из воротил — спекулянтов черного рынка. И ко времени, когда мой папаша ее возглавил, держала в кулаке весь район Канто. Несмотря на свое плебейское происхождение, это была на редкость сильная организация с традиционным уставом и старыми, классическими «понятиями». От кого-то я слышал, что характер отца с самого детства затачивали для единственной цели — передачи огромной власти в надежные руки. Сам он считал себя «прирожденным игроком», и ничем, кроме этого. Бандитскую братву держал в черном теле, а собственного сына в постоянном страхе. Сколько раз он меня колотил — сосчитать невозможно. Никаких «сыновних чувств» к такому родителю у меня, понятно, и быть не могло. Однажды он ударил меня лишь за то, что я выбросил карандаш — достаточно длинный, чтобы им еще можно было писать. «Знай цену вещам», — только и сказал он.
Возможно, тогда-то в моей голове и зародился неосознанный план: послать папашу с его «воспитанием» ко всем чертям. Уже в первом классе школы меня отдали в секцию кэндо, которую вел папашин знакомый. Это было единственное увлечение, привитое мне отцом. Которое, впрочем, уже очень скоро переросло в нечто большее. Я стал мотаться на тренировки как по утрам, так и после уроков, не страшась никаких перегрузок. Довольно скоро наставник подошел ко мне прямо в зале. «Молодец! И реакция, и мышцы что надо», — сказал он, похлопав меня по плечу, и это вдохновило меня еще больше. Шутка ли — впервые в жизни меня за что-то хвалили! «Только смотри носа не задирай», — добавил наставник.
С одной стороны, он был прав: причин задрать нос у меня хватало. Уже в пятом классе я занимался в группе для старшеклассников. А в схватках со вторым даном — парнем, который участвовал во Всеяпонском чемпионате среди юниоров, — я выигрывал два поединка из пяти. Но как бы упорно я ни тренировался, наставник не вызывал меня на аттестацию. «Даны присваивают с седьмого класса!» — только и повторял он. Я знал, что таковы правила, и честно ждал до седьмого. Но и в седьмом классе ничего не изменилось: я по-прежнему не получал никаких данов и тренировался вхолостую. Пока не догадался, что такова была воля моего отца.
И тогда я перешел в муниципальный клуб кэндо. Не знаю, практикуется ли это и сегодня, но в те времена раз в неделю, в вечернее время, зал открывали для всех желающих. И разрешали схватки со взрослыми. А наставник этого клуба, в числе прочего, тренировал полицейских. Я на всю жизнь запомнил, с каким сожалением он однажды вздохнул: «Эх! Не будь твоим отцом Хидэюки Хориэ — из тебя мог бы выйти очень крутой полицейский…»
Отцова «братва» — молодые гангстеры, постоянно торчавшие в доме, — звали меня «малой». И хотя папаша грозился, что скоро мне придется выполнять те же домашние поручения, что и им, — я был еще слишком мал, и бандюги обращались со мной как с ребёнком. Одного из них, помню, звали Дайго Сакадзаки. Каждый раз, когда я убегал из дома на тренировки, закинув за спину сумку с доспехами и деревянный меч, он провожал меня глазами и загадочно улыбался.
Однажды, классе в восьмом, я не выдержал.
— Что-то не так? — спросил я его.
— Пора бы уже и на мне свою деревяшку опробовать, — все так же улыбаясь, ответил он. — Да, наверно, отец не позволит…
Я удивился. Вот уж не думал, что этот Сакадзаки соображает в кэндо! В тот же вечер, улучив минутку, я попытался уговорить отца. Против обыкновения папаша расхохотался.
— Ну что ж! — проревел он. — Наверно, тебе и правда пора… Давай поточи об него коготки!
Наш поединок состоялся наутро во дворе дома. Ну-ка, посмотрим, на что ты способен, усмехался я в душе. Сейчас ты у меня получишь… Не самые скромные мысли, что говорить.
Не успели мы выставить перед собою мечи, как меня парализовало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45