Именно потому, что ты это сделал, тебе пришлось выкинуть последний козырь. Иначе говоря, ты нарушил главный принцип своей работы: перегнул палку так, что она сломалась.
Он долго молчал, затем уточнил:
— Почему ты так решил?
— Потому что знаю своего президента. Конечно, общался я с ним немного. Но характер понять успел.
— Из этой возни с видеозаписью?
— Хотя бы. Ты грозил, что расскажешь дочке о матери. Но грозил почему-то не самой матери, а президенту Исидзаки. Инвестиции в «Ёсинагу» вы от него уже получили. Не попадись твой Ёда на глаза твоему же Сато — стряпать такую шнягу, как это видео, было бы никому не нужно.
Кацунума глубоко вздохнул:
— Да… Кажется, тут я и правда загнался. Знакомил-то я их без особых планов. Ёсиюки только из Штатов вернулся, ну я и представил его Сато — гляди, мол, какие у нас талантливые экономисты растут. Только этот паскудник сразу на парня глаз положил… Сам-то, болван, даже школу не закончил. Кроме разряда по плаванию, никакой степени в жизни не получал. Вот и комплексует всю жизнь перед учеными. А парнишка эту его слабость мигом просек — да и шасть к нему под крылышко. В общем, отбился от рук козленок, изменил папаше… А про свои амбиции в политике пацан генсеку уже сам рассказал. Так что здесь я лоханулся, ты прав. И про наши с ним отношения тоже все выболтал. Сато мне уже не раз намекал.
— Вот как? Твой дружок тебя уже запугивать начал? Хороши землячки, ничего не скажешь!
— Ничего. Он от меня тоже никуда не денется… В общем, Сато мне задание дал. Придумай, говорит, как устроить парню дебют в большой политике. Вот и все, ничего конкретного. Мог бы меня и не дергать. Со временем и сам бы что-нибудь сочинил. Нет же, приспичило… Я туда-сюда — никаких зацепок. И тут на каком-то банкете у олигархов опять Исидзаки встретил. Рассказал ему проблему — ну, вроде как совета попросил. Он сразу и построился. Сам же мне эту идею с компьютерной графикой и подсунул. Я сперва тоже не верил, что такое возможно, но когда запись посмотрел — загрузился всерьез. Все-таки сильные кадры, никуда не денешься. Сато, конечно, про компьютерный монтаж ничего не знал. Да и откуда? В общем, как ты и сказал, я использовал с Исидзаки последний козырь. Палку пришлось перегнуть, и старик сломался…
Дальнейший его рассказ я мог бы продолжить и сам. Но не захотел. Пока я молчал, Кацунуму снова потянуло на откровенность.
— Но когда он руки на себя наложил, я кое-что понял. После того, как он мне все рассказал перед смертью, я уже и сам пожалел, что так обернулось. Только было поздно… В его самоубийстве, я думаю, две причины. С одной стороны, он хотел защитить компанию, которую создали его предки. Это понятно. Но было еще кое-что. Кое-что поважнее. Он выбрал самоубийство, чтобы Киэ Саэки не узнала правду о своей «сестре». Это я понял без вариантов. Да он и сам в последнем разговоре этого не отрицал…
Да, так оно все и было. Выйди этот проклятый ролик в эфир — бурной реакции публики было бы не избежать. Но тогда пришлось бы рассказать Киэ Саэки страшную правду о том, зачем сделана запись. Значит, она в любом случае узнала бы и еще более страшную правду о своей «сестре» — если не от Исидзаки, так от Кацунумы… Я снова вспомнил слова президента: «Спасибо тебе за все». Он хотел, чтобы на недопустимость компьютерного монтажа указал кто-то еще. Но даже не сделай я этого, он все равно остановил бы выпуск ролика и покончил с собой. Кацунума ошибся: тайна рождения Киэ Саэки — не косвенная причина самоубийства. А самая что ни на есть основная. Исидзаки умер ради этих двух женщин. Он выбрал смерть для того, чтобы их тайна осталась тайной.
Мы молчали. Я больше не различал дороги перед глазами. Просто смотрел в темноту и слушал шорох шин по асфальту. Отчего-то вспомнилась короткая встреча с Исидзаки. Та, когда мы смотрели отснятую мною запись — серый токийский дождь. «До шедевра еще далеко», — пошутил он тогда. Наверное, для старика тот тихий унылый дождь был еще мрачнее, чем для меня эта ночь за окном. Мы сидели и молча смотрели на экран. Таково было наше время вдвоем.
Вот, пожалуй, и закончилась моя работа. Последнее задание в жизни саларимана. Но кроме изматывающей душу пустоты, я не чувствовал ничего.
Постепенно вернулась реальность. Впереди показались огоньки съезда на Иигуру. Следующий съезд будет только на Касумигасэки. Я перехватил поудобнее пистолет.
— О'кей, — сказал я. — Покатались — и хватит. Съезжай с кольца.
Кацунума посмотрел на меня. Без единой эмоции на лице.
— Почему?
— Ты мне честно все рассказал. Дело сделано. До твоего дома отсюда ближе всего.
— Хочешь, чтоб я вернулся домой?
— Ну, я же сказал. Даже если там мусора, вязать им тебя не за что. А скорей всего, уже и нет никого.
— А с пушкой что делать будешь?
Я не ответил. А когда он повернул на съезд, спросил сам:
— Да, и последнее… Где сейчас Дзюнко Кагами?
— Не знаю. Правда не знаю. С месяц назад куда-то пропала. Сато сразу напрягся. Сами ищем, но пока впустую.
— Месяц назад? Тогда же, когда Исидзаки подсунул вам идею о ролике?
— Да.
Съехав с кольца, Кацунума направил машину в сторону Итинохаси. «Кагами-билдинг» остался за нашей спиной. Вдоль тротуаров Гайэн-Хигаси до самого Роппонги растянулась цепочка уснувших такси. В памяти мелькнула улыбка Нами-тян.
Кацунума вел машину, не говоря ни слова.
Я задумался. О том, что Дзюнко исчезла месяц назад, говорила и Киэ Саэки. Месяц, за который и был состряпан этот чертов монтаж. Из соображений секретности сводили, скорее всего, не в Японии. Была бы исходная запись — свести можно где угодно. В тех же Штатах или Корее цифровые технологии сегодня не хуже японских.
На проспекте Мэйдзи, уже недалеко от его дома, я снова посмотрел на пистолет. Взгляд провалился дальше и уперся в мои сношенные туфли.
— Скоро новую работу искать, — сказал я. — Придется купить новые туфли…
— Я смотрю, ты кое-что забыл…— осклабился Ка-цунума. — Тебе уже некогда искать работу, А захочешь смыться — пострадают люди, которые до сих пор тебя окружали. Очень сильно пострадают. Такие у меня методы. Заруби себе на носу.
— Тогда покажи мне свои туфли.
— Это еще зачем?
— Я трудоголик. На все в жизни смотрю с точки зрения грамотного менеджмента. А вот «брендовых» туфель себе еще ни разу не покупал. Когда работал менеджером, любую обувь стаптывал слишком быстро… Черт с ней, с новой работой. Но все равно интересно, какие туфли носит мафиозное начальство.
— Ох и странный ты тип… — озадаченно покачал он головой. Но оторвал левую ногу от пола. Его туфля сверкала как зеркало. Уж не знаю, какой там был бренд, но со мной эта обувь явно ничего общего не имела.
Я приставил пистолет к его туфле и спустил курок.
Салон наполнился диким воплем и запахом пороха. Машина вильнула. Я вцепился в баранку, выправляя курс, и сразу же огляделся. Слава богу, ничьего внимания мы не привлекли. Что же до звука выстрела, то он слишком похож на обычную детонацию в камере сгорания.
— Машину и без левой ноги вести можно, — сказал я. — Чуток помучаешься, но уж до квартиры как-нибудь доковыляешь. А там уже твой блудный любовничек тебя встретит. Всю ночь небось глаз не смыкал…
С полминуты Кацунума хватал ртом воздух, потом наконец пересилил себя и выдавил:
— Зачем стрелял?!
— Придумал, как мне поступить. Прямо сейчас я пойду сдаваться в полицию. Ближайший участок, кажется, на Харадзюку? Ну вот. Покажу им эту пушку — небось сразу мне поверят, как считаешь?
Белки его глаз сверкнули.
— Вон как… Переоценил я тебя!.. Думал, мужик крутой, смерти не боится… Так хоть напоследок расскажу, о чем просит… А ты что же… Опять жить захотел?
— Хочешь моей смерти — жди, когда я из камеры выйду. Тебя им сдавать не буду, это я уже говорил. Ни о шантажах, ни об Исидзаки ни слова им не скажу. Расскажу только о том, что случилось сегодня. Так что ты у нас будешь пострадавшим, а я обвиняемым. Прошлых судимостей у меня нет, сам в полицию сдался. Если повезет, дадут срок условно — да сразу и выпустят. В общем, долго ждать не придется…
— Так какого же черта стрелял?!
Его тело начало сползать вслед за голосом. Я опять схватился за руль.
— Эй! Еще аварии нам с тобой не хватало… А ну-ка, смотри вперед и рули как положено! Стрелял я не за себя, а за того, который сам этого сделать уже не может. Он, конечно, не давал мне таких полномочий. Но иначе я бы не успокоился… Это во-первых.
— А во-вторых?
— А во-вторых — сам подумай, что получается. Тихий салариман подстрелил главаря якудзы из его же пистолета. Человек укусил собаку. Шикарная новость, не находишь? Журналюги просто пальчики оближут! А уж как ее твоя братва оценит — я вообще молчу. Вот тогда и попробуй хоть пальцем тронуть тех, кто вокруг меня. Сразу все поймут, какая ты дешевка: свою злобу ко мне на невиновных срываешь. У вас ведь таких клоунов тоже за «козлов» держат, я правильно понимаю? Так что с твоей ненаглядной «вывески» вся позолота сразу пооблупится…
Не разжимая стиснутых зубов, Кацунума вдруг засмеялся. Сначала тихонько, а потом и во весь голос, превозмогая боль.
— Вот же вертлявая задница! Ловко придумал, хвалю… — На несколько секунд он скривился от боли. — Ладно, будь по-твоему. Но я тебя предупредил. Разболтаешь чего не надо — твоим людям крышка. Я подожду, пока ты выйдешь. Считай, до тех пор ты отсрочку себе заработал. Но только до тех пор. Сделаешь все чисто — другие останутся целы.
— Ну вот и славно.
Не знаю, что чувствует человек, которому прострелили ногу из пистолета. Наверное, что-то вроде зубной боли в ноге. А может, даже чуток полегче. По его лбу потекли струйки пота. Надо отдать ему должное: невзирая на боль, он вел машину довольно прилично. И даже не стал уточнять, что именно я расскажу в полиции. Надо думать, чем-то я его все-таки убедил.
Когда мы подъехали к дому, на часах было три. Вокруг — ни прохожих, ни полиции. Валявшийся на тротуаре верзила исчез. Оклемался — или «скорая» увезла? Как угодно. Я открыл дверь и вылез наружу. Оставив трубу на сиденье, сжал в руке пистолет, открыл дверцу водителя, помог Кацунуме выбраться. И, подставив плечо, потащил его на себе к подъезду. Хриплое дыхание свистело над моим правым ухом, а капли пота с его лба затекали мне чуть не за шиворот.
На полпути к дверям он вдруг дернулся и остановился. Похоже, как-то неудачно вывернул раненую ногу. Я решил дать ему отдышаться и поднял голову. Четыре фигуры, отделившись от стоявших неподалеку машин, неторопливо двигались к нам. Сыщики в штатском, решил было я, но ошибся. Человека в центре я знал. Это был Дайго Сакадзаки.
— Привет, малой, — сказал он негромко. — Прости — Масаюки…
Кацунума ошарашенно уставился на меня. Сакадзаки повернулся к нему:
— С тобой, Кацунума, мы еще поговорим не торопясь. Там, куда тебя сейчас отвезут…
Двое из трех верзил шагнули к нам.
— Стойте! — сказал я. — Кто сказал, что я его вам отдаю?
Сакадзаки удивился:
— Ты о чем?
— С этим человеком я только что заключил сделку. Кто будет выполнять ее условия?
Все застыли. Но уже через несколько секунд послышался ровный голос Кацунумы.
— Ладно! — сказал он с какой-то неприязнью к себе самому. — Я, пожалуй, пойду. Славно мы с тобой покатались…
Восприняв это как сигнал, верзилы молча сняли Кацунуму с моего плеча и потащили к своей машине. Особой нежности в их манерах я не заметил.
— У него нога прострелена! — крикнул я им вдогонку. — Перевяжите его сперва!
— Непременно, — услыхал я в ответ. Затолкав Кацунуму в машину, верзилы тут же уехали. Проводив их глазами, я покачал головой и повернулся к Сакадзаки:
— Кажется, мы договорились больше не встречаться?
— Извини. Обстоятельства заставили… Кстати, прости за наглость, но с таким багажом ходить по улицам запрещено.
Я заметил, что до сих пор сжимаю в руках пистолет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45