Я снова отпил из стакана. Во рту остался горьковатый аромат холодного джина.
В тот вечер я долго ждал, когда Мария вернется со свидания. Ждал напрасно, а когда пришел домой, мама все поняла с одного взгляда, быстро подошла и мягко взяла за руку. «Она не для тебя, Майк. Пойми это». Я молча посмотрел в ее опечаленное лицо. «Сын, я не могу вмешиваться в твои дела и ты сам должен решать, с кем связывать свою жизнь. Но Мария не для тебя. Она не может, не умеет любить, потому что выросла без любви». Я вырвал руку и убежал в свою комнату, но еще долго помнил: «Без любви...»
Прошло много лет. Только теперь до меня дошел смысл маминых слов, и в этом — ключ ко всей жизни Марии: без любви.
Книга I
Мария
1
Она отворила дверь кондитерской лавки и остановилась на пороге, ожидая, пока глаза привыкнут к полумраку.
От солнца, освещавшего сзади фигурку девушки, вспыхнул мерцающий нимб золотисто-рыжих волос. Растянутый в полуулыбке яркий рот показывал ослепительно красивые зубы.
В магазине никого не было. Она подошла к прилавку и нетерпеливо постучала монеткой по прохладной мраморной плите.
Из заднего — жилого помещения послышались торопливые шаркающие шаги.
— Минутку... Минутку. Я иду.
— Не торопитесь, мистер Рэннис. Это Мария. Я не спешу.
На ходу застегивая рубашку, за прилавком появился пожилой мужчина. При виде девушки он заметно оживился:
— А, Мария! Что вам угодно, красавица?
Она беззаботно улыбнулась:
— Я бы хотела пять штук «Твенти Гранд».
Лавочник машинально повернулся к полке, протянул руку за пачкой сигарет, но тут же опустил ее и через плечо вопросительно посмотрел на девушку.
— Не беспокойтесь, мистер Рэннис. Сегодня у меня есть пять центов.
Старик выложил на прилавок пять сигарет, накрыл их ладонью и выжидающе уставился на Марию.
Она нехотя подвинула к нему деньги, и монетка, звякнув, исчезла в кассовом ящике под прилавком. На грязно-сером мраморе ярко белели тонкие палочки сигарет. Девушка медленно взяла одну, потянулась к спичечному коробку, однако лавочник ее опередил и предупредительно чиркнул спичкой. Мария с наслаждением затянулась.
— Хорошо! Я думала, что уроки никогда не кончатся. Ужасно хотелось курить и никто не дал даже затянуться.
Мистер Рэннис широко улыбнулся, показав редкие испорченные зубы.
— Где ты пропадала, Мария? Я не видел тебя целую неделю.
Она вздохнула:
— Денег не было. Я ведь вам порядочно задолжала...
Старик окинул ее многозначительным взглядом, перед которым, по его мнению, не могла устоять ни одна женщина:
— Как тебе не стыдно, Мария? Разве я когда-нибудь напоминал о долге?
Девушка молча затянулась еще раз. Мистер Рэннис протянул руку через прилавок и крепко сжал тонкое запястье:
— Ты же знаешь, как я радуюсь каждому твоему приходу.
Мария мельком глянула на грубые пальцы старика и вызывающе ухмыльнулась:
— Вы радуетесь любой девочке.
Он удрученно покачал головой:
— Да ни одна из них не может сравниться с тобой! Я всегда любил тебя больше других... даже тогда, когда ты была во-от такой малюсенькой.
Девушка состроила недоверчивую гримасу:
— Так я вам и поверила! Как же...
— Честное слово! Сама посуди, разве стал бы я от кого-нибудь другого терпеть долг в три доллара двадцать пять центов?
Все это время Мария внимательно следила за стариком и, заметив, что его глаза подернулись томной пеленой, решительно высвободила руку:
— А вот и неправда! Фрэнси Киган говорила, что вы ей давали без денег.
Мистер Рэннис облизал пересохшие губы:
— Да, давал. Но заставил вернуть все до единого цента. Разве об этом она не сказала? А тебе я никогда не напоминал о деньгах.
Мария не ответила и с преувеличенным интересом оглядела лавку:
— Что-то здесь изменилось...
Лавочник гордо улыбнулся:
— Я перекрасил задние комнаты.
Девушка восхищенно приподняла бровь:
— О!
— Да, в такой приятной светло-зеленый цвет. Получилось очень уютно. Как только накоплю деньжат, покрашу еще и торговый зал.
Она резко рассмеялась:
— Накоплю деньжат? Ха-ха! Неужели вы считаете меня последней дурой, мистер Рэннис? Да всем известно, что у вас их куры не клюют.
Старик обиженно надул губы:
— Ах, детишки-детишки... Все вы почему-то так думаете. На самом деле у меня мелкий, пустячный бизнес. И доходы...
— Да-да, это видно.
Неожиданно девушка вплотную прижалась к стеклянной витрине, словно рассматривая через нее конфеты, и у старика перехватило дыхание.
Отделенный от Марии только прозрачной перегородкой, он разглядывал нежные изгибы ее тела, высокую тугую грудь в тесноватой белой блузке.
— Хочешь шоколадку?
С притворной грустью она опустила глаза:
— У меня больше нет денег.
Лавочник вкрадчиво забормотал:
— При чем здесь деньги? Я и так знаю, что у тебя их нет. Какую ты хочешь?
Мария на секунду подняла смеющиеся глаза.
— Любую. Ну... молочную.
Поедая девушку жадным взглядом, старик принялся копаться в картонках. Руки у него дрожали.
Лившееся с улицы яркое солнце подсвечивало сзади точеную девичью фигурку, пронизывало полупрозрачную ткань юбки и очерчивало под ней линию стройных ног.
Однажды (а это случилось давно) мистер Рэннис заметил, что свет из открытой двери четко обрисовал сквозь одежду силуэт вошедшей женщины. С тех пор он предпочитал обходиться без освещения, поджидая в полутемной лавке очередную покупательницу. Приятные наблюдения приносили к тому же немалую экономию электричества, а оно, как известно, недешево.
Тем временем Мария начала терять терпение. Интересно, сколько времени может на нее пялиться этот старый похотливый козел?
Все окрестные девчонки знали о прозрачном экране мистера Рэнниса, хихикали и злословили над слабостями старика, но терпели липкие взгляды в надежде на бесплатное лакомство.
Несколько минут Мария молча наблюдала за трясущимся лавочником, не испытывая при этом ничего, кроме скуки, потом равнодушно отошла к другой витрине.
Мистер Рэннис поднял красное от напряжения лицо, выложил на прилавок плитку молочного шоколада, но как только девушка потянулась за ней, страстно вцепился в ее руку.
— Мария — ты самая красивая девушка в округе.
Она подавила вздох досады, но вырываться не стала, поскольку шоколадка все еще лежала на прилавке.
— Самая! Поверь, самая красивая.
Мистер Рэннис стиснул ее пальцы, потом разжал нежную девичью ладонь.
— И руки у тебя красивые. Очень красивые руки! Хотя... ты совсем еще ребенок.
Мария едва заметно поморщилась и быстро возразила:
— Я уже не ребенок. Мне вот-вот стукнет шестнадцать.
— Не может быть!
Старик искренне изумился. Как быстро в этих кварталах взрослеют девушки! Не успеешь оглянуться, как малышка выросла и выскочила замуж.
Мария самодовольно подтвердила:
— Точно. Осенью.
— Подозреваю, что все мальчики в школе сходят по тебе с ума.
Она неопределенно пожала плечами и покосилась на шоколадку.
— Наверное, они стараются зажать тебя в самом темном углу. А? Я прав?
Мария сделала недоуменное лицо:
— Что вы имеете в виду, мистер Рэннис?
— Ты прекрасно знаешь, плутовка.
— Нет, мистер Рэннис, не знаю. Если вам не трудно, объясните, пожалуйста.
Мария скромно потупила искрящиеся смехом дерзкие глаза. Старик положил шоколадку к себе в карман и отошел за прилавок подальше от входной двери.
— Иди сюда, Мария. Я объясню.
С привычной полуулыбкой на непроницаемом лице девушка медленно подошла к лавочнику.
— Я слушаю вас, мистер Рэннис.
Дрожащей рукой он неуверенно потянулся к белой блузке. Мария не шелохнулась.
— Неужели они не хотят потрогать тебя?
Теперь старик говорил прерывистым свистящим шепотом.
— Ведь хотят?
Она посмотрела сначала на застывшие в нескольких дюймах от нее старчески веснушчатые пальцы, потом прямо в потное, неподвижное лицо и наивно пропела:
— Где, мистер Рэннис?
Старик провел горячей ладонью по ее упруго подавшейся груди и тут же испуганно замер, но девушка спокойно улыбнулась:
— О! Конечно, мистер Рэннис. Все время хотят. Они словно взбесились из-за меня.
Ответ поразил старого лавочника.
— И ты разрешаешь?
С улыбающегося, нежного, почти детского личика на старика глянули откровенные глаза взрослой женщины.
— Когда как... В зависимости от настроения.
Мария сделала шаг назад и требовательно вытянула руку.
— Мою шоколадку, мистер Рэннис!
Словно завороженный, лавочник немедленно протянул плитку. В его негнувшихся пальцах продолжало жить ощущение мягкой упругости под белой блузкой.
— Мария, может быть, ты посмотришь, как выглядят задние комнаты после ремонта?
Не удостоив лавочника ни ответом, ни взглядом, она развернула шоколад и аккуратно откусила маленький кусочек.
Старик проглотил слюну.
— Если зайдешь туда на пару минут и будешь себя хорошо вести, я забуду про три доллара двадцать пять центов.
Его голос прерывался от возбуждения.
Задумчиво глядя на лавочника, девушка молча откусила еще кусочек, потом без единого слова направилась к выходу.
Мистер Рэннис взмолился:
— Мария! Не уходи. Я дам тебе денег.
Она неторопливо сняла с мраморной плиты оставшиеся сигареты и, словно не слыша старика, подошла к двери.
Он почти плакал:
— Мария! Я отдам тебе все, что захочешь. Останься.
Она обернулась уже с порога:
— Нет, мистер Рэннис. Я не для вас... Пока еще не для вас.
Девушка проговорила это вежливо и серьезно.
Последний раз вспыхнув золотом ее волос, погас свет за захлопнувшейся дверью. Все. В лавке стало темно и тихо. С трудом переставляя от усталости и огорчения ноги, старик скрылся в светло-зеленых комнатах.
2
Безудержное июньское солнце накалило улицы, превратив асфальт в липкое черное тесто. Белесые лучи отражались от бетонных плоскостей и горячими искрами осыпали измученных зноем прохожих.
На минуту Мария задержалась возле лавки, не решаясь выйти на солнцепек. Растягивая удовольствие, она медленно доела последнюю дольку шоколада, вытерла оберткой липкие пальцы и бросила в урну скомканную бумажку.
Город словно вымер. Только стайка потных ребятишек шумела неподалеку от перекрестка, да какая-то женщина вышла из свиной лавки Хокмейера и тяжело потащила в гору хозяйственную сумку. Проехавшее такси оставило на раскисшем асфальте голубоватый след.
Мария засунула сигареты в кошелек, шагнула на раскаленный тротуар и зажмурилась от слепящего солнечного света. Уже через минуту блузка прилипла к взмокшей спине, дышать стало нечем. На какое-то мгновение она даже пожалела, что не осталась в прохладной лавке.
Задыхаясь от зноя, девушка бесцельно побрела вверх по улице. В витрине одного из магазинов были выставлены часы. Они показывали три.
Мария задумалась: куда пойти?
Домой возвращаться не хотелось, но слоняться по солнцепеку мог только последний идиот. Если бы не пустой кошелек, она прекрасно провела бы время в кинотеатре на 86-ой улице. Там есть кондиционер. Заплати десять центов и прохлаждайся хоть целый день!
— Мария! Подожди, Мария!
Так и есть, это — Фрэнси Киган. Подружка.
— Привет, Фрэнси.
Мария остановилась, и запыхавшаяся от быстрой ходьбы Фрэнси догнала ее. Девушки пошли рядом.
Фрэнси было семнадцать лет, но выглядела она значительно старше то ли из-за тяжеловатой фигуры с пышной грудью и толстыми бедрами, то ли из-за сочетания черных волос с сиренево-голубыми глазами.
— Куда идешь, Мария?
— Домой, куда же еще... На улице можно расплавиться от этой проклятой жары.
Фрэнси огорченно протянула:
— Ну вот, а я думала, в кино пойдем...
Мария резко остановилась:
— Есть деньги?
— Нет.
— И у меня нет.
Девушки пошли дальше под возмущенное бормотание Фрэнси:
— Черт побери! Куда ни посмотришь, одни нищие.
Мария снисходительно улыбнулась. Несколько минут они брели молча, потом Фрэнси дернула подругу за руку.
— Послушай, у меня идея!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43